Глава 5. Поезд отправлялся вечером, в девять сорок пять

Поезд отправлялся вечером, в девять сорок пять. Часа в четыре я поехал на Сан-Педро-стрит переговорить с должником нашей фирмы — управляющим винодельческой компании. Шанса урвать с него хоть что-нибудь практически не было до августа, пока не начнет созревать виноград, но причина визита существовала, и весьма веская. Он объяснил, почему пока не может иметь со мной дела, я повыпендривался немного и вернулся к себе в контору. Нетти я сказал, что перспективы хорошие, и велел ей завести на винодельца карточку. Карточка автоматически фиксировала время визита — именно этого я и добивался. Я подписал пару писем и в пять тридцать ушел.

Явился я домой в шесть, обед у филиппинца был уже готов. И на нем тоже я собирался сыграть. Было третье июня. Обычно я платил ему первого, но сделал вид, что забыл зайти в банк и оставил его без денег. Сегодня днем, заскочив домой перекусить, я рассчитался с ним. Все это делалось для того, чтобы вечером ему не терпелось как можно раньше смыться и удариться в загул. Я сказал: «О'кей, можешь подавать», и он подал на стол суп прежде, чем я успел вымыть руки. Я старался есть с аппетитом. За супом последовал бифштекс с картофельным пюре, фасолью и морковкой, на десерт — фрукты. Я так нервничал, что едва двигал челюстями, но кое-как справился наконец со всем этим. Не успел допить кофе, как он уже перемыл посуду и переоделся в кремового цвета брюки, белые туфли и носки, коричневый пиджак, белоснежную рубашку с распахнутым воротом и был готов отправиться на свидание со своей девушкой. Прежде голливудский актер носил в понедельник то, что слуга-филиппинец надевал во вторник, но времена меняются, и теперь паренек из Манилы даст сто очков вперед хоть самому Кларку Гейблу.

Он ушел где-то без четверти семь. И когда перед уходом спросил, не нужно ли мне что-нибудь еще, я уже облачился в пижаму, делая вид, будто собираюсь лечь в постель. Я сказал ему, что устал, прилягу и попробую поработать немного. Взял бумагу и карандаши и начал писать, рассчитывая задолженность виноторговца, с которым беседовал днем. Такого рода расчеты всегда сохраняются, их обычно помещают в дело клиента. Я позаботился и о том, чтобы на паре бумаг красовалась сегодняшняя дата.

Затем я поднялся и позвонил к себе в контору. Ответил Джой Пит, сторож.

— Джой Пит? Это Уолтер Хафф. Сделай одолжение, зайди в мой кабинет. Там, на столе, увидишь расценочную книжку. Типа блокнота с отрывными листками, в кожаном мягком переплете, а на нем — мое имя золотыми буквами, под ним — слово «расценка». Забыл захватить ее домой, а тут она понадобилась. Будь другом, возьми ее и сразу же перешли мне с посыльным, о'кей?

— О'кей, мистер Хафф. Иду.

Минут через пятнадцать он перезвонил и сказал, что никак не может ее найти.

— Везде смотрел, мистер Хафф, и на вашем столе, и кругом. Нет никакой книжки.

— Должно быть, Нетти сунула ее в мой ящик и заперла.

— Давайте я позвоню и спрошу, куда она ее задевала?

— Да нет, не надо. Как-нибудь обойдусь.

— Вы уж извините, мистер Хафф.

— Ничего, не бери в голову. Обойдусь.

Я так запрятал эту книжку — ни одна живая душа не нашла бы. Тем более он. Но он теперь тот человек, который звонил мне вечером и может подтвердить, что я сидел дома и работал. Будут и другие. И не надо говорить ничего такого, чтобы он запомнил дату. Он вел журнал, куда записывал все, что делал, и ставил не только дату, но и время. Я взглянул на часы: семь тридцать восемь.

* * *

В четверть восьмого снова зазвонил телефон. Это была Филлис.

— Синий.

— Синий так синий.

