Роспись болгарских князей с загадочными

Фразами. Признаки чистого славянского

Языка у древних Болгар. Заключение

Здесь я упомяну об одном отрывке, который, каза­лось, должен был доставить окончательное торжество Тюрко-Финской теории. Именно, в интересной и весьма добросовестно составленной монографии г. А. Попова Обзор хронографов русской редакции, 1866 г. (вып. I. стр. 25) обнародована вставка из одного хронографа, называемого «Эллинским летописцем», по спискам XVI века. Эта вставка заключает в себе ту роспись древних болгарских князей, о которой выше мы имели случай упоминать уже несколько раз. Тут мы находим какие-то загадочные фразы на непонятном языке.¹ Последовате­ли Энгеле-Туцмановой теории поспешили объяснить эти фразы с помощью лексикона Мадьярского и других фин­ских наречий. Выходит, что каждому княжению соот­ветствовала формула, обозначающая его княжение. На­пример: «а лет ему дилом твирем», значит «я исполнен, я совершенен»; шегор вечем — «я есмь помощник»; вереиналем — «я живу в крови» и пр. (соч. Гильферд. I. 23). «Обычай давать прозвище году, — замечает Гильфердинг, — обычен на Востоке, и мы не можем полагать,

¹ Приведем эту вставку вполне: «Авитохол жил лет 300. Род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Ирник жил лет 100 и 8; род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Гостун наместник сын 2 лета, род ему Ерми; а лет ему дохе твирем. Коурт 60 лет держа, род ему доуло, а лет ему шегор вечем. Безмер 3 лета, а род ему доуло; а лет ему шегор вечем. Сии пять князь держаша княжение обону страну Доуная лет 500 и 15 с остриженами главами. И потом приде на страну Дуная Исперих князь тожде и доселе. Есперих князь 60 и одино лето, род ему доуло, а лет ему вереиналем. Тервел 20 и 1 лето, род ему доуло, а лет ему текоучетем твирем. 20 и 8 лет, род ему доуло, а лет ему двеншехтем. Севар 15 лет; род ему доуло, а лет ему тохалтом. Кормисош 16 лет; род ему вокиль, а лет ему шегор твирим. Сии же князь измени род доулов, рекше вихтун винех; 6 лет, а род ему оукиль ему имяше горалемь. Телец 3 лета, род ему оугаин; а лет ему сомор алтем. И сии иного род оумор, 40 дний, род ему оукиль, а ему дилом тоутом».

что он был заимствован Болгарами еще когда они стран­ствовали между Волгой, Доном и Кубанью. В нашей записи каждое княжение имеет подобное прозвище. Эти прозвища представляют любопытный памятник языка завоевателей Болгар до слияния их с Славянами и слу­жат несомненным свидетельством происхождения орды Аспаруховой» (стр. 22).

Темные фразы приведенной записи, по мнению их толкователей, суть не что иное, как памятник того финс­кого наречия, на котором говорили древние Болгаре и который долго еще существовал рядом с Славянским языком. Но такое заключение по меньшей мере поспеш­но. Во-первых, значение самих фраз истолковано еще слишком гадательно, и они ждут своего разъяснения от знатоков восточных наречий. Затем нисколько не разъяснено происхождение данной записи и время, к которому она относится. Наконец, к какому бы инопле­менному языку ни принадлежали темные речения, мы не видим никакого повода заключать, что это именно тот язык, на котором говорили древние Болгаре. Если эти речения принадлежат языку финскому, то опять-таки не забудем близкого соседства Угров. В хождении Афанасия Никитина «за три моря» встречаются татарс­кие фразы; но можно ли отсюда заключать, что автор этого хождения был татарского племени? Или предполо­жим, что язык наших офеней, существующий и до сих пор, оставил бы след в каком-либо письменном памятни­ке до-Петровской Руси. Можно ли заключить отсюда, что эта Русь была не славянская? Итак, упомянутые за­гадочные фразы, по нашему крайнему разумению, нис­колько не подтверждают Тюрко-Финской теории. При­том не означают ли они скорее какой-либо счет, нежели формулу? Не имеют ли они какого отношения к секте Богумилов? Вообще, подождем более удовлетворитель­ного их разъяснения прежде, нежели делать какие-либо положительные выводы. А между тем укажем на следу­ющее обстоятельство. Помянутая запись или Роспись со­ставлена не ранее XI или X века. Выходит, что Болгары тогда еще сохраняли отчасти свой финский или тюркс-

кий язык. Возможно ли, чтобы он в те времена ничем иным не заявил себя, кроме нескольких фраз, записан­ных в каком-то хронографе? ¹

Итак, мы не видим никаких серьезных доказательств существования финского языка у древних Болгар. На­против, существуют неоспоримые свидетельства, что язык, на котором они говорили, был чистый славянский. Во-первых, их народное название Болгаре или Волгаре принадлежит Славянскому языку; оно происходит от славянского слова Волга, то же, что волога или влага. Далее, страна, в которой Болгаре жили перед своим пе­реселением за Дунай (по известию Феофана и Никифо-ра), называлась у них Онгл, т. е. Угл. А в южной России

¹В пример неудачной филологии финноманов упомяну еще о доказательствах Рослера. В своей книге о Румунах он посвящает особую статью происхождению Болгар, где развивает Тюрко-Финскую теорию и старается подкрепить ее новыми филологическими соображениями. По этому поводу он предлагает следующий, по-видимому, весьма тонкий, прием. В Румунском языке встречаются слова, очевидно финского происхождения: а так как Румуны в течение нескольких столетий жили в Мизии посреди Болгар, отку­да потом постепенно перешли в северную сторону Дуная, то эти финские слова будто бы суть ни более, ни менее как именно те элементы, которые вошли в Румунский язык из древнеболгарско-го. Он предлагает примеры некоторых слов, которые сближает с угорскими, остякскими, самоедскими, эстонскими и пр. Но такое, по-видимому, тонкое соображение не выдерживает ни малейшей критики. Начать с того, что само исследование Рослера о проис­хождении Румунского народа, при всех внешних признаках учено­сти и добросовестности, по большей части построено на довольно шатких основаниях.

В одном из заседаний Московского Археологического обще­ства, именно в Марте 1871 года, я имел случай высказать свое мнение о происхождении Румунского народа. В основу его легло племя Даков; следовательно, вопрос сводится к следующему: к ка­кой семье народов принадлежали Даки? Я представил свои сообра­жения в пользу того мнения, что Даки, по всей вероятности, были племя Кельтическое. Я прибавил, что Румунская народность в бур­ную эпоху великого переселения, открывшегося движением Гуннов и закончившегося поселением на Дунае Болгар и Угров, сохрани­лась преимущественно в горных убежищах Седмиградии, а отсюда, после перехода главной массы Болгар за Дунай, Румуны снова колонизовали равнинную часть древней Дакии, т. е. северную сто­рону Дуная (См. Древн. Моск. Арх. Об. т. III. вып. 3). Потом мне случалось прочесть книгу Рослера, Romanishe Studien, которая выш­ла в том же 1871 году. Он доказывает, во-первых, что Даки были

до сих пор существуют реки с названием Углы или, как мы их произносим теперь, Ингула. После переселения за Дунай Болгаре, при князе Тервеле, заставили Греков ус­тупить южный склон Балканских гор около Черного моря. Патриарх Никифор прибавляет, что эта область «называется ныне» Загорье. Стало быть, прежде, т. е. до появления Болгар, она Загорьем не называлась. Не забу­дем при этом, что Феофан и Никифор писали в начале IX века; следовательно они сообщают болгаро-славянские названия еще в эпоху, которая предшествовала предполагаемому превращению финских Болгар в сла­вянских. Вообще с появлением Болгар на Балканском полуострове мы видим весьма быстрое умножение сла-

-----------------------------------------

племя Фракийское; во-вторых, что Румунская национальность во время переселения народов сохранилась на юге от Дуная, откуда она потом колонизовала его северную сторону. Здесь не место входить в разбор его доказательств: но мне они показались на­столько слабы, что не изменили моего мнения. Таким образом, слова из Румунского лексикона, которые он считает древнеболгарскими, я предлагаю объяснить соседством с другим народом, дей­ствительно финского происхождения, т. е. с Мадьярами, и особен­но чересполосным сожительством с ними в Седмиградии.

В языке Румун конечно существуют многие следы действи­тельно болгарского, т. е. славянского влияния. Замечательно, что Рослер изощряется иногда толковать финским происхождением слова, очевидно славянские. Напр., волошское lopata и болгарское лопата, в значении весла, он производит от остяцко-самоедского lap (254). Но и в Русском мы имеем слово лапа с его производными лапоть и лопата. Или Румунское tete сестра он сближает с само­едским tati младшая жена (256); но мы имеем слово тетя, тетка, которое означает сестру отца или матери. Далее румунское curcubeu -радуга Рослер сближает с остяцким названием радуги paijogot, что значит лук грома, и с самоедским Mumbanu-покров Нума или собственно покров медведя. С помощью разных натяжек он пытается доказать, что curcubeu имеет почти то же самое значение, следовательно представляет отрывок из древней самоед­ской мифологии (256—259), а отсюда прямой вывод: Дунайские Болгаре есть ветвь Остяцко-Самоедская! Более произвольных фи­лологических сближений и выводов, по нашему мнению, трудно и придумать. Здесь особенно оригинально то, что толкователь, объяс­няющий финский элемент в Румунском языке болгарским влияни­ем, не указывает никакой финской стихии в самом Болгарском языке. Но вместо разностороннего, научного анализа, подобные толкователи идут от предвзятой идеи, т. е.: так как древние Болга­ре были Финны, то и т. д.; а потому в своих натяжках и выводах они доходят иногда до наивного.

вянских географических названий в Мизии, Фракии, Македонии, Эпире и даже в самой Греции, и никакого признака названий финских. Тут мы начинаем встречать многие имена, как будто прямо перенесенные из Руси, каковы: Вышгород, Смоленск, Остров, Верея, Переяславль, Плесков и пр. Такая черта вполне соответствует наводнению этих провинций Славянами в VII и VIII вв., что и заставило Константина сказать: «ославянилась це­лая страна». Ясно, что с утверждением Болгар на Бал­канском полуострове Славянский элемент получил здесь сильное подкрепление; чего никак не могло бы случить­ся, если бы Болгаре были Финны или Татары, а не Сла­вяне. О столь быстром и коренном превращении господ­ствующего Турецкого или Финского племени в покорен­ную им Славянскую народность, как мы замечали, не может быть и речи: оно противно всем историческим законам.

Если предположим, что Болгаре были действительно Финское племя, подчинившееся влиянию покоренных, в таком случае оно теряло бы свою народность не вдруг, а постепенно; оно оставило бы не несколько слов, а глубокие следы в языке, и не в одном лексико­не, но и в грамматике. Мало того, в таком случае необ­ходимо должно было произойти смешение двух языков; а из этого смешения должен выработаться новый тип языка, даже и при полном преобладании Славянского элемента. Вместо того мы видим в IX и X вв. необыкно­венно богатое развитие болгарской письменности на чистом Славянском языке. И какой письменности! Ко­торая легла в основу всей славяно-христианской обра­зованности. А какой был разговорный язык Болгар в те времена? Нет ли на него каких указаний? Есть. В 1016г., во время войны императора Василия И с Болга­рами, раз болгарские лазутчики, испуганные приближе­нием самого Василия, поспешили в лагерь с криком: «бежите, Цесарь!» (Bezeite d Tzaisar. Кедрен). Это уже отрывок не из лексикона, а из грамматики (даже сохра­нено свойство церковно-славянского языка изменять г в з перед и, если только греческая з верно передала

звук). Одна эта фраза дает ясное понятие, что вся мас­са Болгарского народа в это время говорила чистым славянским наречием, что было бы совершенно невоз­можно, если предположить, что Болгаре были одного происхождения с Уграми, или с Турками.

Но если Болгаре были Славянами, то могут спросить нас: почему же они с самого начала не названы Славя­нами в источниках? Ответим то же самое, что говорили в своих рассуждениях о Руси, т. е. Болгаре, как и Русь, сами себя Славянами не называли. Это имя перешло к ним впоследствии, когда название Славяне стало обоб­щаться, т. е. из видимого делалось родовым. Первона­чально Славянами (собственно Склавинами) называлась часть Дунайских и Иллирских племен, соседних с Римс­кой империей (Словинцы или Хорутане). От ближайших соседей потом средневековые латинские и византийские писатели перенесли это видимое имя и на другие наро­ды, т. е. на те, которые были родственники Склавинам. Отсюда произошло обобщение данного имени, которое Славяне осмыслили, т. е. Склавов обратили в Славов. Что это обобщение произошло путем собственно-книж­ным, доказывает существующее доселе у большинства славянских народов неведение того, что они принадле­жат к Славянам, и если они узнают о том, то только из книг. Мало того, что Болгаре не называли себя Славяна­ми; но без всякого сомнения они говорили наречием, которое было отлично от языка Славян, еще прежде них обитавших на Дунае; ибо Болгаре были едва ли не самая восточная славянская ветвь. Без сомнения, она имела многие особенности в произношении сравнительно с от­даленными от нее Славянами юго-западными. Между ними отношение было приблизительно такое же, какое между Готами, т. е. восточно-немецкой ветвью, и Фран­ками или Алеманами, т. е. западно-немецкими племена­ми. Различие в языке между Готами и Алеманами или между нынешними Шведами и Немцами было более сильное, чем между восточными и западными Славянс­кими народами. Сами Готы в средневековых источниках не называются ни Тевтонами, ни Германами; отсюда, од-

нако, не следует, чтобы Готы принадлежали к иной, не Немецкой группе народов.

Переселение восточно-славянского народа на Дунай в соседство с Славянами юго-западной ветви и объясняет, почему на Балканском полуострове явились рядом два такие славянские наречия, как Сербское и Болгарское. Странно, что филологи, толкующие о турко-финском про­исхождении, всего менее при этом обращали внимание на Болгарский язык. Откуда же взялся этот древнеболгарский или церковнославянский язык, столь цельный, гибкий и богатый? Некоторая порча и изменения в этом языке начались собственно не со времени поселения Болгар за Дунаем, а с приливом народов действительно тюркских. Последователи Тюркско-Финской теории, пы-. таясь опереться на филологию, более всего погрешили против этой науки: указывая несколько непонятных для себя имен и слов, они совсем упустили из виду язык народа.

В заключение подведем итоги своего исследования, в пользу славянского происхождения Дунайских Болгар, против Тюрко-Финской теории Энгеля, Тунмана, Шафа-рика и их последователей:

1. У византийских писателей VI века Болгаре называ­ются или общим именем Гуннов или частными именами Котрагуров, Утригуров, Ультинзуров и пр. У писателей VIII и IX вв. они называются смешанно то Гуннами, то Болгарами. У последних писателей является легенда о разделении Болгар между пятью сыновьями Куврата и расселении их в разных странах только во второй поло­вине VII века. Немецкая и Славянская историография приняла эту легенду sa исторический факт, т. е. отнес­лась к ней без надлежащей критики, и на ней основала начальную историю Болгар; тогда как их предыдущая история и их движения на Дунай рассказаны писателями VI века (Прокопием, Агафием и Менандром), но только они не употребляют имени Болгаре, Одним словом, но­вейшая европейская историография вместо того, чтобы разъяснять путаницу народных имен в средневековых источниках, увеличивала ее своими искусственными тео-

риями. Она упустила из виду ясно обозначенную в источ­никах родину Болгарского народа, т. е. Кубанскую низ­менность; не заметила существования Болгар Таманских и Таврических с IV до X века включительно (т. е. с появления Утургуров до известия о т. наз. Черных Болга­рах), а связывала Дунайских Болгар непосредственно с Камскими и производила первых от последних. Так как коренные Гунны принимались до сего преимущественно за племя Угро-финское, а Камские Болгаре тоже счита­ются Финским народом, то историография объявила Фин­нами и Болгар Дунайских. Но Болгаре вообще не были ни Турками, ни Уграми; а вопрос о коренных Гуннах и смешанная народность Камских Болгар еще недостаточ­но разъяснены. Есть поводы думать, что последние были славяно-болгарской ветвью, постепенно утратившей свою народность посреди туземных татаро-финских племен. (Признаки ее славянства отразились особенно в арабс­ких известиях X века¹.)

2. Доказательства в пользу Финского происхождения, основанные на сравнении народных нравов и обычаев,

¹Теперь, когда мы знаем, что древней родиной Болгар была страна между Азовским морем и Нижней Волгой, что это был народ Славянского корня, для нас получают смысл те арабские известия о Камских Болгарах, которые казались странными и несовместными с Тюрко-финской теорией. Так, Ибн-Фадлан, лич­но посетивший Камскую Болгарию в первой половине X века, постоянно называет царя болгарского «царем Славян», город Бол­гар «городом Славян», и весь тот край «страною Славян». Ибн-Хордадбег называет Волгу «Славянскою рекою». А по известию Димешки, Камские Болгаре сами считали себя народом, смешан­ным из Турок и Славян. Более поздние мусульманские писатели также отличают Болгар от других туземных племен, например, от «диких» Башкир и Мещеряков (см. Березина— Булгар на Волге). Если бы Волжско-Камские Болгаре были Финского происхожде­ния, то они легко слились бы с местными угорскими племенами и образовали бы довольно плотную, однородную национальность. Однако этого мы не находим. Очевидно угро-тюркские элементы подавляли своей массой элемент болгаро-славянский, но не могли его совершенно усвоить. В свою очередь болгаро-славянский эле­мент, положивший начало государственному быту в том краю, был слишком слаб численно и слишком изолирован от других народов (особенно с принятием ислама), чтобы ославянить туземные угорс­кие и тюркские народцы. Эта борьба разнородных элементов и

не выдерживают никакой критики. Это или черты об­щие разным языческим народам, или прямо родствен­ные с другими Славянами, и преимущественно с восточ­ными. Но что более всего противоречит помянутой тео­рии, это быстрое и коренное превращение Дунайских Болгар в Славян, превращение, противоречащее всем историческим законам. Если бы Болгаре были Финны, то они не могли бы так легко усвоить себе народность покоренного племени, и тем более что Болгаре были не только господствующий народ, но и сильный, многочис­ленный народ. Притом же в близком соседстве с ним находились действительно финские народы, каковы Ма­дьяры, которые неизбежно должны были подкрепить на­родность Болгар, если бы она была Финской. (Одного существования Мадьяр довольно для того, чтобы опро­вергнуть всю искусственную теорию финноманов.) Вме­сто того мы видим, что с утверждением Болгар на Бал­канском полуострове славянский элемент получил здесь могущественное подкрепление, и началась сильная сла­вянизация византийских областей. С другой стороны если мнимо туранские Болгаре так быстро ославянились, будучи господствующим народом, то почему же вместе с ними не ославянились находившиеся под их владыче­ством Валахи или Румыны? Или: почему же Болгаре не орумынились, а ославянились?

3. Попытки финноманов подтвердить свою теорию филологическими данными, преимущественно личными именами древних Болгар, также обнаруживают недо­статки их критических приемов и особенно недостатки сравнительно-исторической филологии. Толкование дан­ных имен отличается произвольным, односторонним и поверхностным характером. Имена дошли до нас боль­шей частью в иноземной передаче, в искажении, без

-------------------------------------------------

объясняет отсутствие определенного национального типа и недо­статок прочности в государстве Камских Болгар, несмотря на до­вольно развитую гражданственность. Оно легко было стерто с лица истории наплывом Татарской орды. Но уже само существова­ние промышленных, торговых городов и вообще способность к цивилизации обнаруживают, что высший слой населения не был чисто Финский.

определенного их произношения. Притом личные имена легче всего переходили и заимствовались одним народом у другого. Вообще это не всегда надежный элемент для определения древних народов. Наконец в большинстве случаев есть возможность, при ближайшем рассмотре­нии отыскать славянские основы в болгарских именах. Отсутствие сколько-нибудь заметной финской стихии в языке Болгарского народа явно противоречит теории финноманов. А цветущая древнеболгарская или церков­нославянская письменность, которой Болгаре наделили и другие Славянские народы, окончательно уничтожает эту теорию.

По поводу этого исследования считаем необходимой следующую оговорку относительно того, что у нас назы­вается собственными или коренными Гуннами. Мы пока не касались господствующего теперь в науке мнения об их Угро-финской народности; ибо считаем этот вопрос нерешенным, т. е. подлежащим всестороннему и тща­тельному пересмотру. Что в известном толчке, породив­шем Великое переселение народов, мог участвовать ка­кой-либо угорский элемент, мы пока не отвергаем; но не даем ему важного значения. По многим признакам, глав­ная роль в этом толчке принадлежала именно народам Сармато-Славянским, и преимущественно Болгарам. Представляется вопрос: кому первоначально принадле­жало само имя Гунны? Очень возможно, что оно ссамого начала принадлежало Славянам Болгарам, и от них уже перенесено греко-римскими писателями на некоторые другие народы, а не наоборот. Этого вопроса в настоя­щем исследовании мы не берем на себя решить оконча­тельно. Пересмотрев вопрос о Болгарской народности, мы пришли к убеждению, что историки и филологи силь­но погрешили против нее, считая ее неславянской. Этих выводов вполне достаточно для нашей задачи (имеющей в виду собственно Русскую историю). Не желая отвле­каться от своей задачи, мы оставили пока в стороне специальное переисследование вопроса о Гуннах IV века,

о царстве Аттилы и его собственных элементах. Это вопрос, достойный того, чтобы над ним попытал свои силы кто-либо из молодых и даровитых русских ученых. Но каково бы ни было его решение, оно, надеемся, не изменит наших главных положений, т. е., что Болгарская народность была чисто славянской, и племена Болгарс­кие, оставшиеся в южной России, играли видную роль в начальной Русской истории и наряду с другими южно­русскими Славянами участвовали в образовании великой Русской нации¹.

¹

Переисследование вопроса о Гуннах см. ниже.