Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава девятая. Все женщины колонии до последней вышли посмотреть, как будут доставлять каторжниц с «Джулианы» на берег






 

Все женщины колонии до последней вышли посмотреть, как будут доставлять каторжниц с «Джулианы» на берег. За исключением погоды, все происходило так же, как в день прибытия первых кораблей: тот же возбужденный смех и непристойные замечания. Но если Мэри прибыла в начале февраля, что в этой стране, где все было наоборот, означало палящее солнце, такое жаркое, что многие из каторжников побежали к морю охладиться, то «Леди Джулиану» новая земля встретила неприветливо: небо стало серым, дул резкий ветер, море волновалось, и было очень холодно.

Вероятно, женщины по-сестрински должны были сочувствовать новоприбывшим и беспокоиться за них. В конце концов, они прошли через долгое, изнурительное плавание и сейчас собирались войти в ад. И все же одного взгляда на них, даже с расстояния, оказалось достаточно, чтобы старожилы забыли о доброте и сплотились вместе, испытывая к новеньким антипатию и отвращение. На женщинах с «Леди Джулианы» была яркая одежда, многие щеголяли в шляпах, украшенных цветами и перьями. Новоприбывшие были полными и здоровыми и больше походили на актрис, чем на каторжниц.

Мэри в страхе крепче прижала Эммануэля к груди. Тот момент, когда она очутилась среди заключенных с других кораблей, навсегда запечатлелся в ее памяти. Все они казались гораздо более сильными и самоуверенными, чем она, толстокожими и жестокими. Сейчас время и страдания уравняли всех заключенных, но Мэри боялась, что эти новые женщины изменят установившийся порядок вещей.

– Много дам, – сказала Шарлотта, глядя на мать с нескрываемым ликованием. – Красивых дам.

При этих невинных словах дочери Мэри вдруг стало стыдно. В конце концов, это были такие же женщины, как она. Все они знакомы с кандалами и с ужасами тюрьмы, и всех их оторвали от семей и друзей. Мэри не хотела, чтобы Шарлотта росла в атмосфере горечи и ненависти. И она решила, что должна побороть страх и ревность и доброжелательно встретить новеньких.

 

– Я думал, без парочки драк дело не обойдется, – сказал хирург Уайт Тенчу, когда они обедали у него на следующий вечер. – Но благодаря действиям Мэри Брайант новенькие, похоже, хорошо приживутся.

Уайт и Тенч стали друзьями на «Шарлотте», несмотря на разницу в двадцать лет. У них были одинаковые интересы и одинаковое происхождение, и, хотя хирург больше беспокоился об общем состоянии здоровья колонии, а Тенч – об обеспечении ее жизнедеятельности, их обоих очаровала эта новая, еще неисследованная земля. Несколько раз они вместе ходили в исследовательские экспедиции и с одинаковым любопытством интересовались аборигенами. А еще они оба испытывали сострадание к заключенным, что было свойственно лишь немногим офицерам.

При свете свечи столовая Уайта могла показаться типичным домом обычного сельского врача в Англии: оштукатуренные стены, белоснежная скатерть, простой столовый фарфор, переполненные книжные полки и несколько изящных пейзажей на стенах. При дневном свете, однако, бросалась в глаза убогость помещения. Оштукатуренные стены были плетеными, и во время ливня в них часто появлялись дыры. Пол под ковром состоял из неровных досок. Но, несмотря на все недостатки, этот дом стал островком цивилизации для Уайта и его гостей.

Хотя Чарльз Уайт часто сожалел о своем решении отправиться с флотилией в Новый Южный Уэльс, причина этого заключалась скорее в нехватке медицинского оборудования и лекарств, чем в отсутствии комфорта. Прожив десять лет вдовцом, он привык к холостяцкой жизни, к тому же у него служили две заключенные, Анна и Мария, которые готовили для него и следили за домом. А еще он заботился о маленьком Нанберри, местном мальчике, которого усыновил, и общался с друзьями. Сегодня Уайт был навеселе. Ему удалось достать бутылку бренди, и они с Тенчем пообедали первоклассным морским окунем с морковкой и картошкой из собственного огорода Уайта. Казалось настоящим чудом то, что овощи никто не украл, но, вероятно, проявив к Анне и Марии немного доброты и снабжая их небольшим количеством дополнительной еды, Уайт добился их преданности.

– Мэри хорошая женщина, – согласился Тенч. – Я думаю, она помнит, как ей самой было тяжело приспособиться, когда она впервые очутилась здесь. Если бы все женщины обладали ее практичностью и благородством духа!

Он был удивлен и тронут, увидев, как Мэри помогает распределять хижины для новеньких. Казалось, она старалась изо всех сил, чтобы женщины почувствовали теплый прием. Тенч хотел бы, чтобы так же поступили все остальные, но ему уже сообщали о краже одежды и других личных вещей.

– Среди новоприбывших немало смутьянок, – вздохнул Уайт, вспоминая двух подравшихся женщин, которых он разнял, и ругательства, которые они кричали в его адрес. – Судя по отчетам, они всю дорогу продолжали заниматься проституцией с моряками. У очень многих из них есть дети. Но все они здоровы, не считая сифилиса, разумеется.

Тенч улыбнулся. Уайт любил поговорить о всплеске венерических болезней. Здесь они, разумеется, процветали, но Тенч не разделял мнения Уайта, что из-за этого будущее новой колонии подвергается риску.

– По крайней мере, «Джулиана» привезла нам новости, – сказал бодро Тенч. – Я был удивлен, узнав о Французской революции. Я побывал в Париже и, признаюсь, пришел в ужас от избытка роскоши, которой окружила себя аристократия. А еще хорошая новость, что король Георг излечился от своего безумия. Что ты знаешь о его болезни?

– Очень мало. Я всего лишь старый костоправ, – пожал плечами Уайт. – Но я рад, что старик Джордж снова здоров. Так же, как я был рад узнать, что на «Джулиане» достаточно еды, чтобы два года кормить заключенных, прибывших на ней.

Тенч улыбнулся. Эта новость оказалась самой лучшей и стала огромным облегчением для всех. Просто стыд, что им не сказали об этом раньше, тогда наверняка по отношению к новым заключенным было бы меньше враждебности. Теперь все надеялись, что до очередного огромного наплыва каторжников придет «Джустиниан» из Фэлмауса с необходимой едой и оборудованием.

Но лично Тенч был более всего благодарен за письма из дома, которые привез корабль. Он чувствовал, что стойко выдержал все неудобства и лишения, которыми отличалась жизнь в колонии, но изоляция от друзей и семьи временами по-настоящему угнетала его. За последние два года случались моменты, когда он боялся, что не доживет до встречи с ними.

– Давай произнесем тост за свет в конце очень длинного туннеля, – предложил он.

Уайт наполнил их стаканы.

– За свет, который прогонит темноту, – сказал он и хмыкнул. – Хотя если придут еще три корабля с тысячей заключенных, нам понадобится очень много света, чтобы разогнать эту темноту.

 

Мэри и Уилл стояли на берегу гавани и болтали, глядя через залив на «Нептун» и «Скарборо». Они видели, как с кораблей спускаются баркасы, чтобы доставить каторжников на берег. Им было достаточно услышать ужасную вонь с кораблей, чтобы понять, что они сейчас увидят нечто кошмарное.

Вчерашний день выдался очень тяжелым. Они помогали больным с «Сюрприза» добраться до больницы. Многие арестанты так ослабли, что не могли идти, пролежав в собственной рвоте и экскрементах большую часть путешествия. Но похоже, что сегодня будет еще хуже.

 

«Джустиниан» прибыл двадцатого июня и доставил радость всей колонии, привезя множество еды, и такие необходимые инструменты, и, кроме этого, животных. Он выплыл из Англии через некоторое время после «Сюрприза», «Нептуна» и «Скарборо», которые доставили еще тысячу заключенных. Но «Джустиниан» обогнал их – его плавание длилось всего пять месяцев. Снова был выдан полный рацион и вернулись к полной продолжительности рабочего дня. Разгрузившись, «Джустиниан» тут же отплыл, чтобы отвезти продукты на остров Норфолк.

Двадцать третьего июня флаг был поднят снова, но прошло два дня, прежде чем сообщили о корабле, который зашел в залив. Это был «Сюрприз», на котором находилось двести восемнадцать мужчин-заключенных и отряд недавно сформированного Корпуса Нового Южного Уэльса.

«Сюрприз» привез шокирующую новость о том, что по дороге умерло сорок два человека и еще около сотни были больны. Преподобный Джонсон поднялся на борт и сообщил, что заключенные лежат почти голые в трюмах и они не в состоянии двигаться.

Мэри и Уилл вместе с многими другими каторжниками охотно вызвались помочь, но зрелище и запах были так отвратительны, что многие из добровольцев просто сбежали. Мало кто из женщин-помощниц смог сдержать рыдания. Было совершенно очевидно, что новоприбывших морили голодом и почти всю дорогу держали в трюмах. Скорее всего, многие из них уже не поправятся.

Поселенцы едва успели вымыть их, накормить, уложить и укрыть одеялами, как прибыли еще два корабля. Преподобный Джонсон зашел на борт «Скарборо», но капитан посоветовал ему не спускаться в трюмы. Доносящегося оттуда зловония оказалось достаточно, чтобы остановить священника, и он даже не пытался подняться на «Нептун».

Перед больницей спешно разбили палатки и приготовили еду, воду, одежду и лекарства. В прошлую ночь, когда Мэри пыталась уснуть, идущая с кораблей вонь выворачивала ее наизнанку. Это было в сотни раз хуже, чем то, что она пережила на «Дюнкирке». Хотя у нее сжималось сердце от жалости к этим несчастным, которые столько выстрадали, она чувствовала, что на следующий день будет не в состоянии помогать.

Но к рассвету у нее снова появились силы. Ею овладел гнев на людей, которые считали личную выгоду важнее человеческой жизни. Судя по разговорам офицеров, которые Мэри подслушала, высылка каторжников была поставлена на частный тендер. Поскольку правительство выделяло на питание по 177, 6 фунтов стерлингов на человека, то чем меньше заключенным давали еды, тем больше владельцы кораблей могли продать, оказавшись уже на месте. Если заключенные умирали по дороге, выгоды было еще больше.

Мэри слышала, как один офицер сравнивал судовладельцев с работорговцами не в пользу первых. Как он отметил, работорговцы, по крайней мере, заинтересованы в том, чтобы содержать рабов здоровыми, поскольку чем лучше их состояние, тем больше можно было за них получить при продаже. Но судовладельцам все равно, останутся заключенные живы или умрут.

– Говорят, капитан Трейл с «Нептуна» держал всех каторжников на одной цепи, – сказал Уилл тихим голосом. Он был подавлен и потрясен. – Когда кто-то умирал, остальные не сообщали об этом, чтобы получить его порцию. Представь, как нужно изголодаться, чтобы лежать рядом с разлагающимся трупом!

Мэри не ответила ему, потому что знала по собственному опыту, что сама, вероятно, сделала бы все, что угодно, как бы это ни было отвратительно, чтобы выжить. Теперь, когда ей нужно заботиться о двоих детях, ее инстинкт самосохранения стал еще сильнее.

Баркасы начали загружать людьми. Каторжники наблюдали, как первые из вновь прибывших медленно и неуверенно спускались по веревочной лестнице, и даже с берега было видно, насколько это для них тяжело. Но это были счастливчики. Вскоре моряки и пехотинцы стали буквально швырять людей в лодки, будто мешки, поскольку заключенные оказались не в состоянии даже ходить, не говоря уже о том, чтобы спускаться по лестнице.

Когда лодка подплыла ближе, все охнули, потому что новички напоминали скелеты. На их лицах не было возбужденного ожидания, они с апатией смотрели перед собой, будто ожидали смерти. И действительно, один из них умер, едва высадившись на берег. Еще двое испустили дух, когда их положили на причал.

– Я не верю своим глазам, – сказал Уилл. Его голос задрожал от гнева, а в глазах застыл ужас. – Господи, сохрани нас от тех людей, которые довели их до такого!

– Это не люди, – произнесла Мэри громким ясным голосом, чувствуя, что она в состоянии голыми руками задушить тех, кто за это отвечает. – Это изверги.

