Часть шестая Секс-Док(а)* или Дела давно минувших дней. 6 страница

Дин закрыл глаза, выдохнул с нервной, но всё же улыбкой.

Задрал чёлку пятернёй и опёрся локтем о стол, сминая в пальцах волосы.

– Поэтому ты вместо того, чтобы меня размазать… за всё… рассказал мне о причинах ваших с Яном отношений?
– Ну… Как-то так. И, наверное, пусть мне и хотелось рвать и метать, и всё такое, но я должен был хотя бы попытаться… Не то, чтобы оправдаться, а… мне казалось важным, чтобы ты понял, насколько мне мелкий небезразличен. Даже после всего…
– И я понял это очень хорошо. Не знаю, кем надо быть, чтобы такое не понять!
– Мне тогда хотелось или самому сдохнуть, или убить вас обоих… Даже не знал – чего сильнее… Единственное, что я знал наверняка, так это то, что остался один. И даже то, что Ян мой брат и никуда деться не может, мало успокаивало.
– Взял и ушёл… Да?
– Ушёл… А что мне ещё оставалось? – только теперь Свят посмотрел Ангелу в глаза. – Я оказался третьим лишним. Не нужным ни тебе, ни мелкому…

Дин не выдержал и прикрыл веки, качая головой.

– Твою мать, Свят…
– Да ладно тебе. Прошло… Всё встало на свои места.
– Прошло, я знаю… Просто только теперь понимаю, насколько тебе тогда плохо было… Яна предателем считал, да ещё и в меня… это…
– И в тебя, – кивнул Свят, – «это». А Ян… Он говорил потом как-то, что ты по началу даже отказывался с ним трахаться?
– Не то чтобы прямо отказывался. Так выходило, что он хотел мне показать, что не хуже тебя в койке. А я доказать пытался, что это совершенно не нужно! Понимаешь? Что мне с ним даже без секса классно.

Зверь подскочил к холодильнику, достал бутылку минералки и, сорвав с неё крышку, присосался к горлышку.

В другой ситуации Дин бы не преминул как-то стебануться по поводу бескультурья, но сейчас действие старшего Истомина казалось способом скрыть эмоции.

Ангел молча смотрел, как ходит ходуном кадык на открытой шее, и медленно стекает капелька от уголка губ к скуле.

Вытерев губы, Зверь вернулся на своё место, но сел спиной к стене, вытянув ноги в проход, так и держа в руке почти пустую запотевшую бутылку.

– И он тебе показал, да?
– Пфф! Показал – не то слово, – Дин покачал головой. – Он мне всё мозги нахер свернул… Не думал, что он такой.
– Угу… Невинный мальчик-эмо с откровенно блядскими закидонами? Нехилый такой микс для первого раза, да?

Дин усмехнулся, видя улыбчивый, но всё же обманчиво-спокойный взгляд. Обманчиво, потому что слишком хорошо чувствовал человека, которого любил – спокойствием там и не пахло.

– Он и тебя таким собой влюбил по уши, да, мой хороший?
– Мне казалось, что он опустошает меня, вычёрпывает своими ласками… Но без этого я уже не мог…
– Да, ты говорил… Имею ввиду на диктофон.
– А… Он меня в шок вгонял. То, каким он оказался в постели, даже пугало иногда. Хотя и до сих пор… – Свят запнулся, кашлянул, чем и воспользовался Дин.
– Ты имеешь в виду то, что сегодня увидел?
– Блядь… Вот молчи про сегодня, а?
– Прости, – Ангел улыбался, – прости, молчу!
– Ты это… вопросы у тебя ещё не закончились случайно? – Зверь опёрся затылком о стену, закрыв на секунду глаза, пока молчал Дин.
– Знаешь, – вдруг начал Ангел, игнорируя вопрос, – я вот теперь понять не могу…
– «Теперь»? – не дал договорить Свят. – Это к чему?
– Теперь – когда я знаю о реальном твоём отношении ко мне, – Дин говорил, словно ставя точку после каждого произнесённого слова.
– Окей… Продолжай, – милостиво позволил Свят, снова закрывая глаза.

Дин шумно выдохнул, демонстрируя возмущение.

– Так вот… Ты говорил, что во время ссоры ты не шлялся по парням, так?
– Не шлялся. Не до этого как-то оказалось…

– Я понимаю, да… Но потом, Зверь! Когда я тебя в сортире выловил, и мы целовались, как полоумные, и признался тебе, что мы с Яном оба хотим быть с тобой, какого хера ты попёрся к грёбаному садисту, а?! Ты никого не искал, когда внушал себе, что один остался, а потом, когда я тебе прямым текстом сказал, что ты нам нужен… Какого? А? Что это? Ты мне можешь сейчас сказать, какая дурь у тебя в башке тогда творилась?

