Наша социальная система

В наш язык сегодня прочно вошло слово социальный. Социальная защита, социальные гарантии, социальные программы, социальное положение. Мы смутно ощущаем, что речь идет о чем‑ то общественном (социум — это общество) — в отличие от индивидуального. Но ясного понимания нет, много туману напустили. Социальное иногда представляют как социалистическое, а социализм вообще путают с коммунизмом. Обо всех этих понятиях стоило бы поговорить отдельно, мы сейчас просто обязаны в них разбираться. Но начнем с того, что поговорим о социальном. Какие при нынешней системе у нас перспективы на этом уровне?

Понятно, что речь о положении общественных групп, а не отдельных личностей. Если говорим об учителях, то имеем в виду типичные показатели жизни этой группы. А случаи всякие бывают. Иной скажет: «Ну, что учителя… У меня вот знакомый учитель „мерседес“ купил». Может, купил — клад нашел или наследство получил. Но это с ним произошло как с личностью, а не как с учителем. Это — не социальное явление, переносить частные случаи на целое нельзя.

Говорят, что мы живем в переходный период. Переход от чего к чему? Кое‑ кто рубит жестко: от социализма к капитализму! Но капитализм воспринимается плохо, как нечто античеловеческое. Крестьянская застава, улица Пролетарская — все это слух не режет. Но никто не назовет улицу Буржуазной или Капиталистической. Дико слышать. В США, правда, называют улицы именами банкиров, но у нас и это вряд ли привьется. Переулок Абрамовича, тупик Березовского — пока что не требуют этого наши обыватели. Поэтому из приличия у нас говорят не капитализм, а «рыночная экономика» — придумали такое уклончивое понятие.

Что же мы видим при этом переходе в сфере социального? Она быстро сужается. Ликвидируются и источники средств, и механизмы, и идеология (то есть критерии добра и зла), с помощью которых в советское время регулировалось благосостояние социальных групп. Подчеркну, что для такого перехода нужно изменение всего жизнеустройства, а не только отношений собственности или политического строя. Возьмем хозяйство.

Различают два типа хозяйства, то есть производства и распределения благ. Их отличие показал уже Аристотель. Один тип — натуральное хозяйство или экономия, что означает «ведение дома» (экоса). Это — производство и торговля ради удовлетворения потребностей. Другой тип — хрематистика (рыночная экономика). Это — хозяйственная деятельность ради прибыли, накопления богатства.

Реформа в России как раз и представляет собой попытку сменить тип хозяйства всей страны — перейти от хозяйства ради удовлетворения потребностей к хозяйству ради прибыли. Меняются и показатели хозяйства, при этом возникают трудности в понимании. Люди, которые по привычке продолжают считать, что производство существует ради удовлетворения потребностей, мыслят в натуральных показателях — сколько собрано зерна, сколько добыто нефти или построено жилья, как все это распределяется между людьми. Из этого исходило и планирование. Если же производство нацелено на прибыль, а не на потребность, то важен только платежеспособный спрос. Потребность, не обеспеченная покупательной способностью, производителя теперь не интересует. Главными показателями экономики становится не степень удовлетворения потребности, а движение денег — рентабельность, цена денег (кредита), валовой внутренний продукт (ВВП). Все это показатели не натуральные, а вытекающие из той или иной экономической теории.

Тут возникает противоречие, которое нам не так просто освоить. Понятно, что для капиталистов важна их прибыль, а с точки зрения общества в целом и отдельной семьи главная цель хозяйства — жизнеобеспечение граждан и страны. Другими словами, производство материалов, энергии, изделий и услуг в таком ассортименте и в таком количестве, чтобы были удовлетворены все жизненно необходимые потребности и гарантировано воспроизводство жизни граждан, а также самой России. От того, что у нас появилось два десятка миллиардеров, и их миллиарды долларов гуляют по свету, жизнь народа не стала ни сытнее, ни безопаснее — совсем наоборот.

