От кончика Австралии до Дарвина

Росс заставил меня поужинать в своем доме. Был отлив и прибрежный риф все равно не пускал тузик к яхте. Только поздним вечером я попала наконец на «Каурку». Здесь все было по-старому, лишь разбросанные доски настила свидетельствовали о срочном знакомстве Джеффа с двигателем. Решила завтрашний день посвятить уборке и двигаться дальше — была уже середина августа.

Рядом со мной качалась на якоре маленькая яхточка «Ченчэру». Я быстро познакомилась с ее экипажем. Брэд и Хэзер плыли из Сиднея в Джералдтон. Мы договорились плыть вместе до острова Терсди. Это было недалеко. Хэзер очень взволновало мое здоровье, и она обещала при необходимости мне помочь, так как была медсестрой. Я могла спать спокойно — «Мазурка» приобрела надежного спутника.

Целый день я наводила порядок на яхте и все проверяла. Ее самостоятельная прогулка не оставила никаких следов, лишь за время моего отсутствия подаренные мне в Кернсе апельсины в огромной корзине превратились в месиво. Во второй половине дня в залив вошла военно-морская единица с понтонным десантом, который высадился на «Мазурке». Они искали пропавшую яхту. Я убедила флот, что яхта уже отыскалась, и на радостях меня пригласили на ужин.

В течение нескольких часов понтоны подходили к берегу и выгружали в огромном количестве пиво и изделия из мяса. На берегу разожгли костер. Вокруг расположились моряки, жители Портленда и экипажи «Мазурки» и «Ченчэру». Угощение было не очень изысканным, но зато обильным. Веселились до поздней ночи. На рассвете флот отбыл на север. Брэд помог мне вырвать якорь. Я поставила парус и двинулась за флотом. Спустя несколько минут «Ченчэру» также была готова в путь. Мы назначили следующую встречу в Маргарет-Бей.

Плыть было великолепно, даже ветер не казался мне таким сумасшедшим, как обычно, а может быть, я чувствовала себя лучше. Мы начали соревнование с «Ченчэру» — кто быстрее минует траверз Пайпер-Айлетс, а точнее маяк. При таком плавании и маленькие песчаные отмели на северо-западных оконечностях рифов казались симпатичными, вероятно, потому, что быстро оставались за кормой. Потом «Ченчэру» пошла между зелеными островами Хоум, сокращая путь, а «Каурка» честно дошла по главному фарватеру до Хаггерстоуна. Отсюда большой дугой нужно было обогнуть остров Ноб, чтобы выйти к Маргарет-Бей. На этом этапе гонку я проиграла — «Ченчэру» бросила якорь на час раньше меня.

Якорное место оказалось отличным. Довольно глубокий залив служил хорошей защитой от волн — вода в нем была почти гладкой. Союз островов Хоум, высокого берега на мысе Гренвилл и приличного ломтя континента составил прекрасную преграду ветру. Брэд приплыл на тузике и пригласил на ужин. После ужина мы разработали план действий на следующий день. На выбор были два якорных места: Буши и Кэрнкросс. Оба — не ахти какие, за крошечными низкими островками, очень открытые, но для стоянки на несколько часов годились. На Кэрнкроссе с западной стороны был маяк, кроме того, он был чуть выше. Зато около Буши якорное место было меньшей глубины и подходить к краю рифа не требовалось. Еще мы оговорили количество и вид парусов — решили и на этот раз устроить гонку. До намеченных островков было довольно далеко, так что и без этого нужно было спешить. Договорились, что если успеем до захода солнца, то остановимся за Буши, если нет, то возле маяка на Кэрнкроссе.

На следующий день ветра было достаточно — пассат пришел в норму. Перешел к восточному направлению и явно помогал нам достичь островок Буши перед заходом солнца. Первой пришла «Ченчэру».

Буши представлял собой малюсенькую площадку с несколькими высокими мангровыми деревьями, пляжем для гномиков и гектаром подводного рифа на южной стороне. Я подошла к рифу довольно близко — против солнца на линии горизонта заметила его в самую последнюю минуту — и поплыла вдоль него к острову. Брэд наблюдал за моими маневрами с салинга и они, очевидно, вызвали сердечный приступ у экипажа «Ченчэру». Им показалось, что я не вижу рифа и собираюсь переехать коралловую скалу поперек. Я миновала остров и прошла еще несколько метров вперед и только тогда смогла направиться к якорному месту. И с удивлением увидела на северном краю рифа что-то круглое и голубое. Меня уже давно перестали удивлять странные формы и размеры навигационных знаков в этом уголке земного шара, но о голубом буе я еще не слышала. Впрочем, здесь и не предусматривалось никакого буя ни картой, ни лоцией. Буй оказался… Брэдом, сидевшим тут на своем голубом тузике, — таким способом он пытался предотвратить мой наезд на риф.

Якорное место было очень беспокойным. Большая волна подкидывала яхты, а крепнущий ветер пытался сорвать их с якоря. К утру пассат достиг силы шторма, кратковременные дожди снова заслонили весь мир. Независимо от погоды нам нужно было удирать. До кончика Австралии — мыса Йорк — осталось всего 40 миль. Я уговорила Брэда плыть внутренним фарватером — рыбаки утверждали, что там гораздо меньше волнение. Мне очень не рекомендовали также плыть проливом Принца Уэльского. Мы двинулись путем малых судов, на этот раз вела «Каурка»; Брэд, несмотря на манипуляции с парусами, догнал меня только при подходе к якорному месту.

Остров Маунт-Адолфес был виден уже с полпути. Серый песок на горизонте довольно скоро превратился в приземистую гору. Якорное место находилось в западной стороне глубокого залива, в середине которого были песок и ил, нанесенные энергичным течением. С высоких берегов на нас обрушился ветер, и обе яхты в эффектном наклоне достигли пляжа. Я бросила якорь с облегчением — последняя стоянка в Большом Барьерном рифе.

Утром направились напрямик в сторону островов Флиндерс. Расстояние между островами Терсди и Маунт-Адолфес составляло всего 25 миль, но следовало считаться с приливно-отливным течением, которое в тот день могло достичь пяти узлов. С утра течение было встречным, и до острова Хори я плелась полдня. К тому же проглядела все глаза, высматривая фарватерные буи. Наконец случайно увидела круглый красный мячик — первый буй, затем такой же черный. Перед носом вырастал массив острова Терсди. Слева по борту был низкий остров Хорн, покрытый бушем, возле которого я бросила якорь. Останавливаться у наветренного берега острова Терсди мне не советовал никто из тех, кто знал эти места.

Хэзер готовила прощальный ужин — отсюда наши пути расходились. Правда, «Ченчэру» тоже плыла в Дарвин, но мы не рассчитывали на частые встречи в Арафурском море. К тому же в Дарвине они не собирались задерживаться, а мне нужно было пополнить там запасы на два месяца.

На следующий день мы собрались на остров Терсди, который несколько лет назад был экзотической базой ловцов жемчуга. Регулярной связи между ним и Хорном не имелось — нужно было ждать на берегу или моторку, которой переправляли пассажиров с приземляющихся на Хорне самолетов, или оказии. Мы дождались оказии: нас подхватил водный автомобиль, владелец которого отправлялся на работу. На тузике плыть здесь не рекомендуется: приливно-отливные течения нередко достигают одиннадцати узлов, а ветер — силы шторма, поскольку Терсди является мишенью, в которую метит пассат Южного Тихого океана.

Городок на острове был фактически деревней. Главная улочка проходила между маленькими домиками и магазинчиками, от нее ответвлялось еще несколько таких же улочек. Было солнечно, сонно, безлюдно. Однако в крошечных барах можно было утолить жажду холодным пепси и перекусить. Владельцы не жаловались на сонную торговлю, видно дела шли неплохо. Многие из них прожили тут не один десяток лет. Мы купили свежий хлеб и огромные порции мороженого и еще немного полазали по берегу, глазея на парусные люггеры, на которых при случае можно было выбраться с острова. Ими ловко маневрировали темнокожие экипажи. Мы с Брэдом пытались высмотреть створы на выходе с якорного места. Брэду удалось увидеть белый прутик, а я так и покинула Хорн, не ведая, где установлены эти важные навигационные знаки.

Утром следующего дня стартовать нужно было точно по часам, чтобы схватить остатки восточного течения и с его помощью обойти рифы Мэдги, расположенные посередине между островами Хорн и Терсди. К моменту изменения направления течения яхта должна была находиться между первой парой буев фарватера и двигаться на запад. Пренебрегать течением не следовало: оно было очень интенсивным — прятало под воду буи метровой высоты, а объединенное с сильным ветром служило прекрасным движителем. Несколько яхт пыталось плыть против ветра и течения, одна из них уже полгода залечивала раны после непредвиденной высадки на берег.

