Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава пятая. Мэри как раз поднималась по наклонному трапу с Шарлоттой на руках, когда услышала крик:






 

1788

Мэри как раз поднималась по наклонному трапу с Шарлоттой на руках, когда услышала крик:

– Впереди земля!

Ее охватила волна дикого возбуждения. Мэри перепрыгнула последние несколько ступенек, ведущих к палубе, и присоединилась к команде и другим заключенным у поручней.

Она увидела темную полоску на горизонте, которая показалась ей не очень похожей на сушу. Это вполне могла быть туча. Но Мэри знала, что моряк на мачте, который закричал, вряд ли мог ошибиться.

Был январь. Прошел уже год с тех пор, как Мэри перевели на «Шарлотту» с «Дюнкирка», и восемь месяцев из этого времени они находились в море. Шарлотте было уже пять месяцев. На корабле умерли пять мужчин-заключенных и жена морского пехотинца, но причиной их смерти стали скорее болезни, которые начались еще в Англии, чем отсутствие условий на корабле. В основном состояние заключенных стало лучше по сравнению с их самочувствием, когда они взошли на борт. Это произошло благодаря свежему воздуху и более питательному рациону. Однако у некоторых были поломаны конечности, а также имелись порезы и синяки, поскольку палуба и ступеньки становились опасно скользкими во время непогоды.

В целом Мэри находила плавание приятным времяпрепровождением. Хоть она и испытывала ужас во время сильных штормов и приходила в отчаяние от злобности и порочности некоторых заключенных, это компенсировалось счастьем, которое ей дала Шарлотта. Несмотря на все мрачные предсказания, здоровье девочки было отличным. Похоже, что она очаровала всех: от офицеров, пехотинцев и моряков до заключенных, всегда улыбавшихся и мирно ворковавших с ней. Она дала Мэри надежду на будущее, но сейчас, когда они были уже близки к месту назначения, к естественному волнению Мэри примешивалось и беспокойство.

Еще в Кейптауне Тенч сказал ей, что флотилию разделят и самые быстрые корабли пойдут вперед, чтобы подготовить заселение. Но она знала, что этого не произошло. Плохая погода и неблагоприятные ветра притормозили ход первых кораблей, и другие, в том числе «Шарлотта», догнали их. Теперь Мэри были видны все корабли, и она испытывала страх при мысли, что для них ничего не готово и, насколько она знала, аборигены могли выказать враждебность.

Уилл Брайант и малыш Джейми Кокс стояли у поручней, и Мэри подошла к ним.

– Вот красотища, – сказал Уилл с восхищением, указав на остальные корабли широким взмахом руки. – Я боялся, что мы потеряем, как минимум, один из них, но все обошлось.

Не было никого, кто во время штормов не боялся бы кораблекрушений так, как Мэри, ведь у нее была Шарлотта. После тяжелой ночи ее всегда успокаивал вид хотя бы еще одного корабля, идущего рядом. Замечание Уилла говорило о том, что он тоже так думал.

– Ты не боишься того, что может случиться? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Разве что не хватит еды, пока мы вырастим новую, – признался Уилл немного неохотно.

– А ты, Джейми? – спросила Мэри.

Тот робко улыбнулся.

– Я боюсь только аборигенов. Что, если они каннибалы?

– В тебе для них слишком мало мяса, – рассмеялась Мэри и толкнула его в бок. Джейми немного поправился за время плавания, но все равно он казался ей тощим мальчишкой.

– Ну а ты чего боишься? – спросил Уилл у Мэри.

– В первую очередь, других заключенных, которых мы не знаем, – сказала она. – А еще смогу ли я держать Шарлотту в безопасном месте, где с ней все было бы в порядке.

– Мы будем за вами присматривать, – пообещал он, потрепав ее по руке своей лапищей.

Мэри задумалась, что может означать это фраза. Хоть она постепенно и восстановила с ним старую дружбу, которая имела место до ее предложения жениться, ни она, ни он впоследствии об этом не упоминали. Ей пришлось сделать вывод, что он не хочет видеть ее своей женой и молчит, чтобы не смущать ее еще больше.

– Надеюсь, что ты говоришь серьезно, – сказала она с улыбкой. – Но я предвижу, что ты будешь слишком занят выбором спутницы жизни. Так что я не особенно на тебя рассчитываю.

 

* * *

 

Ветер был встречным, и только через три дня «Шарлотта» смогла зайти в Ботанический залив. Но моряки, пехотинцы, офицеры и заключенные не кричали радостно, не смеялись и даже не улыбались, когда увидели впервые новую землю, которую приплыли заселять, проделав такой дальний путь. Впервые все они прореагировали одинаково: потрясенно замолчали.

Земля выглядела крайне пустынной, потрескавшейся от палящего солнца. Не было никаких ожидаемых зеленых пастбищ, и немногочисленные деревья оказались низкорослыми и чахлыми. Еще более устрашающе выглядели черные, полностью голые местные жители, которые воинственно размахивали копьями в сторону кораблей. Было очевидно, что встреча с белыми чужеземцами, ворвавшимися на их территорию, не доставила им удовольствия.

Большинство кораблей флотилии добрались до Ботанического залива раньше «Шарлотты», и отряд офицеров и пехотинцев уже сошел на берег, чтобы найти подходящее место для лагеря. Но заключенным не разрешили оставаться на палубе и наблюдать за процедурой. Их снова закрыли в трюмах.

Только через несколько недель Мэри услышала, что произошло в течение тех долгих дней, когда ее вместе с другими каторжниками держали взаперти под палубой в удушающей жаре. Их наверняка развлекла бы история о том, что местные жители не поняли, какого пола прибывшие офицеры, и попросили одного из них снять бриджи, чтобы показать им.

Оказалось, что капитан Артур Филип смог предотвратить враждебность туземцев с помощью бус и безделушек, но он был встревожен, обнаружив, что Ботанический залив не в состоянии принять более тысячи человек и всех животных. Почва не была плодородной, а источник воды находился в неподходящем месте. Поэтому он собрал небольшую группу, которая села в лодки и отправилась вдоль побережья на поиски более подходящего места. Остальные стали расчищать пространство, вырубая деревья на случай, если экспедиция не найдет ничего лучше.

Филип достиг места под названием Порт-Джексон, которое, как он понял по отчетам капитана Кука, было простой бухтой. Поскольку день близился к вечеру, он приказал своим людям грести дальше, проплывая между двумя огромными мысами, но как только они очутились внутри, то обнаружили, что это вовсе не бухточка, а огромная естественная гавань, самая лучшая изо всех, которые они когда-либо видели.

Восхищенный своей находкой – таким драгоценным местом с множеством закрытых бухт, деревьев и свежей воды, – он продолжал подгонять людей и достиг места, где было достаточно глубоко, чтобы корабли подошли к берегу. Он назвал это место Сиднейским заливом, в честь лорда Сиднея, государственного секретаря, которому он посылал свои депеши. Оказалось, что даже туземцы там более дружелюбные. Итак, Сиднейский залив стал тем местом, где должно было расположиться первое поселение в Новом Южном Уэльсе.

 

Мэри и другие заключенные ничего не знали обо всем этом. Они потели и задыхались в жарком трюме и были убеждены, что очутились в адской, неплодородной местности, населенной ужасными дикарями. Неудивительно, что многие считали долгое путешествие напрасным и думали, что должны умереть.

Лишь двадцать шестого января заключенные услышали, как поднимается якорь и шумят паруса, и снова обрели надежду на будущее. К тому времени как «Шарлотта» достигла Сиднейского залива, настала ночь и в темноте невозможно было что-либо увидеть. Заключенным не сказали, что лоцманский корабль «Сириус» приплыл намного раньше, днем, и офицеры сошли на берег, подняли английский флаг и провели простую церемонию, дав залп и произнеся тост за королевскую семью и за успех новой колонии. Но по радостным крикам экипажей, высадившихся в заливе, заключенные поняли, что именно здесь они и обоснуются.

Но каторжники не разделяли этой возбужденной радости, сидя в душной и зловонной темноте трюмов. Они чувствовали облегчение из-за того, что скоро снова будут ходить по твердой земле и спать в палатках, но они также испытывали страх, потому что новую тюрьму им еще предстояло построить, и не в самом ближайшем будущем, и они знали, что вряд ли снова увидят Англию и своих близких.

 

На следующее утро с первыми лучами солнца воздух наполнили звуки топоров, рубящих деревья, и женщины ринулись к люкам, чтобы выглянуть наружу.

– На вид лучше, чем то место, что было раньше, – сказала Бесси бодро.

– Оно действительно лучше, – согласилась Мэри. Утреннее солнце поблескивало в бирюзовом море, а на суше виднелось множество деревьев, и некоторые, более высокие, росли на холмах за заливом. Хотя в пределах видимости не было того, что можно назвать пастбищем, это место, несомненно, имело менее пустынный вид, чем Ботанический залив.

Глядя на все это, они заметили, как с «Дружбы» спускают лодки, в которые забираются мужчины-заключенные.

– Интересно, когда мы сойдем на берег? – проговорила Бесси нетерпеливо.

– Надеюсь, что скоро, – вздохнула Мэри. – Здесь, внизу, Шарлотте слишком жарко.

 

Прошла целая неделя, если не больше, прежде чем женщины сошли с кораблей. Тем временем как мужчины разбивали палатки, рубили деревья и строили амбары и ветряную мельницу, женщинам разрешили подниматься на палубу, но велели оставаться на кораблях, пока на берегу не приведут все в порядок.

Возбуждение росло с каждым днем. Это живо напомнило Мэри ожидание майского праздника дома. Женщины, у которых в запасе осталась еще хоть какая-то одежда, достали ее и перебирали, чтобы найти наиболее подходящую, но большинство из них, как и Мэри, имели только одно платье.

С какой-то вспыхнувшей вдруг щедростью женщины делились лентами, кусочками кружев и маленькими безделушками с теми, у которых ничего не было. Они помогали друг другу мыть головы и завивать волосы, и те, которые владели навыками шитья, с готовностью помогали тем, кто не умел шить.

До них дошло, что женщины на «Леди Пенрин» были заняты тем же. Их смех и непристойные комментарии долетали до «Шарлотты», и такелаж украшали гирлянды сохнущей одежды всех цветов радуги.

 

Хотя Мэри чувствовала такое же возбуждение, как и остальные женщины, она при этом еще и нервничала. Одного взгляда на «Леди Пенрин» было достаточно, чтобы понять, что все эти лондонские женщины более светские, чем она, и, несомненно, более привлекательные. На борту «Шарлотты» она выделялась, все восхищались ее способностью заступаться за других, ее чувством справедливости и тем, что она прекрасная мать. Само собой разумелось, что ее дружба с Уиллом защищала ее от возможных неприятностей со стороны его друзей. Она также пользовалась уважением у большинства офицеров и пехотинцев и даже завоевала доверие их жен и детей.

Но на берегу ей придется начать все сначала. Ей нужно все время быть начеку. Она боялась, что Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер станут злословить о ней с каждым, кто готов слушать, и тешить свое самолюбие, унижая ее. Офицеры с других кораблей не окажут ей такого доверия и не дадут такой свободы, к которой она уже привыкла. Она станет простой маленькой рыбкой в большом пруду, и некому будет защитить ее и Шарлотту.

 

В воскресенье, третьего февраля, для мужчин-заключенных состоялась церковная служба, которую преподобный Ричард Джонсон провел в тени большого дерева. Вместе с остальными женщинами Мэри почти с благоговением наблюдала с палубы корабля за семистами мужчинами-заключенными, офицерами, пехотинцами и моряками, собравшимися для молитвы. Уилл тоже стоял там и казался выше и шире в плечах, чем большинство мужчин. Джейми Кокс находился рядом с ним. Он был таким маленьким, что по сравнению с Уиллом казался ребенком.

Копна рыжих волос, мелькнувшая в толпе, заставила Мэри присмотреться, и, к своему удивлению, она увидела, что это был Сэмюэль Берд. Посмотрев снова, она заметила рядом с ним Джеймса Мартина, безошибочно узнав его покатые плечи и большой нос.

Мэри была в восторге, как будто снова увидела членов своей семьи. Она предположила, что их посадили на один из других кораблей, отделив от Уилла, чтобы предотвратить бунт, который мог возникнуть.

Тенч стоял вместе с остальными офицерами, держа шляпу под мышкой, и расстояние между заключенными и офицерами напомнило Мэри, что теперь, когда их плавание подошло к концу, ее дружба с Тенчем вряд ли будет продолжаться.

Через три дня женщины сошли на берег. За последние несколько недель их волнение возросло, и, когда лодки повезли их к земле, Мэри так же заразительно хохотала, как и ее подруги. Было чудесно видеть всех такими счастливыми после трудностей плавания, с пылающими щеками и сверкающими глазами, словно толпу подружек невесты на свадьбе.

Мысли о том, что она сможет снова ходить по твердой земле, избавиться от запаха отхожих ведер и перестать бояться крыс по ночам, было достаточно, чтобы у Мэри учащенно забилось сердце. Но она понимала, что других каторжниц в основном возбуждал вид мужчин, стоявших на берегу.

Когда лодка подплыла ближе к берегу и Мэри ясно увидела ждущих их каторжников, она вдруг испугалась и крепче прижала Шарлотту к груди. Выражение на их лицах напомнило ей о том, как после многих недель плавания в порт Фоуэй заходил корабль. Тогда она замечала такие же голодные взгляды, хотя она в то время не понимала, почему мама всегда звала их с Долли домой. Но теперь ей все стало ясно.

В моряках чувствовалось какое-то своеобразное грубое обаяние, они были в форме, сильные, вымытые перед увольнительной на берег. Но эти мужчины, ждавшие женщин-заключенных, выглядели оборванными и грязными и больше походили на большую стаю одичавших собак, чем на человеческие существа.

Некоторые женщины начали кричать им непристойности, опускать воротники своих платьев ниже и посылать воздушные поцелуи. В лодке, направлявшейся с «Леди Пенрин», одна женщина стала во весь рост и задрала юбку, продемонстрировав свое интимное место.

Когда лодки коснулись пляжа и женщины начали выбираться из них, пехотинцы придерживали мужчин, но Мэри они показались не лучше каторжников. Они смеялись, подмигивали, хватали женщин за руки, и, безусловно, не было никакого смысла в том, что они стояли там и якобы защищали слабый пол.

Мэри протиснулась сквозь толпу, держа под мышкой люльку Шарлотты и второй рукой защищая ребенка, почти оглушенная свистом, непристойностями и криками: «Поцелуй меня!» Это было таким же опьяняющим, как те ярмарки и представления, на которых она побывала, но в то же время пугающим. Ей казалось странным, что офицеры просто стояли и смотрели на все это, после тех настойчивых попыток во время путешествия держать мужчин и женщин раздельно.

Причалили другие лодки. Женщины все прибывали, и шум стал громче, а толчки и пинки более агрессивными. Но женщины старались не меньше мужчин, а некоторые из них даже бежали к каторжникам, чтобы поцеловать и обнять их.

Мэри так хотелось снять ботинки и босиком пробежаться по песку, посмотреть на странных птиц, которые наблюдали за ними с деревьев, упиваться своей новообретенной свободой. Но она видела, что пока об этом лучше не думать: ей нужно оставаться в толпе из соображений безопасности.

Увидев маленькую группку отдельно стоящих женщин с детьми, Мэри ринулась к ним.

– Господи, помилуй нас, – выдохнула она. – Охрана теряет контроль над ситуацией.

Высокая женщина в простом темно-коричневом платье и шляпке, с маленьким ребенком на руках ответила:

– Мы недавно просили наших мужей отвести нас в безопасное место. Но они, похоже, отвлеклись.

Мэри поняла, что это жены и дети морских пехотинцев, и, поскольку на «Шарлотте» они проявляли к ней доброту, она предположила, что в этой группке отношение будет таким же.

– Я могу остаться с вами? – спросила она. – Я боюсь за своего ребенка.

Лицо женщины стало жестоким.

– Отправляйся к другим каторжницам со своего корабля. Там твое место.

Пристыженная, Мэри отвернулась и пошла прочь, понимая, что эта краткая встреча приоткрыла ей завесу в будущее.

Порядок немного установился только тогда, когда пехотинцы выстрелили сигнальной ракетой над головами заключенных. Женщин отвели в предназначавшиеся для них палатки. Но даже когда они шли рядом, Мэри подслушала комментарии и смешки, означавшие, что многие женщины слишком разволновались от вида возбужденных мужчин, так что вряд ли можно будет долго их контролировать.

Мэри, Бесси и Саре удалось остаться вместе, но другие три женщины, с которыми они делили палатку, были им незнакомы. Главная из них, назвавшая себя Полл Чипсайд[8], была высокой тощей женщиной с жесткими голубыми глазами, одетой в полосатое платье и потрепанную красную шляпу. Она положила возле колышка палатки ковровую сумку и сердито взглянула на Мэри и ее подруг.

– Пусть хоть одна из вас осмелится полезть сюда, и я разорву вам ноздри, – заявила она. Затем женщина обернулась к своим подругам, ожидая подтверждения, что она на это способна.

– Она сделала это с одной женщиной в Ньюгейте, – смеясь, сказала толстушка с изрытым оспой лицом. – Никогда не слышала, чтобы так кричали.

– Мы не воровки, – произнесла Мэри, – хотя осуждены именно за это.

Она испугалась: у всех трех женщин были хриплые голоса и очень отличающаяся от ее собственной манера разговора. Насколько Мэри знала, Ньюгейт был лондонской тюрьмой, пользовавшейся дурной славой, и предположила, что они именно оттуда.

– Держи это отродье от меня подальше, – проговорила злобно Полл, указывая на Шарлотту, – я терпеть не могу, когда кричат.

Наверное, им повезло, что лондонские женщины с нетерпением ждали момента, когда смогут выбраться из палатки. Положив свои одеяла, они исчезли.

Мэри села покормить Шарлотту, а Сара и Бесси ерзали на месте и тоже явно хотели поскорее уйти. Обе ее подруги выглядели теперь намного лучше, чем в Англии. Сара поправилась, у нее были розовые щеки и блестящие волосы, а Бесси, страдавшая лишним весом, когда они прибыли на «Дюнкирк», сбросила пару стоунов[9], и ее когда-то серый цвет лица посвежел и напоминал персик.

– Мы просто посмотрим вокруг, – сказала Бесси, прихорашиваясь. – Мы вернемся, когда узнаем, где будем получать еду.

Мэри так же, как и остальные, с нетерпением ждала, когда можно будет сойти на берег, но сейчас ей хотелось плакать. Было так жарко, что ее платье взмокло от пота, ей была нужна вода, чтобы попить самой и охладить Шарлотту. Всюду вокруг себя она слышала пронзительные, грубые голоса, но язык, на котором разговаривали, не был английским, насколько она знала. Мэри догадалась, что это ньюгейтский тюремный жаргон, который она уже слышала в Эксетере, поскольку эти странные слова показались ей знакомыми. Она не ожидала, что вдобавок ко всему ей придется учить новый язык.

На корабле Мэри точно знала, что от нее требовалось: она выполняла повседневные обязанности, которые редко менялись. Мэри была одной из двадцати женщин, и каждый знал ее имя и характер. Теперь ей придется жить среди двух сотен каторжниц, которых согнали вместе без определенных, четко сформулированных правил поведения. Она знала, что если Полл Чипсайд была примером того, чего можно ожидать от остальных женщин, то нужно искать в себе новые силы, чтобы выжить.

Мэри прижала Шарлотту к груди. По ее щекам покатились слезы, и она вспомнила слова, которые так часто слышала в церкви на Пасху:

– Господи, почему Ты оставил меня?

 

Темнота наступила неожиданно и застала Мэри врасплох. Оказалось, что здесь не бывает сумерек, как в Англии. Шум, который ближе к вечеру продолжал усиливаться, достиг своего пика.

Мэри собрала все свое мужество, чтобы выйти и осмотреть ряд женских палаток, найти своих старых подруг и достать воду и еду. Она заметила Джеймса Мартина с Сэмюэлем Бердом, но, хотя они махали руками и громко ее приветствовали, Мэри не подошла к ним, поскольку они стояли рядом с другими мужчинами угрожающего вида. Она все же попыталась присоединиться к общему веселью, но его разгульный характер заставил ее примкнуть к женщинам постарше, которые нервничали так же, как и она.

Снова и снова пехотинцы пытались разъединить мужчин и женщин, и иногда им это удавалось. Но когда стало темно, все попытки контролировать заключенных оказались бесполезными и парочки торопились в кусты.

Мэри как раз укладывала Шарлотту в колыбельку в палатке, когда вспышка молнии осветила весь залив. За нею последовали раскаты грома, оглушительные, как пушечные выстрелы, и Шарлотта закричала. Сверкала молния, и снова гремел гром, а затем полил дождь, самый сильный, какой только Мэри доводилось видеть. За считанные минуты утрамбованную землю смыло и вода рекой полилась в палатку.

Мэри ожидала, что буря хотя бы утихомирит разбушевавшихся каторжников, так как дождь потушил много костров, горевших вдоль пляжа. И все же, сжавшись под укрытием палатки, к своему ужасу она увидела, что буря еще более распалила людей. Каждая вспышка молнии освещала непристойные сцены: женщин, срывавших с себя одежду, мужчин, кидавшихся на них и бравших их тут же, в грязи. Но если эти действия и казались отвратительными, они, по крайней мере, происходили по обоюдному желанию. В других местах она видела мужчин, которые, как разъяренные животные, бросались на женщин и сбивали их с ног. Женщины убегали сломя голову, и их крики сотрясали весь лагерь. И так вели себя не только заключенные. Некоторые из мужчин были пехотинцами, и когда Мэри стояла, зажав от ужаса рот обеими руками, то она увидела, как старых женщин, слишком немощных и согнутых, чтобы убегать, сбивали с ног и насиловали.

Это походило на сцену из ада, которую она однажды видела на картине в воскресной школе в Фоуэе: мужчины, демоничные в своей похоти, женщины, распалявшие их радостными криками, и другие, кричащие от ужаса. Мэри увидела, как одна женщина, до неузнаваемости измазанная грязью, шатаясь, поднялась с земли, после того как ее насильник бросил ее, и на нее тут же набросился другой, а еще один стоял и ждал своей очереди.

Мэри не знала, что делать. Убежать из палатки было бы безумием, ее наверняка поймают; а если она возьмет Шарлотту с собой, девочку могут вырвать из ее рук и убить. И все же палатку нельзя было назвать надежной. Пока она колебалась, еще одна вспышка молнии осветила группку мужчин, идущих вдоль палаток и заглядывающих в каждую из них в поисках новой добычи.

Схватив Шарлотту из колыбельки, Мэри забилась в дальний угол палатки и сжалась там, соображая, в каком направлении безопаснее бежать. Направиться в глубь материка казалось лучшим вариантом: если повезет, там будут кусты, за которыми можно спрятаться, поэтому, обхватив Шарлотту одной рукой и придерживая платье другой, она стремглав бросилась под укрытие деревьев.

Мэри поранила босые ноги о пни сваленных деревьев и споткнулась о сухие ветки, но каким-то образом удержала ребенка. Однако как раз в тот момент, когда Мэри подумала, что благополучно спаслась от ада на пляже, она увидела перед собой двоих мужчин.

– Смотри сюда! – заорал один из них. – Свежее мясо!

– Не троньте меня! – закричала Мэри в ужасе, зная, что, куда бы она ни побежала, один из них все равно поймает ее. – Со мной ребенок!

– Не нужен нам твой ребенок, – сказал один из них. – Положи его и будь с нами поласковей.

Мэри издала дикий вопль и еще крепче прижала к себе Шарлотту. Но один из мужчин схватил ее за плечо и свалил на землю.

Лежа на спине и все еще держа Шарлотту, которая тоже вопила, Мэри обнаружила, что в качестве единственного оружия у нее остались ноги. Было слишком темно, но она почувствовала, что ее пятка уткнулась во что-то мягкое, и последовавший крик подтвердил, что она ударила мужчину в живот.

– Слезьте с меня, скоты! – кричала Мэри. – Там же полно женщин, которые хотят!

Один мужчина пригвоздил ее за плечи к земле, второй схватил ее за колени и с силой развел их в стороны. До нее доносился запах их пота и несвежее дыхание.

– Будьте прокляты! – выкрикнула она, все еще неистово лягаясь. – Помогите, кто-нибудь!

Мужчина, державший ее за колени, тянул ее к себе, а другой по-прежнему держал ее за плечи железной хваткой. Сквозь крик Шарлотты Мэри услышала, как кто-то продирается через кусты, но это ужаснуло ее еще больше, так как она подумала, что это еще один мужчина, который хочет присоединиться к тем, которые на нее напали.

– Отпустите ее! – проревел мужской голос, и она с изумлением узнала голос Уилла. Затем Мэри увидела мелькнувшую тень и услышала звук удара, и мужчина, собиравшийся изнасиловать ее, мешком упал на землю.

Послышался еще один громкий звук удара, и руки, державшие ее за плечи, разжались.

– Это моя женщина! – зарычал Уилл, одновременно помогая ей встать и обнимая ее.

– Ну-ну, – сказал он мягко, немного отодвигаясь, чтобы не придавить Шарлотту. – Теперь ты в безопасности.

Уилл взял Мэри за руку и увел оттуда. Она предположила, что он ударил тех мужчин какой-то дубинкой, но не стала оборачиваться, чтобы посмотреть.

– Они сделали это? – спросил Уилл, все еще тяжело дыша.

– Нет, – ответила Мэри. – Ты успел вовремя.

Уилл завел ее еще дальше в лес, и, когда они подошли к большому дереву, чтобы укрыться под ним от сильного дождя, он остановился и усадил ее.

– С тобой и малышкой ничего не случилось? – спросил он, садясь рядом с ней и обнимая ее.

– Вроде нет, – ответила Мэри, качая Шарлотту, чтобы успокоить.

И вдруг она расплакалась и плакала так, как никогда не плакала со дня суда. Все невзгоды и лишения, жестокость и унижения, которые она терпела так долго, казалось, выплеснулись наружу просто потому, что кому-то она не была безразлична и этот человек хотел ее успокоить.

– Теперь ты в безопасности, – шептал он, обнимая ее. – Я больше никому не позволю до тебя дотронуться.

Немного позже дождь перестал так же неожиданно, как и начался, и солнце вышло из-за туч. Мэри дала Шарлотте грудь, а Уилл по-прежнему обнимал ее. Они промокли насквозь и вымазались в грязи, но, по крайней мере, им не было холодно.

– Я пошел разыскивать тебя, когда начался этот кошмар, – объяснил Уилл. – Незадолго до этого я видел Сару и Бесси, и они сказали, что ты вернулась в палатку, чтобы уложить Шарлотту. Я должен был прийти к тебе еще тогда.

– Как только мы сошли на берег, я испугалась, – призналась Мэри. – Все просто сошли с ума.

– Да, их будто заразили безумием, – сказал Уилл тихим голосом. – Я никогда не видел ничего подобного.

– Как ты нашел меня?

Какое-то мгновение он молчал, и Мэри догадалась, что его совесть не совсем чиста.

– Я увидел, как несколько мужчин шныряли по всем женским палаткам, – сказал он наконец. – Я подумал, что если бы ты была там, то выбралась и убежала. Поэтому я пошел в ту сторону и услышал, как плачет ребенок.

– Теперь всегда так будет? – прошептала Мэри. Она дрожала от ужаса, и жуткие картины, которые она видела на пляже, все еще стояли у нее перед глазами.

– Я так не думаю, – ответил Уилл. – Завтра офицеры возьмут ситуацию под контроль, некоторых каторжников ждет порка, некоторых – кандалы, и все успокоится.

– Надеюсь, что ты прав, – сказала Мэри. – Но мне не нравится, что придется жить с этими лондонскими женщинами, они меня напугали до смерти.

– Тебя напугали? – поддразнил он. – Девушку, у которой достаточно смелости, чтобы просить мужчину жениться на ней?

– Я уже пожалела, что сделала это, – призналась Мэри. – Должно быть, это выглядело чересчур. Просто мне кажется, что у нас очень много общего, и ты мне очень нравишься. К тому же сегодня ночью стало ясно, что женщинам действительно понадобится защита.

– Это так, – сказал Уилл задумчиво. – Но я думаю, что нам, мужчинам, тоже нужна хорошая женщина рядом. Так что мы поженимся.

– Ты хочешь жениться на мне? – Мэри была так удивлена, что ее слезы тут же высохли.

– Ну я же не могу взять в жены одно из этих лондонских чудовищ с сифилисом вместо приданого, – сказал он, хмыкнув. – Ты была права, Мэри. Из нас с тобой получится хорошая пара. Им понадобятся рыбаки: много еды, которую они привезли с собой, пропало. Я думаю, что смогу выбить для нас отдельный дом. Мой ум немного острее, чем у большинства.

Мэри очень хорошо понимала, что это не признание в любви. Уилл говорил лишь о том, что она порядочная женщина и может быть ему полезной. И все же он подрался с теми мужчинами и защитил ее, он утешил ее, когда она так в этом нуждалась. Это место оказалось адом на земле, и она сомневалась, что сможет выжить одна. Мэри не ожидала романтической любви и не нуждалась в ней, ей было достаточно чувствовать себя в безопасности.

 

Через четыре дня после той страшной ночи преподобный Джонсон объявил Уилла и Мэри мужем и женой в тени большого дерева, где состоялась его первая служба. Они были не одни. Женились и другие пары, вероятно, по той же причине, что Мэри и Уилл.

На Мэри не было никакого свадебного наряда. Она одела то же самое поношенное, старое серое платье, недавно выстиранное, и вдела в волосы искусственный цветок, который, неожиданно сделав щедрый жест, одолжила ей Полл Чипсайд.

Мэри не ожидала ничего особенного ни от своего замужества, ни от этой новой страны. Через четыре дня, после того как они сошли на берег, она отметила, что подавляющее большинство каторжников оказались законченными лентяями и хитрецами. Они были готовы украсть все, что угодно, отказываясь работать на общее благо, и многие уже меняли свои пайки или личные вещи у пехотинцев на выпивку. Пехота оказалась ничуть не лучше, а офицерам не хватало организации, как и тем властям, которые занимались высылкой каторжников.

Уилл был прав, когда говорил, что некоторая часть еды испортилась. Им приходилось есть рис, кишащий личинками, а соленая говядина стала почти несъедобной. Инструменты оказались не лучшего качества, женской одежды было слишком мало, а мужчин-профессионалов катастрофически не хватало.

Мэри недоумевала, как они смогут превратить эту бесполезную землю в фермы, когда из нескольких сотен мужчин только двое хоть что-то понимали в сельском хозяйстве. Как можно построить город без опытных плотников и каменщиков? Возвели дом капитану Артуру Филипу; был построен амбар, в котором под замком хранились продукты, и несколько палаток поставили отдельно в качестве больницы.

Но состояние здоровья привезенных животных оставляло желать лучшего, и среди тех, которые ослабли во время путешествия, уже распространилась дизентерия. Капитан Филип, возможно, гордился, что по дороге сюда умерло всего лишь сорок восемь человек, но сколько еще погибнет до конца года?

В первую ночь одна восьмидесятилетняя женщина повесилась на дереве на берегу. У многих женщин все еще были синяки под глазами и затравленный вид. Новое место кишело змеями, пауками и множеством мух и насекомых, и любые из них могли оказаться ядовитыми. Что касается аборигенов, офицеры намеревались добиться сотрудничества с ними, но даже такая неграмотная девушка, как Мэри, ощущала, что коренные жители были возмущены вторжением этой толпы белых людей, задавшихся целью вытеснить их с их собственных земель. Мэри думала над тем, как быстро любопытство аборигенов сменится гневом и они начнут убивать.

Но Уилл сдержал свое слово. Он не только дал торжественную клятву, женившись на ней, он уже договорился, чтобы ему доверили командовать всей рыбной ловлей и разрешили построить для себя хижину.

Мэри глянула на стоявшего рядом с ней Уилла и улыбнулась. Он выглядел таким красивым в чистой рубашке и в бриджах. Уилл даже сбрил свою кустистую бороду, а его волосы казались такими же светлыми, как спелое зерно. Мэри знала, что большинство женщин завидовали ей, поскольку он, несомненно, был самым привлекательным и способным из всех мужчин-заключенных. И пусть его хвастовство утомляло ее, но он действительно нравился ей и она доверяла ему. Этого было достаточно.

Когда свадебные церемонии закончились и все вернулись обратно к своим палаткам или к хижинам, которые они строили, лейтенант Тенч стоял какое-то время и смотрел, как Мэри и Уилл удаляются вдоль берега.

События последних дней привели его в замешательство. Все было не так, как он ожидал: его разочаровали и страна, и организация, и офицеры с других кораблей. Даже запасов, которые они привезли с собой, оказалось недостаточно. По сути, это была борьба за выживание. И судя по его наблюдениям за каторжниками, заставить кого-либо из них работать представлялось в высшей степени проблематичным.

Насколько Тенч понимал, лишь горстка офицеров разделяла его стремление преобразить это место. Что касается его подчиненных, многие из них вели себя отвратительно и абсолютно не отличались от каторжников ленью и изворотливостью.

Тенч думал, что после сегодняшних свадеб у него улучшится настроение. В конце концов это был один из способов добавить оптимизма новой общине, внушить ей надежду на будущее. И все же он не чувствовал радости, глядя, как венчаются пары. Напротив, он испытывал глубокую грусть.

Его мать всегда плакала на свадьбах. Она считала, что чем больше плачут, тем счастливее будет эта пара. Но он знал, что материнские слезы лились не от грусти. Мать испытывала искреннюю радость, видя публичное признание любви между двумя людьми.

Возможно, в этом и заключалась причина его тоски: он понимал, что между поженившимися сегодня парами не было любви. Женщины хотели защиты и безопасности, а мужчины секса.

Тенч надеялся, что обретет покой, видя Мэри под покровительством Уилла. Но до этого момента он не осознавал, что она будет принадлежать мужу во всех отношениях.

Тенч резко повернулся и зашагал по направлению к амбарам. Может быть, если он найдет себе какое-нибудь плодотворное занятие, он сумеет преодолеть эти противоречивые чувства, терзавшие его. Мэри выглядела красивой и счастливой, а Уилл был вполне достойным мужчиной. Они подходили друг другу.

 

– У нас будет уютное гнездышко, когда я его закончу, – сказал Уилл позже в тот же вечер, положив их одеяла на утрамбованную землю рядом с колыбелькой Шарлотты.

Они сидели в своей новой хижине, которая пока что состояла из нескольких сколоченных между собой шестов и стен из сплетенных между собой веток. Дверью служил кусок мешка, натянутый на палку. Крыша была еще не готова, и, когда Мэри села на одеяла и посмотрела вверх, ночное небо, усеянное мириадами звезд, показалось ей очень красивым. Молодожены досыта наелись, поскольку в честь свадеб сегодня выдали дополнительный рацион, и Уилл умудрился достать немного рома, чтобы отпраздновать.

После первой ночи для каторжников установили новые правила. Мужчинам-заключенным запрещалось заходить на женскую территорию, и охранники стояли на страже и следили, чтобы никто из мужчин не пробрался туда. Также был установлен комендантский час, начинавшийся с наступлением сумерек, к которому все должны вернуться в свое жилье. На самом деле, несмотря на все принятые меры, мужчины встречались с женщинами, но, по крайней мере, это происходило тайно и с обоюдного согласия.

– Сколько свежего воздуха! – сказал Уилл и рассмеялся. – А еще я могу встать здесь в полный рост. В любом случае это куда лучше, чем вонючий корабль или совместная с другими мужиками палатка. Ну, иди сюда, поцелуй своего мужа.

Мэри не нужно было повторять: с тех пор как Уилл объявил о своем решении жениться на ней, она обнаружила, что у нее появился социальный статус, и испытывала огромную благодарность за это. Даже Полл и две ее закадычных подруги, три самых отвратительных женщины, которых Мэри когда-либо встречала, благоговели перед ней из-за того, что ее захотел самый желанный каторжник в колонии.

На новом месте было и кое-что хорошее: теплый климат, мягкий белый песок на пляже, голубое и чистое небо и сотни красивых птиц. Даже деревья источали приятный бодрящий аромат. Все-таки здесь лучше, чем в английской тюрьме.

Теперь у Мэри был дом, стоявший на приличном расстоянии от остальных, и, несмотря на отсутствие крыши и мебели и на то, что первая буря могла повалить его на землю, это был их дом. Уилл раздобыл ей из корабельных запасов горшок для варки, ведро для воды и несколько других необходимых предметов домашнего обихода, с которыми можно начинать семейную жизнь.

Он уже целовал ее сегодня несколько раз и делал это очень нежно. Мэри не ожидала, что испытает ответное желание, но с удивлением обнаружила, что это так. Она призналась себе, что впервые более чем за год она находилась именно там, где хотела находиться.

– Ты такая милашка, – сказал Уилл грубовато, помогая ей выбраться из платья. Он обхватил ее груди своими большими ладонями и сжал их, затем скользнул руками к ее ягодицам и сжал их тоже. – Худовата немножко, но я как раз не любитель толстых женщин.

Уилл поднял ее на руки и положил на одеяла. Мэри ожидала, что он всего лишь снимет с себя одежду, затем произойдет быстрое спаривание и он уснет. Но к ее удивлению, Уилл не предпринял никаких попыток раздеться и продолжал ласкать ее. Она однажды слышала, как он хвастал моряку на «Шарлотте», что женщины, с которыми он спал, всегда приходили к нему снова. Теперь Мэри в это поверила, потому что каждую минуту боялась, что он остановится. Его прикосновения были такими уверенными и нежными, а пальцы находили такие восхитительно чувствительные места для ласки, о существовании которых она даже не догадывалась.

Жесткая земля под грубым одеялом, недостатки их недостроенного дома, даже все те трудности, через которые она прошла, были забыты, когда Мэри отдалась блаженству любви с Уиллом. Когда она открыла глаза и увидела звезды над головой, ей показалось, что она лежит на пуховой перине в королевских покоях, а звезды – это украшения на потолке. Уилл заставил ее забыть о том, что она нехороша собой и что ее голова полна вшей. Мэри вдруг почувствовала себя красивой, желанной и любимой.

Мэри никогда бы не подумала, что может вести себя так раскованно: просить Уилла не останавливаться, спрашивать о том, что доставляет ему удовольствие, и делать все это с большой готовностью. На пике наслаждения у нее промелькнула мысль, что стоило пересечь море на тюремном корабле, чтобы почувствовать все это. Мэри не беспокоилась о будущем, она просто хотела, чтобы эта ночь продолжалась вечно.

– Ты рада, что вышла за меня замуж? – прошептал Уилл позже, после того как укрыл их одеялами, чтобы спрятаться от насекомых.

– Я самая счастливая женщина на земле, – прошептала Мэри в ответ, и щеки ее были мокрыми от слез радости.

– Мы как-нибудь здесь устроимся, – пробормотал он. – Мы посадим маленький садик и сможем выращивать какие-нибудь овощи. Мы никогда не будем голодать, пока я смогу рыбачить. У нас еще будут дети, и Шарлотта сможет играть с ними.

– А мы вернемся в Англию, когда закончится наш срок? – спросила Мэри.

– Конечно, если захочешь, – сказал Уилл и рассмеялся. – А может, мы сможем остаться здесь как свободные люди и возьмем себе земли. Все возможно.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.028 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал