Восемнадцать. «Моррисон»- самый крупный супермаркет в торговом центре

«Моррисон»- самый крупный супермаркет в торговом центре. В школах вот-вот закончатся уроки, и в магазине полно народу.

-Бери корзину, -приказывает Зои. –И посматривай, нет ли где охранников.

-Как они выглядят?

-Так, будто они на работе!

Я брожу по магазину, внимательно разглядывая полки с товарами. Сто лет не была в супермаркете. В гастрономическом отделе на прилавке стоят блюдечки. Я беру два куска сыра и оливку, понимаю, что голодна как волк, прихватываю с фруктового прилавка горсть черешни и отправляю в рот. Я жую ягоды на ходу.

-Как ты можешь столько жрать? - любопытствует Зои. –Меня тошнит от одного взгляда на тебя.

Она объясняет мне: в корзину следует класть то, что мне не надо, -обычные товары вроде томатного супа и сливочных крекеров.

-А в карман, -уточняет она, -то, что тебе надо.

-Например?

Зои выходит из себя:

-Откуда я знаю, черт возьми? Здесь полно всего. Выбирай сама.

Я беру пузырек вульгарно ярко-красного лака для ногтей. На мне до сих пор Адамова куртка. В ней много карманов. Пузырек незаметно проскальзывает внутрь.

-Класс! –говорит Зои. –Ты благополучно нарушила закон. Теперь мы можем идти?

-И это все?

-В общем, да.

-Полная фигня! Лучше бы мы смылись из кафе, не заплатив.

Зои вздыхает и бросает взгляд на экран мобильного телефона:

-У тебя пять минут.

Совсем как мой папа.

-А ты? Будешь просто смотреть?

-Я на шухере.

Продавщица в фармацевтическом отделе обсуждает с покупателем грудной кашель. Вряд ли она хватится этого тюбика увлажняющего лосьона для тебя или баночки питательного крема. В корзину отправляются хрустящие хлебцы. В карман- крем для лица. В корзину-чай в пакетиках. В карман-косметическое молочко. Все равно что собирать клубнику.

-У меня неплохо получается! –сообщаю я Зои.

-Отлично.

Она даже не слушает. Подельник из нее тот еще. Зои прохаживается вдоль прилавка.

-Идем за шоколадом, -окликаю я.

Но Зои не отвечает, и я отстаю от нее.

В кондитерском отделе не то чтобы Бельгия, но полным-полно перевязанных миленькими ленточками коробок с трюфелями всего по фунту девяносто девять пенсов. Я хватаю две коробочки и прячу в карман. Байкерская куртка словно создана для воров. Интересно, знает ли об этом Адам.

К крайнему ряду с холодильниками мои карманы уже битком набиты. Я прикидываю, сколько пролежит в куртке мороженое «Бен и Джерри», и тут мимо проходят две девушки, с которыми я когда-то училась. Увидев меня, они останавливаются, наклоняются друг к другу, и о чем-то шепчутся. Я собираюсь написать Зои, чтобы она меня выручила, но девушки подходят ко мне.

-Ты Тесса Скотт? –спрашивает блондинка.

-Ага.

-Помнишь нас? Мы Фиона и Бет. –Она произнесла это с таким видом, будто они всегда идут в паре. –Ты ведь ушла в одиннадцатом классе?

-В десятом.

Девушки выжидающе смотрят на меня. Неужели они не понимаю, что живут совсем в другом мире, где время течет гораздо медленнее, чем в моем, и мне абсолютно не о чем с ними говорить?

-Как дела? –наконец интересуется Фиона. Бет кивает, словно полностью согласна с вопросом. –Ты все еще лечишься?

-Уже нет.

-Значит, ты выздоровела?

-Нет.

Я наблюдаю, как до них постепенно доходит смысл моих слов. Сначала округляются глаза, потом краснеют щеки, приоткрываются рты. Предсказуемая реакция. Они меня больше ни о чем не спрашивают, потому что корректных вопросов не осталось. Мне хочется их отпустить, но я не знаю, как это сделать.

-Со мной Зои, -говорю я; молчание слишком затянулось. –Зои Уокер. Они училась на класс старше.

-Правда? - Фиона пихает подругу локтем в бок. –Странно. Я как раз о ней тебе рассказывала.

Бет озаряется улыбкой, обрадовавшись, что возобновился нормальный разговор.

-Она тебе помогает ходить за покупками? –спрашивает она так, будто обращается к четырехлетнему малышу.

-Не совсем.

-Смотри! –восклицает Фиона. –Вот она. Теперь ты понимаешь, о ком я говорила?

Бет кивает.

-Ах, о ней!

Я жалею, что вообще раскрыла рот. Меня гложет нехорошее предчувствие. Но слишком поздно.

Зои, кажется, совсем не рада их видеть.

-Что вы здесь делаете?

-Разговариваем с Тессой.

-О чем?

-О том о сем.

Зои бросает на меня подозрительный взгляд:

-Ты готова?

-Ага.

-Погоди, -Фиона трогает Зои за рукав, - это правда, что ты встречаешься со Скоттом Редмондом?

Зои смущается:

-Тебе то что? Ты его знаешь?

Фиона тихонько фыркает:

-Кто же его не знает? –Она оборачивается к Бет и закатывает глаза. –Его знают абсолютно все.

Бет смеется:

-Ага, он встречался с моей сестрой. Где-то с полчаса.

Глаза Зои сверкают.

-Правда?

-Слушайте, -вмешиваюсь я, - все это, конечно, безумно интересно, но нам пора. Мне еще нужно забрать приглашения на свою панихиду.

Это заставляет их замолчать. Фиона потрясенно смотрит на меня:

-Неужели?

-Угу. –Я беру Зои за руку. –Жаль, что я этого не увижу-обожаю вечеринки! Если вспомните какие-нибудь красивые псалмы –наберите мне эсэмэску!

Мы уходим, окончательно сбив их с толку. Повернув за угол, мы с Зои останавливаемся в отделе кухонной посуды в окружении столовых приборов и нержавеющей стали.

-Зои, они дуры. Ничего они не знают.

Зои с деланным интересом рассматривает щипчики для сахара:

-Не хочу об этом говорить.

-Давай повеселимся, отмочим какую-нибудь штуку. Например, совершим за час как можно больше правонарушений!

Зои вымученно улыбается:

-Можно поджечь дом Скотта.

-Не верь им, Зои.

-Почему?

-Ты его знаешь лучше, чем они.

Я никогда раньше не видела, чтобы Зои плакала. Вообще. Ни когда получила аттестат о среднем образовании, ни даже когда я сообщила ей свой смертельный диагноз. Я была уверена, что она просто не умеет плакать, как Вулкан. Но сейчас она плачет. В магазине. Пытаясь скрыть слезы, Зои встряхивает волосами, и они падают ей на лицо.

-Что с тобой? Что случилось?

-Я ухожу. Мне нужно его найти, -отвечает Зои.

-Сейчас?

-Прости.

При виде Зоиных слез меня пробирает дрожь. Как она могла так влюбиться в Скотта? Они знакомы всего ничего.

-Мы ещё не закончили с правонарушениями.

Зои кивает; по ее лицу струятся слезы.

-Когда будешь готова, бросай корзину и уходи. Извини. Я ничего не могу поделать. Мне надо идти.

Я все это уже видела. Стояла и смотрела в спину Зои, на ее раскачивающиеся в такт шагам золотистые волосы. А она уходила все дальше и дальше.

Пожалуй, я подожгу не Скоттов дом, а ее.

Но без Зои уже неинтересно. Сделав вид, будто с удивлением обнаружила, что забыла дома кошелек, я ставлю корзину на пол, чешу в затылке и направляюсь к выходу. И тут кто-то хватает меня за запястье.

Вроде бы Зои говорила, что магазинных охранников легко вычислить. Я-то думала, они ходят в плохих костюмах с галстуками, а не в куртках: они же целый день в помещении.

На остановившем меня мужчине темно-синяя джинсовая куртка. Волосы коротко острижены.

-Вы собираетесь платить за то, что у вас в кармане? –спрашивает он и добавляет: -У меня есть основания полагать, что в пятом и седьмом ряду вы прятали товары в куртку. Это видел наш сотрудник.

Я вынимаю из кармана пузырек лака и протягиваю ему:

-Возьмите.

-Вам придется пройти со мной.

Краска бросается мне в лицо:

-Не хочу.

-Вы собирались уйти из магазина, не заплатив, -настаивает мужчина и тащит меня за собой.

Мы направляемся по проходу в глубь магазина. Окружающие сверлят меня взглядами. Едва ли охранник имеет право так меня тащить. А может, он вовсе и не охранник, а просто хочет завести меня в какое-нибудь безлюдное тихое местечко. Я упираюсь, хватаюсь за полку. Я задыхаюсь.

Охранник мнется:

-Вы хорошо себя чувствуете? Может, у вас астма?

Я закрываю глаза:

-Нет, я… просто не хочу…

Договорить не получается. Слишком много слов рвется с языка.

Он хмуро смотрит на меня, вынимает пейджер и вызывает помощника. Двое малышей, сидящих в тележке, глазеют на меня, проезжая мимо. Проходит девушка примерно моего возраста, потом возвращается с глупой ухмылкой.

К нам быстрыми шагами подходит женщина с нагрудным значком. На нем написано «Ширли»; женщина бросает на меня неодобрительный взгляд.

-Я заберу ее, -говорит она охраннику и знаком приказывает ему удалиться.-Пошли.

За прилавком с рыбой оказывается потайной кабинет. Обычным посетителям и в голову бы не пришло, что он там есть. Ширли закрывает за нами дверь. Такие комнатушки показывает в детективах-тесные, душные, со столом, двумя стульями и мигающей под потолком лампой дневного света.

-Садись, -приказывает Ширли. –Все из карманов на стол.

Я делаю, как велено. Лежащие на столе между нами украденные вещи кажутся дешевыми и убогими.

-Что ж, -произносит Ширли, -это улики, согласна?

Я пытаюсь было разреветься, но на нее это не действует. Она протягивает мне носовой платок, хотя мои слезы ее ничуть не волнуют. Ширли ждет, пока я высморкаюсь, и указывает на мусорную корзину.

-Придется задать тебе несколько вопросов, -произносит она. –Начнем с имени.

Допрос длится вечность. Ее интересуют все подробности: возраст, адрес, номер папиного телефона. Она спрашивает даже, как зовут мою маму, что, на мой взгляд, не имеет никакого отношения к делу.

-У тебя есть выбор, -поясняет Ширли. –Мы звоним либо твоему отцу, либо в полицию.

В отчаянии я решаю выкинуть какой-нибудь номер. Я снимаю Адамову куртку и расстегиваю рубашку. Ширли и бровью не ведет.

-Я не совсем здорова, -признаюсь я, спускаю рубашку с плеча и поднимаю руку, чтобы продемонстрировать Ширли металлический диск в подмышке. –Это внутривенный катетер, имплантат для медицинских процедур.

-Пожалуйста, надень рубашку.

-Я хочу, чтобы вы мне поверили.

-Я тебе верю.

-У меня острый лимфобластный лейкоз. Можете позвонить в больницу и проверить.

-Пожалуйста, надень рубашку.

-Вы хоть знаете, что такое острый лимфобластный лейкоз?

-Нет.

-Это рак.

Но слово на букву «р» не пугает Ширли, и она звонит моему отцу.

Под нашим холодильником все время собирается лужа вонючей воды. Каждое утро папа вытирает ее антисептическими чистящими салфетками. К вечеру лужа возвращается. От сырости половицы покоробились. Как-то ночью, мучаясь бессонницей, я вышла на кухню, зажгла свет и заметила, как под холодильник юркнули три таракана. Назавтра папа купил клеевые лопушки и положил в них для приманки кусочек банана. Правда, мы так и не поймали ни одного таракана. Папа утверждает, что мне померещилось.

Даже в детстве я видела знаки- то бабочки заберутся в банку с вареньем и там засохнут, то Кэлова крольчиха сожрет своих крольчат.

В моей школе училась девочка, которая свалилась с пони и разбилась. Потом мальчишка из фруктовой лавки попал под такси. У моего дяди Билла нашли опухоль мозга. На его похоронах все бутерброды съежились по краям. А я потом долго не могла отскрести с подошв ботинок кладбищенскую землю.

Когда я обнаружила у себя на спину синяки, папа отвез меня к врачу. Тот заявил, что я не должна так утомляться. Он много что говорил. По ночам деревья стучали мне в окно, как будто пытались забраться в дом. Меня окружили. Я это знаю.

Приезжает папа. Он приседает на корточки возле моего стула, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. Никогда раньше я не видела его таким грустным.

-Ты в порядке?

Он имеет ввиду с медицинской точки зрения, и я киваю. Я не рассказываю о пауках, живущих на подоконнике.

Папа выпрямляется и бросает взгляд на сидящую за столом Ширли:

-Моя дочь нездорова.

-Она сказала.

-И вам все равно? Неужели вы настолько равнодушны?

Ширли вздыхает:

-Вашу дочь поймали на том, что она прятала товары, собираясь сбежать из магазина, не заплатив.

-А откуда вы знаете, что она не собиралась платить?

-Товары были у нее в карманах.

-Но она же не ушла.

-Намерение украсть-тоже преступление. На первый раз мы можем ограничиться предупреждением. Ваша дочь раньше не попадалась, и я могу не звонить в полицию и передать ее под вашу ответственность. Но при этом я должна быть уверена, что вы сделаете из случившегося самые серьезные выводы.

Папа смотрит на Ширли, как будто услышал невероятно трудный вопрос и задумался над ответом.

-Да, -наконец соглашается он. –Я обещаю. –Папа помогает мне подняться.

Ширли тоже встает:

-Значит, мы договорились?

Папа смущен:

-Извините, но, наверно, я должен вам заплатить?

-Заплатить?

-За вещи, которые она взяла.

-Нет, что вы.

-Значит, я могу забрать ее домой?

-Но вы объясните дочери, что так поступать нельзя?

Папа поворачивается ко мне. Он говорит медленно, словно обращается к слабоумной:

-Тесса, надень куртку. На улице холодно.

Едва мы подъезжаем к дому, как папа почти силой вытаскивает меня из машины, тащит за собой в дом и толкает в гостиную.

-Сядь, -приказывает он. –Быстро.

Я опускаюсь на диван, он садится напротив меня в кресло. Похоже, дорога домой довела его до белого каления. Папа запыхался, глаза безумные, как дуто он неделями не спал и способен на все.

-Тесса, что ты вытворяешь, черт побери?

-Ничего.

-По-твоему, кража в магазине-это ничего? Ты целый день где-то пропадала, не сказала, куда идешь, даже записки не оставила, и считаешь, что так и надо?

Папа обхватывает себя руками, словно он замерз, и какое-то время мы сидим молча. Я слышу, как тикают часы. На столике возле меня лежит один из папиных автомобильных журналов. Я мусолю уголок страница, загибаю и разгибаю, выжидая, что будет дальше.

Наконец, папа говорит-очень медленно и отчетливо, словно хочет, чтобы его правильно поняли.

-В некоторых случаях ты можешь поступать так, как считаешь нужным, -произносит он. –В одном мы можем сделать для тебя послабление, но в другом не получится, как бы тебе этого ни хотелось.

Я издаю дребезжащий смешок- кажется, будто где-то разбили стекло, -и ошарашено замолкаю. Я с удивлением обнаруживаю, что сгибаю папин журнал пополам и отрываю обложку, на которой изображены красная машина и юная красотка с белоснежными зубами. Я комкаю лист и бросаю на пол. Я вырываю страницу за страницей и швыряю их на столик, пока все пространство между нами не оказывается устлано обрывками журнала.

Мы глазеем на вырванные страницы; я задыхаюсь, мне так хочется, чтобы случилось хоть что-нибудь –какое-нибудь грандиозное событие, вроде извержения вулкана в нашем саду. Но ничего такого не происходит, папа лишь крепче обхватывает себя руками, как всегда, когда расстроен: он уходит в себя, словно растворяется в пустоте.

Наконец папа произносит:

-Что будет, если ты не сможешь справиться с гневом? Во что же ты тогда превратишься?

Я молча упираюсь взглядом в косой луч света, который падает на диван и разлетается брызгами по ковру, застывая у моих ног.

