Индийский океан

Говорят, что плавание в Индийском океане проходит быстро благодаря пассату, достигающему часто силы шторма. Путь в океан лежал через Тиморское море, которое относится к яхтам более милостиво, но только не в летний период. Шла к концу календарная зима и погодные аномалии меня не волновали. Австралийский континент довольно надежно преграждал путь пассату в южной части Тихого океана, а ветры, вырабатываемые им самим, не получают достаточного разбега. Так оно и было. Первые четыре дня я провела в погоне за слабенькими ветерками с любого направления. Несла все возможные паруса — «Мазурка» напоминала большой парусник. Неоценимую услугу оказывала опять «малышка» — большая легкая генуя, позволявшая достигать скорости, почти равной силе ветра. Этому еще здорово помогало почти идеальное состояние моря. Другое дело, что волновать его было нечем. Я тихонько продвигалась по двенадцатой параллели, стараясь придерживаться трассы больших судов.

27 сентября миновала 127° восточной долготы, и пассат решился на более существенную помощь — начал дуть точно с востока. Правда, большой силы он достигал редко, но для меня кончились бесчисленные повороты и ловля каждого зефирчика. Поскольку плавание в Тиморском море пока шло по плану, я надеялась, что и океан также не преподнесет мне сюрпризов. Начала готовить яхту к встрече с самым сильным пассатом в мире. Тщательно проверила все паруса, заготовила достаточное количество концов и кончиков для будущих маневров и смены парусов, проверила крепление и укладку всего оснащения. Даже армию плюшевых и меховых коал — памятных подарков от австралийцев — распихала в разные уголки. Только для Альбатроса не была решена жилищная проблема. В углы он не помещался, поэтому остался около штурманского стола, но когда мне срочно требовалось здесь место, он перекочевывал на мою койку.

Наведя порядок, я приступила к подготовке плана самообороны. По статистике в этой акватории на октябрь и ноябрь приходилось 5 % вероятности встречи с циклоном. Мой предыдущий опыт наполнял меня оптимизмом: я знала, что «Каурка» все выдержит, нужно лишь помочь ей. В душе я была убеждена, что нас ждут те оставшиеся 95 %, которые безопасны. Но на всякий случай предусмотрела по возможности все, что нужно, если выпадут на нашу долю несимпатичные 5 % вероятности. Вообще, я даже не очень боялась. Если не повезет, то пережду непогоду — плавучий якорь и большой запас нужного масла были под рукой, длинных тросов тоже хватало, все люки можно было закрыть задрайками, а места для дрейфа в океане достаточно. Вопрос с циклонами я посчитала решенным. Пока же было очень тепло, безоблачное небо позволяло делать частые и удачные обсервации, а прекрасное плавание — наводить порядок на яхте.

Через десять дней я распрощалась с Тиморским морем. Началось океаническое плавание. Индийский океан принес не только свежий ветер, но и позволил наладить связь с Гдыней-Радио. До этого я много раз слышала вызов, однако пробиться через грохот, который устраивала в эфире Индонезия, не могла.

Пассат отрабатывал долги — такой езды у меня еще никогда не было. Сильный ветер в бакштаг и попутное течение часто позволяли «Мазурке» идти со скоростью более восьми узлов. Ветер был особенно трудолюбив ночью — так гнал, что яхта переходила на волне в скольжение. Авторулевой чувствовал себя немного беспомощно: пытался вернуть галопирующую «Мазурку» на нужный курс, но это удавалось ему все с большим трудом. Оставалось или управлять яхтой вручную или сокращать паруса. Я выбрала второе: если мне поселиться в кокпите возле румпеля, то это исключит любую другую разумную деятельность.

Впрочем, даже установка генуи на номер меньше не уменьшила перелетов. Похоже, что индийский пассат не перехвалили, даже наоборот. После 100° восточной долготы он начал поднимать большую волну и часто достигал силы шторма. Тащил за собой низкие черные тучи и кратковременные дожди. Я выходила на прямой путь к Дурбану, рекомендуемому Британским адмиралтейством в этот период года для парусников.

С середины октября все изменилось. До Дурбана оставалось 3300 морских миль. Теоретически я находилась в зоне самых сильных ветров восточного направления, а практически они установились с запада силой в один-два балла. Вернее, даже не установились, а лениво поддували то с севера, то с запада, а иногда с юго-запада. Кругом на горизонте стояли сине-белые кучевые облака, посередине голубело небо. Давление снизилось, но ничего не происходило. Часами я стояла в затишье, временами дрейфовала с течением то в нужную сторону, то в обратную. Утром до восхода солнца и вечером после захода дуло с силой 5—10 узлов, в остальное время был штиль. Я пробовала управлять яхтой, но это увеличивало скорость на пол-узла, так что торчать у руля по 22 часа в сутки не имело смысла. Мне тогда казалось, что я не могла бы столько и выдержать.

За десять дней я продвинулась в сторону африканского берега на 5° долготы, оставалось еще 54°. Плавание могло продлиться дольше, чем запланированные мной два месяца, и я уменьшила ежедневную порцию питьевой воды. При воистину тропической жаре это не очень приятно, но на дождевую воду рассчитывать было трудно: добросовестный сбор во время короткого дождичка дал два литра, которые я хранила в отдельной канистре. Следовало подстегнуть «Каурку». Я снова стала возвращаться на север. После 20° S условия несколько улучшились. Подходил, наконец, очередной антициклон, давление пошло вверх, ветер установился с юга. Поставила на гике большую геную и, надеясь на сильные ветры, поплыла на запад. На небе появились идущие гуськом барашки — предвестники возвращения пассата.

В полдень я увидела странный угловатый предмет, быстро приближавшийся встречным курсом. Предмет оказался маленьким суденышком из Сингапура. Оно изменило курс, подошло ближе и остановилось. С него спросили, все ли у меня в порядке. Вероятно, люди на нем были удивлены не меньше, чем я, встретив в океанской пустыне живое человеческое существо. В первый момент я, было, хотела попросить у них воды, но верх одержало благоразумие. У меня был еще большой запас, кроме того, передать воду среди океана с одной скорлупки на другую было бы нелегко. Да и по размерам судна можно было предположить, что на нем нет огромных цистерн, а я ведь не умирала от жажды. Не следовало без нужды морочить голову доброжелательным людям. Встреча кончилась размахиванием руками и радостными возгласами. Суденышко двинулось своим путем.

Словно в награду после захода солнца я получила сильный ветер в бакштаг. При свете луны убрала пассатный гик. Вскоре поднялась высокая волна. Она сильно осложняла жизнь и не позволяла ничего делать даже на «Мазурке», ведомой и амортизируемой парусами.

Пассат работал добросовестно четыре дня. Но постепенно снижающееся давление и интриги ветра в восточном направлении предвещали очередную порцию штилей. 30 октября барометр показывал 1009 гектопаскалей, что на 20° S грозило изменением погоды в течение суток. Сперва я подумала о циклоне, но потом решила, что меня скорее ждут несколько дней стоянки посреди океана, чем события, от которых стынет кровь в жилах. Действительно, ветер галопом проскакал на север, потом на запад. Над головой посвистело, чуть покапало, и остался лишь штиль с юга вместе с мертвой зыбью.

Следующие четыре дня были неопределенными — сильно парило и пекло. Я пыталась ухватить любое дуновение ветра, не обращая внимания на его направление. Без устали маневрировала, делала десятки поворотов и проплывала за сутки по 60 миль, часть которых была, несомненно, заслугой течения.

3 ноября ветер явно издевался надо мной: повороты продолжались часами, яхта перестала слушаться руля, а авторулевой вертелся на корме. Будь у меня длинное весло, я плыла бы быстрее. За сутки прошла всего 35 миль. И это — посередине Индийского океана, известного своими сильными ветрами! Таково счастье Пиркса. Ночью сообщила Гдыне-Радио, что с меня хватит и я плыву на Маврикий.

Мой муж и ряд доброжелательных мудрых людей уже несколько дней советовали мне зайти на Маврикий. Здесь я могла пополнить запасы воды, продовольствия и отдохнуть. Мне очень не хотелось менять решение попасть прямо в Дурбан. Но Индийский океан все же доконал меня, причем не штормами, к которым я готовилась еще в Тиморском море, а приводящими в отчаяние скучными штилями. С сильным ветром можно плыть, при его отсутствии ничего нельзя было сделать.

На следующий день океан смилостивился: давление пошло вверх, вернулся пассат, и началось нормальное плавание. Я наконец спрятала карту, на которой еще виднелся кусочек Австралии. Новая карта Индийского океана относилась к будущему: кроме Маврикия на ней были Мадагаскар и восточная часть Африки. Я, действительно, была ближе к дому.

Мне было интересно, каков мой штурманский итог и попаду ли я на Маврикий после почти месячного блуждания по океану. На всякий случай решила проверить себя с помощью радио — на Маврикии должен был быть радиомаяк. Однако в моем списке радиосигналов фигурировал только его номер, данных же не было. Запросила Гдыню-Радио, получила необходимые сведения и предупреждение, что маяк работает по требованию. Хорошо, если удастся подслушать сигнал, предназначенный для другого судна. Но надежнее всего была астронавигация.

Как всегда, она не подвела: 11 ноября лучи восходящего солнца осветили остров Родригес на южном траверзе — «Каурка» шла не так уж плохо. Солнечный день постепенно превратился в пасмурный вечер. Ветер перешел к северному направлению, и полило как из ведра. Двенадцать часов я плыла в потоках дождя. К тому же ветер поднял волну. Яхта несла большую геную, и я мечтала, чтобы ветер и тучи обогнали ее. На мне была самая толстая штормовка, но все равно я промокла до нитки. Плыла в черную мокрую темень очень долго, казалось, дольше, чем было на самом деле по часам, и не могла дождаться рассвета. Быстрое плавание под дождем продолжалось до самого утра. Потом тучи ушли на юго-запад, и я разложила на солнце промокшую одежду.

После полудня услышала радиомаяк Маврикия. Практически он был мне не нужен: я должна была очень стараться, чтобы не попасть в цель. Остров показался на следующее утро. Большая и могучая гора лишь днем расчленилась на отдельные вершины, и Маврикий загородил передо мной весь горизонт.

Остров я обходила с севера. Вокруг должны были быть восточные и западные приливно-отливные течения, ночью более сильные, чем днем. На севере же остров не загораживал путь ветру, кроме того, Порт-Луи был расположен на северо-западном берегу. Восточное течение успешно тормозило бег «Мазурки» почти до вечера. Только после захода солнца ветер оживился, и я выскочила из реки течения. Брала пеленг на радиомаяк каждый час — мне не хотелось спускаться вдоль берега слишком далеко на юг.

В полночь я подошла ко входу в порт. Искала световые створы, вроде бы очень заметные с большого расстояния. Не найдя их, не захотела выискивать в темноте фарватерные буи, которые вели к узкому проходу между рифами, окружающими остров. О рифах у меня сложилось слишком нелестное мнение, поэтому я легла в дрейф в пяти милях от порта и скучала до самого рассвета, развлекаясь готовкой и разговором с Гдыней-Радио. От нечего делать приготовила якорь. Лишь чуть забрезжило, двинулась по направлению к порту, рассчитывая уже не на створы, а на дневные знаки. Одним из них должна была быть полоса, образуемая характерной вершиной и зданием старой крепости. Но если кому-то не везет, то до конца: все вершины, вместе с характерной, закрыл утренний туман, достигавший уровня воды. Маврикий превратился в клубок серой ваты. Из нее покропил дождь, но не рассеял ее. Я разглядела судно, стоявшее на якоре, двинулась в его сторону: если для него хватило места, то хватит и для «Мазурки». Но оно вдруг подшутило надо мной — снялось с якоря и понеслось на юг. Я осмотрелась и обнаружила ближе к берегу другие суда. Поплыла к ним — решила в худшем случае бросить якорь по соседству и подождать, когда туман решит что-нибудь с собой сделать.

По дороге внимательно наблюдала за поверхностью воды: если в этой гавани есть более или менее полноценные буи, то с метровой высоты их должно быть видно. Наконец разглядела первую пару. Теперь мне не требовалось искать общества судов — за первой парой должна быть вторая. Действительно, буи переходили в ряд судов, стоявших на бочках по обе стороны гавани. Характерная гора и крепость по-прежнему сидели в туче, но я полагала, что суда находятся не в лесу и что невидимый створ ведет между ними. Сменила парусный двигатель на механический: ветер совершенно стих, а между двумя шеренгами судов шли поперек бесчисленные составы барж, возглавляемые буксирами.

Туман внезапно исчез и я стала присматривать место, где можно было бы бросить якорь или пришвартоваться. Но за судами виднелся берег, ничем не напоминающий портовые набережные: перед носом стояли японские и корейские траулеры, пучками привязанные к швартовным бочкам, сразу за траулерами располагался город. С проходящих мимо многочисленных моторок люди размахивали руками, давать понять, что плыть мне следует все же в сторону города, где на первом плане была видна набитая битком автостоянка. Я включила эхолот и направилась потихоньку к автостоянке. Возле нее слева торчали какие-то неприглядные строения и обнаружился кусочек бетонной набережной — единственный в поле зрения.

У набережной стояли на швартовах маленькие лодки и одна побольше с мачтой. Именно ее экипаж проявил оживленный интерес ко мне. Сперва кивали, потом красноречиво махали швартовами. Я крикнула, что мне нужно два метра глубины. Радостно закивали головами и продолжали размахивать швартовами. Я подошла к борту, подала швартовы, которые были приняты и заложены чрезвычайно ловко. Лот показывал четыре метра. Вроде бы нашлось на Маврикии место и для меня.