Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 21. Четыре следующих дня пути прошли в разговорах о музыке, книгах и фильмах






 

Четыре следующих дня пути прошли в разговорах о музыке, книгах и фильмах. Я набросал в блокноте комментарии к тексту Германа. И хотя я уже начал привыкать писать ручкой по бумаге, но не мог избавиться от предвкушения вскоре перенабрать эти записи на компьютере и отправить Антону.

За окном сменялись роскошные пейзажи сначала Западной, а потом и восточной Сибири. Пересечение каждой великой реки – от Оби до Лены, имена которых у меня до этого ассоциировались только с кабинетом географии, мы отмечали стограммовой бутылочкой армянского коньяка (виски кончился еще на Оби). И реки приобретали в моем сознании яркую воплощенную реальность, переставая быть именами, наносимыми почти наугад на немую контурную карту.

Армянский коньяк оказался нежным и тонким. Я вдруг понял, почему Черчилль выписывал себе его так издалека, не удовлетворяясь французским: у армянского коньяка оказались естественный вкус, легкость и глубина, в отличии от некоторого деревянного привкуса, терпкости и заметной крепости французского. Зато вкус у французского коньяка гораздо богаче. Впрочем, понятно, что вкус – это вопрос не только вкуса, но традиций, предубеждений и маркетинга.

Закончив очередную дегустацию коньяка, я заметил, что Маши вот уже полчаса нет в купе и отправился ее разыскивать. Она оказалась в соседнем тамбуре, увлеченной разговором с каким-то железнодорожником в форме. Железнодорожник, увидев меня, поправил фуражку и исчез.

– Чего он от тебя хотел?

– Звал меня замуж.

– Замуж? Сочетаться законным браком или…

– Законным браком.

– Не соглашайся. Never marry a railroad man. Есть такая песня. Веремся в купе, я тебе ее поставлю.

– Я и не согласилась.

– Тогда пошли в купе.

– Выходить замуж за тебя?

– Репетировать.

Я подключил к плейеру колонки, заботливо купленные в Вятке.

 

Have you ever been restless in your bed

And so lonely that you eyes became wet

Let me tell you just one thing:

No no no

Never marry a railroad man

 

Все-таки хорошо, Маша, что ты не одинока!

 

***

 

Как в известном анекдоте про бомжа, жизнь налаживалась. И несколько раз я задавал себе вопрос: а не это ли – счастье? Поезд, увозящий тебя от кошмаров прошлого, любимая женщина, взятая с боем, предвкушение упоительного и (спасибо Звездочке) обеспеченного будущего. Ну а если счастье выглядит именно так, то как же его удержать?

А если не удержать, то хотя бы запомнить…

Вслед за этими мыслями наступало легкое чувство несправедливости. Несчастья всегда тяжелы, нервны и драматичны. Оттого много обдумываются и обсуждаются. И хорошо запоминаются. А счастье, оказывается, – легкое. Почти незаметное. Никакого сравнения с неприятностями даже средней величины. И забыть его так легко, что даже непонятно, как его запомнить.

Впрочем радоваться нам сейчас стоило примерно как тому самому бомжу. Расклад был, мягко выражаясь, не в нашу пользу. Антон в Америке. Матвей – в психушке. Я – во всех мыслимых розысках, к тому же Крыса отобрала у меня бизнес.

Так что с PR Technologies мне, похоже, придется проститься. А что тогда меня связывало с Россией? Мама? Ну мама будет рада, где бы я не находился, лишь бы мне было хорошо. Особенно после такой истории. Я, кстати, был очень благодарен Маше за то, что пока я мотался по тюрьмам и монастырям, она успокаивала ее, как могла.

И не раз за время нашего путешествия меня посещала экзотическая идея: исчезнуть изо всей этой истории. Поселиться с Машей на малообитаемом острове в Тихом океане и жить на дивиденды с проданной Звездочки. Заниматься виндсерфингом, дайвингом, фотографией – да чем угодно! Хоть искать пиратские клады… И рожать детей. Сконцентрироваться на детях. С Машей я этой идеей не делился, хотя она бы ее, скорее всего, поддержала. У Маши к детям было отношение очень серьезное. Куда серьезней, чем мое. Иногда я ловил ее взгляд на какого-нибудь пробегающего ребенка и чуть не вздрагивал. Она смотрела на него не как на чужого маленького человека. А как на человека, с которым ее мистическим образом что-то уже связывало.

Но Матвей… Пока Матвей сидел в психушке, я, сидя на острове, читая e-mail-ы от Антона, и занимаясь размножением, должен был краснеть вместо того, чтобы покрываться бронзовым загаром.

«Ладно, – примирительно говорил я сам себе, страшно боясь завести на эту тему разговор с Машей. – Вот вернется Антон, мы освободим Мотю, а там уже можно и на остров.»

Один раз я даже не поленился сходить в тамбур, чтобы порассуждать сам с собой на эту тему вдали от голубых глаз Маши. В результате рассуждений я пришел к выводу, что концепцию жизни на острове нужно послать к черту. И не только из-за Матвея.

Опасения умереть на этом острове от скуки к концу второго месяца были серьезны и небезосновательны. Даже в объятиях любимой женщины. Тем более в объятиях любимой женщины. Сначала мы начнем цапаться по пустякам. Потом ругаться. Потом скандалить. Кажется, это называется эффектом несовместимости. Я читал про это. Он наступает в условиях относительной изоляции.

Когда великий Нансен, человек блестящего, холодного ума и спокойной силы вместе со своим лучшим другом штурманом Иогансеном, офицером, чемпионом Европы по гимнастике и очень обаятельным человеком оставили корабль и пошли вдвоем штурмовать Северный полюс, то между ними вскоре возникла настоящая ненависть. И только совершенно экстремальные условия – минус 45, пронизывающий ветер и полное отсутствие надежды на помощь со стороны заставили их не убить друг друга. Они даже обращались друг другу «Господин начальник экспедиции» и «Господин главный штурман». И провели так, прыгая с льдины на льдину, почти два года. В том числе одну полярную ночь. В самодельной иглу, отапливаемой и освещаемой моржовым жиром. Зато по возвращении на большую землю они снова стали лучшими друзьями. И весь негативизм как рукой сняло. «Приятно вспомнить о былых невзгодах», – как пишет Гораций и цитирует учебник латинского языка для медицинских институтов.

Интуиция мне подсказывала, что на тропическом острове у меня с Машей могут возникнуть те же проблемы, что и у двух благородных норвежцев вблизи Северного полюса. Мне вообще кажется, что эффект несовместимости проявляется чаще, чем об этом принято думать и говорить. Без всяких островов и полюсов. В обычных городских квартирах…

Словом, тропические острова больше подходят для рекламных роликов или коротких путешествий. А надолго – нет, спасибо. Тем более, что Москва – Город. То есть, с большой буквы. Москву терять жалко. Очень жалко.

После очередного завтрака, незадолго до Хабаровска, я решил еще раз пробежать глазами текст Германа. Фраза о переходе Кем-Атефа в параллельный мир по дороге в Японию и Китай заставила меня вздрогнуть.

– Маша! А ты знаешь, куда мы едем?

– Во Владивосток. К отцу твоего друга-бандита за документами.

– Да. А потом?

– Потом за границу. Бриллианта и денег нам хватит на первое время. Уютное место. Горы, море. Ты же об этом мечтал?

– Маша! Мы не можем выйти из истории, не вытащив Матвея. Поэтому мы едем в Японию! Тем более, что и горы, и море там есть.

– Первый тезис у меня вызывает массу сомнений и вопросов. Но оставим их пока. Однако каким образом из него вытекает поездка в Японию, мне просто непонятно. Я не хочу в Японию. Там всегда дождь. Я хочу в тропики!

– Во-первых, Япония замечательная страна. Во-вторых, от Владивостока до нее – рукой подать. Я уверен, что есть облегченный способ получить визу через местное консульство.

– Аргументы – так себе…

– А в-третьих, потому что уже два человека умерли по дороге Японию! Химик и Кем-Атеф!

– Этот аргумент я признаю сильным. Поэтому мы в Японию не едем!

– Минуточку! Не надо все воспринимать буквально. Бог даст, мы доберемся до Японии. Но ты подумай!

– Ты имеешь в виду то, что Химик перед смертью собирался в Японию?

– Да. Он говорил: «Там лучше знают, как устроена эта жизнь». Мне эта фраза запомнилась. И Кем-Атеф собирался в те же места. С миссионерской целью. И судя по тому, что мы знаем, своих целей не достиг.

– А Химик тоже собирался устраивать филиал хатов в Токио?

– Да ты что! Наоборот. Если бы хаты разобрались с Дальним Востоком, они бы сделали это давно. Химик собирался туда укрыться от хатов. Или найти способ борьбы с ними. А хаты его убили. Понимаешь?

– Это – голая теория. Не подтвержденная ничем. Помноженная на твою любовь к Химику.

– И разделенная на твою любовь к Герману. Это – не теория. Это – озарение. Кроме того, я отлично помню мой диалог с ФФ в метро. Ну то есть не в метро, а в этом подземном храме. Я спросил, почему меня до сих пор не убили? ФФ сказал, что из-за моей генетической предрасположенности я могу быть принят в Братство. Я спросил «А братоубийством вы, значит, не занимаетесь?» Он ответил: «Илья Донской был членом Братства».

– Но за что его убили, тебе ФФ не сказал.

– Нет. Он сказал: ликвидируют ненужных, непокорных или потерявших разум. Химик попадает или под непокорство или под потерю разума.

– Послушай, у меня есть к тебе один вопрос. Непростой.

– Да ради Бога!

– Почему тебя не убили – я поняла. Ты явно очень нужен хатам. А вот почему тебя недозомбировали? Тебе не кажется, что ты слишком быстро пришел в себя?

– У меня алкогольная устойчивость к наркотикам и гипнозу. К тому же я тебя люблю.

– Романтично. Но, честно говоря, не убедительно.

– Моя любовь не убедительна?

Это была вопиющая несправедливость. Я страдал и мучился несколько лет. Потом я рисковал жизнью, бросив монастырь. И сейчас… Но Маша решила не провоцировать меня дальше.

– Что Химик собирался найти в Японии?

– Может, убежища. Может, разгадки числа «222461215». Может, просто совета. Так или иначе, нам надо в Японию.

– Дорогой! Но Япония – велика!

– Я помню, что он говорил о дзен-буддистском монастыре где-то на севере Японии.

– Это мало что дает. Знаешь, сколько там монастырей!

– Сколько? Десять? Двадцать? Пятьдесят? Но не больше!

– И мы должны их все объехать, чтобы понять, какой имел в виду Химик? Приезжаем в монастырь и спрашиваем, где у вас тут отдел по борьбе с хатами? Нигде? Ну извините, мы поехали дальше. Так что ли?

– Маша! Знаешь, почему женщина-шахматист, в ранге гроссмейстера, не может выиграть соревнование, даже если там играют только мужчины-перворазрядники? Вот в таких видах спорта, как баскетбол, легкая атлетика, даже стрельба из лука – разделение по полу естественно и понятно. А почему турниры по шахматам обычно проводятся раздельно?

– Не знаю. Почему?

– Я тоже не знаю. Тем не менее, нам не нужно объезжать пятьдесят монастырей. Их достаточно обзвонить. Телефоны взять из справочника. Задавая один и тот же вопрос: «Не связывался ли с ними несколько месяцев назад человек из России по имени Илья Донской»

– А если они не говорят по-английски?

– Значит, нанять переводчика. При хорошей гостинице всегда можно найти переводчика. Кстати, Химик не знал японского. Я думаю, что в каждом монастыре, который принимает паломников или туристов, должен быть кто-то, кто говорит по-английски и отвечает за эти вещи. Логично? Но в любом случае, что мы теряем? Не найдем – значит, не найдем. Зато посмотрим на Японию с самой экзотической стороны. По принципу «Не догоню, так хоть согреюсь».

– Я все-таки не понимаю твою идеальную мужскую логику. Получается, чтобы вытащить Матвея, надо сначала разделаться со всеми хатами? Оригинально! И кто вообще сказал, что Матвея надо вытаскивать? Он же там лечится!

– Я не верю в сумасшествие Матвея. У него психика здоровее, чем у нас с тобой, вместе взятых. Хаты изолируют его. Может быть, держат в заложниках. Может быть, он им еще для чего-то нужен. А его родители – бедные пенсионеры. На финдиректриссу Олю особой надежды нет…

Здесь я сделал паузу. Дело в том, что о визите Оли ко мне в тюрьму я не рассказал Маше. На всякий случай. Правильно ли я поступил, мне вдруг стало непонятно. Но рассказывать об этом сейчас, значило нарываться на дурацкие вопросы «А почему ты мне не рассказал этого раньше?» Поэтому я просто продолжил.

– Словом, кроме нас с Антоном, беспокоиться о Моте некому. А разделаться с хатами, чтобы его вытащить, может быть, и не надо. Но вот узнать о них побольше – как в анекдоте про раввина – не повредит. На самом деле, я думаю, что когда Антон закончит свои дела в Штатах, то мы вдвоем легко все решим. Но не одному же мне штурмовать психушку.

Маша не приняла мои доводы о необходимости вытаскивать Матвея из Японии. Зато она поняла, что спорить бесполезно. А мне… Мне словно открылось тайное знание. Я был переполнен им. Я чувствовал его каждой корпускулой своей души. Я был уверен, что в Японии мы получим то, что позволит нам… Я даже боялся представить, что оно нам позволит! И это черт знает что, должно было произойти в том самом дзенском монастыре, куда так и не попал бедный Химик.

Остаток пути мы провели в обозрении фантастических красот Приморья. Наконец в восемь утра мы спустились с последней сопки и поезд медленно завершил свой длинный путь. Владивосток!

План был простой: связаться с Антоном (я рассчитывал, что он все-таки будет заглядывать в наш секретный ящик) и выйти на Ворона (такая была кликуха у отца Кобы). А там видно будет. Особенно серьезно расписывать стратегию жизни до разговора с Антоном мне представлялось бессмысленным.

 

***

 

Мы поселились, на квартире у добродушного и нелюбопытного старичка, используя отработанную еще в Вятке тактику. Маша осталась приводить себя в порядок после долгого путешествия, а я пошел прогуляться по городу. Мне нужно было найти одно из тех мест, которое благополучные горожане называют сомнительными.

Но город был очень симпатичный и сомнительные места не попадались. Трамвайчиками, взбирающимися на сопки, он напоминал Лиссабон, а числом машин с правым рулем – от легковушек до грузовиков и автобусов – Лондон. Я подумал, что губернатору есть прямой повод подумать о переходе на левостороннее движение. Тем более, что оно эргономичней.

Поводив несколько дней машину в Лондоне, я понял, до какой степени руль справа удобней. В Европе и Штатах все самые сложные маневры, то есть разворот и поворот через встречную полосу мы осуществляем через левое плечо. А большинство из нас – правши. Поэтому нам и удобней, и безопасней разворачиваться через правое плечо. И если задуматься – не так уж мало стран на свете с левосторонним движением: Англия, Япония, Индия, Кипр, Австралия, Ямайка.

В таких размышлениях я уже больше часа гулял по Владивостоку. О бандитах ничто не напоминало. Разве что несколько проехавших джипов. Я подумал, что бандитские места следует искать в стороне порта. Проплутав там около получаса и не найдя ничего подходящего, я решил сменить тактику.

Я поднял руку, довольно быстро поймал такси (с правым рулем, естественно), и на вопрос «Куда?» ответил, чуть растягивая слова после второго слога, чтобы скрыть московский акцент: «Не знаю, брат. Я к вам только забурился. Вези, где правильные пацаны тусуются».

– А не партизанишь часом, валет?

Я вздрогнул. Шофер оказался одним из правильных пацанов.

– Я только из академии. Ищу Ворона.

– Виссарион, значит, тебе понадобился. А ксиву предъявишь?

– Яманный глаз покатит?

– Шуткуешь?

– А ты не при буром. Веди свою пеструху на хазу. Я же не буду дворником.

– А ты ведь меня не запряг… Масти-то какой? И погоняло назови. Или закона не знаешь?

– Погоняло – Пророк. С мастью потом разберемся.

Мы остановились у какого-то невзрачного кафе-стекляшки. Зашли вместе с шофером, он сказал что-то бармену (грязная белая рубашка, невыносимый толстый черный галстук, поверх всего этого еще более грязный белый халат) и мне предложили подождать. Я сел за барной стойкой и попросил пива. Кружка была грязной, от пива несло мочой. Я поморщился.

– Че нос воротишь?

Глаза бармена смотрели на меня вызывающе-недобро. Но тюремный опыт подсказывал мне, что спускать в подобных ситуациях нельзя. Поэтому я избрал средне-агрессивную тактику.

– Не катит твое пиво. Вкус гунявый. И кружка у тебя какая-то, бля, дударная.

– Пиво какое есть. А вкус гунявый, потому что я в него ссу. Ха-ха-ха.

– Ну ты брякнул, мухомол! За такие косяки можно ведь упасть-влюбиться. Забей амбразуру, пока тебе бестолковку не отремонтировали.

На этой бравурной ноте я решил закончить диалог, отставил кружку и небрежно бросил две бумажки по 10 долларов. Две, чтобы у бармена сложилось представление о моей состоятельности и не возникло вопросов о необходимости давать мне сдачу. Бармен, действительно, заткнулся. Через минуту его кто-то позвал, он отошел и тут же вернулся с телефонной трубкой в руках.

– На, побалакай тут.

Я взял трубку и сказал «Да!»

– Ты кто?

– Я – Пророк. А вы?

– А я Ворон.

Голос у него был добрый и немного уставший. Абсолютно не походил на голос одного из самых страшных людей России. В тюрьме ходили слухи, что сходняк собирался даже развенчать Ворона за излишнюю жестокость. Коба эти слухи жестко отрицал. Хотя сам как-то сказал мне, что до коронации погоняло его отца было «Выключатель».

– По музыке ходишь? Или вор ворует, фраер пашет?

– Мне сказал Коба, что вы можете мне помочь. У меня проблемы. Мне и моей девушке нужны документы.

Я специально не переходил на феню, чтобы сохранить дистанцию. Одно дело таксист с барменом, другое – Смотрящий всего Приморья. Удивительно, но Ворон тоже решил сменить феню на обычный язык. В этом было что-то уважительное. Мол, могу по музыке, а могу и так. Его русский был какой-то выспренный. Слова выговаривались медленно, как будто Ворону приходилось задумываться над каждым словом. Грузинский акцент еле слышался. У Кобы акцент был сильней, что понятно: Кобу воспитывала мать.

– Отписал он мне про тебя, отписал. Как ты с Фонарем в шахматную игру играл. Как звезду с неба выиграл. А потом ты будто бы испарился. Пшик – и нет тебя. Думали даже, что ты засланный. Но навели справки – нет, ты чистый. Ладно. Поступим так. Навести меня сегодня вечером, сделай милость. Вместе с девушкой. Отужинаем. Я тебе покажу мою усадьбу. Ты расскажешь мне про свое житье-бытье. И обмозгуем твою проблему. Ты в гостинице поселился или у друзей обитаешь?

– На частной квартире.

– Адресок не скажешь?

Я запнулся. Но выхода не было. С такими людьми в темную не играют.

– Тунгусская 25, квартира 3.

– Вот и славно. Часиков в шесть за тобой подадут машину. Договорились?

Мне совершенно не улыбалась идея ужинать в усадьбе первого бандита Приморья, но отказ должен был показался ему серьезным оскорблением. Однако Машу я попытался отмазать.

– Договорились. Я буду. А девушке сегодня что-то нездоровится.

– А ты же доктор? Вот и вылечи ее до восьми часов. Я буду очень ждать. Вас обоих.

Я офигел от того, что даже о моем образовании ему было уже все известно. Попрощался и поплелся в гостиницу, с ужасом думая, как мне уговорить Машу. Я не считал предстоящий ужин таким уж рискованным, но все-таки…

Маша согласилась на удивление быстро. Во-первых, ей было интересно, как живут настоящие крестные отцы. Во-вторых, у нее появился повод купить себе красивое платье и туфли. В-третьих, она поняла, что другого выхода нет. Мы занялись шопингом и потратили на него полдня.

Я, не выбирая и не торгуясь, купил себе сотовый телефон, а потом из интернет-кафе, оплота дальневосточной цивилизации, отправил Антону на его секретный ящик номер своего нового телефона, подумав, что если в течении трех дней он не ответит, то придется связываться с Диной. А втравливать свою сестру и его жену в эту историю мне совсем не улыбалось. Но третьего способа связаться с Антоном я не видел. В Hi-Tech Computers могли ничего не знать об этой поездке. Я вообще подозревал, что Антон прилетал в Москву на пару дней не столько ради меня с Матвеем, сколько ради того, чтобы уволиться. Хотя, конечно, я мог ошибаться.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.015 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал