Понятие системы права

Отношения, в которые вступают отдельные физические лица, их объединения, государство, тесно взаимосвязаны и образуют единое целое. Соответственно и право, регулируя данные общественные отношения, отражая их устойчивые признаки, свойства (в частности, системность), представляет собой целостное образование, систему. Система права имеет объективный характер, так как отражает реально существующую систему общественных отношений и не может строиться по субъективному усмотрению людей.

Система права – это нормативное выражение системности регулируемых им общественных отношений. Она обусловлена историческими, религиозными, национально-этническими и другими факторами, образом жизни и менталитетом населения. Система права – это правовая категория, означающая внутреннее строение действующего в государстве права любой страны, отражающее единство составляющих его норм и их разграничение на взаимосвязанные и взаимодействующие правовые общности. Любая единичная правовая норма приобретает качество, свойственное праву в целом, лишь будучи включенной в его общую систему. Итак, вопрос о системе права – это вопрос о том, как право организовано изнутри, из каких элементов и подсистем оно состоит.

Систему права не следует смешивать с двумя другими, близкими, но не идентичными ей явлениями и понятиями – правовой системой и системой законодательства.

Долгие годы система права рассматривалась как идентичное понятию правовой системы. Однако в последние годы при всем разнообразии взглядов на понятие «правовой системы» выработалось определенное совпадение по поводу основных аспектов данной категории. Под правовой системой подразумевается вся правовая жизнь страны, рассматриваемая через призму системности. Это – комплексная, интегрирующая категория, отражающая всю правовую организацию общества, целостную правовую действительность. По меткому выражению французского правоведа Ж. Карбонье, правовая система – это «вместилище, сосредоточие разнообразных юридических явлений». Если выражение «правовая система» была лишь простым синонимом объективного (или позитивного) права, то его значение было бы сомнительным[319]. Отсюда можно сделать вывод, что категория «правовая система» гораздо шире, чем понятие «система права», поскольку она характеризует не только систему права, но и развитие и структуру законодательства – систему законодательства. Система законодательства в широком смысле представляет собой совокупность существующих в том или ином государстве нормативных правовых актов (конституций, законов, указов, статутов, декретов, постановлений правительства и др.), подразделяющуюся в соответствии с различными критериями на качественно определенные составные части (например, на законы и подзаконные акты) и являющуюся одной из внешних форм выражения правовых норм. В юридической науке давно сложилось понимание системы законодательства как явления в большей степени зависимого от воли законодателя, руководствующегося при этом практическими соображениями. Система права складывается в каждой стране исторически соответственно опосредуемым правом общественным отношениям, система же законодательства является результатом его целенаправленного упорядочения.

Немаловажное значение для разграничения «правовой системы» и «системы права» имеет то обстоятельство, что национальная правовая система имеет общие черты с правовыми системами других государств, на содержание и динамику правовой системы воздействует вся духовная культура общества – религия, философия, мораль, художественная культура, а также политика, политическая культура. Таким образом, правовая система – часть общесоциальной системы. Все это позволяет сопоставить правовую систему с другими столь же широкими системами – экономической, политической, моральной, выявить их специфику, возможности, формы взаимодействия как однопорядковых по своему уровню явлений. Современная теория права должна подняться на такой уровень обобщения, чтобы можно было более глубоко и всесторонне анализировать и оценивать возникшую сегодня новую правовую реальность как целостный феномен, как систему.

Система же права – это его внутренняя организация, выражающаяся в единстве и взаимодействии разнообразных, относительно самостоятельных его элементов. Наиболее элементарной его ячейкой являются юридические нормы. Как целостное образование система права охватывает все нормы права, действующие в той или иной стране. В то же время в праве как единой системе норм можно выделить следующие основные структурные компоненты. Прежде всего, это три особых и, что интересно, парных подсистемы права:

1.внутригосударственного и международного права;

2.материального и процессуального права;

3.публичного и частного права.

Сами элементы системы права, которые объединены в одной «парной общности», тем не менее, серьезно отличаются друг от друга. И это различие объективно обусловлено специфическими потребностями правового регулирования общественных отношений, входящих в сферу их регулирования. В то же время они взаимодействуют между собой, взаимодополняют друг друга. При этом интересно, что нормы, входящие в парные подсистемы, между собой только взаимодействуют, взаимовлияют, с нормами же иных подсистем могут в известной мере и совпадать. Так, нормы внутригосударственного права бывают и материальными и процессуальными, и публичными, и частными. Точно также и нормы международного права и т.д.

Исследователи утверждают, что исторически первым в праве сложилось именно разграничение на публичное и частное право, материальное и процессуальное право, предшествующее разделению на соответствующие отрасли права. Сегодня такие крупные парные правовые общности, сложившиеся в рамках каждой системы права, именуют отраслевыми семьями (или отраслевыми массивами).[320]

10.2 Внутригосударственное и международное право

Соотношение внутригосударственного и международного права изучалось практически лишь в рамках международно-правовой науки и в последние годы – в сравнительном правоведении. Но проблема эта имеет, пожалуй, не меньшее значение для теории государства и права.

В особенности интерес к проблеме взаимоотношения международного и национального права сильно возрос после принятия Конституции 1993 года. Статья 15 Конституции РФ впервые за всю историю развития конституционного права в нашей стране закрепила положения, которые вызвали неоднозначную реакцию среди специалистов в области международного и внутригосударственного права России и послужили причиной многочисленных научных дискуссий.

Данная статья Конституции дословно звучит так: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора»[321].

Развитием данных конституционных положений явилось почти текстуальное их повторение в других нормативных правовых актах, в частности, в ст. 10 Трудового кодекса Российской Федерации, в ст. 8 Таможенного кодекса Российской Федерации и в статье 7 п. 1 и 2 Гражданского кодекса России. Однако гражданское законодательство в решении данного вопроса идет дальше конституционного права.

В развитие конституционных положений, закрепляющих примат международных договорных норм, Гражданский кодекс России установил также, что международные договоры Российской Федерации к ряду отношений, указанных в самом кодексе (п. 1-2 ст. 2) применяются непосредственно, «кроме случаев, когда из международного договора следует, что для его применения требуется издание внутригосударственного акта». Речь при этом идет об отношениях, возникающих при определении правового положения участников гражданского оборота, определении оснований возникновения и порядка осуществления права собственности и других вещных прав, отношений, касающихся исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), защиты неотчуждаемых прав и свобод человека и других нематериальных благ гражданским законодательством, «если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ»[322] и др.

Не в полной мере учитывают ч. 4 ст. 15 Конституции ст. 6 Семейного кодекса Российской Федерации, ст. 3 Воздушного кодекса Российской Федерации, ст. 4 Жилищного кодекса Российской Федерации, а именно: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены… законодательством, применяются правила международного договора».

Представляется, что такая неоднозначность связана с тем, что действующая Конституция России прямо не гарантирует примата или приоритета международного права над российским правом, поскольку, к сожалению, содержит нормы, отражающие элементы как дуалистической, так и монистической концепции. Так, во-первых, ч. 2 ст. 4 Конституции установила: «Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации». Во-вторых, ч.4 ст. 15 Конституции не отвечает на важнейший вопрос о соотношении общепризнанных принципов и норм международного права с самой Конституцией. В-третьих, ч. 1 ст. 120 Конституции гласит: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону».

Пока в юридической науке ведутся споры о том, означают ли приведенные законодательные положения, что нормы международного права входят составной частью не только в правовую систему России, но и являются частью права Российской Федерации, выполняя регулирующую функцию совместно (наряду) с нормами внутреннего права, все субъекты внутреннего права используют, ссылаются, применяют нормы международного права. На различных семинарах, симпозиумах и конференциях обсуждается, как лучше делать это; практические пособия для судей, комментарии к кодексам и законам дают конкретные ориентиры и рекомендации. Во всех случаях речь идет не о нормах внутреннего права, но о нормах международного права, которые используются и применяются как таковые, как воплощение воли своего государства в договорной форме[323]. Частично эта позиция находит свою легализацию в п. 3 ст. 5 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», где установлено, что «положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутри государственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты»[324].

Таким образом, настало время в теоретической форме признать очевидное: на современном этапе развития международно-правового общения государств неизбежно прослеживается закономерность в установлении характера взаимосвязи и взаимодействия международного права с национальным. Ведущие мировые державы (в том числе и Россия) в процессе определения своего отношения к международному праву продвигаются в направлении признании примата международного права по отношению к национальному праву как двух относительно самостоятельных правовых систем.

Но не все нормы международного права признаются государствами в качестве обязательных для себя. Только общепризнанные нормы и принципы международного права и нормы, содержащиеся в заключенных ими международных договорах, входят составной частью в правовую систему этих стран, оказывая информационное, регулятивное и т.п. воздействие на субъектов правовой системы и их правовую деятельность в ходе ее функционирования.

В тех случаях, когда международно-правовые нормы непосредственно регулируют внутренние общественные отношения юридических и физических лиц, можно утверждать, что в рамках системы действующего права данной страны наличествуют две подсистемы - международного и внутригосударственного права.

Правда, более распространенным вариантом взаимодействия международного права и права национального является трансформация, предполагающая «проникновение» норм международного права в правовую систему данной страны путем косвенного участия в регулировании внутренних отношений физических и юридических лиц, когда в установленном порядке норма международного права получает статус внутригосударственной нормы. Сама трансформация бывает общей (когда государство устанавливает, что все или ряд принятых им международно-правовых норм являются частью права страны), индивидуальной (когда для введения каждой международно-правовой нормы в право страны принимается специальный акт), прямой, именуемой иногда инкорпорацией (когда правила международного договора, например, в силу акта ратификации порождают аналогичные нормы во внутригосударственном праве), опосредованной (когда на основе международного договора принимается специальный внутригосударственный нормативный акт, в той или иной мере воспроизводящий содержание договора).

Особым видом проникновения международного права во внутригосударственные правоотношения является так называемая отсылка. Это когда в законах говорится, что они применяются в соответствии с тем или иным договором либо что в установленных случаях следует применять такой договор.

Тем не менее, и при косвенном «проникновении» в любой из приведенных форм нормы международного права как выражение согласованных позиций и воль государств, а не воли одного государства (как нормы собственного права), должны толковаться и исполняться во внутригосударственной сфере с точки зрения объекта и целей договора, целей и принципов международного права в целом, а не внутреннего права. Они не меняют своей природы, формы и в этом смысле по отношению к нормам внутреннего права – «инородное тело».

В науке международного права вполне обоснованно утверждается, что ни один внутригосударственный акт независимо от характера и содержания (акт инкорпорации, трансформации), обеспечивающий выполнение государством своих международных обязательств, не способен изменить природу международных правовых норм[325]. В любом случае практика использования норм международного права свидетельствует о том, что суды и другие органы толкуют и применяют их как нормы иного, не внутреннего права.

В связи с этим именно в рамках теории государства и права должен отдельно рассматриваться вопрос о юридической силе содержащихся в данных подсистемах нормативно-правовых предписаний. В частности, можно согласиться с высказанным в юридической литературе мнением, что общепризнанные принципы и нормы международного права имеют более высокую юридическую силу по отношению к международным договорам Российской Федерации, а те, в свою очередь, более высокую силу по отношению к федеральным законам[326].

Известно и обратное влияние национального права на международное (например, влияние актов Великой Французской революции или знаменитого Декрета о мире, принятого в России в 1917г.).

10.3 Материальное и процессуальное право

Деление права на материальное и процессуальное было впервые проведено немецким ученым Оскаром Бюловым в работе «Die lehre von den Prozesseinreden und Prozessvorausstzungen» (1868) и основывалось на признании специфики юридического процесса как особого предмета правового регулирования. С тех пор было предложено множество концепций юридического процесса, однако до настоящего времени ни одна из них не стала господствующей. При всей общеупотребимости понятий «материальное» и «процессуальное» право, при всей кажущейся очевидности такого деления в юридической науке не выработано четкого представления относительно критериев их разграничения, а в общей теории права практически не встречается их определений. Однако все исследователи признают, что деление правовых явлений на материальные и процессуальные – самостоятельная (специальная) проблема юриспруденции[327].

Думается, что деление системы права на материальное и процессуальное право должно проводиться в зависимости от их места в правовом регулировании, а также в зависимости от особенностей взаимодействия предметов их регулирования.

Материальное право регулирует общественные отношения, реально складывающиеся в ходе повседневной деятельности людей по созданию, распределению, обмену и потреблению разнообразных социальных благ во всех основных сферах жизнедеятельности человеческого общества. Оно занимает исходное место в правовом регулировании и его назначение заключается в приведении в определенный порядок обычной жизни общества: устанавливается владение, пользование и распоряжение имуществом, его купля-продажа, направляется трудовая и политическая деятельность, упорядочивается государственное управление, воспитание детей и т.д. Совокупность всех материально-правовых норм образует в правовом массиве нашей страны первичный пласт[328].

Но чтобы сформулировать нормы материального права и обеспечить их практическое воплощение в жизнь, появляется потребность в специальной юридической деятельности – в правотворчестве, в правоприменении, в контроле за этой циклично развивающейся деятельностью по совершению тех или иных правовых актов, для чего учреждаются специальные органы – субъекты осуществления этой деятельности и т.д. Для упорядочения всех разновидностей юридической деятельности, лишь опосредованно «обслуживающей» повседневную жизнь людей, и создается целый блок нематериальных норм (охранительных, процедурных и т.д.), т.е. вторичный пласт, среди которого и следует искать собственно процессуальные нормы. Не случайно отдельные авторы образно называют их «нормы относительно норм» или же «метанормы» (Н. Неновски). В американской юриспруденции принято делить нормы на правила поведения человека в обществе – «первичные нормы» и на правила о нормах, говорящие о том, как получать правила из «не правил» - «вторичные нормы» (Л. Фридмэн, Х.Л.А. Харт).

Действительно, все нематериальные нормы роднит властный, управленческий характер, связь с публично-правовым пространством. Особенно близки правоприменение и правотворчество – разновидности правового регулирования. В связи с этим многие ученые полагают, что процессуально-правовые нормы призваны регламентировать всю деятельность компетентных органов по созданию или обеспечению осуществления материального права, а точнее:

- правотворческую;

- учредительную;

- правоприменительную;

- контрольно-надзорную;

- организационно-исполнительную и другие виды деятельности (В.М. Горшенев, И.В. Панова и др.).

Так, в исследовании И.В. Пановой находим: «Юридический процесс, как разновидность социального процесса, является нормативно установленной формой упорядочения юридической деятельности (действий) и правовых документов (актов), которые включают в себя судебные процессы (судопроизводства) и правовые процедуры»[329].

Однако предпочтительней представляется позиция ученых, не считающих целесообразным объединение правовых норм, устанавливающих процедуру правотворчества и правоприменения (а также иных видов юридической деятельности), в рамках единого процессуального права. Эти авторы полагают, что процессуально-правовые нормы – это особые правила поведения организационно-процедурного характера, регламентирующие порядок, формы и методы опосредованной реализации норм материального права. Да и законодатель использует термин «процессуальный» применительно лишь к нормам, определяющим порядок деятельности определенных правоприменительных органов (например, суда). Соответственно этому некоторые правоведы полагают, что «…не всякая урегулированная правом процедура совершения юридического действия может быть признана процессом в том специальном юридическом смысле, который исторически сложился и принят законодательством, в практике, в науке»[330].

Итак, процессуальное право надо связывать только с правоприменением, причем лишь с его наиболее сложными формами (а это не только применение государственного принуждения и не только деятельность суда). Общетеоретическими критериями сложных форм правоприменения могут выступать следующие моменты:

1. Процессуально-правового регулирования требуют, прежде всего, такие случаи правоприменения, которые состоят из множества действий и отношений. Напротив, единичные юридические действия, по общему правилу, регламентируются процедурными нормами.

2. Обращает на себя внимание стадийность определенных видов правоприменительной деятельности. Когда последняя складывается из циклов, следующих друг за другом, она требует упорядочения посредством процессуально-правовых норм. Последовательность осуществления правоприменительных полномочий обеспечивается процессуальными стадиями, и эти стадии объективно необходимы такой правоприменительной деятельности.

3. Очень важным моментом, по нашему мнению, является также наличие процесса доказывания в сложных формах правоприменения, нуждающегося в установлении определенных фактов и обстоятельств, их исследовании и правильной оценки в целях достижения объективной истины по делу.

4. Сложные формы правоприменения характеризуются, кроме того, многосубъектн6остью: наряду с органом, осуществляющим правоприменение, и непосредственными сторонами материального правоотношения, здесь присутствуют другие лица – участники процесса доказывания, представители общественности и др.

5. Наконец, оправданным требованием к сложным формам правоприменения является наличие особой системы гарантий для участников, вовлекаемых в правоприменение, которая сама по себе вызывает к жизни процессуальные нормы, закрепляющие эти гарантии.

Итак, под процессуальным правом следует понимать лишь те вторичные нормы, которые упорядочивают объективно обособившиеся сложные формы правоприменительной деятельности, необходимые для организации осуществления иных первичных норм. Они определяют порядок разрешения споров, конфликтов, расследования и судебного рассмотрения преступлений и иных правонарушений, т.е. регламентируют чисто процедурные или организационные вопросы, имеющие, однако, принципиальное значение. Строгое соблюдение всех процессуальных норм служит гарантией реализации материальных норм. Поэтому право как система норм есть союз материального и процессуального права, каждое из которых занимает своё особое место в правовом регулировании общественных отношений.

10.4 Публичное и частное право

Деление системы права на публичное и частное право является наиболее устоявшимся и широко признанным в юриспруденции. Такое деление получило признание еще в Древнем Риме.

Критерием классификации правовых норм на нормы публичного и частного права является выполняемая ими в обществе роль, а также характер интересов защищаемых теми или иными нормами. Нормы, обеспечивающие общезначимые (публичные) интересы – интересы общества и государства, относятся к отраслям публичного права. Все остальные, т.е. те, которые имеют своим непосредственным назначением защиту частных интересов граждан, образуют отрасли частного права. Публичное право, писал в связи с этим известный римский юрист Ульпиан, «есть то, которое относится к положению государства, частное – которое относится к пользе отдельных лиц»[331].

В сфере публичного права всегда доминирует государство, ибо его нормы выражают, прежде всего, интересы общества и государства в целом. Что же касается граждан или создаваемых ими организаций, то они, будучи участниками публично-правовых отношений, обязаны следовать устанавливаемым им в законах и подзаконных актах предписаниям. Говоря о соотношении публичного и частного права, древнеримские юристы отмечали: jus publicum privatorum pactis mutari potest – публичное право не может быть изменено соглашением частных лиц. Поэтому публичное право, как правило, имеет императивный характер, жестко предписывает физическим и юридическим лицам варианты обязательного (а порой и дозволенного) поведения.

В частно-правовых отношениях, в отличие от публично-правовых, вмешательство государства является ограниченным. Это сфера господства доброй воли и частной инициативы лиц - участников правоотношений. Частное право направлено, прежде всего, на защиту интересов граждан, частных лиц в их взаимоотношениях с государством, выступающим в качестве юридического лица, и с другими частными лицами. Оно зиждется на юридически значимом соглашении отдельных лиц.

Сфера частно-правовых отношений опосредуется нормами таких отраслей права, как гражданское право, семейное право, трудовое право, земельное право, коммерческое право и др. Публично-правовые отношения возникают в результате реализации норм конституционного, административного, уголовного, финансового, уголовно-процессуального, гражданско-процессуального права и некоторых других отраслей права.

Однако в реальной жизни абсолютной грани между публично-правовой и частно-правовой сферами не может быть. Частно-правовые элементы нередко имеются в публично-правовых отношениях и наоборот. Например, в частно-правовых отношениях, возникающих в результате реализации норм семейного права, появляются элементы публичного права во всех тех случаях, когда речь идет о расторжении брака, взыскании алиментов и т.п., осуществляемых в строго определенном, предусмотренном нормами публичного права судебном порядке. В предпринимательском праве, например, есть нормы, призванные регулировать отношения между предпринимателем и государственными органами, носящие субординационный характер (регистрация, лицензирование и др.). В государственном (конституционном) праве, наоборот, существуют нормы, регулирующие отношения по горизонтали между равноправными, автономными субъектами (местное самоуправление, проведение собраний граждан и др.). Это предопределило различие взглядов на проблему деления права на частное и публичное.

В русской правовой мысли, как собственно и юридической науке других стран, отношение к делению права на частное и публичное было неоднозначным. До 19 века это деление вообще не наблюдалось, что во многом, по-видимому, связано с высокой значимостью роли общинного права (а отчасти - и обычая). Н. Коркунов не соглашался с ульпиановским делением (по интересу) на частное и публичное право. При этом он исходил из того, что общий интерес не что иное, как определенная комбинация частных интересов Г. Шершеневич считал неверным деление на частное и публичное право по содержанию регулируемых отношений или по способам защиты. Сам при этом делал акцент на их взаимопроникновение.

Что касается зарубежных авторов, то, например, Ф. Савиньи разграничивал публичное и частное право по целям. Он писал: «В публичном праве целое является целью, а отдельный человек занимает второстепенное положение; напротив, в частном праве отдельный человек является целью, государство – средством». Остин выступал против деления права на частное и публичное. Л. Дюги возражал против их резкого разделения.

В 19 веке в России ситуация изменяется и деление системы права на публичное и частное признавалось в России вплоть до революции 1917 г. Оно поддерживалось и развивалось такими государствоведами и правоведами, как П.И. Новгородцев(1886-1924), Н.М. Коркунов(1853-1904), Л.И. Петражицкий(1867-1931), Г.Ф. Шершеневич (1863-1912) и др.

С проведением национализации в стране, приведшей к ликвидации института частной собственности и исчезновению покоящихся на нем общественных отношений, деление системы права на публичное и частное потеряло свое значение. Позиция официальных властей по этому поводу была четко и сформулирована В.И. Лениным (1870-1924) в 1922г. в письме к Наркому юстиции РСФСР Д.И. Курскому в связи с подготовкой первого советского Гражданского кодекса. Глава со­ветского правительства писал, что мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное. В связи с этим рекомендовалось «не угождать Европе», а расширить применение государственного вмешательства в «частно-правовые» отношения; расширить право государства отменять «частные» договоры; применять к «гражданским правоотношениям» наше революционное правосознание. Это был стратегический курс советского государства. И это не могло не отразиться и на научных подходах. Подавляющие большинство авторов советского периода к делению права на публичное и частное относились отрицательно, хотя иногда встречался и положительный взгляд (Е. Пашуканис, Я. Берман).

В теории государства и права этот вопрос практически не обсуждался. Деление системы права России – на публичное и частное право было полностью заменено делением ее на отрасли и институты. Лишь в середине 70-х годов Л. Явич при анализе системы права выделил и большие группы отраслей – материальные и процессуальные, публичные и частные. В конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века отношение к этой проблематике изменяется. Теперь частное право рассматривается как фактор общественного прогресса (С. Алексеев). В 1991 г. даже создается Исследовательский институт частного права при Президенте РФ – государственное учреждение, осуществляющее научно-профессиональную разработку и экспертизу проектов правовых актов, направленных на установление общих правовых начал гражданского общества и развитие рыночных отношений.

В настоящее время в системе права России при сохранении ее деления на отрасли и институты используется классификация права на публичное и частное, как и во многих других странах мира. В меньшей мере это деление права выражено в странах англосаксонской правовой семьи, что объясняется спецификой их правового развития. Но и здесь в той или иной мере признается деление права на публичное и частное. Пожалуй, только в мусульманском праве не признается этого деления, хотя шариат и содержит в себе нормы и первого (уголовные, административные и т.д.), и второго (в сфере собственности, обмена и т.п.).

Что касается современной России, то в нашей стране еще предстоит найти оптимальное соотношение между публично-правовыми (т.е. общественно-государственными) и частноправовыми интересами и соответствующим правовым регулированием. С одной стороны, традиционный приоритет публичного начала исторически пронизывает правовую и политическую идеологию (и даже психологию), что, как показывает исторический опыт всех стран, не может дать желаемого социального эффекта. С другой стороны, в ходе исторического развития грани между публичным и частным правом в ряде областей жизни общества стираются, возникают смешанные публично-правовые и частно-правовые отношения (по трудовым вопросам, социальному обеспечению и др.).