В 8.30 утра 23 августа я вытянула якорь, в молниеносном темпе поставила паруса. В полветра пролетела несколько кабельтовых вдоль рифов Мэдги; в соответствующий момент сделала поворот фордевинд. Западное течение гнало «Мазурку» словно хороший мотор. Пролетела мимо буев на оси фарватера, потом через узкий пролив между мысами на островах Терсди и Принца Уэльского. В узкости вода бурлила, хотя ветер не превышал пятнадцати узлов. Черный буй, сильно наклоненный в сторону течения, остался с левого борта, маленький навигационный знак на Терсди — с правого. Между островами Хаммонд и Фридей путь расширялся. Прибор все время показывал скорость четыре узла. Прошла еще одну пару таких же знаков, оглянулась — и створа, разумеется, не увидела. «Ченчэру» летела за мной в таком же быстром темпе. Траверза острова Гудз моя яхта достигла точно через шестьдесят минут с момента входа в фарватер. За это время «Мазурка» проплыла восемь миль — пренебрегать течением было бы серьезной ошибкой. За островом Гудз течение ослабло, ветер стих, но это уже не имело никакого значения — передо мной открылось Арафурское море.

До часу дня я сидела на палубе и с удовольствием глазела вокруг — наконец-то открытое пространство, суша далеко, не страшны больше коралловые рифы, хотя до самого выхода в Индийский океан отклоняться от фарватера не рекомендовалось. Карты любезно информировали, что несут ответственность только за то, что находится в пределах десяти миль по обе стороны от оси фарватера. Остальное пространство изучено мало или вовсе не изучено. Предостережение было обоснованно: об этом свидетельствовал случай с большой стальной яхтой из Перта, которую я видела на острове Терсди. Она сошла с обозначенного пути, чтобы сократить расстояние, и в двух милях от берега села на риф. Двое суток десять человек работали с четырьмя якорями. Если бы не удалось вывести яхту на глубокую воду, то на рифах осталось бы еще одно судно-предупреждение. Неизвестно, как пережили бы люди это приключение — северные берега Австралии пока пустынны.

Помахала рукой острову Буби. До свидания, Большой Барьерный риф! До свидания, Торресов пролив!

Ночью ветер усилился и позволил быстро достичь траверза маяка в заливе Карпентария. Арафурское море предлагало хорошую погоду: умеренный ветер с востока, умеренное волнение, отличную видимость и температуру в пределах 20 °C. Единственной заботой было тщательное соблюдение курса по фарватеру, но при чистом небе вести обсервацию не составляло труда. Мы с «Кауркой» и Альбатросом наслаждались спокойным плаванием в открытом пространстве. По моим расчетам, на шестой день после захода солнца я должна была быть в радиусе маяка на острове Нью-Еар. Я по привычке оглядывала горизонт с некоторым беспокойством — сказалось трехмесячное каботажное плавание. Этот островок был нужен мне только для одной цели — поддержания хорошего самочувствия, о котором тоже следовало заботиться. Некоторое время я занималась парусами и авторулевым, поскольку ветер и течения изменили курс «Мазурки». Наведя здесь порядок, увидела свет маяка — все было на месте, следовательно, я тоже. Чести открыть случайно остров или риф у северных берегов Австралии мне не представилось.

Утром 30 августа увидела песчаные острова, заросшие мангровыми деревьями. Следовало сменить западный курс на прибрежный. Обход следующего острова — Батерст — оказался уроком терпения длиной в сутки. Он защищал от ветра всю западную сторону, море стало совершенно гладким, отовсюду поддували слабенькие ветерочки, но больше всего с юго-запада, т. е. прямо в нос. Я галсировала в штиль, однако почти безрезультатно.

Радио Дарвина вызвало «Мазурку», запросило координаты, срок прибытия, самочувствие и условия плавания. Это было для меня несколько неожиданно: после выхода с острова Терсди я внимательно слушала прогнозы, которые были довольно приличные — не нужно было даже применять поправочного коэффициента 1, 5 для силы ветра, как в Большом Барьерном рифе. Мы дружески поболтали с оператором — он был явно не занят — и с приятной мыслью о том, что кому-то не безразлична судьба «Мазурки», я прилегла на несколько минут на койку. Проснулась среди ночи от сознания, что творится неладное. В самом деле: ветер повернул на север, послушный авторулевой сменил курс, и я шла прямо на берег. Над головой светил маяк на мысе Фуркрой, песчаный пляж казался на расстоянии вытянутой руки. Я бросилась убегать контркурсом что было сил. В душе клялась, что больше никогда в такой ситуации не прилягу даже на четверть часа. Если кто-то соня, то пусть дремлет в открытом океане, а не у берега. До утра я просидела в кокпите.

