Приступая к теме: шансы на трансформацию

Л а с л о: Весьма актуален следующий вопрос: можно ли продолжать сегодняшний образ жизни, не провоцируя при этом аварийных ситуаций и кризисов и не ставя под угрозу благополучие всего мира? Озабо­ченность этим вопросом находит свое выражение хотя бы в том, как часто используется в наши дни слово “жизнеспособность”.

Все говорят о жизнеспособности, но не все понима­ют, что именно поставлено на карту. Это нечто новое и неожиданное в истории человеческого рода — вести такой образ жизни, который не позволяет нам продол­жать жить. Напрашивается неизбежный вывод: мы должны измениться. Боюсь, что вопрос уже идет не о том, следует ли нам меняться, а том, как быстро и как

качественно мы изменимся. Поэтому вместо того чтобы обсуждать темы, которые обычно обсуждают все умные люди, — как много следует срубить или не срубить де­ревьев, и т.п. — мы должны честно обратиться к этому фундаментальному вопросу. Полагаю, что в первую оче­редь нам надо спросить себя, где мы находимся, кто мы такие и как мы смотрим на мир и на себя.

Возможно, мы приближаемся к величайшему водо­разделу в истории. До сих пор человечество анализиро­вало смысл великих водоразделов лишь после того, как они оставались позади. Но поступать так сегодня слиш­ком рискованно. Необходимо тщательно разобраться в том, что нам уготовано, и осознанно стремиться к улуч­шению своих шансов. Для решения этой грандиозной задачи требуется пролить какой-то свет на ряд факторов, определяющих нынешние эпохальные перемены.

Позвольте начать со следующего высказывания: для того чтобы выжить и продолжить свое развитие, не об­рекая себя на вымирание, мы должны пересмотреть свои представления о вселенной, о человеке и об идеях про­гресса и развития.

Р а с с е л: Вы говорите о вымирании, но что же именно стоит перед такой угрозой? Я не думаю, что на этой планете погибнет вся жизнь. Жизнь очень выносли­ва. Несмотря на то, что в прошлом вымирали ведущие биологические виды, жизни в целом всегда удавалось сохраниться. Возможно, если бы не глобальный катак­лизм, стерший с лица земли шестьдесят пять миллионов лет назад динозавров и восемьдесят пять процентов дру­гих видов, эволюция не привела бы к возникновению человечества. Не исключено, что деятельность людей приведет к вымиранию других крупных видов. Если это действительно так, то это будет первый случай, когда причиной подобного вымирания оказывается образ жиз­ни одного из собственных видов планеты. Разумеется, это будет беспрецедентным событием, однако и в этом случае жизнь сумеет сохраниться. При таком сценарии тем видом, к исчезновению которого приведут наши действия, будем, скорее всего, мы сами, однако мы не уничтожим всю жизнь на планете.

При самом наихудшем сценарии мы уничтожим озоновый слой. Тогда жизнь на суше станет невозмож­ной. Ультрафиолетовая радиация так же опасна для на­секомых, цветущих растений и микроорганизмов, как и для человека. Но в море жизнь сохранится; она сущест­вовала там за миллиарды лет до формирования озоно­вого слоя. А впоследствии, когда озоновый слой вос­становится, не исключено, что живые существа вновь заселят и сушу.

Впрочем, я не думаю, что это самый вероятный из сценариев. Гораздо более вероятно, что серия крупных экономических и экологических катастроф приведет к падению западной цивилизации. Но это не будет концом человечества. Некоторые изолированные туземные на­роды смогут выжить и в конечном счете создать новую цивилизацию — будем надеяться, более мудрую, чем наша. Впрочем, и падение западной цивилизации не оз­начает физического конца для всех нас. Ведь крушение советской системы не привело к гибели жителей этих стран. Разумеется, там произошли далеко идущие пере­мены и для многих наступили трудные времена. Однако люди в большинстве своем все еще живы.

Все это, возможно, звучит довольно пессимистично, и тем не менее в отношении человеческих способностей и того, чего мы можем добиться в качестве индивидуумов перед лицом бедствия, я настроен оптимистически. Возможно, нам предстоят трудные в материальном от­ношении времена, но в то же время я верю, что мы стоим на пороге великих изменений в сфере сознания.

Л а с л о: К сожалению, возможность исчезновения целых видов всегда существует. Западная цивилизация в своей недальновидности может привести к всеобщему катаклизму. У нас столько оружия и столько разруши­тельной силы, что мы вполне способны уничтожить если не всю жизнь на Земле, то все высшие формы жизни. Для ее восстановления могут потребоваться тысячи, а при наихудшем сценарии — даже миллионы лет. Но, конеч­но, жизнь на Земле все равно будет продолжаться — ес­ли не произойдет космическая катастрофа, — и Земля просуществует еще миллиарды лет.

Однако давайте обратимся к более конкретному примеру. В настоящее время избытков продовольствия в США хватает примерно на сорок дней, не больше. Если в отсталых странах случится крупный неурожай, импорт продовольствия станет невозможен ни за какие деньги. В случае серьезного сбоя с продуктами в Африке или Азии этого избытка хватит ненадолго.

И что же тогда произойдет? Что будет, если воз­можностей планеты Земля хватит лишь на то, чтобы прокормить пять или четыре миллиарда человек, а не шесть миллиардов? Что случится после того, когда “лишние” люди окажутся ниже уровня выживаемости? В подобной ситуации могут разразиться разрушительные конфликты, вспыхнуть опустошительные эпидемии, произойти массовые переселения. Содрогнется вся ми­ровая система. Не очень-то хочется долго обсуждать ва­риант Страшного Суда, однако необходимо осознавать, что мы стоим перед угрозой весьма серьезных потрясе­ний. Отсюда следует необходимость изменения западно­го способа смотреть на вещи.

Я недавно вернулся из Азии, где в очередной раз убедился в том, сколь мизерны там шансы у нуждаю­щихся людей на какие-либо изменения в их жизни. Они с трудом умудряются сводить концы с концами. Большая часть человечества живет слишком близко к уровню вы­живания, и этот факт тоже подтачивает системы жизнеобеспечения.

Куда ни глянь, везде та или иная проблема, куда ни посмотри, везде необходимо как-то адаптироваться. Все это означает необходимость изменения ведущего модуса сознания. Это корень проблемы. Мы должны начать думать иначе, чувствовать иначе и по-другому относиться друг к другу и к природе. В противном слу­чае нам не справиться с угрожающей нам опасностью. В наше время мы все находимся в одной лодке. Ду­маете ли вы, что у нас есть способность измениться? Есть ли реальный шанс на радикальное изменение в сознании?

Г р о ф: Я уже более сорока лет занимаюсь иссле­дованием необычных состояний сознания, вызванных психоделическими препаратами или мощными экспе­риментальными формами психотерапии, а также теми, которые возникают самопроизвольно. За это время я был свидетелем огромного множества примеров глубо­кой трансформации индивидуального сознания. Среди наблюдаемых при этом изменений — значительное снижение агрессивности и общее повышение сострада­ния и терпимости. По мере того, как растет способность наслаждаться жизнью, наблюдается значительное снижение ненасытного стремления к преследованию ли­нейных целей — стремления, оказывающего, судя по всему, магическое воздействие на людей в западном индустриальном мире и во всем нашем обществе. Я го­ворю об убежденности в том, что “больше” означает “лучше”, что неограниченный рост, удвоение или ут­роение валового национального продукта способно ос­частливить всех нас. Другим важным аспектом этой трансформации является духовный кризис универсаль­ной и несектантской природы, характеризующийся осоз­нанием единства всего мироздания и глубокой связи с другими людьми, другими видами, природой и целым космосом.

Поэтому у меня нет никаких сомнений в возможно­сти глубокой трансформации на личном уровне, а также в том, что она увеличит наши шансы на выживание, если будет происходить в крупных масштабах. Естественно, остается открытым вопрос, произойдет ли трансформа­ция такого рода в достаточно крупном сегменте населе­ния за достаточно короткое время, чтобы привести к су­щественным переменам. Перефразирую этот вопрос в практической плоскости: можно ли ускорить подобное изменение, и если да, то с помощью какой стратегии и какие побочные явления будут с ней сопряжены? Так или иначе, но в самой по себе человеческой личности уже имеются встроенные механизмы, способные стать промежуточным звеном на пути к глубокой и благотвор­ной трансформации.

Л а с л о: В настоящее время мы видим, что в мыш­лении людей происходят изменения, предвещающие подлинную революцию в сознании. Что вы по этому по­воду думаете? Связано ли это с тем фактом, что нам угрожает опасность, или же это случайность, простое сов­падение?

Р а с с е л: Я считаю, что связь есть. Но, скорее, не угроза является причиной трансформации, а обе они проистекают из одного и того же источника — свойст­венного нашей культуре материалистического созна­ния. Это коренная причина глобального кризиса. Наша деловая этика, наша политика, даже наш индивидуаль­ный стиль жизни — все это лишь симптомы более глу­бокой проблемы. Вся наша цивилизация нежизнеспо­собна, и причина этого в нежизнеспособности нашей ценностной системы, самого нашего сознания, которое определяет наше отношение к миру.

Нас приучили верить, что чем больше у нас вещей, чем больше мы производим, чем больше у нас контроля над природой — тем мы счастливее. Именно это и при­водит к тому, что мы так склонны всё эксплуатировать, так много потреблять, не заботясь о других частях пла­неты и даже о других представителях своего собственно­го вида. Нежизнеспособна сама эта разновидность соз­нания.

Сегодня лишь десять процентов населения мира принадлежит к обеспеченному классу, у представителей которого после приобретения еды, одежды, крыши над головой и других материально необходимых вещей еще остается достаточно денег на различные излишества. Однако эти десять процентов потребляют более трех четвертей всех ресурсов планеты. До массового сознания постепенно доходит факт нежизнеспособности такого порядка вещей. Невозможно обеспечить подобный стиль жизни всему человеческому роду, тем более что числен­ность его постоянно растет.

Положительная же сторона состоит в том, что целе­сообразность этой материальной культуры и лежащего в ее основе материалистического сознания все чаще вызы­вает серьезные сомнения. Всё больше людей здесь, на Западе, где люди ведут самый расточительный образ жизни, начинают признавать, что такой подход несо­стоятелен, что он не дает нам того, к чему мы на самом деле стремимся. Наша система может быть очень хороша для удовлетворении наших физических потребностей. Мы можем покупать еду в супермаркете, путешествовать куда захочется, носить модную одежду, жить в роскош­ных домах. Однако она не отвечает нашим более глубо­ким, внутренним, духовным потребностям. Несмотря на все свои материальные возможности, люди чувствуют себя такими же подавленными, незащищенными и нелю­бимыми, как и прежде.

Г р о ф: В определенном смысле сам факт насыще­ния и перенасыщения в сфере базовых материальных потребностей и породил кризис смысла и духовных по­требностей в обществе. Долгое время мы находились в плену иллюзии и ложной надежды на то, что рост мате­риальной обеспеченности сам по себе способен осново­полагающим образом изменить качество жизни, принося нам благополучие, удовлетворение и счастье. Богатство западных индустриальных стран на сегодняшний день невероятно, особенно в определенных слоях общества. Многие семьи наслаждаются подлинным изобилием —-большой дом, два набитых едой холодильника, три или четыре машины в гараже, возможность поехать в отпуск в любое место в мире. Но ничего из этого не принесло людям удовлетворения — налицо рост числа эмоцио­нальных расстройств, злоупотребление наркотиками и алкоголизм, преступность, терроризм и насилие в семье. Наблюдается повсеместная утрата смысла, ценностей и перспективы, отчуждение от природы и общая самораз­рушительная тенденция. Осознание краха философии мейнстрима ознаменовало в жизни многих людей пово­ротный пункт. Они начинают интересоваться альтерна­тивой и обретают ее в духовном поиске.

Л а с л о: Такое впечатление, словно что-то в кол­лективной психике человечества включает предупреж­дающий сигнал, служащий стимулом к изменению.

Р а с с е л: Нечто подобное пережил Будда до того, как стал Буддой. Он родился в очень богатой семье, был принцем, у него было все, в чем он только мог нуждать­ся, — замечательная еда, всевозможная роскошь, укра­шения, танцующие девушки. Но он осознал, что облада­ние всеми этими богатствами неспособно положить ко­нец страданию. Он видел, что страдание присутствует в его собственной семье, среди его придворных, в городе за пределами дворца. Поэтому он решил посвятить свою жизнь поиску способа прекращения страдания.

Сегодня мы переживаем похожий процесс. С уче­том современных удобств, которыми мы пользуемся, большинство из нас еще состоятельнее, чем Будда, ко­гда он был принцем. И так же, как и он, мы начинаем осознавать, что все это благополучие не только не пре­кращает страдания, но иногда даже усугубляет его. В обществе широко распространена озабоченность смыс­лом жизни. Кто мы? Почему мы существуем? Чего именно мы на самом деле хотим? Речь идет не об от­дельных людях — миллионы пытаются найти за преде­лами материальной цивилизации более глубокий смысл, внутренний мир и способ удовлетворения духовного голода.

Л а с л о: Есть признаки надежды. Если бы все люди верили, что их счастье обусловлено только сущест­вующими материальными стандартами и улучшением качества жизни по линии обычного прогресса, преду­сматривающего обладание все большим и большим чис­лом вещей, то в конце этого туннеля не было бы никако­го света. Но это не так. Если характер мышления людей претерпевает подлинные перемены, значит, можно рас­считывать на то, что постепенно формируется новая, бо­лее адаптированная к природе культура.

Г р о ф: В своей работе мне приходилось иметь дело с людьми, которые в течение многих десятилетий интенсивных и непрекращающихся усилий преследова­ли свою цель, а затем, наконец достигнув ее, впадали в глубочайшую депрессию, поскольку все это время ожи­дали получить от своей цели нечто такое, чего она дать никак не могла. Джозеф Кэмпбелл говорил об этой си­туации: “это все равно, что добраться до вершины лестницы и обнаружить, что она приставлена не к той стене”.

Такая одержимость всевозможными линейными уст­ремлениями весьма характерна для нас — как на инди­видуальном уровне, так и для всей западной цивилиза­ции в целом. Это погоня за миражом счастья, которое всегда мыслится как нечто, находящееся где-то в буду­щем. Ничто не удовлетворяет нас таким, как оно есть. Мы чувствуем, что что-то должно измениться: хотим иначе выглядеть, иметь больше денег, власти, положе­ния или славы, хотим найти другого партнера. Мы не живем полностью в настоящем и воспринимаем свою жизнь как некую подготовку к лучшему будущему. Это модель постоянной ненасытности, никак не зависящей от наших конкретных достижений. Видя вокруг себя при­меры людей, достигших всего того, что, как нам кажет­ся, может нас осчастливить, — таких, как Аристотель Онассис, Говард Хьюз и многие другие, — мы начинаем понимать, что для них это не сработало, но так и не учимся на их примере, продолжая верить, что в нашем случае все было бы по-другому.

С другой стороны, я неоднократно встречал людей, которые оказались способны обнаружить психологиче­ские корни этой модели и сумели либо избавиться от нее, либо уменьшить ее влияние на ход их жизни. Как правило, они осознавали, что такое отношение к жизни тесно связано с присутствием в их бессознательном не­завершенного гештальта травмы биологического рож­дения. Хоть мы и сумели родиться на этот свет, мы так по-настоящему и не усвоили и не интегрировали тот факт, что нам удалось избавиться от мертвой хватки сжимающего родового канала. Память об этом все еще живет в нашем бессознательном. Это впечатанное в нас знание впоследствии играет роль трафарета, через ко­торый мы видим мир и свое место в нем. Подобно мла­денцу, борющемуся с тисками родового канала, мы не можем наслаждаться существующей ситуацией и ищем решение в будущем. Нам всегда кажется, что оно где-то впереди.

Экзистенциалисты называют такую жизненную стратегию автопроекцией: мы воображаем себя в некой, лучшей, чем сейчас, ситуации в будущем, и начинаем преследовать этот мираж. Такая стратегия проигрышна, независимо от того, достигаем мы конкретной цели или

нет, поскольку она никогда не приносит нам того, чего мы от нее ожидаем. Она ведет к неподлинному способу существования, неспособному дать истинное удовлетво­рение, к существованию, которое иногда называют “кры­сиными гонками” или “конвейером”. Единственный вы­ход — обратиться внутрь себя и завершить эту модель с помощью экспериментальной работы в процессе психо­духовного возрождения. Полное удовлетворение в ко­нечном счете наступает благодаря переживанию духов­ного измерения существования и своей собственной бо­жественности, а не преследованию материальных целей какого бы то ни было масштаба. Когда люди правильно распознают психодуховные корни этой модели ненасыт­ной жадности, они начинают понимать необходимость обращения внутрь себя и переживания внутреннего пре­ображения.

Л а с л о: Находится ли такое осознавание на по­дъеме?

Г р о ф: Впечатление, несомненно, именно такое. Я чувствую, что это как-то связано с тем фактом, что все больше и больше людей приходят к выводу, что автопро­екция представляет собой обанкротившуюся, нерабо­тающую стратегию, поскольку они лично убедились в том, что материальный успех не приносит удовлетворе­ния, либо, наоборот, из-за того, что непрерывное пре­следование ими внешних целей породило непреодоли­мые трудности. Так или иначе, ситуация отбрасывает их внутрь, в их собственный внутренний мир, и у них начи­нается процесс трансформации. Свою долю в этот про­цесс может внести и крах стратегии неограниченного роста в мировом масштабе. К сожалению, психиатры часто диагностируют многих из тех, кто переживает такого рода радикаль­ную трансформацию, как людей, страдающих психозом, и сажают их на седативные медикаменты. Мы с моей женой Кристиной верим, что среди людей, в настоящее время находящихся на излечении от психозов, есть весьма многочисленная группа тех, кто в действитель­ности проходит сложную психодуховную трансформа­цию, нуждаясь в том, что мы называем “духовной скорой помощью”.

Р а с с е л: В определенном смысле вся наша куль­тура нуждается в духовной скорой помощи. Во многих отношениях корни этой ситуации уходят к шестидесятым годам, когда многочисленные представители обще­ства бросили вызов главенствующему мировоззрению, разглядев новый способ поведения и общения с людьми и миром, не основанный на старой материалистической парадигме.

Сегодня многое из того, что происходило тогда, может показаться проявлением наивности, однако про­зрения тех лет глубоко затронули всю нашу культуру. К примеру, медитация считалась раньше чем-то чужерод­ным. В наши дни те или иные виды медитации практи­куются повсеместно, ей обучают даже в некоторых корпорациях. Она стала общепризнанной и уважаемой формой деятельности. То же самое произошло и с йо­гой. В шестидесятые годы йогу изучал только авангард; сейчас ее практикуют миллионы людей.

Другой пример — психотерапия. В прошлом посе­щение психотерапевта автоматически воспринималось как признак того, что у вас серьезные психологические нарушения, что у вас далеко не всё в порядке. В сегодняшней Калифорнии считается, что у вас не всё в по­рядке, если вы не ходите к психотерапевту. Даже те, кого мы считаем психологически здоровыми, осознают, что они не реализуют весь свой потенциал, признавая, что без посторонней помощи им, вероятно, не удастся обна­ружить ограничивающие их скрытые психологические комплексы и мыслительные модели.

Тридцать лет назад мало кто интересовался само­развитием. В наши дни интерес к нему стал достоянием мейнстрима. В шестидесятые годы, когда я был студен­том в Кембридже, в самом большом книжном магазине в Британии была лишь одна полка с книгами по эзоте­рическим темам и духовным учениям. Сегодня в любом городе вы найдете как минимум один магазин, а ча­ще — с полдюжины магазинов, полностью посвящен­ных книгам по исследованию сознания и метафизиче­ским вопросам.

Рост интереса к этим вопросам отражается и в спи­ске бестселлеров. В последние годы книги по самораз­витию, по вопросам духовности и исследования созна­ния составляют около 50 процентов, а порой и больше, из числа наиболее продаваемых книг. Это то, что люди читают, то, что их интересует. Сходные тенденции на­блюдаются в кино, телевидении, в журналах, даже в Ин­тернете.

Л а с л о: Из сказанного следует вывод, который всегда занимал мое воображение и продолжает занимать его все больше и больше. Речь идет о том, что мы, как индивиды, возможно, не являемся пленниками своего черепа, запертыми в собственной коже. Что все мы ка­кими-то интимными узами связаны друг с другом, а быть может, и со всеми другими проявлениями жизни на пла-нете. Поэтому в ситуации, когда всем нам угрожает ре­альная опасность — а сейчас сложилась именно такая ситуация, — что-то проникает в умы людей, пусть даже большинство этого и не осознаёт, и включает преду­преждающие сигналы, порождая стремление к измене­ниям. Полагаю, не будет преувеличением предположе­ние о существовании всеобщего разума человечества, чего-то вроде ноосферы, коллективного бессознатель­ного, действующего внутри и вокруг нас. В эти дни оно начинает проявляться в сознании отдельных людей. Возможно, существуют силы, действие которых про­стирается за пределы обычных экономических, полити­ческих и общественных факторов. Это важно для нашего выживания; если бы действовали одни лишь обычные факторы, ситуация выглядела бы практически безнадеж­ной: их никак не хватит для того, чтобы мы изменились вовремя.

Мы уже и так значительно отстаем. Для предупреж­дения завтрашнего кризиса нам необходимо было бы измениться еще вчера. Однако если в нашем коллектив­ном бессознательном есть нечто способное проникать в сознание индивидов, то ситуация выглядит более обна­деживающей.

Г р о ф: Не могу не согласиться с этим. События в мире не всегда развиваются по линейной логической схеме. Мы с вами оба, Эрвин, родом из Восточной Евро­пы, и политическое развитие там живо интересует нас. Думаю, вы согласны с тем, что если бы кто-то за неделю до падения Берлинской стены сказал нам, что это про­изойдет, мы бы со смехом отмахнулись от такого про­гноза, как от нелепой фантазии. Столь же неправдопо­добно прозвучало бы заявление, что после сорока лет

советского тоталитаризма и политического деспотизма Горбачев просто потеряет интерес к Венгрии, Чехосло­вакии, Польше и другим союзным странам и предоставит им свободу. И уж тем более нелегко было предвидеть, что сам Советский Союз буквально в одночасье распа­дется и прекратит свое существование в качестве миро­вой державы. О предсказании подобных событий на ос­нове обычной экстраполяции прошлого опыта не могло быть и речи. Тут должны были сработать какие-то иные факторы.

Л а с л о: О том, что такие процессы происходят нелинейно, скачкообразно, могло подсказать нам зна­ние того, как трансформируются сложные системы. От­дельные детали великих трансформаций непредсказуе­мы. Можно лишь ожидать от них неких радикальных новшеств. Но возможны ли такие же революционные перемены в процессах, проистекающих в нашем уме? Произойдет ли в ближайшие годы столь же далеко идущая и бесспорная трансформация и в нашем созна­нии, несмотря на то, что на сегодняшний день можно наблюдать лишь едва заметные ее симптомы? Возмож­но ли, что мы находимся на пороге великой революции в сознании?

Р а с с е л: Безусловно, возможно. Если интерес к личностному развитию будет продолжать расти такими же темпами, и если этот интерес найдет свое выраже­ние в изменении сознания, то мы станем свидетелями процесса позитивной обратной связи, ведущей к экспо­ненциальному ускорению внутренней осознанности. Чем больше пробуждается людей, чем шире распространяется знание о факторах, культивирующих внутреннюю осознанность, — тем благоприятнее становит­ся социальная среда для дальнейшего пробуждения, поощряя к пробуждению все большее число людей. В результате вероятность изменения в сознании растет, и само изменение становится более легким. Такое раз­витие может спровоцировать коллективный скачок в сознании.