Уточнение еще одной детали — костюм, который он наденет. Мы были уверены, что синий, но следовало знать абсолютно точно. Поэтому она вырвалась в магазин купить ему запасную зубную щетку и оттуда позвонила. Опасаться, что звонок засекут, оснований не было — она звонила не через коммутатор, а из автомата. Я встал и начал одеваться. И тоже надел синий костюм. Но прежде чем влезть в туфли, обмотал одну ступню толстым слоем марли и закрепил липкой лентой. Снаружи это выглядело как гипс на сломанной ноге. Я мог в случае надобности сбросить повязку за считанные секунды. Затем надел туфлю, которую едва удалось зашнуровать, но нужный эффект был достигнут. Проверил, взял ли очки в роговой оправе, точь-в-точь как у него. Они лежали в кармане пиджака. Там же находился кусок тонкой, но прочной бечевки, смотанной в маленький шарик. Там же лежала и самодельная рукоятка из толстого металлического прута, вроде тех, которые прикрепляют в магазине к крупным сверткам, чтоб легче было нести. Карман оттопыривался, но это меня мало волновало.

* * *

Без двадцати девять я позвонил Нетти.

— Тебе не попадалась моя расценочная книжка, сегодня, перед моим уходом?

— Нет, мистер Хафф.

— Нужна прямо позарез, но никак не могу вспомнить, куда ее сунул~

— Может, потеряли?

— Не знаю. Звонил Джою Питу. И он не нашел. Никак не пойму, куда делась~

— Может, мне заехать в офис, поискать?

— Да нет, не стоит. В конце концов, не так уж это важно.

— Я ее не видела, мистер Хафф.

Нетти жила в Бербанке, и разговор шел по междугородной. Запись покажет, что я звонил ей из своей квартиры в восемь сорок. Избавившись от нее, я разобрал аппарат и всунул под язычок звонка половинку визитной карточки. Теперь, когда телефон зазвонит, она выпадет. Ту же операцию я проделал и с дверным звонком в кухне. Меня не будет дома полтора часа, и я должен знать, звонил ли кто-нибудь по телефону или в дверь за время моего отсутствия. Если да, тогда я скажу, что был в ванной и из-за шума воды и закрытой двери ничего не слыхал. Но знать я должен.

* * *

Обработав звонки, я сел в машину, двинулся в сторону Голливудленда и вскоре запарковался на главной улице, в двух минутах ходьбы от дома. Машина не должна была привлекать внимания. С другой стороны, останавливаться поодаль тоже было нельзя, не идти же пешком. Тем более с такой ногой.

У поворота к дому росло большое дерево. Я выскользнул из машины, спрятался за него и стал ждать. Я прождал ровно две минуты, а показалось, что прошел час. И тут увидел свет фар. Из-за поворота выехала машина. Она сидела за рулем, он — рядом. Из-под локтя торчали костыли, прислоненные к дверце. Подъехав к дереву, машина остановилась. Пока все развивалось по плану. Наступал самый критический момент. Надо было выманить его из машины хоть на минутку, чтобы я успел влезть на заднее сиденье, где лежал его багаж. Будь он нормальным здоровым человеком на двух ногах, проделать это было бы несложно. Но заставить выйти практически калеку, да еще при том что рядом сидит молодая здоровая женщина, — все равно что вытянуть из болота бегемота.

Она начала в точности, как я велел:

— Я забыла бумажник.

— Разве? Мне показалось, ты брала.

— Я тоже так думала. Посмотри сзади.

— Нет, ничего там нет, кроме моих вещей.

— Ума не приложу, куда я его сунула!

— Ладно, поехали, а то опоздаем. Вот тебе доллар. На обратный путь хватит.

— Наверное, оставила на диване, в гостиной.

— Ну ладно, ладно, на диване так на диване. Давай, едем.

Теперь наступал тот момент, о котором я твердил ей раз двадцать. Она должна сделать все, абсолютно все, чтобы он вышел и принес бумажник. С трудом, но я наконец вбил ей в голову, что если она поведет себя неправильно, то только даст ему повод спросить: а почему бы тебе не выйти самой, вместо того чтобы мне переться на костылях? Я доказал ей, что единственно правильный ход — упрямо стоять на своем, не трогаться с места, пока он не разозлится, не выйдет из себя, боясь опоздать, и, как полный идиот, не потащится за этим самым бумажником. Она в точности следовала моей инструкции.