Дина потряхивало.
Он переживал во всём этом что-то очень противоречивое, и, в то же время, странное чувство, что начинает рыть там, где когда-то это делать очень доходчиво и ясно Зверь запретил. Поэтому и маячила возможность быть посланным очень далеко. Без объяснения причин.

– Не ори, – Свят оттолкнулся от стены и склонился в сторону всё больше напрягающегося Ангела. – Какая дурь, спрашиваешь? А знаешь, ты прав… Ещё та дурь! Вот только ты, мой мальчик, если «теперь» в курсе того, чего не знал раньше, может, сам свяжешь кое-что?

Дин уже собирался что-то сумничать, но Свят продолжил:
– Вспомни-ка, блонд, в чём ты ЕЩЁ признался тогда… Пошевели извилинами! Ну? Давай-давай! Поднапрягись! Что? Судя по твоей охуевшей роже лица – склерозом не страдаем ещё? Нет?
– Охереть… Я же… Тогда тебе сказал, что люблю Яна…

Дин даже охрип, в общем-то, уже догадываясь, что творилось со Зверем в тот день.
– Ни хера себе… Так получается, что я тогда тебя ещё больше оттолкнул, да? И ты реально не собирался быть с нами? Именно поэтому снова полез на сайты знакомств? Я прав?
– Аллилуйя! Блонд, ну браво, чо!
– Браво?! Чёрт! Но я же видел тебя в тот день после разговора! Ты был спокоен! Мне казалось, что всё налаживается!
– Ну да… Более логично, чтобы я головой о стены бился, да, милый?
– Да какого ты…! Зверь! Вот какого ты ржешь сейчас!? Издеваешься, что ли?
– Эй! Тшшш! – Свят подорвался и, выдернув Дина за руку со стула, плюхнулся на диванчик, заставив усесться к себе на колени лицом к лицу, притянув за шею, едва касаясь губами виска. – Не вопи… Ну, чего ты? Всё так давно происходило, слышишь? Прошло же! Мы вместе…

Дин стискивал плечи Свята до боли в пальцах, слушая его голос, впитывая тепло прикосновения губ, тела, рук.

– Это пиздец какой-то! Я не видел ничего! А ты… У тебя такое дерьмо в мозгах кипело!
– Ну не почувствовал… убиться теперь, что ли? Ты на мелком зациклился тогда. Полностью. Помнишь, ты тогда не знал где он и что? Да и выловил ты тогда меня именно из-за него. Вот… Так что не удивительно.
– Ты сейчас кого успокаиваешь? Меня или себя? – Дин тихонько тёрся носом о стриженый висок Зверя, ощущая постепенно рассасывающееся напряжение.
– Обоих.
– Да… А звонок от тебя тогда, Свят?

Зверь вздохнул, всё так же, не выпуская от себя гибкого, как кошка, чуть пьяного Ангела, взъерошенного и чёртовски приятно возбуждённого эмоционально.

– Я был пьян, зол… И вообще после всего… – Свят помолчал, а Дин не сдержал вырвавшийся скулёж. – Оставалось или удавиться, или позвонить тебе.
– Ты позвонил мне.
– Да, я убеждал себя, что просто поговорим и всё… Понимаешь? Ты единственный, кроме брата, кто знал всё. Кому ещё я мог рассказать, пожаловаться? А? А меня распирало! И, между прочим, не собирался я тебя в койку тащить. Честно. Веришь? Это уже потом, когда ты заявился… Деловой… Фейс кирпичом!
– Чего? – попытался возмутиться Дин.
– Всё того же! Командир из себя весь такой, ога! И давай строить! Да? Не пожалел, сука, а наоборот наорал! Ну и чо? Видимо, меня и переклинило… Думаю – а чем я хуже Яна? Почему я должен от тебя отказываться? А потом вообще мелкий в тачке обнаружился… Знаешь, как меня это взбесило? Зло взяло. И на него, и на тебя… Это стало последней каплей. По любому бы тебя в койку затащил. Не в тот день, так позже. Даже просто из вредности.
– Зверь… Ты невозможный просто… Монстр! – Дин шептал, с трудом контролируя странно, мучительно сладко тянущее счастье внутри себя, до боли стискивающее под рёбрами.
– Кто бы говорил! Сволочь, ты же меня наизнанку вывернул и даже не заметил!
– Ага… Прям вот заметишь по тебе! Как же! По морде твоей похуистической, да?
– Ну, я же не красна девица – таять и млеть.
– Гы… Ты точно не девица. Ты – Зверь! Мой.

Дин касался губами прохладного уха расслабленного, улыбающегося Свята и, горячо шепча, едва двигаясь, ласкался о его тело.

– Слушай… Так получается, что нужно сказать спасибо тому уроду с дубинкой? А? Из-за него же ты мне позвонил. И вообще… так получается, что ли?
– Получается так. Я не раз про это думал.
– Всё равно, скажи… Ты же понимал, что рано или поздно помиришься с мелким? И не сомневался, что он захочет вернуть ваши отношения. Даже, больше, чем было, ДО… Девственником-то он уже перестал быть. Да и ты сам, Зверь… Неужели смог бы отказаться от него? Смог бы «нет» ему сказать?
– Чёрт… Дин! У меня в башке тогда только две мысли и имелись! То, что ты любишь ЕГО, а не меня. И то, что собственный брат положил на меня большой и толстый… Ясно? У него появился ты. И ты его любишь. Я не сомневался, что это так и есть… Вывод, вообще-то, напрашивался только один: НАХЕРА Я ВАМ В ЭТОЙ СИТУАЦИИ НУЖЕН? Всё? Всё!
– А раз он нам не был нужен, то мы ему тем более не нужны… Сука гордая, – неожиданно услышали парни со стороны и повернули головы.

Мозаик, едва улыбаясь, переводя взгляд с одного на другого, покачивая головой, стоял в проёме двери, расставив ноги и сунув большие пальцы в карманы джинсов.

– Я тебя ненавижу, – тоном, совершенно противоречащим смыслу, высказался Зверь.
– Взаимно, родной! Очень взаимно.

Дин, обожающий наблюдать за любого вида общения братьев, молчал, тихонько поглаживая затылок Свята, с нежностью глядя на его близнеца.

– Припёрся чего? Соскучился уже за пять минут?

Дин не видел выражения глаз Свята, зато видел, как на него смотрел Мозаик.

– Ну… типа того… Только вы уже почти полчаса трындите, а не пять минут! Сколько можно разборки наводить на ровном месте? Всё же и так предельно ясно!
– О-па… Видел, Ангел? Ясно ему всё! Может, скажешь, что именно тебе ясно?
– Скажу… Чего не сказать-то? – Ян поменял позу, прислонившись плечом к косяку.
– Ну-ну, слушаем! – Дин слез с колен Зверя, усаживаясь с ним рядом.
– Да, в общем, ничего нового, – покачал головой Мозаик. – Всё старо, как мир: какие бы вы там войны и разборки между собой ни вели раньше или сейчас, сколько бы ни мерялись ширинками – вы всегда были и остаётесь зацикленными друг на друге придурками!

Пауза.

Зверь, пару раз моргнув, медленно повернулся к пялившемуся на Мозаика, подзависшему от такого заявления, Дину и хмыкнул:
– Лицо сделай попроще, да? И вообще… Даже не вздумай сейчас перечить моему брату.

***

Ангел сидел на пассажирском сидении, немного поёживаясь, и сонно моргал, всматриваясь в летящее под колёса серо-чёрное полотно асфальта, освещённое фарами.
Бездумно кивая, теребя в кармане проводок от диктофона Зверя, в пол уха слушал маму, объясняющую, что и где лежит в сумке, которую она собрала для него на неделю.

Всего полчаса назад ему пришлось выползти из тёплой постели близнецов по звонку будильника, уже зная, что за ним вот-вот подъедет кто-то из родителей, чтобы на пять долгих дней увезти в другой город, подальше от близнецов.

Уже в который раз.

Украдкой всунутый в ухо наушник.

Нажатая кнопка «play»…

И голос, к которому не можешь быть равнодушным.

«Этот засранец… Если честно, я думал, он день на пятый взвоет и отменит всё. А сегодня уже десятый... Десятый! И как вам такое?! Он что, решил дождаться, когда я сам всё это закончу? Нифига! И не подумаю! Пусть даже не мечтает, сволочь! Вот же гад, да? И Ян уже переживает, дёргается… Говорит: «Неужели не понимаете, что это может в реальную ссору перерасти?» Хм… А с чего бы это, да? Всё будет как раньше, когда блонд сдуется…»

Пауза.

«Я скучаю… Я так скучаю, мать его! А тут ещё мелкий, зараза, им пахнет, нормально? Блин… Меня от этого просто клинит! Нет, хватит… День потерплю, не больше - и всё… Плевать! Хватит экспериментов. Это уже слишком…»

***

Это и спором-то не было, по большому счёту. Так, просто…

Уже после того, как улеглись страсти с мнимым заражением Яна, одному из них вдруг приспичило задаться вопросом и озвучить его: «а вот интересно, сколько они, Дин и Свят, смогут быть порознь, не общаться, не касаться друг друга? Хотя видеться в школе придётся, конечно».
А другой, полный энтузиазма и дури в голове, хоть и не блондин, вроде, возьми да ляпни: «Ну, а чего думать-то? Давай опытным путём это дело и проверим! Тем более экзамены на носу, будет больше свободного времени для подготовки».
На том и порешили.

С Мозаиком договорились встречаться по желанию, без ограничений, потому что временно сделать его не братом Зверя и ограничить их общение никак не получалось.

Яну оставалось только покрутить у виска пальцем, покачать головой, глядя на любимых людей с явным сочувствием, словно им только что поставили один на двоих неопровержимый диагноз – «неизлечимый идиотизм» – тяжко вздохнув, вынести справедливый вердикт: «Придурки, чо!». И молча (или почти молча), наблюдать за развитием событий в дальнейшем.

А события развивались сначала довольно спокойно, даже для чувствительного Яна, контактирующего с обеими сторонами.

Парни действительно перестали общаться. Не перезванивались. Не переписывались. В школе, если и встречались нечаянно, то тут же расходились в стороны.

Эти дни для многих школьных «наблюдателей-любителей» стали довольно непонятными. Ссорой между объектами наблюдения, вроде, не пахло, потому как странные взгляды, заставляющие что-то внутри сжиматься, и улыбочки между ними проскакивали, но вот почему-то разбегались они друг от друга, как шарики с противоположными зарядами!

Первый-второй день прошли довольно терпимо для обоих.

На третий появилась лёгкая нервозность.

После четвёртого парни, как бы невзначай, стали спрашивать у Мозаика, что другой говорит «по поводу».

– Да всё супер, ты же видишь – он хоть бы что! Кремень! – отвечал он за обоих, стараясь просто разозлить, вывести на эмоции и вернуть их к общению. Реакция оказалась обратной: злость, если и появилась, то заставляла держать себя в руках ещё сильнее.

К концу недели парни уже были на взводе. Раздражение скрыть оказывалось очень непросто. Ян в открытую материл обоих.

– Я в порядке! – заверял один.
– И не подумаю. Мне в кайф, вообще! – умничал второй, бездумно касаясь открытой тату на руке.
– Ослы упрямые! Кретины долбанутые! – Мозаик добавлял к начальному вердикту всё новые и новые, ни капли не сомневаясь в их правильности.

А ещё спустя пару дней экспериментаторов ломало так, что было невозможно сосредоточиться ни на уроках, ни на зубрёжке билетов.

Признаться в этом и сдаться первому, пришлось Дину, понимающему, что ждать подобного от Свята, будет равносильно ожиданию конца света: то ли будет, то ли нет… И, если будет, то когда?

– Всё… Не могу больше. Приезжай, а? – почти проскулил в трубку Дин вечером двенадцатого дня их «необщения», до этого наматывая круги по квартире, еле дождавшись, когда мать уедет к отцу на дачу.

И не стыдился, что не выдержал.

Не было разочарования в своей собственной слабости.
Вот только пришлось крепко-накрепко стиснуть зубы и сглатывать, давя ком в горле, когда безжалостно сильно к себе прижали любимые руки, по которым так скучал, а шершавые губы, касающиеся его уха, хрипло шептали, вызывая бесчисленные толпы мурашек, ринувшихся с затылка вниз по спине:
– Никогда больше… слышишь? Не позволяй нам ставить друг над другом такие эксперименты!

И Ангел знал точно, что Зверю было так же хреново в дни их общего идиотизма, даже не смотря на его бодрячковые «мне в кайф» и нечто подобное, передаваемое Мозаиком.

***

Вспоминая то время, украдкой улыбаясь, но не очень весело, Дин понимал, что теперь Её Величество Жизнь начала ставить над ними свои собственные серьёзные и очень взрослые, плохо предсказуемые опыты.
На прочность, на выдержку, на проверку чувств. Не приходилось сомневаться, что с каждым месяцем они будут ужесточаться и усложняться.
Но Дин очень верил, что эксперимент под названием «Учёба и Взросление» они обязательно выдержат. Основа для этого – настоящее чувство и желание быть вместе – у них есть.

А раз есть это, всё остальное они наверняка будут преодолевать столько раз, сколько потребуется, вскидывая средний палец и с усмешкой глядя в лицо превратностям судьбы, пытающимся их разлучить…