Как обеспечено общество, можно судить только по натуральным показателям. Тонна стали, выпущенный заводом трактор или поданный в жилище киловатт‑ час электроэнергии — абсолютные, однозначно понимаемые количества вполне определенных жизненных благ. Они создают условия для существования людей и страны.

Фактические данные о производстве, обновлении основных фондов, о благосостоянии населения говорят о том, что за период реформ Россию постигла катастрофа. Этот вывод не вытекает из какой‑ то доктрины, он сложился при изучении всей социально‑ экономической статистики РСФСР и РФ за последние тридцать лет. Причем катастрофа произошла в обеих ипостасях хозяйства — и в производстве, и в распределении средств к жизни. За годы реформы страна оказалась отброшенной на десятилетия назад, а по ряду показателей — в дореволюционное состояние.

Никогда за обозримый период, даже после разрушений от гитлеровского нашествия, не наблюдалось столь глубокого падения производства почти во всех отраслях отечественной экономики. Особенно сильно пострадали отрасли с наиболее высоким техническим уровнем. В целом производство сократилось примерно в два раза, а машиностроение — в шесть раз. Тем, кто хочет получить общую картину изменений в народном хозяйстве РФ, полезно ознакомиться с вышедшим уже двумя изданиями трудом «Белая книга. Экономические реформы в России. 1991‑ 2001 гг.».

Теперь о распределении. Благосостояние человека зависит прежде всего от соотношения между его доходами и ценами на главные жизненные блага. Раньше был также фактор «очереди», а после 1992 г. стали действовать ценовые ограничения. Утверждение, будто от либерализации цен исчез дефицит потребительских благ — идеологический трюк. Нехватка (дефицит) того или иного блага для человека создается ценами более неотвратимо, чем очередью. Это наглядно выражается в доступе к таким благам, как жилье и продукты питания.

Для большинства основным источником дохода остается заработная плата, а также пенсии и пособия, «привязанные» к ней. Поэтому о благосостоянии граждан говорит покупательная способность средней заработной платы в отношении конкретных благ — жилья, хлеба, молока, проезда на автобусе и т.д. Например, на среднюю зарплату в 1990 можно было купить 95, 9 кг говядины, или 1010 литров молока, или 776, 9 кг хлеба пшеничного 1 сорта. В 2000 г. на среднюю месячную зарплату можно было купить 38, 6 кг говядины, 302, 2 литра молока или 220, 4 кг такого же хлеба.

Хуже обстоит дело с жильем. Предоставление государством бесплатной жилплощади в большинстве регионов практически прекратилось. Взамен возник рынок жилья. Он был и в СССР — через ЖСК. В 1987 г. 1 кв. м жилплощади (т.е. только комнат) стоил в Москве 192 руб., что составляло 89% от средней месячной зарплаты по РСФСР. Таким образом, квартира из 2 комнат (18 и 12 кв. м) стоила среднюю зарплату за 3 года. В 1999 г. в Центральном районе РФ (12 областей и г. Москва), цена 1 кв. м полезной площади составляла 617% от месячной зарплаты в этом районе. Таким образом, 2‑ комнатная квартира здесь стоила среднюю зарплату за 30 лет. Купить просто нереально.

В ходе реформы изменился принцип ценообразования. Вспомним структуру цен в СССР и на Западе. На Западе предметы первой необходимости были относительно дороги, но зато товары, которые человек начинает покупать при более высоком уровне доходов, — дешевы. Хлеб, молоко и жилье очень дороги относительно автомобиля или видеомагнитофона. Этот принцип ценообразования создавал на Западе жесткий барьер, который запирал людей с низкими доходами в состоянии бедности. Люди, вынужденные покупать дорогие необходимые продукты, не могли накопить денег на дешевые «продукты для зажиточных». Таким образом создавался «средний класс», резко отделенный от примерно трети «бедных».

В СССР, напротив, низкие цены на самые необходимые продукты облегчали положение людей с низкими доходами, почти уравнивая их по главным показателям образа жизни с людьми зажиточными. Так человек ценами «вытягивался» из бедности, и СССР становился «обществом среднего класса». В ходе реформы структура цен изменилась. Продукты первой необходимости население будет покупать по любым ценам, что побуждает вступивших в сговор торговцев взвинчивать цены. В результате хлеб подорожал относительно среднего автомобиля (ВАЗ‑ 2105) примерно в 5 раз, а проезд на метро в 8 раз. Еще сильнее взмыли цены на товары абсолютно первой необходимости — относительно дешевые отечественные сигареты и на самые нужные лекарства.

Другим фактором расслоения населения стала резкая дифференциация разных отраслей. В РСФСР отраслевые различия в уровне оплаты труда, в общем, соответствовали затратам физических и нервных усилий и корректировались с помощью различных «коэффициентов» и льгот — при всех недостатках такого подхода. Реформа это равновесие сломала. В августе 2001 г. средняя начисленная зарплата составляла по РФ в целом 3376 руб., в газовой промышленности 17397 руб. и в сфере образования 1519 руб.

В результате в РФ возникла структурная бедность — постоянное состояние значительной части населения. Это — социальная проблема, не связанная с личными качествами и трудовыми усилиями людей. ВЦИОМ фиксирует: «В обществе определились устойчивые группы бедных семей, у которых шансов вырваться из бедности практически нет. Это состояние можно обозначить как застойная бедность, углубление бедности». По данным ВЦИОМ, только 10% бедняков могут, теоретически, повысить свой доход за счет повышения своей трудовой активности.

Важная особенность обеднения в ходе реформы — исчезновение «среднего класса» с образованием ничтожной прослойки богатых (к ним относят около 1% населения) и беднеющего большинства. Академик Т.И.Заславская пишет: «Процесс ускоренного социального расслоения охватывает российское общество не равномерно, подобно растягиваемой гармонике, а односторонне, — все резче отделяя верхние страты от массовых слоев, концентрирующихся на полюсе бедности». Из возрастных категорий сильнее всего обеднели дети в возрасте от 7 до 15 лет. В 1992 г. за чертой бедности оказалось 45, 9% этой части народа, а в 2000 г. 40, 3%.

Пока что большинство наших бедных имеют еще жилье, а в квартире свет, водопровод, отопление, книги на полках. Все это «держит» человека. Совсем иное дело — бедность в трущобах капиталистического города. Здесь бедность приобретает новое качество, для которого нет подходящего слова в русском языке. Бедность (poverty — англ.) в городской трущобе на Западе для большинства быстро превращается в нищету, ничтожество (misery — англ.).

Это бедность неизбывная, когда общество толкает тебя вниз, не дает перелезть порог. В такой ситуации очень быстро иссякают твои собственные силы, и ты теряешь все личные ресурсы, которые необходимы, чтобы подняться. Переход людей через барьер, отделяющий бедность от нищеты — важное и для нас малознакомое явление. Если оно приобретет характер массового социального процесса, то вся общественная система резко изменится.

Опасность сдвига от структурной бедности к крайнему обеднению резко усиливается расслоением регионов РФ. В РСФСР вели дело к выравниванию регионов по благосостоянию. В 1990 г. максимальная разница в среднедушевом доходе регионов составляла 3, 5 раза. В 1995 г. она выросла до 14, 2 раза, в 1997 г. до 16, 2 раза. Но и благополучные области отстают. Так, если в 1990 г. средний доход жителей Горьковской области составлял 72, 4% от среднего дохода в Москве, то в 2000 г. средний доход в Нижегородской области составлял всего 18, 7% от дохода москвичей.

В целом реформа привела к возникновению в РФ аномальной социальной системы, в которой не может возникнуть стабильного жизнеустройства. В такой системе общество может перетерпеть временное бедствие, но не может жить. Просто нет условий для воспроизводства народа и страны.

Значит, придется эту систему менять, как бы олигархи и их прислуга ни огорчались.

Март 2003г.