Девятнадцать.

На лужайке лежит мертвая птичка. Лапки тонкие, как зубочистки. Я сижу в шезлонге под яблоней и рассматриваю птицу.

-Она точно пошевелилась, -говорю я Кэлу.

Брат перестает жонглировать и подходит взглянуть.

-Черви, -сообщает он. –Температура внутри трупа может настолько повыситься, что черви, которые в глубине, вылезают на поверхность- там прохладнее.

-Откуда ты знаешь?

-Кэл пожимает плечами:

-Интернет.

Кэл переворачивает птицу носком ботинка, и у нее лопается брюшко. Куча червей вываливается на траву- они корчатся, ослепленные солнцем.

-Видишь? –замечает Кэл, садится на корточки и тычет в червей палкой. –Труп-это замкнутая экосистема. В некоторых условиях покойник может всего за девять дней сгнить до костей. –Он бросает на меня задумчивый взгляд. –Но с тобой такого не случится.

-Правда?

-Это чаще бывает, когда человека убили и оставили лежать под открытым небом.

-А что будет со мной?

Я готова поверить каждому его слову, словно Кэл-великий волшебник, которому ведома вселенская истина. Но брат пожимает плечами и произносит:

-Я выясню и расскажу тебе.

Кэл идет в сарай за лопатой.

-Посторожи птичку, -просит он.

Ее перья ерошит ветерок. Она прекрасна-черная с синим отливом, как разлившаяся по морю нефть. Черви тоже красивы. Они в ужасе извиваются на траве, ищут птицу, друг друга.

Лужайку пересекает Адам.

-Привет, -произносит он. –Как дела?

Я выпрямляюсь в шезлонге:

-Ты перелез через забор?

Адам качает головой:

-Он сломан внизу.

На Адаме джинсы, ботинки и кожаная куртка. Он что-то прячет за спиной.

-Вот, -говорит он и протягивает мне букет зеленых листьев. Среди них, словно фонари или маленькие тыковки, виднеются ярко-оранжевые цветы.

-Это мне?

-Тебе.

У меня колет в сердце.

-Я стараюсь не обзаводиться новыми вещами.

Адам хмурится:

-Может, живое не считается?

-Еще как считается.

Он опускается на траву рядом с моим шезлонгом и кладет цветы между нами. Земля сырая. Адам промокнет. Замерзнет. Но я молчу. И про червей тоже. Пусть заползут к нему в карманы.

Возвращается Кэл с садовым совком.

-Ты что-то сажаешь? –любопытствует Адам.

-Дохлую птицу, -отвечает Кэл, указывая на место, где лежит трупик.

Адам наклоняется взглянуть на нее.

-Это грач. Его ваша кошка поймала?

-Не знаю. Но все равно надо похоронить.

Кэл идет к дальнему забору, отыскивает на клумбе местечко и начинает копать. Земля сырая, как смесь для кекса. Время от времени лопата натыкается на мелкие камешки, и раздается звук, похожий на хруст гравия под ногами.

Адам срывает травинку и пропускает между пальцами.

-Я прошу прощения за то, что тогда сказал.

-Ладно.

-Это все неправда.

-Все нормально. Не будем об этом.

Адам с серьезным видом кивает и теребит травинку, не глядя на меня.

-Ради тебя можно и потерпеть.

-Правда?

-Ага.

-Значит, ты хочешь со мной дружить?

Он поднимает глаза:

-Если ты согласишься.

-И ты уверен, что в этом есть смысл?

Я с удовольствием смотрю, как он, смутившись, заливается румянцем. Наверно, папа прав: я становлюсь злюкой.

-Да, я думаю, смысл есть, -отвечает Адам.

-Тогда я тебя прощаю.

Я протягиваю ладонь, и мы жмем друг другу руки. У Адама теплые пальцы.

Возвращается перепачканный грязью Кэл с лопатой в руке. Он похож на чокнутого малолетнего могильщика.

-Яма готова, -сообщает он.

Адам помогает ему закатить грача на лопату. Тельце окоченело и кажется тяжелым. Сзади на шее виднеется глубокая красная рана. Адам и Кэл, подхватит лопату с двух сторон, несут грача к клумбе; его головка болтается, как у пьяного. Кэл разговаривает с ним.

-Бедная птичка, -говорит он. –Покойся с миром.

Я заворачиваюсь в плед и иду за ними через лужайку, чтобы посмотреть, как они будут закапывать грача. Один его глаз приоткрыт. Он смотрит умиротворенно, даже благодарно. Перья кажутся темными.

-Наверно, надо что-то сказать? –спрашивает Кэл.

-Быть может, «прощай, птица»? –предлагаю я.

Он кивает:

-Прощай, птица. Спасибо, что ты была. Пусть земля тебе будет пухом.

Он засыпает грача землей, оставив торчать голову, словно предполагая, что птица захочет бросить на нас прощальный взгляд.

-А как же черви? –спрашивает Кэл.

-А что черви?

-Они там не задохнуться?

-Оставь им дырочку, -говорю я.

Похоже, Кэла устраивает мое предложение; он засыпает голову птицы землей, прихлопывает лопатой и палкой протыкает в земле дырку для червей.

-Тесс, принеси камней, мы украсим могилку.

Я послушно иду на поиски. Адам остается с Кэлом и рассказывает, что грачи очень общительны, наверняка у этого грача было много друзей, и они будут благодарны Кэлу за заботу о покойном товарище.

Похоже, Адам пытается произвести на меня впечатление.

Я вижу два белых, почти абсолютно круглых камня. А вот раковина улитки и красный лист. Мягкое серое перышко. Я собираю их в ладонь. Они так красивы, что я прислоняюсь к сараю и закрываю глаза.

И напрасно. Кажется, будто я проваливаюсь в темноту.

На лице у меня земля. Я окоченела. Вокруг копошатся черви. Ползают термиты и мокрицы.

Я пытаюсь думать о хорошем, но ужасно трудно избавиться от навязчивых мыслей. Я открываю глаза и утыкаюсь взглядом в узловатые ветви яблони. Дрожит серебром паутина. Мои теплые пальцы сжимают камни.

Но все теплое со временем остынет. Отвалятся мои уши, растают глаза. Сожмутся челюсти. Губы превратятся в клей.

Подходит Адам.

-Что с тобой? –спрашивает Адам.

Я сосредоточенно дышу. Вдох. Выдох Но если думать о том, как дышишь, начинаешь задыхаться. Мои легкие высохнут, как бумажный веер. Выдох. Выдох.

Адам трогает меня за плечо:

-Тесса?

Ни вкуса, ни запаха, ни осязания, ни звука. Не на что смотреть. Навеки-абсолютная пустота.

Подбегает Кэл:

-Что случилось?

-Ничего.

-У тебя странный вид.

-Я наклонилась, и у меня закружилась голова.

-Позвать папу?

-Не надо.

-Уверена?

-Кэл, доделывай могилу. Со мной все будет хорошо.

Я отдаю ему то, что нашла, и Кэл убегает. Адам остается со мной.

Низко над забором пролетает черный дрозд. Небо испещрено розовыми и серыми пятнами. Дышать. Вдох. Вдох.

-Что с тобой? –спрашивает Адам.

Как я ему объясню?

Он протягивает руку и проводит по моей спине. Я не понимаю, что это значит. Ладонь у него жесткая; Адам легонько поглаживает меня кругами. Мы решили, что будем дружить. Разве друзья так поступают?

Его тепло проникает сквозь плед, куртку, свитер, футболку. Сквозь кожу. Оно обжигает меня, и трудно собраться мыслями. Все мое тело обращается в чувство.

-Прекрати.

-Что?

Я отстраняюсь:

-Уходи, ладно?

Повисает пауза. Ее можно расслышать-кажется, будто разбилось что-то очень маленькое.

-Ты хочешь, чтобы я ушел?

-Да. И не возвращайся.

Он пересекает лужайку, прощается с Кэлом и вылезает в дыру в заборе. Кажется, будто Адам и не приходил, и лишь цветы у стула напоминают, что это не так. Я поднимаю их. Оранжевый головки кивают мне, когда я передаю букет Кэлу:

-Это птице.

-Круто!

Он кладет цветы на мокрую землю, и мы стоим бок о бок, опустив взгляд на могилу.