Ее охватил гнев. Она забыла, что сама подвергается риску заразиться, и перестала обращать внимание на запах. Заключенные были почти голые, их тела покрывали язвы, кишащие личинками. Мэри наклонилась над одним из мужчин, чтобы напоить его, и он попытался прикрыть свой оголенный пенис при виде женщины.

– Я уже много такого видела, – сказала Мэри мягко. Ее тронуло то, что даже в таком ужасном состоянии, будучи на шаг от смерти, он все еще думал о приличиях. – Ты теперь в безопасности, здесь есть еда и питье и вода, чтобы помыться, но тебе нужно собраться с силами, чтобы выжить. Смотри мне, не смей сдаваться!

– Как твое имя? – спросил каторжник, с трудом шевеля потрескавшимися губами.

– Мэри, – сказала она, вытирая его лицо мокрой тряпкой. – Мэри Брайант. А твое?

– Сэм Брум, – прошептал он хрипло. – Сохрани тебя Бог, Мэри.

 

Время шло, и им представлялись все новые, еще более ужасные зрелища. На кораблях были люди с такой сильной дизентерией, что из них просто текло, а они лежали, не в силах подняться. Хирург Уайт сказал, что кроме этого у них у всех цинга, и велел мужчинам пойти к кустарникам и собрать как можно больше «кислых ягод», которые, по его наблюдениям, являлись хорошим средством от этой болезни.

Оказалось, что двести шестьдесят семь человек умерли, когда корабль еще не достиг Порт-Джексона, а после этого было еще много смертей. Тела покойников выбрасывались за борт, после того как корабли прошли мысы. Из выживших четыреста восемьдесят шесть человек были тяжело больны, и большинству из них вряд ли удастся поправиться. Помогая одной женщине с новорожденным, Мэри узнала, что с нее не сняли кандалов даже во время родов. В тот день она слышала подобное от нескольких других женщин.

 

Позже, вечером, капитан Филип сидел в холле административного здания с Уильямом Хиллом, капитаном «Джулианы», и негодовал по поводу увиденной за день мерзости.

– Я разговаривал с капитанами «Нептуна» и «Скарборо», – сказал Уильям Хилл. – По моему мнению, их следует повесить.

Уильям Хилл считался жестким человеком, но он добился, чтобы о женщинах-заключенных на его корабле хорошо заботились. Некоторые были старыми и ослабели к моменту прихода корабля, и несколько человек умерло, но остальных кормили, вероятно, лучше, чем они питались за всю свою жизнь. По мнению Хилла, со стороны английского суда было бы более гуманно отправить всех этих людей на виселицу, чем позволить таким мерзавцам, как капитан Трейл с «Нептуна», получить выгоду от их медленной и мучительной смерти.

– Я слышал, что на «Скарборо» произошла попытка заговора и захвата корабля заключенными, – произнес Филип, и его маленькое лицо побагровело от гнева. – На зачинщиков нужно будет надеть кандалы. Но положение на «Нептуне» еще хуже. Корабль вообще нельзя было признавать годным к навигации: он постоянно давал течь. Заключенные фактически находились по пояс в воде какое-то время плавания. Место, где они содержались, не дезинфицировалось, никого не выводили на палубу подышать свежим воздухом.

– Я доложу обо всем этом, когда вернусь в Англию, – сказал Уильям Хилл убежденно, стукнув кулаком по столу. – По моему мнению, эти люди – убийцы, и они намного опаснее, чем ваши колонисты.

Артур Филип отошел к окну. Внизу, в городе, было тихо, в темноте горели костры, похожие на маленькие маячки. Он думал обо всех тех, кто лежал в больнице и в палатках возле нее, и спрашивал себя, сколько еще людей умрет до рассвета.

Филип был на грани нервного срыва. Он принял пост капитана флотилии, а потом генерал-губернатора, потому что считал, что сможет успешно управлять этой колонией для преступников. Он надеялся, что сумеет превратить своих подопечных в мужчин и женщин, которые ухватятся за предложенный им шанс начать новую жизнь.

Теперь ему казалось, что это был провал. Филип уже понимал, что лишь немногие заключенные воспользуются предложением бесплатной земли, когда окончится их срок. Большинство из них были слишком ленивы и не имели навыков фермерства. Выжившие каторжники из второй флотилии с самого начала будут предубеждены против колонии. Но разве можно их в этом винить?

Филипу снова казалось, будто он стоит на краю пропасти. Сегодня он услышал, что в пути находится третья флотилия с тысячей заключенных. Многие из его лучших офицеров вернутся домой на этих кораблях. Он сделал все, что было в его силах, он пытался управлять гуманно, но даже садовник не сможет вырастить что-либо, что будет долго цвести, без необходимого оборудования, хороших семян и плодородной земли.

– Ты выглядишь озабоченным, Артур, – сказал Уильям за его спиной. – Сегодняшние события подействовали на тебя угнетающе.

Филип повернулся к Хиллу и выпрямил спину.

– Я думаю, они подействовали на нас всех, – ответил он устало. – На тех, кто стоит и смотрит, как виновные уходят от наказания, и не может этого изменить.

 

– Ты такая молчаливая сегодня, Мэри, – сказал Уилл. Было Рождество, и он предположил, что она размышляет о Корнуолле и представляет, как ее семья сидит у камина и ест жареного гуся. В последнее время он часто слышал, как она рассказывает Шарлотте о Фоуэе и своих родственниках. С течением времени она, казалось, не забывала о них, а думала все больше.

– Слишком жарко, чтобы разговаривать, – ответила Мэри, но улыбнулась ему и потянулась со своего табурета, чтобы нежно погладить его по бедру. – Это просто чудо, что малыши заснули.

Вот уже несколько недель было невероятно жарко. Животные и птицы искали тенистое место, где можно лечь на землю и не двигаться. Уилл считал себя счастливчиком, потому что каждый день уходил на рыбалку. По крайней мере, в заливе всегда дул морской ветер.

– Мне показалось, что ты думаешь о доме, – сказал он.

– О том, как попасть домой, – поправила его Мэри и усмехнулась. – Кажется, я знаю, как достать вещи, которые нам нужны.

Уилл закатил глаза от нетерпения. Она до сих пор не оставляла мысли о побеге. Даже когда Мэри не разговаривала об этом, Уилл догадывался, что она думает об этом. Он не знал второй такой упрямицы, как Мэри.

Уиллу было достаточно неплохо в колонии, хотя он никому не признался бы в этом, а уж тем более Мэри. Пока они все голодали, Уилл бы с удовольствием сбежал, но, с тех пор как прибыла вторая флотилия, колония встала на ноги.

Помощь, которую Уилл и Мэри оказали больным заключенным, заметили офицеры, и, как только сами заключенные стали выздоравливать, они благодарили Брайантов за проявленную к ним доброту. Они не могли ничем вознаградить помощников, кроме, конечно, своего восхищения и преданности, но для Уилла этого было достаточно. Благодаря этому он чувствовал свою значимость.

Уилл мог свободно ходить по колонии, куда ему заблагорассудится. Он выполнял работу, которая ему нравилась. Уилл обращался с лодкой капитана Филипа как со своей собственной. Он мог получить практически все, что хотел, в обмен на рыбу. Ему даже удалось скопить приличную сумму денег, потому что командам кораблей второй флотилии до смерти надоела солонина, и они были рады заплатить ему за рыбу. Но прежде всего, Уилл испытывал удовлетворение от своего авторитета: мужчины смотрели на него снизу вверх, а женщины хотели его. У него было все.

– Ну и где ты собираешься это достать? – спросил он устало.

– У капитана Смита, – ответила Мэри.

Уилл так удивился, что чуть не упал с табурета. Капитан Детмер Смит, голландец, находился в колонии всего несколько дней. Он был владельцем шнявы[13] «Вааксамхейд», которую капитан Болл с «Провианта» зафрахтовал, будучи в Батавии. Смит прибыл на ней семнадцатого декабря с продуктами для колонии, совершив ужасное путешествие, во время которого шестнадцать членов его команды, состоявшей из малайцев, умерли от лихорадки.

Ходили какие-то слухи о недостаточном количестве продуктов и о конфликте между капитаном Филипом и Смитом, и оказалось, что голландца не жалует никто из офицеров колонии. Но Уиллу он нравился. У Смита не было той напыщенности, которая отличала всех английских капитанов, он вел себя доброжелательно, открыто и дружелюбно.

– Ты сошла с ума? – спросил Уилл у Мэри.

– Нет, просто слегка отклонилась от нормы, – ответила она. – Детмер нормально относится и к тебе, и ко мне. И я позабочусь о том, чтобы мы понравились ему еще больше, прежде чем уговорю его расстаться с картами и секстантом.

– Он никогда этого не сделает, – фыркнул Уилл.

– Почему ты так думаешь? – возразила Мэри. – Все офицеры обращаются с ним пренебрежительно, он одинок и находится далеко от дома. Он не англичанин, так что почему бы ему не помочь паре английских заключенных сбежать?

Уилл всегда критиковал идеи Мэри из принципа, потому что считал, что женщины не должны быть умнее мужчин. И все же в глубине души он признавал, что ее ум острее, чем у него. Мэри однажды попросила его научить ее читать и писать, и он сказал, что не может сделать этого, не имея книжек. Она никогда больше не упоминала об этом, и каким-то образом Уилл знал, что Мэри не повторяет своей просьбы лишь потому, что видит его насквозь. Он не хотел, чтобы его жена умела писать и читать. Это унизило бы его.

Но Мэри прекрасно разбиралась в людях. Она наблюдала, слушала и замечала то, на что Уилл никогда бы не обратил внимания. Возможно, она была права по поводу Детмера Смита.

В ту ночь Уилл занимался с Мэри любовью и очень старался доставить ей удовольствие, потому что очень хотел заставить ее забыть о побеге. Его срок заканчивался в марте, и, хотя он часто говорил другим, что окажется на первом корабле, который отправится домой, это было вовсе не то, чего он хотел.

Уилл тосковал по Корнуоллу только тогда, когда пил. Он вспоминал хорошие места, мягкий климат, вереск и лес, смех в таверне и рыбацкую дружбу.

Но, протрезвев, Уилл осознавал, что все не так гладко. Без своей рыбацкой лодки ты зависел от того, у кого она была, вытаскивая сети всю ночь в пробирающем холоде за шиллинг или что-то около того. Там он тоже голодал, а для человека с пустым желудком не существует красоты пейзажа.

Здесь, по крайней мере, было тепло, даже зимой. Пусть он и замерзал, и мок в плохую погоду, но это не тот холод, который пронизывает до костей, почти парализуя.

Объявили, что по окончании срока бывшим заключенным предложат бесплатную землю. Но земля была Уиллу не нужна. Он хотел иметь свое дело – рыбную ловлю. Если бы он мог продавать свой улов колонии, то скоро разбогател бы. Потом он построил бы красивый дом для себя, Мэри и детей. Со временем Эммануэль стал бы ему помогать.

– Тебе было хорошо? – прошептал Уилл, когда кончил. Он вымок от пота, и обнимать горячее тело Мэри было почти пыткой.

– Чудесно, – пробормотала она, прислонившись к его груди. – Но слишком жарко. Давай пробежимся к воде и окунемся.

Мэри даже не ждала, пока он согласится, а просто выскользнула из его объятий, взяла его за руку и вытащила из кровати. Потом со смешком выбежала из хижины и побежала к воде.

Уилл улыбнулся. Одним из качеств, за которые он любил Мэри, была ее непредсказуемость. У нее возникала идея, и она хотела осуществить ее немедленно, не раздумывая ни секунды. Возможно, именно из-за этого она сначала и попала в неприятности, но ни не хотел бы ничего изменить в ней.

А еще Мэри была страстной, о чем Уилл сначала совершенно не подозревал, потому что она выглядела такой целомудренной и скромной. Она всегда охотно занималась любовью, быстро отвечая на мимолетный поцелуй или ласку. Мэри часто заглушала его мысли о голоде своими чувственными поцелуями и умением доставить ему удовольствие.

Луна была яркой, и она осветила стройное, как у девочки, тело Мэри, когда она нырнула в море с грацией дельфина. Немногие женщины, да и мужчины здесь умели плавать так же хорошо, как она. Они с опаской прогуливались по пояс в воде, будто ожидали, что море поглотит их. Уилл считал, что смелость Мэри так же сексуальна, как ее налитые груди или шелковистая кожа.

Она помахала, приглашая его присоединиться к ней, и Уилл с готовностью побежал вдоль пляжа. Они немного проплыли вместе, потом Мэри повернулась на спину и легла на воду, а ее волосы расплылись по воде, как пучки водорослей.

– Мы никогда не делали этого в море, – сказала она и тихо засмеялась.

– Мы можем утонуть, если займемся этим так далеко от берега, – возразил Уилл, но сам потянулся к ней, ступая по воде, и поднял над водой, обхватив губами ее сосок.

– Кто первый доплывет до мелководья, будет сверху, – сказала Мэри, перевернувшись на живот и направляясь к берегу.

Впервые в жизни Уилл не старался победить. Он любил, когда Мэри была сверху, любил смотреть на ее лицо, когда она достигает оргазма.

– Не думаю, что мой дружок такой же активный, – сказал он, подплыв туда, где Мэри сидела в воде глубиной лишь в пару футов. Уилл подумал, что она никогда еще не выглядела такой красивой, как этой ночью. Влажные кудряшки восхитительно блестели на ее голых плечах. Он опустился на колени и показал ей свой пенис, который сморщился в холодной воде и стал похож на старческий.

– У меня есть способ оживить его, – проговорила Мэри с усмешкой, которая могла бы быть у хозяйки публичного дома. – Хотите, я продемонстрирую вам это, сэр?

Уилл любил, когда она играла роль шлюхи. В такие минуты он чувствовал страсть к Мэри и свою власть над ней. Когда она потянулась к его пенису, он предположил, что она сейчас будет гладить его, но, к его удивлению и восторгу, она подплыла к нему ближе и взяла его в рот.

Уилл слышал от других мужчин о дорогих проститутках, которые умеют подобные вещи, но он никогда не спал с женщиной, которая захотела бы это сделать. Когда теплый рот Мэри обхватил его пенис, Уилл вздохнул, потому что это было самое сладкое чувство, которое он когда-либо испытывал. Эрекция последовала незамедлительно, и он до смерти боялся, что Мэри остановится, но она не остановилась. Вместо этого она обхватила одну из его ягодиц рукой, накрыв другой ладонью мошонку, а ее губы и язык двигались вверх и вниз по его члену. Уилл с трудом удерживал равновесие, стоя на коленях, и, когда он посмотрел вниз и увидел, что его пенис совсем исчез в ее жадном рту, а ее голые груди бьются о его бедра, он чуть не перевернулся.

Уилл никогда не испытывал ничего подобного. Ему вдруг показалось, что он находится не в колонии для преступников, среди людей, лишенных достоинства и гордости, а на залитом лунным светом тропическом острове, где он был богатым джентльменом. Уилл представил, что одет в гофрированную шелковую рубашку и вельветовые бриджи с серебряными пряжками, а Мэри – экзотическая красавица, обнаженная, если не считать гирлянды цветов, его добровольная рабыня.

– Как хорошо! – простонал он, схватив ее за голову и прижав еще сильнее.

– Хорошо? – спросила Мэри, на минуту оторвавшись от него и глядя с насмешливой улыбкой.

– Просто невероятно! – выдохнул Уилл. – Только не останавливайся.

– Я еще не назвала цену, – сказала Мэри.

– Какой бы она ни была, я заплачу. – Голос Уилла прерывался от страсти.

– Цена – побег, – пробормотала она. – Готов ли ты заплатить такую цену?

Уилл был готов пообещать ей все, что угодно.

– Да, – простонал он. – Только продолжай.

Мэри улыбнулась про себя и продолжила. Теперь Уилл был в ее власти. Возможно, он воображал себя более сильным и храбрым, чем был на самом деле, но она убедилась, что он всегда держал свое слово. Мэри испытывала благодарность к Сейди из «Леди Джулианы» за то, что та поделилась с ней своим секретным оружием, с помощью которого можно заставлять мужчин повиноваться. Мэри засмеялась, вспомнив, как ожидала, что это будет отвратительно. Но это оказалось не так. В общем-то ей даже понравилось заниматься этим.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.018 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал