![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 36. Марина аккуратно перерезала толстые стебли розы ножницами и складывала цветы в корзину, что держала в руках горничная
Завидово, весна 1839 года Марина аккуратно перерезала толстые стебли розы ножницами и складывала цветы в корзину, что держала в руках горничная. Они передвинулись дальше по оранжерее, к следующему розовому кусту, и Марине стало видно сквозь немного оттаявшее стекло окна, как катает по двору Леночку на салазках по скользкому льду молодой лакей, а Агнешка прихлопывает в ладони при каждом повороте салазок, заставляя маленькую барышню заливисто смеяться. Марина задержалась на этом месте, любуясь своей дочерью. Ей было уже два года, совсем недавно сровнялось - всего пару недель назад. Черты ее лица постепенно поменялись и продолжали свои перемены. Теперь уже было сложно признать в ней Сергея Загорского. Все, кто видел маленькую дочь Марины, признавали ее исключительное сходство с матерью – тот же разрез глаз, тот же высокий лоб, того же цвета кудряшки, что и волосы Марины. Иногда, правда, находили в Леночке и черты Анатоля, что неизменно приводило Марину в удивление и пару раз даже вызывало чувство некой досады, словно ей не хотелось, чтобы ее дочь сравнивали с мужем. Иногда Марина чувствовала такую непреодолимую любовь к этому маленькому человечку, так похожему на Загорского, по ее мнению, что она не могла сдержать себя и крепко прижимала к себе дочь, невзирая на ее протесты. Она была готова целовать ее пухленькие щечки, обнимать ее маленькое тельце до конца своих дней. Всю ту любовь, что она не могла подарить любимому человеку, Марина изливала теперь на его дочь. Но если безграничные чувства Марины к ребенку были понятны, то любовь Анатоля к Леночке до сих пор была непривычна Марине. Анатоль просто обожал Леночку. До исступления. Иногда подобная привязанность его к ребенку даже страшила Марину, ведь она впервые видела подобную сильную отеческую любовь. В свете было не принято уделять много внимания собственным детям, перекладывая заботу о них на плечи гувернеров, нянь, дядек, отселяя из подальше с глаз в мезонин дома. Прошедшие годы сблизили их, как супругов, заставили Марину смириться с некоторыми чертами характера Анатоля, что так не нравились ей: его контроль над ее жизнью, особенно когда она переезжала на время сезона в Петербург, его ревность и вспыльчивость, его неумение выслушать и принять другую точку зрения, отличную от его мнения. Он безумно переживал, когда при выезде в свет Марину обступали ее многочисленные поклонники, и, по его мнению, она была слишком любезна с кем-либо из них, но никак не показывал этого на людях, сохраняя свое реноме. Лишь после, наедине, в тиши спальни он мог выпустить пар, который копился в нем в течение всего вечера – кричал, швырял предметы, что попадались под руку, но, слава Богу, не в нее, а мимо, стараясь напугать ее, дать выход своей ярости. А ночь, что следовала за этой вспышкой ярости, была полна какой-то странной грубой ласки, отличной от той нежности, с которой он обычно ласкал тело Марины. Словно он стремился наказать ее за свои эмоции, за то, что он так мучился по ее вине. Скоро Марина, впрочем, привыкла гасить эти вспышки гнева и ревности чуть ли не на корню. Анатоль обожал, когда она ластилась к нему, словно кошка, шепча на ухо ласковые слова, нежно касаясь губами его уха. В эти моменты он был словно воск в ее руках, забывая обо всем на свете. Марина могла бы пользоваться этим приемом и в других моментах их совместной жизни, но ей казалось это не совсем справедливым по отношению к нему – эти нежные слова, лишенные всякого смысла для нее, ведь они не были наполнены тем самым чувством, что женщина должна испытывать к мужчине, произнося подобное. Она не любила своего супруга. Грустно признавать это, но это так и есть. В ней не было к нему того ослепляющего, безумного чувства безграничной любви, что Марина когда-то испытывала к Загорскому. Скорее, чувство ее к супругу было основано на благодарности к нему за все, что он сделал и продолжает делать для нее и дочери, а также на некоей привязанности, которую испытывают к человеку, который постоянно присутствует рядом, с которым были прожиты многие недели. В том, что эта привязанность существует, она убедилась еще в 1837 году, когда Анатоль уехал в сентябре в Севастополь, а затем в Кавказский край, сопровождая в поездке Его Императорское Величество с женой и наследником. Тогда Марина чуть с ума не сошла от беспокойства. Ей казалось, что она непременно потеряет его, как некогда потеряла Сергея. Кавказ для нее стал символом смерти, горькой утраты. Только успокоительные капли и спасали Марину в ту долгую поездку ее супруга. Но ночью, когда их действие заканчивалось, к Марине приходили кошмары, в