Южная Африка

Полет от Амстердама до Йоханнесбурга обещал быть очень длинным, но необязательно скучным. Я сидела рядом с привлекательным итальянским бизнесменом с неподражаемым чувством юмора и изысканными манерами. Во время ужина, поданного сразу же после взлета, мы наслаждались оживленной беседой, обнаружив, что среди прочего нас объединяет интерес к классической музыке.

Он был настолько обаятельной персоной, что к тому времени, когда стюардесса убрала наши подносы, я уже хотела сделать ему «французскую любовь». Требуется мастерство акробата для того, чтобы сделать так, чтобы этого никто не заметил. В конце концов мы покрылись легкими одеялами с головой, в то время как я делала вид, что пытаюсь достать свою дорожную сумку из‑ под его сиденья около иллюминатора. Этот процесс так возбудил нас, что мы решили заняться любовью «по полной программе». Но сначала мы должны были дождаться, пока стюардессы раздадут одеяла и подушки, притушат освещение в салоне и пассажиры успокоятся.

Как только берег стал чистым, мы убрали подлокотники наших кресел, втиснулись вместе под одеяло, он лицом к моей спине, «ложка в ложку», и начали заниматься любовью. Мы должны были вести себя очень тихо и, как скоро обнаружили, очень осторожно, потому что пару раз он слишком увлекался, и я чуть не падала на пол между кресел.

Мы занимались этой игрой в то время, как стюардессы проходили между рядами, вызываемые световыми сигналами, и сонные пассажиры брели в туалет. Ощущение того, что вы занимаетесь любовью на высоте 30 тысяч футов над землей, делало приключение еще более возбуждающим.

Сказать по правде, на этих сиденьях было так тесно, что мы чувствовали себя, как сельди в банке и очень неудобно, но даже в таких условиях ко времени, когда наступил день, мы успели проделать это три раза. Когда стали разносить завтрак, мы встали, окостеневшие и одеревеневшие, и наконец вытянули наши сведенные судорогой ноги.

Остаток путешествия я провела, приводя себя в порядок и перед встречей со сводной сестрой и ее мужем Яном, которого видела один раз до этого. Это было, когда Мона встречалась с отцом в Амстердаме, куда она приехала из Южной Африки провести медовый месяц.

Как и я, Мона родилась в Индонезии, но ее мать, в прошлом красивая русская балерина, забрала ее оттуда после развода, и с тех пор ее мать и мой отец полностью перестали общаться.

Ко времени встречи я вспомнила, перебирая в памяти, каким хорошим человеком была Мона и насколько красив ее муж. Даже четырнадцатилетней девственницей я испытала неясное желание когда‑ нибудь заняться с ним любовью. Ян работал горным инженером и вел родословную от французских гугенотов, был высок, крепкого телосложения и с темными вьющимися волосами. Это был настоящий африканер, упорный, настойчивый и гордый своей мужественностью.

Они оба встречали меня в аэропорту Йоханнесбурга, и это было счастливое семейное воссоединение со множеством похлопываний, поцелуев и смехом. Мона была такой же милой, какой я ее помнила, а Ян даже более красив, чем я ожидала.

Там же, на встрече, была девушка по имени Дени, с которой я раньше не встречалась, но переписывалась через приятельницу‑ лесбиянку в Амстердаме. Она узнала меня по присланному фото и сразу подошла, чтобы представиться мне и моим родственникам.

Дени работала в КЛМ, голландской авиакомпании, и мы обменялись телефонными номерами и договорились встретиться после того, как я устроюсь и размещусь в новом доме с Моной и Яном.

После получасовой езды мы подъехали к великолепному двухэтажному белому особняку в элитарном пригороде Йоханнесбурга. Дом был расположен на большой лужайке, что создавало большой простор для игр моей племянницы восьми лет и двух племянников семи и шести лет, а также двух огромных собак – дога и немецкой овчарки.

С одной стороны был шикарный бассейн, с другой – гараж на три машины, а за домом – ферма по разведению цыплят, любимое предприятие Моны, которое она вела с помощью нескольких своих слуг.

Жизнь была приятной в сверкающих лучах южноафриканского солнца, и семья обращалась со мной, как с особой королевских кровей. Мне не давали даже пальцем пошевельнуть в доме, поэтому дни были посвящены ленивому времяпрепровождению у бассейна и работе по улучшению собственного загара.

Но вечера были пустыми. В Южной Африке нет телевидения, потому что недостаток информации помогает правительству сохранять апартеид, поэтому, если они не приглашали супругов, живущих по соседству, на чашку чая, делать было почти нечего. В течение первых двух недель я обычно находилась в гостиной и слушала пластинки с классической музыкой, сидела с детьми, пока моя сестра с мужем посещали официальные ужины или вели похожую «светскую» жизнь. Днем звенящая тишина прерывалась только пронзительным чириканьем случайной птицы или сверчками, и единственное движение начиналось только, когда порыв ветра поднимал прозрачные занавески.

В это время сознание того, что я – единственный взрослый человек в этом большом одиноком доме, ввергало меня в чувство меланхолии и тоски по дому, и, чтобы убить время, я писала длинные, длинные письма своим родителям и друзьям.

Мне так же остро не хватало сильного мужского тела, чтобы ласкать меня и, говоря откровенно, удовлетворить мои сексуальные потребности. В Амстердаме у меня был регулярный секс по крайней мере раз в неделю и дважды на уик‑ энде с моим постоянным другом, и всего этого я неожиданно была лишена.

Потребность в любовнике стала действительно серьезной проблемой для меня, если не вспоминать о мастурбации, так как это было то, что я редко делаю, но тут вокруг, кажется, не было ни одного незанятого мужчины, кроме слуг. Но их я не могла принимать во внимание потому, что в Южной Африке также отношения с людьми другого цвета кожи наказываются девятимесячным тюремным заключением.

А теперь – это очень странно, – и я знаю, что это эксцентрично, но это случилось, и я бы смошенничала с моральной точки зрения, если бы опустила это в рассказе.

В один из дней, когда я лежала около бассейна и думала, что сейчас я взорвусь от вожделения, у меня возникла мысль о большой немецкой овчарке, лежащей неподвижно рядом со мной. Этот пес смущал меня первые пять дней после приезда, следуя за мной везде и нюхая мои ноги. Его нос явно был нацелен на секс, и поэтому в этот момент я больше не могла быть слишком разборчивой и решила, что – эксцентрично это или нет – моим первым южноафриканским любовником должен быть он.

Нехотя я наклонилась и стала поглаживать покрытый шерстью холм между его задних ног. Он сразу же встал и, стоя, уставился на меня долгим обожающим взглядом.

Было очевидно, что, если здесь будет иметь место жаркая любовная сцена между мной и собачьим компаньоном, она должна произойти в более уединенном месте, подальше от любопытных глаз слуг.

Поэтому мы прокрались в кабинет зятя, и я закрыла дверь за нами. Хотя это может вызвать отвращение до некоторой степени и кажется совершенно неестественным, а не только немного странным и сумасшедшим, в то время именно это, как я понимаю, вызвало у меня вожделение.

Я спустила нижнюю часть своего купальника, подвинула его морду ближе ко мне, чтобы он почувствовал запах, и начала массировать его пенис, который сразу вышел из кожи, красный и блестящий, и его вид действительно вызвал у меня желание.

В то время, как он стоял на своих четырех, я оседлала его спину, упираясь своим клитором в то место, где основание его хвоста встречается с телом, и начала двигаться взад и вперед. В то же время я занималась пенисом животного.

Пес был молодым, сильным животным и бурно дышал. Его язык высунулся изо рта, а глаза глядели на меня с известным и чем‑ то знакомым «дай это мне» собачьим выражением. В какие‑ то минуты я кончила дважды, и мои плавки промокли насквозь.

Однако бедная собака еще не получила свое, поэтому я слезла с его спины и продолжала с ним играть. Мне было очень любопытно увидеть с чисто медицинской точки зрения, что произойдет. Поэтому я встала на колени ближе к его телу, где было лучше видно. Я массировала совсем немного времени, и вдруг сперма вылилась в мою руку, как теплая вода. Пес благодарно посмотрел на меня, обессиленно свалился и тут же уснул.

Не самая романтичная любовная сцена, конечно, но, по крайней мере, все участники действия были счастливы на время.

Пару дней спустя после эпизода с собакой меня оставили присматривать за детьми, в то время как их родители отправились утром на свадебную церемонию. Я занимала детей играми, а затем мы все стали купаться в бассейне.

Джонатан, семилетний мальчик, кажется, обладал преждевременно развившимся сексуальным инстинктом. Он обхватил меня своими ногами, каким‑ то образом расстегнул мой лифчик и начал ощупывать мою грудь. Пока он висел на мне в воде, обхватив своими маленькими ножками, я почувствовала, что пенис ребенка начинает слегка твердеть. У меня не было никаких намерений позволить этому продолжаться, поэтому я успокоила его, вытерла насухо, и мы все пошли обедать.

Так как это был едва ли удовлетворительный род сексуальной жизни, я стала серьезно подумывать о том, чтобы найти собственный угол, где я могла бы вести мою личную жизнь в более взрослой нормальной манере. Я также хотела подыскать работу, потому что не привыкла к абсолютной праздности.

Но Мона не хотела, чтобы я уезжала. Ей очень нравилось иметь рядом сестру, так как впервые в ее взрослой жизни был кто‑ то около, кому она могла поведать свои интимные секреты.

Хотя я никогда не встречалась с матерью Моны, женщина должна была походить на свою дочь, как я походила на своего отца. Насколько я была неистова и общительна, настолько она была застенчива и погружена в себя, Мона была добрым непосредственным человеком, но строгого воспитания и стыдлива до жеманства. Я была изумлена, когда увидела, какие фланелевые пижамы она носит, несмотря на жаркий южноафриканский климат, закрывающие ее тело от шеи до низа только из‑ за того, что кто‑ нибудь из детей может неожиданно зайти и увидеть ее нагой.

Как это отличалось от моего либерального воспитания, когда увидеть моего отца с эрекцией пениса было почти так же естественно, как мою мать со шляпкой на голове.

С потребностью во взрослом нормальном сексе, ставшем для меня жизненно необходимым, я обнаружила себя в один из дней наедине с мужем моей сестры.

Я лежала рядом с бассейном лицом вниз с расстегнутой верхней частью купальника, чтобы загорать всей спиной, а он сидел в кресле рядом со мной в шортах, но с обнаженным торсом. И вдруг я поняла, что собираюсь заняться с ним любовью.

Чтобы разбить отчуждение, я стала стряхивать муравьев с его ног и сказала, что парочка таких же ползает у него по спине. Я стала сбрасывать их со спины, и одновременно мои движения превратились в медленное поглаживание и постепенно в несильное почесывание

К этому времени он осознал мои намерения и почувствовал необходимость сразу же отвергнуть необдуманным отказом.

«Ксавиера, за одиннадцать лет моего брака с твоей сестрой я никогда не глядел на другую женщину и не думаю, что начну теперь, – он запнулся, как человек, который говорит нечто, что является для него источником гордости и боли. – Особенно с членом семьи».

Это был тупой африканерский склад ума. Передо мной находился красивый, крепкий, но консервативный и упрямый мужчина.

Далеко не остудив мой пыл, отказ только усилил мое намерение соблазнить его, потому что я почувствовала дополнительный стимул – заставить совершить измену того, кто никогда не делал этого раньше.

Я начала всерьез работать с ним. Я стала гладить его торс со спины и спереди, слегка царапая ногтями, массировать внутреннюю часть его бедер и все остальное, что я могла делать без того, чтобы слуги заметили, что происходит.

Постепенно он заводился против своей воли. Кроме всего прочего, он был мужчина, и крепкий мужчина, и основные инстинкты есть основные.

Ян был противоречивый человек. Его разрывало желание сохранить верность, которая уже наполовину стала изменой.

«Давай пойдем в дом и достанем что‑ нибудь холодненькое попить из холодильника», – уговаривала его я и внутри дома сразу же повела в свою спальню.

Я уже сидела на краю постели, сняв верхнюю часть купальника, когда он снова впал в сомнение. Браво. Долг одерживает триумфальную победу над удовольствием. «Все это очень плохо, – сказал Ян. – Я хочу уйти». И пока он говорил, я расстегнула его шорты и добралась до его птички.

«Ксавиера, пожалуйста, держи себя в руках», – сказал он. Но к этому времени я уже держала в руках его и начала делать «французскую любовь».

У него был не очень большой пенис, но он увеличился в два раза у меня во рту, и могу сказать, что ему до мельчайших крупинок нравилось, что с ним делают. Руки Яна все быстрее и быстрее гладили мои волосы, и он быстро кончил.

Мы отдохнули пять минут, затем я сняла с себя нижнюю часть моего купальника – бикини, сняла с него шорты, и мы занялись любовью быстро и страстно. Я чуть не разорвала его на мелкие кусочки.

Я была настолько захвачена желанием, возбужденная обладанием мужчины и мыслью о запретном плоде, что достигла оргазма после пяти или шести движений, и он кончил снова со мной.

Два быстрых оргазма часто случаются после долгого отсутствия мужчины. Но в третий раз я планировала растянуть это во времени подольше. Но затем он снова стал нервничать. «Мона может прийти в любую минуту», – взмолился он.

Мне удалось уговорить его не уходить, и примерно через десять минут он оправился, успокоился и снова стал готов к действию.

Мне хотелось научить его больше, чем одной основной позиции, которую он уже знал, но в то же время я не хотела его перевозбуждать. Поэтому я остановилась на нескольких простых вариациях. Сначала он лежал на синие, а я сидел я на нем, повернувшись к нему спиной; зятем попробовали «по собачьи» сзади; потом я лежала лицом вниз на кровати, тогда как он стоял сняли меня и мои ноги обхватывали ого бедра.

Мы также проделали это с моими ногами вокруг его плеч, затем я лежала на правом боку, потом на левом боку, и он вел себя, как ребенок на карнавале, настолько захваченный чувствами, что зарычал, когда достиг оргазма снова,

За это время я успела кончить пять раз. Вдруг мы услышали, как машина Моны подъезжает к дому. У Яна только и было времени, чтобы прыгнуть в свою одежду и добежать до своего кабинета, из которого он приветствовал свою жену, как будто ничего не случилось. Возможно, я должна была чувствовать себя виноватой, но меня так захватило чувство освобождения от сильнейшего сексуального напряжения, что я даже не подумала об этом.

С этого дня Ян и я находили тысячи причин, чтобы отправить Мону и детей из дома. «Почему бы вам не сходить и не поиграть в теннис?» «Почему бы тебе не покатать ребят на машине?» «Ты не хочешь сходить и принести несколько цыплят?» – постоянно спрашивал Ян. Мой добродетельный зять превращался в совершенного сексуального маньяка. Я научила его десяти другим позициям и проделала это с ним еще несколько раз, но затем тяжесть того, что я делаю, стала доходить до меня, и у меня стало возникать чувство вины. Мне был необходим секс, но жизнь Моны и Яна была пе безразлична мне.

«Слушай, – сказала я ему однажды, – почему бы тебе не пойти и не попрактиковаться в том, чему я тебя научила, на моей сестре тоже?»

Он, должно быть, воспользовался моим советом, потому что неделю спустя новая Мона со слегка темными кругами под глазами отозвала меня в сторонку и поведала мне новость.

«Ксавиера, – неловко начала она. – Мне кажется, Ян сошел с ума или что‑ то в этом роде; ни с того, ни с сего он вдруг стал сексуально озабоченным… И он хочет делать это во всевозможных положениях; он даже хотел, чтобы я обняла его плечи ногами. Я никогда не слышала о таких вещах!»

Конечно, «отклонения» ее мужа во всем совпадали с играми, которым я научила его, более того, она хотела заручиться моей поддержкой, чтобы выяснить, как он научился им.

«В доме у нас нет никаких книг о сексе, и у него не может быть связи на стороне, потому что он никуда не отлучается, и я в замешательстве».

«Может быть, он посмотрел какие‑ нибудь непристойные фильмы», – высказала я совершенно сумасшедшее предположение, потому что в Южной Африке очень строгое цензурное законодательство, и, насколько я знаю, у них не показывают так называемые «голубые фильмы». Но я подумала, что все‑ таки лучше дать какое‑ то объяснение, чем промолчать.

Моя больная совесть начала свою изнуряющую сознание работу. Мне действительно необходима сексуальная жизнь, но в то же время я не хотела объегоривать свою собственную сестру.

Я также боялась, что, если она будет продолжать советоваться по этому поводу со мной, я не выдержу, расхохочусь и скажу: «Угадай, кто научил его?»

С любой точки зрения для меня будет лучше после более чем месячного пребывания здесь съехать. Поэтому я объявила, что в этот раз я действительно намерена уехать и снять квартиру.

Сначала я съездила в город и нашла хорошую работу в качестве ответственного секретаря в большом рекламном агентстве, а затем попросила Дени, девушку из аэропорта, помочь мне найти квартиру.

Она дала мне несколько адресов, и один, понравившийся мне больше всего, представлял просторное помещение с одной спальней в Хиллброу, молодом районе Йоханнесбурга, средоточии развлекательных заведений.

Прежде чем я уехала из дома моей сестры, я отозвала Яна в сторонку и дала ему небольшое наставление. «Слушай, – сказала я, – все эти новые вещи, которым я научила тебя, должны остаться между Моной, тобой и мной. Поэтому держи это в семье и не пробуй практиковаться где‑ нибудь еще».

В мою новую квартиру можно было поселяться только к концу месяца, оставалось еще три дня, поэтому Дени предложила мне остановиться пока у нее. Ее квартира была меньше, чем моя будущая, и только с одной маленькой кроваткой.

Первую ночь после моего переезда Дени, к удивлению, не сделала попытки вступить со мной в интимные отношения. Вторая ночь до смешного походила на первую. К третьей я больше не смогла выносить сексуального напряжения. «Послушай, Дени, – взмолилась я, – пожалуйста, разреши мне заняться любовью с тобой».

Мы провели фантастическую ночь. Она была прекрасна и возбуждающа и страстью отвечала на мои ласки.

В следующие два месяца у нас был небольшой роман, но конфликт снова разгорелся между нами, такой же, как во время моего первого лесбийского опыта с Элизабет в Амстердаме. В этих отношениях я больше являюсь «батч», и мне больше нравится дарить наслаждение женщине, чем получать самой. Вот почему я часто даю им удовлетворение, но сама не получаю. Психологически – да, но физически – нет, для этого мне нужен мужчина.

Есть еще одна вещь, которая отсутствует в лесбийских взаимоотношениях. Нечто, чему они не могут найти замену, – настоящий предмет, член. Не путайте с искусственными механизмами и дилдоу (искусственный пенис. – Пер.). Бывает, что мне хочется просто потрахаться, и это единственное, что женщины не могут делать друг с другом, по крайней мере, полноценно. С точки зрения эмоций, однако, любовные отношения между двумя женщинами иногда самая прекрасная вещь на свете, потому что они имеют гораздо больше общего, чем мужчины и женщины, и лучше понимают желания друг друга.

Поэтому не прошло много времени, как я стала бродить в поисках мужской компании, и должна сказать, что Дени показала себя очень терпимой, когда я занялась этим. Временами она заходила за мной после работы в стилизованную под английскую пивную под названием «Доусон», где ошивались рекламные и туристические агенты, банковские служащие, и часто она подбирала мужичонку для себя тоже. Но в своей основе она была лесбиянка‑ «батч», которая специализировалась на соблазнении женщин старше ее и с неудачными браками – типе женщин, которыё относились к Дени с большой щедростью и дарили ей много прекрасных подарков.

В конце концов Дени и я полностью разорвали наши сексуальные взаимоотношения, и я в одиночку пустилась в сексуальный загул, в который раньше или позже должен был включиться каждый посетитель пивной «Доусона».

Я отношу свое поведение нимфоманки в то время к общему настроению в Южной Африке. Как в любой колониальной стране, в которой вы принадлежите к правящему белому меньшинству, предающемуся удовольствиям сверх меры и избалованному слугами, нанятыми из коренного большинства, скука и безответственность процветают.

После нашей высокооплачиваемой, с низкими налогами работы, вся остальная энергия направляется на поиски развлечений.

Однообразная скучная выпивка превращается в такие же утомительные пьяные вечеринки, создавая все расширяющийся кровосмесительный круг, когда каждый трахает жену или девушку каждого.

Как последствие такого поведения так называемые моральные устои быстро разрушаются и уровень смертности браков и человеческой жизни увеличивается. Южная Африка, например, имеет одни из самых высоких уровней самоубийств на душу белого населения в мире.

Растет также число гомосексуалистов обоего пола, которые здесь сталкиваются с проблемами при найме на работу, поиске жилья и с социальной дискриминацией. Голубых девочек и мальчиков гоняют по всему Йоханнесбургу из одного бара в другой, и каждый раз новое место их тусовки подвергается налету полиции.

Узколобое правительство – люди, говорящие на африканосе, и не более либерально мыслящие англичане считают любую форму секса (даже чуть ли не супружеский секс) грехом.

В Йоханнесбурге, или Еврейбурге, как его часто называют из‑ за преобладающе высокого процента евреев, которые там живут, – африканеры, происходящие из старых фамилий, выходцев из первых голландских колонистов, редко женятся вне круга своего консервативного и кланового общества. Тем не менее эти явно пуританские, строгих нравов мужчины обожают европейских девушек, раскованных белокурых немок, голландок или скандинавок. Они предпочитают их широкий взгляд на сексуальные отношения с их теплотой и непосредственностью и, будучи самыми популярными, эти девушки, включая меня, протрахивают свой путь по городу и делают это бесплатно.

Вначале мужчины приглашали меня на чудесный ужин или в театр, но постепенно ухаживание свелось к принесенной бутылке вина, и в конце они просто вели меня куда‑ то, ложились со мной в постель и затем уходили.

По прошествии какого‑ то времени я стала пользоваться определенной репутацией у этой чрезвычайно лицемерной публики, и на вечеринках они насмешливо говорили. «Вон идет «летающий голландец», летающий из постели в постель».

Именно в это время я почувствовала отвращение к складу ума мужчин. Они в основе своей эгоистичны, настаивая на праве заниматься любовью, когда и как они хотят.

Однажды я попыталась вырваться насовсем из этой подлой паутины лицемерия. Тогда они начали тихо ржать: «В чем дело, может быть, нимфоманочка подцепила болезнь?»

Я не хотела специально вести промискуитетный образ жизни и очень желала иметь постоянного друга, который бы разделял мои интересы и заботился обо мне, но такой мне никак не попадался, и в конце этого периода я пресытилась мужчинами, которые в целом вызывали у меня депрессию.

Моими лучшими друзьями стали мужчины‑ гомосексуалисты, которые учили меня готовить еду и понимать оперу и балет. Единственный мужчина с красной кровью, на которого я могла положиться во время этого мрачного периода, был небольшой еврей‑ фотограф по имени Обри. У нас были платонические отношения, но по крайней мере я могла пользоваться тем, что он водит меня на вечеринки, зная, что у него нет скрытых намерений в отношении меня. И это был пикник – барбекью, на который Обри взял меня ноябрьским вечером 1966 года, где я встретила мужчину. Мужчину, с которым я должна была быть впоследствии помолвлена.

Карл Гордон был двадцативосьмилетним американским экономистом, недавно приехавшим в Йоханнесбург в командировку от своей базирующейся в Нью Йорке фирмы, занимающейся консалтингом и менеджментом, и казался идеалом мужчины каждой женщины,

Красота Карла бросалась в глаза, он был сложен, как Адонис, и стильно одет в шитую на заказ одежду. Он был образцом мужественности. А сверх того, жил один в сказочном особняке с двойным теннисным кортом и бассейном олимпийского размера.

«Обри, – толкнула я свой эскорт, – Карл – самый божественный мужчина из виденных мною. Как я смогу познакомиться с ним?»

Обри был пессимистичен: «Не трать понапрасну время, его подружка, девушка‑ гречанка Элли, приклеилась к нему намертво».

Как он был прав! С семи часов вечера, когда вечер начался, и почти до его конца она смотрела за ним, как коршун; и только безнравственный заговор, подготовленный Обри и мной, – подлить в ее кофе по‑ ирландски три порции виски – заставил ее исчезнуть с горизонта.

У меня было чувство что Карл тоже заинтересовался мной, но у него едва хватило времени записать номер моего телефона и назначить нашу пробную встречу на воскресенье, прежде чем наступило время разойтись по домам.

Остаток недели тянулся мучительно долго Сидела ли я за рабочим столом или лежала в постели ночью, я фантазировала о том, какой у нас будет прекрасный роман. Воскресенье приближалось слишком медленно.

Наконец, утро этого дня осветлило ночной воздух. Я подскочила спросонья к телефону в восемь утра, чтобы поднять дребезжащую трубку. Но это был не Карл. Это был Юрген, немецкий пилот, которому я в этот день обещала неделю назад прогулку верхом на лошадях. Отказаться от обещания не было возможности, и, хотя мне нравилось быть в постели с этим мужчиной, мои мысли витали в облаках в то время.

Около пяти часов вечера я настояла на том, что‑ бы он отвез меня домой, и в момент, когда моя рука вставила ключ в замок входной двери, зазвенел телефон. На этот раз звонил Карл.

В шесть часов он появился у меня дома, протянув в дверной проем огромный букет из желтых роз одновременно с остроумной маленькой поэмой, содержащей его сетования на то, что он звонил целый день и умирал от желания увидеть меня.

В этот вечер я выяснила, что Карл был точно таким, каким мне рисовало его мое воображение, Интеллигентный, много повидавший, учтивый и внимательный. Насколько сильно он отличался от грубых, словно сбежавших из тюрьмы, местных мужчин.

Наше первое свидание проходило в самом фешенебельном ресторане Йоханнесбурга, где мы поужинали и танцевали. И меня настолько переполняло желание, что, когда во время танца он прижимал меня к своей сильной груди, мои соски находились в постоянной эрекции весь вечер. Но дальше этого дело не пошло, потому что у меня только что началась менструация, а в те дни я не знала; как справиться с положением, и находилась в состоянии крайнего замешательства, так как боялась его предложения лечь в постель.

Однако Карл оказался понятливым и не нажимал на меня и остался таким терпеливым, каким должен быть каждый мужчина. Так что мы только ужинали и пили вино следующие пять вечеров. Но на шестой вечер, когда мы уже почти лезли на стену от желания, это произошло и это было, как говорят малыши, потрясно!

Иногда, когда вы по‑ настоящему влюблены в кого‑ то и по каким‑ то причинам должны сдерживать стремление к слиянию с любимым, прекрасная пытка сдерживанием может превратить акт любви в фантастическое событие, когда оно, наконец, случится.

Так оно и случилось, но вовсе не благодаря любовному умению Карла. На самом деле он был очень неуклюжий и кончил на раз‑ два‑ три. Но то же случилось и со мной, так как страсть настолько затопила мое существо желанием чувствовать его внутри себя, что у меня это произошло точно так же быстро.

Позже я научила его, как надо заниматься любовью по‑ настоящему, так же, как я делала почти со всеми моими мужчинами, если они обладали потенциалом, необходимым для этого, который включает в себя крепкое тело и сильный пенис.

У Карла было «оружие» громадных размеров. До сегодняшнего дня я видела только двух других мужчин, одаренных природой так же, как он. Однако щедрый сексуальный подарок природы не обязательно превращает мужчину в хорошего любовника. Он лишь помогает в этом до тех пор пока им пользуются деликатно, не скачут грубо, как мустанг, потому что таким образом можно наверняка причинить вред женщине.

Мне повезло, что в первую ночь с Карлом я испытывала сильное желание, и благодаря этому у меня было много смазки. В противном случае я не смогла бы вмёстить его целиком.

Постепенно мы стали привыкать друг к другу и телам друг друга. По мере развития нашего романа я объявила всем старым знакомым, что я больше не играю в их игры. «Не заходите ко мне больше и не звоните мне, – говорила я им. – Я встретила своего мужчину, и я люблю его».

Как можно было ожидать, они делали множество замечаний, которые я предпочла игнорировать, но в конце концов до них дошло, и они сгинули. Для нас было бы более удобно, если бы я стала жить у Карла, но мы хотели, чтобы наши романтические отношения развивались на правильной основе. Моя мать предупреждала меня об этом.

«Ксавиера, я не могу упрекать тебя, если тебе не удастся сохранить свою девственность до тех пор, пока ты не выйдешь замуж, учитывая современные нравы, но никогда не пытайся жить с мужчиной вместе, – наставляла меня она. – Ты потеряешь лучшие годы своей жизни, если позволишь ему иметь свой торт и есть одновременно и ничего не давать взамен, потому что мужчина никогда не женится на женщине, позволяющей ему жить с собой вне брака».

Ее взгляды казались мне устаревшими в то время, жизнь вынудила меня прийти к мысли о том, что они не такие уж старомодные.

Мы вошли в круг респектабельных бизнесменов и их жен, и наш роман действительно развивался в рамках благоразумия. Мы относились друг к другу с огромным уважением, и я была очень рада, что он не узнал про мое прошлое нимфоманки. И была надежда, что не узнает никогда. После пяти недель, прошедших с нашей первой встречи, Карла перевели в город Дурбан, расположенный на океанском побережье в восьми часах автомобильной езды.

Между тем после нескольких идиллических недель я умирала от желания услышать от него слова «я люблю тебя». Может быть, это звучит несколько инфантильно, но, когда вы любите, эти три слова действительно кое‑ что значат в эмоциональном плане.

Время очень быстро промелькнуло, и неожиданно оказалось, что у Карла последний уик‑ энд в Йоханнесбурге. Мы решили провести его в романтическом курортном месте в отеле, расположенном недалеко от города, под названием «Киалами Ранч».

Почти весь уик‑ энд лил дождь, но он сделал нашу близость еще более тесной. Один из самых прекрасных моментов, которые любовники проводят в постели, – это когда дождь стучит по крыше и оставляет мокрые полосы на окне. Незадолго перед ужином Карл объявил о своих чувствах следующим образом.

«Ксавиера, – начал он, баюкая меня на своих руках. – Я не говорил тебе о своих чувствах раньше потому, что хотел проверить их. Я не ребенок, который делает опрометчивые и поспешные заявления каждой женщине, которую он встретит, чтобы заполучить ее в постель.

Правда заключается в том, что я люблю тебя».

Я думала, что я прошибу головой потолок от радости. Я чувствовала себя, как счастливый ребенок, никогда я не испытывала таких эмоций. Все, чего я хотела в своей жизни, осуществилось в этот момент в этом загородном доме. Для меня это было начало настоящей жизни.

Затем Карл продолжал: «И я хочу спросить тебя, не согласишься ли ты быть моей женой?»

Не соглашусь ли я? Если бы это зависело от меня, я вышла бы за него замуж в тот же день. В ту же минуту. Но он намеревался сделать так, чтобы мы были вместе как можно больше времени сейчас и поженились после моего приезда в Соединенные Штаты, где я познакомлюсь с его семьей.

Чтобы мы узнали друг друга лучше, Карл предложил мне приехать к нему в Дурбан, где он должен был провести еще два месяца, что я и сделала, как только уволилась с работы и сдала свое жилье.

За несколько дней до Рождества я встретилась с Карлом в Дурбане и приехала в его квартиру с кондиционером, которую мы даже не стали меблировать, потому что не собирались остаться в ней надолго. У нас не было даже кухонной плиты, так как мы кормились в лучших ресторанах города.

Дурбан – очень живописный город с изумительными пляжами, которые считаются одними из лучших в мире. Мне нравилось ходить на пляж и наблюдать за молодыми сильными ребятами с выгоревшими на солнце волосами, которые несли в руках свои деревянные доски для серфинга.

Вдоль пляжей были натыканы колоритные киоски, принадлежавшие индийцам. В них они продавали «хот доги», кондитерские изделия и мороженое. Здесь и там бродили цыганки, предлагая свои товары вроде одежды, сандалий или цветов.

Погода была жаркой и влажной, и яркое солнце, проникая через окна, на которых не было занавесок, будило нас, истекающих потом, очень рано утром. Но все это не беспокоило Карла и меня; мы начинали страстно заниматься любовью, затем бежали через дорогу и прыгали в океанские волны.

После того, как Карл уходил на работу, я каждый день шла покупать фрукты и оттуда брела на пляж, где он приходил ко мне перед ленчем, чтобы окунуться. Он выступал на Олимпийских играх в плавании, и я обожала следить, как его мощное тело прорезает огромные волны. После этого мы прогуливались вдоль пляжа, и, мне кажется, люди считали нас счастливыми красивыми супругами. Вечно загорелый Карл с темными вьющимися волосами и я – блондинка с прядями выгоревших волос.

В вечернее время, после того как мы ужинали в самых дорогих местах, мы всегда возвращались домой и снова занимались любовью. Мы оба стали рабами тел друг друга. Карл был очень сильный мужчина и мог достигать оргазма пять раз за два часа.

Время роскошно текло мимо. Никаких ссор, никаких обид, и я была уверена, что это совершенное счастье. Я даже не смотрела на других мужчин. Все, о чем я думала, был Карл – моя любовь, моя жизнь.

После отъезда из Дурбана мы провели двухмесячный отпуск, странствуя без определенного маршрута и по собственной прихоти по всей Восточной Африке. Эта величественная страна – одна из самых захватывающих по красоте мест на всей земле.

Мы осмотрели Национальный парк Крюгера с его зебрами, слонами, львами, прекрасными ланями, другими дикими животными, где на меня чуть не напал носорог.

Последней остановкой в нашем наполненном впечатлениями сафари был Мозамбик, где было настолько жарко, что даже бассейн в отеле не освежал. Именно там мы на время расстались.

Карл отправился в Америку, а я назад в Южную Африку, чтобы связать концы с концами и заработать достаточно денег для оплаты проезда в США, а Карл, как американский гражданин, должен был сделать мне приглашение.

По пути в США Карл завернул в Амстердам специально, чтобы познакомиться с моими родителями и официально попросить моей руки. С моим отцом к тому времени случился удар, и он лежал парализованный и лишенный речи, но на мою мать Карл произвел очень сильное впечатление галантным поведением, и она была очень горда, что я выбрала такого замечательного человека.

Следующие шесть месяцев мы обменивались письмами, полными такой обжигающей страсти, что меня удивляло, почему страницы не воспламеняются. За два месяца до своего отъезда в Америку я вернулась в Голландию, чтобы провести мои последние дни, оставшиеся до семейной жизни, с родителями.

Я должна была поехать в Америку в августе, но за неделю до отправления у меня раздался звонок Карла, звонившего из Ямайки с просьбой, если возможно, отложить мой приезд.

«Некоторые обстоятельства задерживают меня здесь», – сказал он, запинаясь. И даже, несмотря на помехи в трансатлантическом кабеле, по его тону я заподозрила, что эти обстоятельства не обязательно связаны с его работой.

В тот вечер я села и написала ему длинное письмо, высказывая ему свои опасения, и попросила дать мне знать, не встретил ли он другую женщину. «Я не настолько тупа, чтобы думать, что такой жизнелюбивый мужчина, как ты, будет вести монашескую жизнь, но не влюбляйся в кого‑ нибудь еще», – умоляла я.

Длинное и любящее письмо от Карла успокоило меня.

«Я обещаю тебе, Ксавиера, что ты – единственная женщина в моей жизни, которую желаю, и я живу ожиданием быть с тобой рядом всю жизнь, начиная со следующего декабря и навсегда».