— Я не могу без бумажника!

— Зачем он тебе? Тебе мало доллара?

— Но там моя помада!

— Слушай, можешь ты наконец понять, что мы опаздываем? Это тебе не автомобиль — когда собрались, тогда и поехали. Это поезд, он отходит ровно в девять сорок пять и ждать не будет. Давай. Едем.

— Ах, значит, вот ты как со мной!

— Как?

— Я же сказала, там моя помада. А я не могу~

В ответ он исторг поток брани, и наконец я услышал, как застучали костыли по борту автомобиля. Не успел он скрыться за поворотом, неуклюже ковыляя к дому, как я нырнул в машину. Нырять пришлось в переднюю дверцу и перелезать на заднее сиденье, чтобы он, не дай бог, не услыхал, как хлопнула дверца. Этот звук почему-то всегда достигает ушей — звук захлопывающейся дверцы автомобиля. Я скорчился в темноте на сиденье. Там лежали его сумка и портфель.

— Ну, я все правильно сделала, Уолтер?

— Пока да. А как избавилась от Лолы?

— Избавляться не пришлось. Ее куда-то пригласили, я сама проводила ее на автобус.

— О'кей. Подай чуть назад, чтоб ему не пришлось далеко ходить. Теперь надо его маленько умаслить.

— Хорошо.

Она подала машину назад, к воротам, и вот он забрался в нее. Она сразу же тронула с места. Поверьте, нет ничего противнее, чем подглядывать за мужем и женой и слушать, о чем они говорят наедине. После того как она его немного умаслила, он начал жаловаться на Белли, которая, дескать, что-то не так подавала за обедом. Она подлила масла в огонь, перечислив, сколько Белли перебила посуды. Затем они переключились на какого-то типа по имени Хоби и на женщину по имени Этель, по всей видимости жену этого самого Хоби. Он сказал, что готов сказать Хоби прямо в лицо, что все отношения между ними кончены. Она сказала, что вообще-то ей всегда нравилась Этель, но та слишком много возомнила о себе в последнее время, и это ей надоело. Потом они стали вычислять, должны ли позвать еще раз Хоби и Этель на обед; тут выяснилось, что, поскольку они недавно побывали у них, следует ответить приглашением, но в последний раз. Когда наконец эта проблема была решена, всплыла другая: они стали спорить, стоит ли ему брать в Пало-Альто такси, и в конце концов решили, что стоит, пусть даже и дороговато, потому как если ему придется везде таскаться на костылях, то удовольствия от поездки будет мало, к тому же вредно для ноги. Голос Филлис звучал так естественно, словно ему действительно предстояло попасть в Пало-Альто, словно ни одной задней мысли в голове у нее не было. Поразительные они все же твари — женщины~

* * *

Лежа на заднем сиденье, я не мог видеть, где мы проезжаем. Я почти не дышал, боясь, что он услышит. Филлис должна была вести машину предельно осторожно, резко не тормозить, избегать столкновений словом, не делать ничего такого, что заставило бы его обернуться. Он и не обернулся. Ни разу. Во рту у него была сигара, и, откинувшись на спинку кресла, он курил. Через некоторое время она дважды нажала на клаксон. Условный сигнал — мы выезжаем на темную улицу в полумиле от вокзала, выбранную заранее.

Я приподнялся, зажал ему ладонью рот и с силой запрокинул назад его голову. Пытаясь освободиться, он вцепился в мою руку, не выпуская при этом из пальцев сигару. Я взял ее свободной рукой и передал Филлис. Она взяла. Затем схватил костыль и сунул ему под подбородок. Не стану описывать вам, что последовало дальше. Но через несколько секунд он уже сидел неподвижно, скорчившись на сиденье, со сломанной шеей, причем на теле не осталось ни единого следа, за исключением красной отметины от перекладины костыля чуть выше носа.