которых она видела, как Анатоль попадает в засаду горцев и погибает у нее глазах. Когда же она подбегала к нему, чтобы попытаться остановить кровь, текущую из его раны, и переворачивала к себе лицом, то узнавала в человеке, лежащем у нее на коленях не супруга, а Сергея. И это понимание отражалось такой болью даже во сне, что она просыпалась с криком, будя спавших в гардеробной домашних девок. Она неистово молилась перед образами за сохранность в пути своего супруга, и лишь возвращение Анатоля смогло вернуть ей душевное равновесие. В следующий раз смерть чуть не вошла в жизнь Марины в декабре того же года, когда поутру в Завидово прискакал гонец со страшной вестью о пожаре в Зимнем дворце. В тот вечер у Анатоля было дежурство, и он вместе с остальными кинулся на борьбу с огнем и на спасение царского имущества. В тот день все, находившиеся в момент пожара во дворце, проявили такое усердие, что сам Император увещевал их в некоторых особо опасных случаях спасать себя самое, а не картины и мебель. Именно пожар в Зимнем дворце и послужил той точкой, с которой началось их сближение, как супругов. После Анатоль стал чаще бывать в Завидово, а Марина стала, без опаски оставляя дочь домашним, выезжать к нему в столицу. Конечно, из-за занятости супруга виделись они все же не часто, но теперь в их свиданиях было гораздо больше теплоты, чем прежде, гораздо больше нежности друг к другу. Супруги наконец-то пришли к компромиссу по поводу того, где им следует все-таки жить постоянно – в деревне или в столице. Весь сезон, от начала и до конца, Марина с дочерью проводила в столице, полностью погружаясь в светскую жизнь – балы, маскарады, салонные рауты, званые ужины, иногда даже несколько за вечер. И визиты, визиты, многочисленные визиты. Без них было бы немыслимо представить жизнь Марины в Петербурге. Лишь несколько раз Марина покидала имение за время, что она проводила в Завидово, уезжая за пределы губернии. Она навещала свою подругу и своего крестника Митеньку, долгожданного наследника в семье Арсеньевых, появившегося на свет в апреле 1838 года. Марина протянула руку и погладила ладонь Юленьки поверх одеяльца, в которое был завернут ребенок. Марина резко вздрогнула и невольно отшатнулась от подруги, отвела в сторону глаза, пытаясь скрыть промелькнувшие в них боль и стыд за свой обман. Марина замолчала и вспомнила, как однажды она что-то искала в своей гардеробной, не желая звать горничных, и наткнулась на шкатулку, что когда-то отдала Агнешке. Ее в тот же миг захлестнуло такое бурное желание открыть ее, взглянуть хотя бы одним глазком на его лицо на рисунках, коснуться бумаги, что когда-то держала его рука. Марина побежала в кабинет и, схватив кочергу, попыталась вскрыть запертый ларец. Это ей никак не удавалось. Она сломала пару ногтей, расцарапала резную крышку железом, била по ней изо всех сил, не замечая, как по лицу бегут горькие слезы. - Мне иногда кажется, что я обречена любить его до конца моих дней, - продолжила Марина свой монолог Юленьке, внимательно слушавшей ее, сочувственно сжимавшей ее ладонь. – Мне никогда не забыть его. Любовь к Сергею словно проросла в меня, в мое тело и душу, пустила настолько глубоко свои корни, что ничто не способно извлечь ее оттуда. Я иногда забываюсь, проходят дни и даже месяцы. Но потом какая-нибудь мелочь, неприметная маленькая деталь снова возвращает меня в прошлое, не давая покоя моему сердцу. Слава Богу, нет более той боли, что терзала меня раньше. Я уже смирилась с его потерей, приняла его уход. Но бывают моменты, когда просыпаюсь рядом с мужем, и страстно хочу увидеть рядом на подушке не его лицо, другое. Грешные мысли, Жюли, знаю это, но как прикажешь сердцу? Никак… Но Марина тогда умолчала о том, что бывают ночи, когда она во сне целиком и полностью отдается Сергею во сне, его рукам и губам. В этом она не могла признаться никому, даже собственному духовнику. Сергей приходил к ней и ласкал ее, целовал ее губы и ее кожу, брал ее истосковавшееся по страсти тело, возвращая Марину в дни полные нежности и неги. Она просыпалась, вся мокрая от пота, чувствуя, как сладостная истома разливается по ее телу, как бешено колотится сердце в груди. И она ждала этих снов. Ждала, хотя корила себя за них, за предательство собственного тела, покоряющееся ее ночному любовнику, но непокорное супругу, который так и не сумел вызвать в нем отклика своей страсти, своим ласкам. Да, это правда, Анатоль сумел стать ей верным другом, великолепным отцом ее дочери, заботливым супругом. Но любовником, способным разжечь в ней огонь страсти, он так и не стал. Хотя разве это главное в супружестве? Разве это так важно по сравнению с тем фактом, что он безумно любит дочь, а она его? Ведь когда он приезжает к ним с Леночкой после долгого отсутствия, та тотчас бежит из детской, смешно перебирая при этом своими пухленькими ножками и лепеча «Папа, папа» на французский лад. А Анатоль подхватывает ее на руки и начинает кружить да так сильно, что у Марины захватывает дух, и она просит опустить дитя на пол. Но муж не слушает ее, подхватывает и ее тоже, вовлекая в это безумное кружение по комнате. Смеется Анатоль, хохочет Леночка, и Марина тоже невольно улыбается при этом. Или когда они лежат с Анатолем в постели утром (он настоял, чтобы они никогда не спали раздельно), уже пробудившиеся, но не открывающие глаза, потому как слышат глухое «шлеп» - «шлеп» по половицам босыми ножками, и недовольное ворчание Агнешки, что «Ленуся не апранула шкарпэтки на ножаньки•». Открывается дверь в спальню, Леночка заходит будить своих родителей. Но Анатоль уже хохочет во весь голос, услышав слово «шкарпэтки». Он его уже не раз слышал, но оно всегда вызывает в нем бурный смех. Разве все это не стоит минутной истомы в ночной тиши? Разве неравноценны моменты бешеной страсти целой жизни, полной тихих семейных радостей? Марина вдруг вздрогнула, услышав крики, донесшиеся до нее сквозь оконное стекло оранжереи и нарушившие ход ее мыслей. Она выглянула в окно и заметила, что к дому, размахивая шапкой, бежит один из дворовых людей, указывая при этом выбежавшему к нему навстречу лакею куда назад, на дорогу к усадьбе. В это время во двор усадьбы, цокая подковами по камню, буквально влетела лошадь с всадником в бобровой шапке. Марина с изумлением узнала в нем Арсеньева и буквально побежала прочь из оранжереи в основной дом, чтобы узнать, что привело его в Завидово да при такой скачке. Анатоль, вдруг пришло ей в голову. Что-то с ним случилось в Пензе, куда он выехал с государем по делам. Но что? Перевернулись сани, как бывало не раз в пути с путешественниками? Или его свалила горячка? - Жюли велела ехать к вам сразу же, как мы получили письмо. Я понимаю, это прозвучит странно, нелепо… Я сам не поверил бы никогда в такое, но les faits sont des té moins obstiné s•. Сам Вельяминов подтвердил его личность. И почерк… его почерк…Я бы узнал его из тысячи Сначала Марина не сообразила, о ком именно идет речь. Затем, глядя на то, как внимательно наблюдает за ней Арсеньев, вдруг осознала, кто является предметом их разговора. Это что, чья-то глупая шутка? Разве это может быть правдой? Разве сны могут становиться явью? Он вернулся! Он жив! Живой! Марина в изнеможении упала в кресло, закрыв лицо руками. Господи, спасибо тебе Господи! Он живой! Живой! Марина вдруг выпрямилась и посмотрела на Арсеньева сквозь слезы, что бежали по ее лицу, но она не замечала их. Ее глаза светились при этом таким светом, что тот невольно поразился тому, какое впечатление произвела на нее эта новость. Казалось, она, словно цветок, что распустился под лучами выглянувшего из-за туч солнца. Марина снова откинулась назад на спинку кресла и, закрыв лицо руками, рассмеялась низким довольным смехом. Она чувствовала себя такой счастливой в этот момент, что казалось, сейчас вспорхнет и полетит, словно бабочка. Но следующая реплика Арсеньева вернула ее с небес на землю: Что ему ответить? Марина выпрямилась в кресле. Что можно ответить человеку, который предал ее, обманул в самом святом, что только было для нее? Он отнял ее честь и чуть не погубил ее жизнь. Но чувство к нему она так и не смогла вытравить из своей души и пронесла сквозь эти годы, несмотря на то, что эта любовь была обречена на муки. Ей так многое хотелось сказать сейчас, так многое передать на словах, но разве могла она? Лучик весеннего солнца вдруг пробился сквозь оконное стекло и побежал с подоконника на пол, а потом по полу до кресла, в котором сидела Марина, блеснул на золотом ободке кольца на безымянном пальце ее правой руки. Марина перевела взгляд на свою руку и грустно улыбнулась. Марина слышала, как затихает вдали звук каблуков его сапог, как он кликает слугу, чтобы ему подали лошадь. Она сжимала ручки кресла так сильно, что костяшки ее пальцев побелели. Как же ей хотелось тоже сейчас скакать в Загорское! Да что там скакать – она бы пешком и босиком по талому снегу пошла бы в имение Сергея, лишь бы увидеть его. Убедиться, что это не сон, что он действительно жив, а не лежит на фамильном кладбище Загорских. Марина резко поднялась с кресла и пошла, шатаясь, словно пьяная, натыкаясь на мебель, в свою половину. Там она опустилась перед образами и стала молиться, отсылая свою благодарность за чудо спасения Всевышнему и небесному покровителю Загорского – Сергию Радонежскому, кладя многочисленные поклоны, едва не ударяясь в раже лбом об пол. Птичка! Птичка в клетке! В клетке! - Как мне быть дальше, Господи? – прошептала она. – Как мне теперь дальше жить? • Ленуся не надела носки на ноженьки (бел.) Marian 23.11.2010 16: 38» Глава 37
|