Синяя чашка

До чего же были хороши игрушки на рождественской елке!

Домики, усыпанные снегом из блесток, замки с башнями,

нарядная детвора, волшебники и феи...

— Но это еще не все, — сказала Ане мама. — В полночь на

самой верхушке, под Рождественской Звездой, появится

колыбель с Младенцем Христом. Тогда на всех елочных

домишках зажгутся огоньки и весь елочный народ поспешит к

колыбели с подарками.

— Вот бы это все произошло не на елке, а на самом деле,

тогда я пошла бы вместе со всеми, — пожелала Аня.

Слова эти услышала елочная фея и незаметно от мамы

кивнула Ане.

А мама принесла чашку молока и велела ложиться

спать:

— До полуночи еще далеко, — сказала она.

Но как только мама вышла, Аня тотчас же встала и подошла

к елке. Фея ждала ее.

— Сейчас, — шепнула фея, — вот только

клубок размотаю...

Клубок золотой елочной канители

был весь перепутан, и, словно нити в

нем, спутались в голове у феи все

волшебные слова. Конечно, она сказала

совсем что-то не то, потому что Аня

стала вдруг совсем маленькой, точно

игрушечной, и, как была с чашкой молока в

руках, оказалась на елке.

Посмотрела вниз: до полу далеко. Поболтала ногами и чуть

не упала: тонкая золотая нитка держала ее на ветке. Аня

сделала шаг, нитка стала разматываться, становясь все

длиннее.

Аня обрадовалась:

— И вовсе не плохо, что я здесь очутилась! Потихоньку,

потихоньку и доберусь до вершины. Только какой же подарок я

принесу к колыбели Младенца Христа? Здесь, кроме синей

чашки с молоком, у меня ничего нет. Подарю ее...

И Аня стала подниматься вверх. Вдруг из-за ели вышли

двое: один в красном плаще и шляпе, другой во всем черном.

Один с ружьем, другой с саблей.

Это были разбойники. Первого звали Красный Перец.

А второй был Перец Черный. Щеки

Черного до глаз заросли черной щетиной, лицо Красного Перца

полыхало румянцем и лоснилось.

— Что ты несешь? — спросили они.

— Чашку с молоком, — вежливо

ответила Аня.

Разбойники приотстали. Красный

Перец скривился:

— Терпеть не могу молока...

— И ты девчонке поверил? — усмехнулся

Черный Перец. — Посмотри, как она бережно

чашку держит. Провалиться мне на этом месте — в чашке

бриллиант!

— Бриллиант! — подпрыгнул Красный. — Тогда нужно

отнять чашку, и я знаю, как. Я стреляю из ружья. Пиф-паф!

Девчонка пугается, роняет чашку — бриллиант наш!

Аня шла, осторожно ступая, золотая нитка разматывалась и

в такт Аниной песне тихонько звенела:

На нитке золотой,

На тонкой канители,

С чашкой,

полной молока,

Держусь я еле-еле.

Но слово я даю:

Ни капли не пролью...

Пиф-Паф! — раскатился выстрел, да такой сильный, что

Красный Перец с перепугу выронил ружье. Стало тихо-тихо. И в этой тишине прозвенело:

Но слово я даю:

Ни капли не пролью,

Не расплещу

И чашки синей

Из рук не выпущу...

Красный Перец совсем растерялся:

— Ты что, не испугалась? — выскочил он из кустов.

— Испугалась.

— А почему чашку не выронила?

— Потому что, о чем поешь, надо выполнить.

Красный Перец оправдывался:

— Ну, маху дали... все равно свое возьмем. Не напугали, так

обманем.

Он достал из заплечного мешка два пастушьих плаща.

Разбойники переоделись и вышли к Ане.

— Мы добрые пастухи, пасем телят, все тропинки здесь

знаем. Одна ты заблудишься, иди за нами, — сказал Красный

перец.

А Черный про себя добавил:

— Мы поведем тебя туда, куда Макар телят не гонял...

Но этого Аня не слыхала и пошла за пастухами. Они вышли

к Муравьиному замку. К замку был перекинут мост. Под

мостом был ров. А во рву полным-полно муравьев. Они

сторожили замок. Разбойники, конечно, сразу убежали. А

муравьи накинулись на Аню и стали ее кусать и жалить.

Стряхнуть она их не могла — руки заняты. Синюю

чашку, которая до краев была

наполнена молоком, Аня боялась поставить. А песенка ее

звучала теперь совсем жалобно:

Какие злые стражи

В замке Муравейном!

Зубы их и жала

Терплю я еле-еле!

Но слово я даю:

Что в чашке – не пролью,

Не расплещу

И чашки синей

Из рук не выпущу...

— Кто здесь? — прогремел голос.

Из дверей замка вышел муравей, да такой огромный, каких

никто никогда не видел. Он был в мантии и короне. Это был

Муравьиный царь. Глаза его, большие и темные, сверху вниз

смотрели на Аню.

— Я иду к вершине ели. В полночь под Рождественской

Звездой там появится колыбель с Младенцем Христом. Все

поспешат к ней с дарами. И я несу свой — молоко в синей

чашке.

Аня перевела дыхание. Муравьиный царь дал знак, и

стражники-муравьи, точно горох, посыпались в ров. Темные

глаза Муравьиного царя смотрели в упор:

— О какой звезде ты говоришь? О какой вершине? Башня

моего замка — вот вершина. И никаких звезд над ней не

было и нет.

Аня перед Муравьиным царем была точно песчинка перед скалой. Но вот что она сказала

в ответ:

— Вы, муравьи, глаз не отрываете

от земли. Поднимите, царь, голову к

небу...

Голос царя прогремел, словно

гром. Глаза вспыхнули гневом:

— Если того, о чем ты говоришь,

нет, я велю сбросить тебя в ров к

муравьям!

Ане стало страшно. Задрожала в

руках синяя чашка. Лишь бы не расплескать! Стал поднимать

голову Муравьиный царь. Поднимал долго, вверх он глядеть не

привык: всю жизнь он на все и на всех смотрел сверху вниз.

Вдруг упала со стуком тяжелая

корона... Муравьиный царь не спешил ее

поднимать:

— Звезда! Там горит звезда! Как она

сияет!

— Я могу идти? — спросила Аня.

Муравьиный царь хлопнул в ладоши,

и влетела карета. Ее везли муравьиные кони. Впереди —

муравьиный кучер в ливрее.

— Садись скорее!

Помчалась карета, ударил в лицо хвойный ветер,

замелькали елочные домишки. И вдруг — дворец. Кучер

одернул ливрею. Из окна махнула

фея:

— Зайди! Я как раз раздаю

игрушки!

Аня не удержалась.

— Я на минуточку!

Фея открывала коробки. Дети

толпились около. Игрушки у них в

руках оживали. Куклы пели и танцевали, киты пускали

фонтаны, корабли, подняв паруса, отплывали

в дальние страны.

— Что тебе подарить? — спросила

Фея. — Куклу? Выбирай. Но ты

должна взять куклу своими руками.

Иначе она не оживет и танцевать не станет.

Такой уговор у фей и детей.

Не отрывая глаз от куклы, Аня прошептала:

— У меня руки заняты. Я не могу чашку поставить: вдруг

пролью? Я ее полной принести обещала...

— Что ж, — вздохнула Фея. — Такой уж, видно, уговор у

людей: или ты даришь, или дарят тебе.

Аня попрощалась и убежала. А разбойники в это время

глядели в окно, прижавшись к стеклу носами.

— Эх! Ничего не взяла! — зашептал Красный Перец.

— Я-то думал: поставит чашку, мы тут как тут, и сокровище

наше.

Черный Перец затопал ногами:

— Хватит! Слыхали! Провалиться мне на этом месте

— теперь сам я буду действовать!

Он выхватил саблю. Вжж-жик! Сабля рассекла золотую нить, что держала на елке Аню.

Прозвенела нить тонко, печально. Аня стремглав полетела вниз. Упала на пол синяя чашка...

Две руки в красных и две руки в черных перчатках потянулись к ней: «Наша!»

Но двенадцать раз пробили часы, слетел с вершины ели Ангел и прикрыл чашку

белыми крыльями. Она была цела и до края полна молоком. Разбойники отступили в елочную тень.

Ангел взлетел с синей чашкой вверх.

Там, под звездою, тихо покачивалась колыбель. В колыбели лежал Младенец. Он с улыбкой смотрел на Аню. От лица его шло такое сияние, что в комнате стало светло, точно днем.

И разбойников, что прятались под пастушьими плащами, все увидели.

Аня подошла к елке. Фея кивнула Ане:

— Вот ты опять стала большая. И руки у тебя свободны.

Выбирай, что душе угодно!

— Хочу стать на минутку феей, — сказала Аня, поспешив к разбойникам. — Просите прощения!

— Вот еще! Я не умею! — Черный Перец стал еще чернее. Красный Перец еще больше покраснел:

— Я знал, да забыл, как это делается.

— Повторяйте за мной оба, — строго сказала Аня. — Я больше не буду разбойничать!

— Буду! Провалиться мне на этом месте! — закричал Черный Перец и провалился вместе с плащом, саблей и сапогами. И больше его никогда не видели.

Красный же Перец взмолился:

— Не буду! Я обещаю! Разрешите только в последний раз из ружья выстрелить!

Пиф-паф! Вылетел из ружья разноцветный фейерверк.

Все так и должно быть. Ничего на этот раз не перепутала Фея.