Вспышка боли. Чуть легче.

И " Остапа понесло". На волне сублимации, я толком не помню, что говорил. Как оказывается, отрезвлённый физической болью, вдохновенно и изобретательно умею врать.

Я рассказал Вольху, о том, что мы смеялись над ним, за его спиной, спорили: долго ли он продержиться. Разумеется мои одноклассники немедленно оказывались в курсе всех подробностей наших свиданий. Я втирал, что на него была сделана ставка, как на пидора, но мне правда жаль. Я пожалел его, но зато выиграл приз. Рассказал о том, как мы стебались, высказал мнение друзей, для которых подобное было в новинку, но показалось забавным.

Я поведал ему о том, что он дерьмо и я никогда не посмотрел бы в его сторону, на самом деле.

Для меня это просто нереально, но я просто прикололся, прикидываясь дурачком.

Но живу я, чуть ли не, хуй знает где, в золотом дворце, у чёрта на куличках, и срать с ним, на одно поле не сяду потому, что он хуесос и вафлер.

Сейчас, когда я вспоминаю этот день, мне и смешно и стыдно одновременно, особеннов в той месте, где я вопил, вдохновлённо вопил. - Да ты, посмотри на себя, отброс. Кто ты, и кто я...

Угу. Ну да, я охуенно охуительный принц из сказки, а быть со мной огромная честь для всех прочих смертных...

Вы знаете, он на это купился, согласился с тем, что я могу так поступить. Не думаю что он на самом деле поверил, но он хотел поверить. ОРн бы сейчас во что угодно поверил, хоть в инопланетян, только бы избавиться от боли как и я, но у него, не было спасительной бритвы, и он не знал способа, как сделать так, чтобы стало легче.

Я не успел договорить. Но подозреваю, говорить смог бы не очень долго, фантазия иссякла, и я просто не мог придумать, что бы такого сказать, чтобы задеть чужое самолюбие как можно сильнее. Заставить злиться, ненавидеть меня, понять с каким дерьмом он связался, каким идиотом был, доверившись подобному моральному уроду.

Вам кажется, что это было нелогично или нерезонно?

Мне было всего шестнадцать лет. В свои шестнадцать подростки часто бывают именно такими, нелогичными, но очень жестокими и изобретательными. Это можно было представить. Такой расклад событий. А я хорошо умел обосновывать...

Он не дал мне договорить. Кулак просвистев в миллиметре от моего уха врезался в стену.

Вольх смотрел на меня, я видел бешенство.

В точку, Ник, на бис, пацан. Ты всегда был способным парнем. Браво!

Господи, отчего так больно, гадко и противно?

Отчего так остро хочется подохнуть в эту секунду?

Я видел отвращение и ярость, и, начавшую просыпаться чёрную, бесконтрольную злость, раненную гордость, уязвлённое самолюбие. Он сложил к моим ногам всего себя, а я протоптался по нему сапогами. Не просто протоптался, растёр и плюнул сверху.

Но...Кулак врезался в стену. Вольх не ударил меня.

По всем законам логики должен был ударить, но предпочёл разбить вторую руку.

Было ли ему противно касаться меня в эту секунду?

- Убирайся, гнида! - прошипел он с таким отвращением, что я понял, он меня убьёт, если я не съебусь как можно быстрее.

Когда я всё это затевал, не подумал о последствиях, не ожидал, представить не мог, что услышать это от него, окажется настолько мучительно, гораздо страшнее, чем удар кулака в лицо.

Я сам этого хотел. Нарывался именно на такую реакцию ...

Так почему же сейчас умираю в агонии? От самого понимания. Я не хотел. Не хотел так. А как?