Глава 10. Вейдер поднялся лишь после того, как голоизображение Императора полностью растворилось

Вейдер поднялся лишь после того, как голоизображение Императора полностью растворилось. Ещё некоторое время он стоял, угрюмо склонив голову и свесив затянутые в перчатки руки по бокам. Затем он повернулся и зашагал в направлении люка, ведущего в капитанскую рубку «Вымогателя».

Для всей галактики рыцарь-джедай Энакин Скайуокер — парень с обложки, «Герой-без-Страха», ИЗБРАННЫЙ — погиб на Корусканте при штурме Храма джедаев.

В какой-то мере это было правдой.

«Энакин мёртв», говорил себе Вейдер.

И всё же, не будь всего того, что случилось на Мустафаре, Энакин сидел бы сейчас на Корускантском троне, с женой под боком, с ребёнком на руках… Вместо этого, план Императора был исполнен безукоризненно. Палпатин выиграл войну, сверг республиканский строй, завоевал преданность рыцаря-джедая, на которого весь Орден возлагал столько надежд. Месть ушедших в добровольное изгнание ситов свершилась, а Дарт Вейдер стал обычным прислужником, мальчиком на побегушках, вроде как учеником повелителя тьмы и публичным лицом тёмной стороны.

Не потеряв своих джедайских умений, он ощущал неопределённость в отношении своего места в Силе; делая первые шаги к тому, чтобы пробудить мощь тёмной стороны, он чувствовал неуверенность в своей способности удержать в себе эту мощь. Сколь многого он мог бы достичь, не вмешайся судьба-злодейка так жестоко и не лиши всего, чем он владел, лишь для того, чтобы воссоздать его заново!

Или унизить его, как были унижены Дарт Мол и Дарт Тиранус; как, впрочем, был унижен и весь Орден джедаев.

В то время как Дарт Сидиус получил всё, что хотел, Вейдер всё потерял, в том числе — по крайней мере, на какое-то время, — и уверенность в собственных силах, а также неудержимость, которую демонстрировал Энакин Скайуокер.

Вейдер шагал в направлении люка.

«Но разве это ходьба?» задумался он.

После стольких лет конструирования и восстановления дроидов, ремонта двигателей лэндспидеров и космических истребителей, совершенствования механизмов, управлявших самой первой из его искусственных рук, он находился просто-таки в смятении из-за некомпетентности медицинских дроидов, ответственных за воссоздание его тела в корускантской лаборатории Сидиуса.

Его легированные голени были обтянуты полосками той же брони, из которой была сделана и перчатка, скрывавшая протез его правой ладони. Обрубки его настоящих конечностей оканчивались слоями трансплантированной кожи; механизмы, приводившие в движение руки и ноги, соединялись с особыми модулями, служившими интерфейсами к повреждённым нервным окончаниям. Но вместо дюрастила меддроиды использовали низкокачественный сплав, а кроме того, не слишком аккуратно припаяли полоски, защищавшие электродвижущие шины. В итоге те постоянно натыкались на мелкие препятствия, особенно в местах сочленений — на коленях и лодыжках.

Искусственные ноги не слишком уютно чувствовали себя в высоких сапогах, заострённым механическим пальцам не хватало чувствительности, из-за высоких каблуков Вейдеру приходилось передвигаться с повышенной осторожностью, иначе он рисковал споткнуться и кувырнуться вверх тормашками. К тому же, эти нескладные сапоги были настолько тяжёлыми, что он чувствовал себя так, будто врос корнями в землю, ну или, по крайней мере, попал на планету с повышенной гравитацией.

Что хорошего в этом всём, если ему приходилось прибегать к Силе просто чтобы перемещаться с места на место! С тем же успехом он мог бы заказать себе репульсорное кресло и вообще забыть о ходьбе.

Протезы рук обладали абсолютно теми же дефектами.

Только правая ощущалась ЕСТЕСТВЕННО — хотя тоже являлась протезом — а пневматические механизмы, поддерживавшие сочленения, временами имели замедленную реакцию. Тяжеловесный плащ и нагрудная пластина так сковывали движения, что он едва мог поднять руки над головой, и кроме того, ему пришлось подстраивать технику владения мечом, чтобы компенсировать все неудобства.

Он вполне мог бы отрегулировать поршни и серводвигатели своих предплечий так, что его руки стали бы достаточно сильны, чтобы смять рукоятку светового меча. Силой одних лишь рук он мог оторвать от земли взрослого человека, но Сила и так давала ему эту способность, особенно во время приступов ярости, как уже было на Татуине и в других местах. Помимо всего прочего, рукава его бронированного костюма не обтягивали протезы, как должны бы, а перчатки длиной по локоть провисали и образовывали складки на запястьях.

Разглядывая свои ладони, он думал: «Но разве это зрение?» Казалось, герметичная маска обладала всеми «прелестями», какие только были возможны: выпученными глазами, треугольной решёткой рта, коротким, похожим на рыло носом и бесцельно скошенными скулами. Вкупе с безвкусно выполненным куполообразным шлемом, маска придавала ему неприглядный облик древнего ситского военного дроида. Тёмные полусферы, скрывавшие глаза, отфильтровывали свет, который мог нанести ещё больший ущерб и без того повреждённым роговицам и сетчаткам, но в режиме увеличения они пропускали только красный цвет; кроме того, Вейдер не мог разглядеть носков своих сапог, не склонив голову почти на девяносто градусов.

Прислушиваясь к жужжанию сервомоторов, управлявших его конечностями, он думал: «Но разве это слух?» Меддроиды восстановили хрящи наружного уха, но барабанные перепонки, расплавленные в жаре Мустафара, восстановлению не подлежали. Звуковые волны отныне поступали непосредственно на импланты в его внутреннем ухе, и звуки регистрировались, как будто приходили из-под воды. Что хуже, у имплантированных сенсоров была неважная звукоразличающая способность, и многие звуки окружающей среды регистрировались таким образом, что невозможно было определить нужное направление и расстояние до источников. Временами сенсоры изводили его эффектами обратной связи или же прикладывали эхо к малейшему из шумов.

Втягивая в лёгкие воздух, он думал: «Но разве это дыхание?» Вот где меддроиды по-настоящему подвели его.

От прикрученного к его груди блока управления отходил толстый кабель, который вводился в тело и был подсоединён к дыхательному аппарату и регуляторам сердцебиения. В исполосованную жуткими шрамами грудь был вживлён вентилятор, а вместе с ним — трубки, ведущие непосредственно к повреждённым лёгким, а также к горлу. Таким образом, если грудная пластина или управляющие панели на пояснице дадут сбой, он по-прежнему будет в состоянии дышать — ОГРАНИЧЕННОЕ ВРЕМЯ.

Но панель состояния постоянно издавала звуковые сигналы — как правило, совсем без причины — а помаргивание огоньков служило постоянным напоминанием о его уязвимости.

Непрекращающееся дыхание в голос изводило его во время отдыха и сна. А сам сон, в те редкие моменты, когда он приходил, превращался в жуткую чехарду искажённых образов и воспоминаний.

По крайней мере, меддроиды вживили эти резервные дыхательные трубки достаточно низко, чтобы его обожжённые голосовые связки при поддержке усилителя по-прежнему могли формировать звуки и слова. Но без усилителя, наделявшего голос синтетическими басовыми тонами, всё, на что он был способен, — это слабый шёпот.

Он был в состоянии принимать пищу через рот, но только когда находился внутри гипербарической камеры, где он мог отсоединить треугольный респираторный клапан, придававший маске особую рельефность. Так что, ему было куда проще получать подпитку внутривенно и ещё полагаться на катетеры, сборные контейнеры и рециркуляторы, чтобы избавиться от жидких и твёрдых отходов.

Но из-за всех этих устройств ему было ещё сложнее двигаться, не говоря уже о том, чтобы двигаться с лёгкостью и грацией. Бронированный нагрудник, защищавший лёгкие, тянул вниз, как и усеянный электродами воротник, поддерживавший шлем. Тот в свою очередь предохранял от повреждений кибернетические устройства, заменявшие ему верхние позвонки, защищал от воздействий чувствительные системы маски и скрывал под собой рваные шрамы на безволосом черепе, ставшие следствием не столько произошедшего на Мустафаре, сколько попыток экстренной трепанации, которые предпринимались меддроидами во время полёта на Корускант на борту челнока Сидиуса.

Синткожа, заменявшая участки выжженной, нещадно зудела, а тело требовало систематической промывки и отшелушивания омертвелой плоти.

У него даже случались приступы клаустрофобии: в эти секунды ему отчаянно хотелось избавиться от костюма, вырваться из заточения. Он должен был построить специальную камеру, в которой смог бы вновь почувствовать себя человеком…

Если это возможно.

В конце концов, он подумал: «Разве это жизнь?» То была камера-одиночка. Тюрьма своего рода. Непрекращающаяся пытка. Он был не более чем развалиной. Обладал могуществом, в котором не было никакого толку…

Изо рта вырвался подавленный вздох.

Собравшись с силами, он шагнул в люк.

***

В капитанской рубке его уже ожидал майор Эппо, командир 501-го легиона солдат, участвовавшего в штурме Храма джедаев.

— Ваш челнок готов, лорд Вейдер, — отрапортовал Эппо.

По какой-то неуловимой причине, не имевшей никакого отношения к броне, шлемам и системам визуализации, Вейдер чувствовал себя в большей степени в своей тарелке именно среди солдат, нежели среди других существ из плоти и крови.

В свою очередь Эппо и прочие штурмовики, похоже, вполне неплохо ощущали себя в компании своего нового патрона. Им-то как раз казалось вполне разумным, что Вейдер носит бронированный костюм. Некоторые из солдат-клонов всегда удивлялись, почему джедаи намеренно не уделяли внимания проблеме своей уязвимости, как будто пытались этим кому-то что-то доказать.

Опустив взгляд на Эппо, Вейдер кивнул.

— Идёмте со мной, майор. У Императора есть для нас дело на Мурхане.