Глава 24. Марина медленно возвращалась из страны снов на грешную землю

Марина медленно возвращалась из страны снов на грешную землю. Ее веки показались ей такими тяжелыми, что она открыла глаза с большим усилием, преодолев желание снова сомкнуть их и продолжить свой сладкий сон. Потом она потянулась, разминая затекшие во сне члены, и внезапно замерла, застыв, глядя в потолок. Вернее, в балдахин кровати.

Марина рывком села и огляделась. Она была отнюдь не своей комнате в доме на Морской. Она была в спальне флигеля в имении Арсеньевых. Она повернулась и заметила, что постель рядом с ней сбита, а в подушке рядом остался след головы. Протянула руку и медленно потрогала подушку, словно не веря своим глазам.
О Боже, Боже, Боже! Марина в одном прыжке покинула постель, стремясь осмотреть оставшиеся комнаты во флигеле. Он должен быть где-то рядом, ведь соседняя подушка в постели еще хранила его тепло.

В салоне она резко остановилась, почуяв знакомый аромат сигарного дыма. Двери в комнату были распахнуты настежь, впуская прохладу извне, из сада, и она заметила в темноте белеющую рубашку да маленький красный огонек. Не веря своим глазам, она быстро преодолела расстояние в несколько шагов, что разделяли их, и почти с разбегу, опустившись позади него на колени, обняла его, крепко прижавшись щекой к его широкой спине, вдыхая до боли знакомый запах его тела. Он даже не вздрогнул от ее резкого появления, а лишь положил свою свободную ладонь на ее сомкнутые руки у себя на груди.
- Мне приснился ужасный сон, - прошептала Марина, еще крепче прижимаясь к нему, словно намереваясь раствориться в нем, стать с ним одним целым. – Мне приснилось, что я потеряла тебя.
Загорский молчал. Только по-прежнему курил да легонько поглаживал ее длинные пальцы.
- Все было так реально, словно наяву, - проговорила Марина. – Эта дикая боль… даже врагу не пожелала бы. Мое сердце будто разорвалось в один миг на сотни маленьких кусочков.
Она почувствовала, как под ее ладонями напряглось тело Сергея. Он одним щелчком отбросил в сторону окурок и теперь сидел, опустив голову, словно в скорби.
- Я не хочу, чтобы ты покидал меня, - продолжила Марина. Она уткнулась носом в его шею и нежно коснулась губами его кожи, вызвав в его теле легкую дрожь. – Не хочу оставаться одной, без тебя. Быть может, есть какой-нибудь иной путь?
- Иного пути нет, - глухо проговорил Сергей. В его голосе звучала такая грусть, что у Марины защемило сердце. – У каждого писан Господом свой путь на земле. И не под силу смертным изменить его.

Марина в удивлении от его слов отстранилась от Загорского и вдруг заметила, что его рубашка не полностью белая, на его спине темнело какое-то странное пятно. Затем она пригляделась к себе и увидела, что это же пятно отпечаталось и на ее сорочке, так сильно она прижималась к нему. Она разомкнула руки, чтобы расправить ткань и рассмотреть, в чем она успела запачкаться за это время, и, взглянув на свои ладони, почувствовала, как сердце больно ударилось о грудную клетку, а затем рухнуло куда-то вниз.

Ее руки были в липкой темной жидкости. В крови.

Марина подняла растерянный взгляд на Загорского, который стоял, уже повернувшись к ней лицом, перед ступеньками. Позади него густо клубился плотный туман. Настолько плотный, что она не видела даже деревьев в саду.
Его рубашка была почти вся в крови теперь, Марина прекрасно это видела со своего места.
- Прости меня, - прошептал он. Его глаза смотрели на нее с такой грустью, с такой обреченностью, что ей стало трудно дышать. Внезапно Марина осознала, что то, что происходило с ней до этого, было явью – он ушел от нее. Ушел навсегда.
- Нет, - покачала она головой. – Нет, я не верю.

В одном резком движении она подскочила к Сергею и попыталась снова обнять его, прикоснуться губами к его губам. Он, как мог, уворачивался от ее губ, пытался разомкнуть ее объятия. Но душевная боль придала Марине дополнительные силы – она повисла на нем всем телом, не давая ему уйти из ее рук.
- Прекрати, прошу тебя, - наконец проговорил Сергей с надрывом в голосе. – Я не могу… не могу…

И Марина замерла. Она просто стояла, обняв его за шею и уткнувшись в ямочку под его горлом, прижавшись к нему всем телом.
- Ты такой теплый, такой живой…, - шептала она глухо, не сдерживая слезы, струившиеся по щекам. – Я не верю… не могу поверить… не хочу….

Сергей молчал. Лишь притянул ее к себе, обнял так крепко, что у нее перехватило дыхание, и немного заболело в ребрах. Но Марина промолчала, боясь спугнуть эту невольную ласку. Только плакала тихонько, глотая соленые ручейки слез.
- Ты должна проснуться, - проговорил еле слышно Загорский ей в ухо, легко коснувшись его губами. – Ты сейчас проснешься…
- Я хочу уйти с тобой, - покачала головой Марина. – Прошу тебя… хочу быть с тобой, - она, уже не таясь, рыдала во весь голос, зажимая между пальцев батист. – Я не смогу без тебя, не хочу. Забери меня с собой, забери…
- Не могу, - с надрывом в голосе ответил ей Сергей. – Не могу.
Он взял ее заплаканное лицо в свои ладони и заставил ее посмотреть на себя, глаза в глаза.
- Я хотел бы, поверь, но я не в силах… Одно могу обещать тебе – настанет день, и мы снова будем вместе. А пока отпусти меня, дай уйти с миром…
Сергей на мгновение коснулся лбом ее лба, затем с силой разжал ее пальцы, сжимающие его рубашку, и быстро, не раздумывая не минуты, не оборачиваясь на нее, скрылся в тумане.

Марина осталась одна. В отчаянье она закрыла глаза, а когда открыла, то обнаружила, что больше не стоит у флигеля, а лежит в постели, уткнувшись лицом в мокрую подушку. Она повернулась на спину и невольно застонала – видимо, спала на руке, и теперь та нестерпимо болела.
Тут же над Мариной склонилось лицо Агнешки.
- Дзитятко мое, воротилась-таки к нам, - она заплакала и стала целовать девушке руки. – Я уж и не спадзавалась•…
- Я долго спала? – спросила равнодушно Марина, пока Агнешка вытирала ее лицо, мокрое от слез, рушником.
- Почивала?! Не, ты ж в гарячке была! – возразила ей нянечка. От переживаний она почти полностью перешла на свой язык, забыв русскую речь. – Почитай, побольше тыдзеня•. Мы все тут уж так пережывали, так перержывали… Жар збиваем, ен зноу, збиваем, ен зноу•… Учора тольки управились з ним.

Нянечка замолчала, вспоминая те страшные дни, когда Марина билась на этой самой постели в бреду. Она плакала во весь голос, кричала, рвалась вон из постели с такой силой, что только три девушки смогли удержать ее на месте. Звала и звала, не смолкая Загорского по имени, и столько боли было в этом зове, что кровь стыла в жилах у окружающих.

Анна Степановна смогла выдержать это только около часа. Горько плача, она покинула комнату и возвращалась только тогда, когда Марина спала, чтобы посидеть рядом с ней или просто помолиться в ее комнате у образов. И все эти восемь дней, что Марина была в горячке, она, словно пасьянс, раскладывала вероятные дальнейшие течения их жизней: ее дочери, ее самой, ее семьи. Она напряженно думала, думала и думала.

Этот московский скупердяй немного попритих, когда узнал, кто в скором будущем войдет в семью Ольховских зятем, но теперь же, когда Марина находилась между жизнью и смертью, а значит, вероятность брака была почти сведена к нулю, он снова поднял свою змеиную голову и стал распоряжаться в доме. Иногда Анне Степановне хотелось, чтобы ее тетка наконец отдала Богу душу, и вскрылось бы завещание. Тогда уж расстановка сил была ясна, как никогда, тогда бы она уже знала, как вести себя с этим Заболотневым – отстраненно вежливо, едва скрывая свое раздражение, или подобающе бедной родственнице – тепло и с явной подобострастностью.
Сейчас же ей оставалось лишь мило улыбаться тому да свести их общение почти на нет, ибо даже несколько минут наедине с этим занудой казались ей невыносимыми. Зато, как видела Анна Степановна, Заболотнев не на шутку увлекся ее дочерью Лизой, и теперь перед женщиной стояла еще одна забота – поощрять ли его неуклюжие знаки внимания или сказать Лизе отвергнуть незадачливого кавалера, что та сделает с большим облегчением.

Потому-то Анна Степановна тем же утром ворвалась в спальню Марины, как только ей сообщили, что та пришла в себя, едва не сбив с ног выходящую с переменой белья горничную. Она быстрым шагом подошла к кровати дочери и расцеловала ее в обе щеки.
- Ты даже себе не представляешь, как я рада, что ты вернулась к нам! – сказала Анна Степановна, ничуть не кривя душой. – Я даже не могу и думать, что было бы в ином случае со мной! Мари, Мари, как же ты напугала нас своей болезнью. Ну, разве ж так можно с родными?
Она отстранилась и посмотрела на бледное лицо дочери. Поморщилась невольно – волосы той были спутаны, кожа казалось неживой без малейшего намека на румянец.
- Агнешка, вымойте ее вместе с Дунькой, волосы причешите, приберите ее. А когда придет с визитом Анатоль Михайлович, на щеки румяна нанесть. Не хватало того, чтобы он увидел то, что я сейчас вижу перед собой, - она рассмеялась счастливо. – Если бы ты знала, душенька, как твой жених переживал твою болезнь! Как переживал! Чуть ли не каждый час справлялся о тебе. Уважь жениха, прими его, коль почувствуешь себя лучше.
- Как можно принимать мужчину, маменька, тут, в моей спальне? – возразила ей слабо Марина. Она чувствовала себя еще не очень хорошо – все ее тело было таким тяжелым для нее сейчас, что она еле поднимала голову да руками шевелила. Голова же ее просто раскалывалась на части от боли, так долго она рыдала, придя в себя и осознав, что нет более для нее опасности покинуть этот грешный мир.
- Какой же он мужчина, милочка? – улыбнулась одними губами Анна Степановна, хитро прищурив глаза. – Он нареченный твой.
- Нет более, - устало проговорила Марина, откинувшись на подушки. – Я отказала ему за день до… до моей болезни. Он не жених мне более.

Анна Степановна напряглась, но, тем не менее, улыбка не покинула ее лицо.
- Но он по-прежнему считает тебя своей невестой, ma cherie. А кроме него, и твоя семья думает также.
- Я повторяю вам, я не имею намерения быть чьей-либо невестой, - Марина отвернулась от матери и уставилась куда-то в сторону, прикусив нижнюю губу, чтобы не заплакать. – Тем паче теперь… Если я и стану чьей-то невестой, так только Господа нашего.

Где-то в отдаленном углу комнаты тихо ахнула Агнешка. Анна Степановна же резко выпрямила спину и сжала с силой ладони.
- Боюсь, у тебя нет иного выбора, Марина. Ты станешь супругой графа Воронина, и это решено. По-другому и быть не может.

Их напряженный разговор переврал стук в дверь. Вошедший Парамон сообщил, что пришел доктор и желает видеть Анну Степановну.
- Меня? – удивилась та. – Он же видел меня нынче поутру, когда Марину осматривал. Он не сказал, по какой причине желает поговорить со мной?
- Нет-с, барыня, - ответил Парамон. – Что сказать господину? Вы не можете принять его?
- Приму. Проводи его в малую гостиную, - Анна Степановна поднялась с постели, расправила юбки и повернулась опять к Марине. – Советую, милочка, выкинуть тебе любые мысли о постриге. Это даже не обсуждается. Тем паче теперь, как ты говоришь. Разве ты не видишь сама, какая судьба уготована тебе Господом? Отнюдь не та, что ты себе придумала!

Марина уже более не сдерживалась, от резких слов матери слезы сами потекли по ее щекам. Почему она так жестока с ней? Сейчас, когда так болят открытые раны Марины? Когда так стонет сердце?
- Касаточка моя, - на постель рядом с ней опустилась Агнешка после того, как Анна Степановна вышла из комнаты. – Поплачь, голубка, поплачь… сердцу может полегчее станець…
- Как он мог оставить меня, няня? – спрашивала Марина сквозь слезы. – Как мог оставить?
- Это только Езус знает, дзитятко, только ен одзин, - Агнешка помолчала, а потом продолжила, запинаясь. – Я туточки к дому ягону ходила, дворню паспрашала. Скоро подвода с телом придзець. Службу тут, в Петербурхе, справяць и в имение ягоны увезуць. Там и в землю положуць.
- Узнай, в каком храме служба будет, милая. Хочу сходить. Пока гроб не увижу, не поверю, что нет его более рядом, - проговорила сквозь слезы Марина. - Не верю, Гнеша, до сих пор не верю. Мне видится, что меня кругом обманывают, что он ушел. Словно, он по-прежнему там, на Кавказе. Просто писем нет, и все. Ах, Гнеша, это ведь нам за грехи наши наказание! За ложь нашу, за обман родителей моих. Но слишком жестоко… слишком. Как жить, милая? Как же теперь… без него…, - ее сбивчивая речь напугала нянечку. Ей показалось, что у Марины опять жар начинается. Но нет – ее лоб был холодный, не было ни малейшего намека на возвращение болезни. – Гнеша, милая Гнеша, в монастырь мне надо. Грех замаливать свой да за него Господа просить. Чтобы ему там, где бы он ни был, хорошо да покойно было. Он обещал, что будем вместе (при этих словах Агнешка быстро перекрестилась), обещал забрать с собой. Там ждать буду… в тиши монастырской.
- Ах, дзитятко, - тихо вздохнула старая нянечка. – Нет нам дороги в монастыр-то.
- О чем ты, няня? И ты туда же?

Ничего не ответила Марине Агнешка. Лишь взяла ее ладонь и положила ту на живот ее.
- Тут, касатка моя, - прошептала няня, нежно улыбаясь ей. – Туточки у тебя жыцце новая. Туточки частичка каханага• твоего.
- О чем ты толкуешь? - Марина недоверчиво взглянула на нее.
- В тягости ты, милая моя. Дзиятко у тебя будзе, - а потом объяснила, видя ее недоумение. - Крови-то были в чэрвене• да мало, а в липене• совсем не было. Грудзи у тебя потяжелели, сосцы потемнели. В тягости ты, не иначе. Хорошо, что в гарачке не скинула. Видать, крепко за жыцце дзержицца…

Ребенок. Дитя Загорского…
Марина потрогала свой плоский живот. Даже не верилось, что где-то там внутри нее зародилась новая жизнь из ее и его любви. Плод их страсти. Как она не могла подумать о том, что может быть ребенок? Ведь у супругов всегда появляются дети…

Она откинулась на подушки и улыбнулась особой, блаженной улыбкой Агнешке, которая, заметив ее настрой, улыбнулась в ответ.
- Цяпер ты павинна берагчы не только сябе, но и яго, твое дзитя•, касатка моя, - она ласково провела ладонью по щеке Марины.

Да, Агнешка права. Теперь она должна думать не только о себе, но и дите, которого носит в себе. С этой поры она ответственна за чужую жизнь. Подумать только, в ней теперь будет расти маленький человечек, соединивший в себе частичку Сергея и ее частичку. Человечек, который жить за ее любимого, покинувшего ее столь рано.
У Марины слегка закружилась голова от волнения, и она закрыла глаза, стремясь обуздать все те эмоции, что захлестнули ее при осознании того, что происходит сейчас в ее жизни. Теперь никто не сможет заставить ее делать то, что она не желает. Как только она поправит здоровье, то нанесет визит старому князю и расскажет ему, что Сергей ее венчанный супруг, а ребенок, которого она носит, - наследник рода Загорских. Марине казалось, что должно непременно быть так, как она задумала, и ином она даже не думала, в отличие от Агнешки, которая выразила сомнение, что князь вот так уж легко признает правнука.
- Ах, касаточка моя, не думаю, что яго сиятельство вот так сразу повериць тебе, - покачала она головой. – Что тогда робиць будем? Коли он не поверит тебе?
- Тогда я уеду в Ольховку и буду растить ребенка там, - уверенно заявила Марина в ответ. – Когда дитя будет постарше, повезу его старому князю. Он не сможет не уловить сходства, ведь каждое дитя берет чуточку от внешности своих родителей. Убеждена, что мой ребенок непременно будет схож со своим отцом. Их сходство будет лучшим доказательством правоты моих слов.
Агнешка покачала головой. Ей все же не верилось, что будущее Марины столь безоблачно, как та представляла себе. Не по правилам они соединили свои судьбы, нелегкая доля будет из-за этого у ее Мариши. Она вдруг подняла голову и прислушалась: в коридоре за дверью спальни явственно послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то спешно направлялся либо к ним, либо в соседние комнаты. Последнее, правда, было менее правдоподобно – там жили младшие сестры Ольховские, которые недавно ушли с горничной на прогулку в парк.

Дверь спальни Марины с грохотом распахнулась, с силой ударившись ручкой о стенку. На пороге стояла Анна Степановна. Ее лицо раскраснелось, она тяжело дышала, словно бежала не одну сажень. Марина не успела даже удивиться странному виду матери, как та резко оторвалась от косяка, к которому прислонялась на несколько мгновений, переводя дыхание, и быстрым шагом пошла к ее постели. Мать подняла вверх руку, и Марина увидела, что она сжимает в ней хлыст. Тут же, за какое-то мгновение до удара, ее верная нянюшка в одном движении накрыла девушку своим телом.

Хлысь! На спину Агнешки со свистом опустился хлыст. Та только вздрогнула, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, и еще крепче прижалась к Марине, закрывая ее своим телом. Потом хлыст опустился на ее спину еще раз, и второй, и третий. Марина билась под нянечкой, крича во весь голос и пытаясь скинуть с себя Агнешку, но та вцепилась в нее, словно клещ, принимая на себе удары, предназначенные ее девоньке.

После третьего удара Анна Степановна поняла, что ее наказание бесполезно. Она отошла, шатаясь от постели, отбросила в сторону хлыст и разрыдалась во весь голос.
- Дрянь! Какая же ты дрянь! – она повернулась к Марине и закричала, устремляя на нее указательный палец. – Ты! Как ты могла так упасть?! Ты падшая женщина, вот ты кто! Как ты могла сделать это со мной? Ублюдок! О Боже! Ублюдок!!!
- Не называй так моего ребенка! - крикнула матери из постели Марина, отстраняя нянечку, которая всячески препятствовала ей ответить Анне Степановне. Она жутко боялась, что та опять впадет в неистовство, но на этот раз она не успеет защитить свою девоньку. – Не называй так!
- А как еще назвать дитя, зачатое в грехе?! – прошипела красная от злости Анна Степановна. – Зачатое дитя вне брака – ублюдок, по иному и не назвать!
- Мое дитя зачато в браке! – выкрикнула Марина и если бы не была так напряжена, непременно рассмеялась бы – так забавно смотрелось со стороны, как резко захлопнулся рот Анны Степановны. – Я обвенчана с князем Загорским два месяца назад. Мы совершили таинство за несколько дней до его отъезда.

Анна Степановна отошла к окну и стала смотреть в сад, обхватив себя за плечи. Было видно, она пытается изо всех сил успокоиться и подумать разумно над сложившейся ситуацией.
- Как ты, Гнеша? – обратилась тем временем к нянечке Марина. – Очень больно? Ступай в кухню, пусть кто-нибудь осмотрит твою спину. Я вижу кровь на твоем платье. Ступай, не бойся, она более не причинит мне вреда. А если и будет так, то я приму это. Мой грех – мне и ответ нести.
Агнешка поколебалась немного, но затем вышла из спальни, притворив за собой плотно дверь, оставив мать и дочь наедине для откровенного разговора.

Анна Степановна, окинув комнату взглядом и убедившись, что они остались одни, поднесла к кровати стул.
- Расскажи мне все, - приказала она, заняв место у постели Марины. – Я должна знать, как это произошло, где и, самое главное, почему без родительского благословения.
И Марина рассказала ей обо всем: о таинстве, произошедшем в маленькой сельской деревушке в соседнем от Киреевки уезде, о небольшом торжестве по этому случаю в имении Арсеньевых, о тех нескольких днях, что она и Загорский провели вместе. По окончании ее исповеди мать немного помолчала, а потом спросила:
- Кто был дружками на венчании?
- Я не знаю их, - призналась Марина. – Ни разу не видела их до того.
- Значит, люди не того круга. Офицеры, - решила Анна Степановна. - А что Арсеньевы?
- Арсеньевы на таинстве не были. Так решил Сергей. Мол, чем меньше людей посвящено в нашу тайну, тем лучше.
- Значит, из числа твоих знакомых только Арсеньевы знают о вашем браке, более никто? – Марина кивнула, а Анна Степановна нахмурилась. – Прекрасно, они в отъезде, а вернутся, Бог знает, когда. Церквушка-то, знаешь, где находится? Ее-то вспомнишь?
- Вспомню, коли потребуется. А зачем вам это, маменька?
- Так для того, чтобы пред старым князем объявляться в качестве невестки, надобно иметь preuves• оного на руках, а не быть пустословными! – отчеканила Анна Степановна. – А другого пути у нас теперь нет. Только к князю на поклон идти.

Она поднялась со стула и прошлась по комнате в задумчивости, поглаживая пальцами подбородок. Марина наблюдала за матерью со своего места в постели. Ей на мгновение показалось подозрительным, что мать вот легко приняла ее тайный брак с Загорским, что она напряженно обдумывает какие-то свои тайные планы, и ей стало боязно. Но затем Анна Степановна остановилась на месте и радостно улыбнулась дочери.
- Что такая смурая? – спросила она. Потом подошла к Марине и наклонилась, заглянула ей прямо в глаза. – Поправляй здоровье. Как получше тебе станет, поедем в твою церквушку. Далеко она?
- В верстах двух от Киреевки.
- Вот и славно, - улыбнулась опять Анна Степановна и поправила подушки дочери. – Вот и славненько.
У самого порога она обернулась и внимательно посмотрела на дочь. Потом тихо проговорила:
- Моли Бога, чтобы мы нашли preuves твоего тайного брака, Марина. Иначе тяжко нам придется, ой, как тяжко!

Спустя несколько дней, когда Марина смогла вставать и ходить без слабости в членах, Анна Степановна заявила, что надобно ехать как можно скорее в церковь, где проходило их с Загорским венчание. «Le temps presse•», - сказала она, намекая на то, что уже через несколько месяцев вполне вероятно станет затруднительно скрывать положение Марины.

Сначала они ехали молча. Марина вдыхала полной грудью свежий воздух деревни, наслаждаясь ароматом скошенного сена, что сохло на лугах, которые они проезжали. В столице воздух никогда не пах так здесь – слишком грязно, слишком людно было в городе.

Анна Степановна же в задумчивости теребила ручки своего ридикюля. Марина сразу же поняла, что ее маменька что-то хочет ей сообщить, но не решается, и подобное поведение, совсем не свойственное ей, удивило девушку. Затем Анна Степановна решилась:
- Не хотела тебе говорить, Марина. Боялась расстроить попусту. Все это, конечно, пустое, так – мои домыслы, deux fois rien•. Просто уж слишком подозрительно для меня поведение Загорского в этом случае. К чему таить брак? Для чего? Мне сие непонятно. Пытаюсь понять и не могу. Никак не могу, - Анна Степановна пожала плечами, а затем продолжила, то и дело, запинаясь, словно ей было не себе вести этот разговор. – Когда я была молода (только вывели в свет, помнится), прогремел на всю столицу один пренеприятный случай с некой jeune fille•. Она влюбилась в некого графа. Сильно влюбилась. Вот как ты в Загорского. Но она была из бедной семьи да сирота, а он – отпрыск знатного старинного рода. Ему сам Бог велел другую партию. В общем, не пара они были совсем. Проходит время, и в свете появляется толк, что он намерен делать предложение одной богатой невесте. И буквально через несколько дней свет опять faire des cancans•, что та самая jeune fille пришла в дом к семье этого polisson и заявила, что она является его венчанной супругой. Тот категорически все отрицал. Выяснилось, что венчал их развенчанный поп в какой-то захудалой церквушке, а значит… значит, не брак то был вовсе, а fiction•. И не в женах любимый хотел ее иметь, а в полюбовницах. Любить-то, может, и любил, да вот что с той любви-то? Позор один! Он спустя время comme si de rien n'é tait• женился на той самой богатой невесте. Мужчине ведь в свете позволено многое, а вот женщине. Та jeune fille… Один Бог ведает, где она теперь.

Мать и дочь помолчали немного, каждая погруженная в собственные мысли. А потом Марина вдруг спросила у матери:
- Зачем вы рассказали мне это, маменька?
- Сама не знаю, - призналась Анна Степановна. – С тех пор, как ты мне рассказала о вашем тайном венчании, вспомнилась эта давняя история да из головы нейдет. Не по себе мне, милая моя, от всех тайн, не по себе…
Остальной путь они проделали в молчании. Марина обдумывала судьбу той бедной девушки из рассказа матери. Несчастная! Быть обманутой, преданной человеком, за которого ты готова отдать все на свете. Быть отвергнутой всеми. Разве может быть худшая доля?

Увидев ту самую церквушку, где она соединила свою судьбу с князем, Марина почувствовала, как ее сердце забилось где-то в горле, стало сразу трудно дышать. Она вошла, перекрестившись, в храм и тут, в окружении святых ликов да в тусклом мерцании свечей ей вспомнилось, как они стояли вместе перед священником, как обходили аналой, сомкнув руки.
- Моя жена… Муж мой… - донеслось до нее сквозь время из того дня, и пахнуло сладким ароматом ладана.

Они были так счастливы… Почему Господь разъединил их так скоро, не дав испить полностью чашу их любви? Почему забрал к себе его?

- Тебе дурно, ma cherie? – обеспокоенно спросила стоявшая рядом маменька, и Марина поняла, что невольно застонала от боли в тишине храма. Она покачала головой и отошла от Анны Степановны, чтобы одной помолиться об успокоении души ее супруга.

Когда Марина окончила свою молитву, то увидела, что Анна Степановна уже покинула храм. Ее фигуру она видела через распахнутые двери церкви. Рядом с ней стояла невысокая женщина в темном платке. Видимо, матушка, решила Марина и поспешила присоединиться к ним.
- Матушка Фатиния, моя дочь Марина, - представила их друг другу маменька Марины. Девушка удивилась – матушка оказалась довольно молодой на вид женщиной, лет тридцати, когда венчавший их отец Паисий был уже сед, как лунь. – Батюшку уже позвали, сейчас подойдет, - пояснила ей мать.
- Как здоровье батюшки? – поинтересовалась Марина.
- Благодарствую, не хворает, - удивленно ответила ей матушка. – Да вот и он.

Она махнула рукой в сторону, за спину Марины, и той пришлось обернуться. К ним приближался высокий темноволосый человек, аккуратно придерживая сутану, чтобы не намочить ее в лужах, оставшихся после ночного дождя. Девушка в растерянности повернулась к матушке и Анне Степановне, наблюдавшими за ней – одна с нескрываемым любопытством в глазах, вторая – напряженно вглядываясь.

- А где священник этой церкви? – спросила Марина у матушки. – Где отец Паисий?
- Бог с тобой, дитя мое, - ответила ей удивленно та. – У нас один батюшка, отец Александр. Вот уже почти пять годков, как мы тут с ним приход держим.
Земля качнулась под ногами Марины. Быть того не может!
- Был другой священник. Седой. Отец Паисий, - отрывочно твердила Марина матушке, но та лишь качала головой на каждую ее реплику. Девушка почувствовала себя так, словно она сходит с ума. Что происходит? Она в отчаянье посмотрела на Анну Степановну, и та поспешила взять ее под руку. Заверив, что сейчас проводит дочь в коляску («Ей дурно, бедняжке, только горячкой отмучилась»)и тотчас воротиться, женщина попросила матушку подождать ее возвращения.
- Успокойся, - твердила она по дороге к коляске дочери. – Да, выглядит довольно дурно, не скрою. Но есть же еще приходские записи. Надо их глянуть. Может, этот священник куда-то отлучался… по делам…в епархию, например. Была замена какая-нибудь, да мало ли что! Жди меня. Я переговорю с ними, а затем вернусь и расскажу тебе, что и как.

Но Марина не могла ждать возвращения маменьки с хорошими вестями или дурными, просто сидя в коляске. Она все ходила и ходила от коляски до ограды церквушки и обратно, туда и обратно, и думала, думала, думала… Разве это возможно? Разве мог он обмануть ее так жестоко? Разве человек может так лгать, прямо в глаза, под сводами церкви?

Нет, это какая-то глупая ошибка, - решительно тряхнула она головой, отгоняя от себя дурные мысли. Она вспоминала, как они были счастливы, как он шептал, что любит ее… Так невозможно лгать!

Вскоре вернулась к коляске мать, хмурая, напряженная. Она кивнула Марине на коляску, мол, поехали, но та покачала головой.
- Что там? – спросила она, и нерешительный отрицательный кивок головой матери заставил ее сердце похолодеть. – Нет, - покачала она головой. – Я не верю, быть того не может! Не верю!!!
Марина подобрала юбки и метнулась обратно в церковь. Анна Степановна еле поспевала за ней.

Батюшка уже уносил книгу, когда Марина перехватила его прямо в дверях церкви. Немало не заботясь о приличиях под гнетом эмоций, захлестнувших ее, она прямо-таки вырвала из его рук приходские записи и принялась судорожно листать. Краем глаза она заметила, как ее маменька делает извиняющий жест в сторону батюшки, но это ее совсем не волновало сейчас.

Четвертое июня… пятое… шестое… Ее палец скользил по строчкам. Отпевание… крещение… отпевание… Вот венчание! Но не то, не их имена стояли в записях.
Снова крещение…. Крещение… Отпевание…

Марина замерла. На первой неделе июня была запись только об одном венчании, и там стояло вовсе не ее имя. И если ее имени не было записано тут, в этой книге, то никакого венчания и не было. Получается, Загорский солгал ей. Как обманул любимый человек ту jeune fille из истории матери.

Он предал ее. Предал так жестоко, так больно…

Весь мир качнулся вокруг Марины и разлетелся вмиг на тысячи осколков.

• не надеялась (бел.)
• недели (бел.)
• жар сбиваем, он опять, сбиваем, он опять (бел.)
• любимого (бел.)
• июне (бел.)
• июле (бел.)
• Теперь ты должна беречь не только себя, но и его, твое дитя (бел.)
• доказательства (фр.)
• Время не ждет (фр.)
• пустяк (фр.)
• девушка (фр.)
• сплетничать (фр.)
• фикция (фр.)
• как ни в чем не бывало (фр.)

Marian 15.10.2010 12: 29» Глава 25
Девочки, очередная глава...