В Бигл-Бей была такая же тишь, как и в прибрежных водах острова Батерст. Снова пришлось прибегнуть к помощи двигателя. Северный ветер был слишком слаб, чтобы помочь мне одолеть сильные приливно-отливные течения, которые были способны тут носить яхты по нескольку дней вопреки желанию экипажа. Поэтому во время прилива я проворно шла под парусами в направлении Дарвина, а при малой воде включала двигатель. «Каурка» с трудом пробивалась через течение, а я сидела под обжигающим солнцем и размахивала румпелем, помогая авторулевому. Через шесть часов я выключила двигатель и опять шла задаром — на течении. Ветер по-прежнему бастовал.

Еще сутки я тащилась в направлении к Дарвину. На рассвете определила входной маяк на мысе Джилрут, а после восхода солнца стала высматривать город на берегу. Первым самым заметным знаком должен был быть огромный резервуар, расположенный восточнее высокой радиомачты. Туда и следовало держать курс. Но положение неожиданно осложнилось: резервуар я увидела, но не один — весь берег был усеян этими сооружениями, служившими для сбора дождевой воды. Казалось, что Дарвин состоит из одних огромных резервуаров. Но я все же надеялась, что скорее наткнусь на какой-либо редкий фарватерный буй, чем на одну из многочисленных мелей. Около полудня высмотрела наконец крутой берег Найтклиффа и направилась в залив Фанни, где останавливаются яхты, приходящие в Дарвин зимой. Навстречу вылетела быстрая моторка с таможенниками. Расспросили, кто, куда и откуда, сообщили, что меня уже ждут письма и посылки у агента и пожелали приятной стоянки. Сама служебная любезность.

Между мелями я вошла в залив Фанни. В полутора милях от берега качались на якорях яхты. Стоянка с первой минуты обещала быть трудовой. Про себя я уже считала километры, которые буду вынуждена отгрести на плоту. Попыталась подойти ближе к берегу, но глубина сразу же упала до двух метров. При малой воде следовало отнять еще пять. Отошла подальше — тренировки по гребле избежать не удастся. Но я была в Дарвине, путешествие по Австралии наконец заканчивалось…

Дарвин

На следующий день я спустила на воду плот и погребла к клубу. Он оказался стандартным: два бара с богатым выбором напитков и ресторан, что было явно непропорционально по отношению к количеству яхт. Светская жизнь сосредоточивалась в гастрономических объектах, хотя были и другие развлечения. Еженедельно проводились гонки, в основном в молодежных классах, даже разыгрывалось первенство Дарвина среди женщин. Событием сезона была гонка до острова Амбон в Индонезии. Клубный зал украшали кубки и фотографии этой гонки. Однако пришельцам этот яхтенный мир был недоступен — перелетные птицы не интересовали членов клуба, хотя многие из них жили в Дарвине по два-три года. Большинство старожилов покинуло Дарвин после памятного рождественского циклона 1974 г., который за пять часов превратил город в руины. После катастрофы Дарвин отстроился: на большом плоскогорье раскинулся скучный, с ровно стоящими домами город, не имеющий своего облика и характера, город, к которому человеку трудно привыкнуть.

От залива Фанни до центра был порядочный отрезок пути, а городского транспорта не было, если не считать очень редких такси. Да еще до берега нужно было грести на плоту от полумили до полутора — в зависимости от приливно-отливных явлений, и греблю весьма разнообразила борьба с течением. На берегу каждый раз плот следовало убирать за пределы досягаемости полной воды. Я волокла его — нести была не в состоянии — по пляжу в среднем около километра. С яхты на берег, разумеется, прибывала всегда мокрой, но это было несущественно и даже приятно с учетом высокой температуры воды и воздуха. Много хлопот доставляла транспортировка запасов. Канистры с водой я возила спокойно, но продукты и горючее предпочитала переправлять с оказией, т. е. на чьем-либо попутном моторном тузике. Было похоже, что пребывание в Дарвине пройдет у меня в путешествиях.

Покупки я делала с помощью агента. Дарвин был портом неприлично дорогим, так как большая часть продовольственных товаров, в том числе фрукты, доставлялась сюда по суше из Аделаиды и даже Сиднея. Агент вел себя вполне порядочно и был полезен: зная местные порядки, помогал выбирать не самые дорогие магазины. Он обещал также прислать специалиста для очередного осмотра двигателя. В условленный день я обнаружила на берегу джентльмена в коротких штанах, бродившего по воде. Повезла его на «Мазурку» вместе с внушительным ящиком для инструментов. Механик послушал двигатель, несколько смутился, узнав, что он гидравлический. Дело было как раз в гидравлике: я хотела знать, достаточно ли масла, циркулирующего в системе, каково его качество и нужно ли докупать еще. Специалист по двигателям тоже хотел бы знать это, и мы договорились, что на следующий день он прибудет с еще более специальными инструментами и запасным маслом. Быстренько уехал на берег и только я его и видела. Хорошо, что не прислал счет. При ценах на рабочую силу в Дарвине такая милая встреча могла обойтись мне недешево.

Впрочем, подобных случаев было у меня несколько. Рабочие, нанятые на определенный день для очистки подводной части корпуса, не явились вообще. И очень подвели меня: работать нужно было на пляже возле высоких пиллерсов, доступ к которым в тот день был возможен только в момент полной воды. Пока я нашла замену, вода начала спадать и бедная «Каурка» легла на бок. Это меня очень огорчило: яхта выглядела жалко и беспомощно, хотя в Дарвине ежедневно какая-нибудь из яхт ложилась набекрень. По-настоящему глубокая вода была в трех милях от берега, и только большие яхты с моторными тузиками могли разрешить себе такую отдаленную стоянку. Ближе к берегу конфигурация дна менялась с каждым изменением направления приливно-отливного течения. Хорошо было многокорпусникам — они просто садились на песок.

Приключение с «Мазуркой» заставило меня налаживать связи с местными яхтсменами, которые далеко не все были симпатичны. Меня пробовали даже обмануть. Очередной любитель легких заработков пытался заполучить солидный аванс за будущую услугу. Скорее простота, а не исключительная проницательность спасла от потерь мою кассу. Я вежливо выслушала заверения коллеги-яхтсмена о его высокой квалификации, затем рассказ о бедной жене и детях, находящихся на яхте в заливе Фанни, а также о финансовых затруднениях, которые заставили его искать, как избавления, такого честного заработка. Я обрадовалась, что могу как-то ему помочь и попросила явиться утром на работу. Тогда он стал хныкать, что его ждет голодная семья, но я опять не догадалась, чего он добивается, так как привыкла всегда расплачиваться только за выполненную услугу. На рассвете следующего дня коллега-яхтсмен бесследно исчез вместе с яхтой, супругой и потомством. О том, что он собирался уходить в этот день, мне сказали в клубе, как и о том, что все-таки нашлось несколько простаков, которых тронула горькая участь его детей.

Разумеется, много было и приятных новых и старых знакомых. Симпатичный экипаж южноафриканской яхты «Рамблер» собирался на Бали, и мне было немного завидно. Однако такого отклонения от курса я не могла себе позволить: индонезийскую визу нужно было бы ждать месяц, а в октябре в Тиморском море больше стоишь, чем плывешь.

Водный мирок Дарвина увлекался другими событиями. Недавно отсюда в Сингапур отправилась большая экспедиция на плоту, сооруженном из пивных банок, не знаю, полных или пустых, с целью доказать, что и на таком судне можно плавать. Пресса ежедневно печатала сообщения об успехах и самочувствии участников. Вероятно, для сохранения равновесия два других джентльмена предприняли попытку проплыть на плоту с двумя подвесными моторами в обратном направлении — из Сингапура в Дарвин. В порту они высадились словно после небольшой морской прогулки — в безупречных костюмах, при галстуках, вызвав всеобщее восхищение своей элегантностью, а также тем, что сумели сохранить ее в таких трудных условиях. Разве я могла внушить кому-нибудь уважение своими запачканными короткими шортиками и босыми пятками? Говорят, что отдаленный конкурент этих элегантных джентльменов, который проплыл от Новой Зеландии до Брисбена на открытой весельной лодке, совершил огромную бестактность — сошел на берег небритым!

Все эти и другие морские «сенсации» преподносили мне Мира и Джефф. Мира, молодая канадка, приехала в Дарвин подзаработать. Она очень заботливо опекала меня. Джефф провел в Дарвине четверть века. Они были яхтсменами, но несколько иными, чем остальное клубное общество. От Джеффа я впервые услышала об австралийке Анне Гаш. Она тоже стояла в Дарвине и занималась основательным ремонтом своей яхты. Из рассказа Анны в клубе следовало, что она собирается плыть к дочери в Англию. О кругосветном плавании не упоминала.[8]

Зима кончалась и следовало заканчивать пребывание в Дарвине. Нагруженная всем необходимым, с полными канистрами воды и топлива на палубе я была готова к выходу. Было 17 сентября.

Я вырвала якорь, поставила паруса и направилась в Тиморское море.