Как в «онегине» появилась неприступная башня

На днях пришлю вам прозу – да Христа ради, не обижайте моих сирот-стишонков опечатками.

Александр Сергеевич Пушкин – письмо Михаилу Погодину

Пушкин и опечатки – слова, на первый взгляд, несопоставимые. Пушкин безупречен, совершенен, блистателен, и трудно предположить, что в его сочинениях, как в бриллиантах чистой воды, могут обнаружиться трещинки или иные дефекты.

Но одно дело гениальная пушкинская мысль, а другое – воплощение этой мысли на бумаге. Сам Александр Сергеевич, бывало, не поспевал за собой – вот и выводила его рука имя «Квалдио» вместо «Клавдио», фамилию «Гудунов» вместо «Годунов», слово «замылл» вместо «замыслил».

А потом за дело брались типографии – и тут уже разгул опечаток было не остановить! Пушкин ощутил это на себе с первых шагов на ниве изящной словесности. Всем, наверное, известен знаменитый пушкинский псевдоним «Александр Нкшп» – поставленные в обратном порядке согласные буквы его фамилии. Под этой подписью Пушкин публиковал первые свои стихи. Но вот одно из лицейских стихотворений – «Батюшкову» – было подписано в печати иначе: «Александр Икшп». Опечатка!

После этого Пушкин сталкивался с опечатками постоянно, и хроника столкновений может занять десятки страниц. Не миновали опечаток «Борис Годунов» и «История пугачевского бунта»; коснулась общая участь многих пушкинских стихов, в том числе «Бородинской годовщины» (и Пушкин специально писал дочери фельдмаршала Кутузова, прося исправить опечатку в ее экземпляре).

А в «Путешествии в Арзрум» опечатка случилась необычная – двойная. Поэт рассказывал там о городе Тифлисе и его грузинском имени, и при первой публикации фраза прозвучала так: «Самое его название (Тбимикалар) значит Жаркий город». Вот этот-то «Тбимикалар» и был плодом двойной опечатки. Дело в том, что Тифлис звался иначе: Тбилис-калак. Однако Пушкин выписывал название из книги некоего Гюльденштедта, где опечатка превратила город в Тбилис-калар. Выписал поэт все точно, но надо же было такому случиться: вторая опечатка снова изменила имя города – теперь уже до неузнаваемости!

Примечательно, что явился миру «Тбимикалар» не где-нибудь – в собственном пушкинском журнале «Современник». И это была не единственная опечатка, пробравшаяся в журнальный текст «Арзрума». Там можно было прочесть, например, что у калмыков «пасутся их уродливые, косматые козы», хотя Пушкин писал о калмыцких конях...

И все-таки никакому пушкинскому произведению опечатки не досаждали так, как «Евгению Онегину»! Знаменитый роман в стихах издавался вначале отдельными главами, потом целиком, и ни одно вышедшее при Пушкине издание не было свободно от опечаток. И каких опечаток!

Доныне в числе авторских примечаний к «Онегину» печатается такое: «В прежнем издании, вместо домой летят, было ошибкою напечатано зимой летят (что не имело никакого смысла). Критики, того не разобрав, находили анахронизм в следующих строфах. Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю».

Речь тут идет о строках, касающихся Онегина с Ленским:

Они дорогой самой краткой

Домой летят во весь опор...

Замена «домой» на «зимой» – это, конечно, типичнейшая опечатка, и появилась она в первом отдельном издании третьей главы. А критики обратили внимание на противоречие: герои возвращаются зимой, но дальнейшее действие никак не зимнее – хотя бы потому, что Татьяна ходит в сад, где поет соловей. В этой нестыковке они поспешили упрекнуть Пушкина, а не типографию. Ох уж, эти критики, любят они предъявить счет за опечатку самому автору! И не только Пушкину, примеров множество – и о них мы еще поговорим...

А сам Пушкин при выходе в свет шестой главы «Онегина» опубликовал список опечаток, допущенных в предыдущих главах. Указал там и «зимой» – «домой». Но заметил он не все серьезные опечатки: некоторые были найдены уже после смерти поэта.

Но то ли еще ждало «Онегина»! В первых отдельных изданиях романа опечатки оказались краше прежних. Татьяна писала там Онегину: «Не ты ль, с отравой и любовью, / Слова надежды мне шепнул». Наверное, многие восприняли эту «отраву» как должное («любовный яд»!) – но Пушкин писал «с отрадой».

И еще пример: авторское примечание к строфе, посвященной дамам («...Так неприступны для мужчин, / Что вид их уж рождает сплин»), начиналось с таких слов: «Вся сия ироическая строфа не что иное, как тонкая похвала прекрасным нашим соотечественницам». Нетрудно догадаться, что строфа на самом деле не «ироическая» (то есть героическая) – ироническая!

Вот какого «Евгения Онегина» читали современники Пушкина! Право же, позавидуешь сам себе: мы-то читаем «Онегина» исправленного, подготовленного учеными, очищенного от опечаток самым тщательным образом...

Стоп, стоп... Исправленного? Но в одном из советских изданий «Онегина» Татьяне Лариной досталось похлеще прежнего: из «неприступной богини» она превратилась в неприступную... башню.

Но мой Онегин вечер целой

Татьяной занят был одной,

Не этой девочкой несмелой,

Влюбленной, бедной и простой,

Но равнодушною княгиней,

Но неприступною башней...

А другое советское издание «Евгения Онегина» было, по слухам, отмечено еще более примечательной опечаткой. Наборщик непроизвольно внес поправку политического толка, вместо:

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин... –

он напечатал:

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Ленин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал...

Конечно, Ленин тоже предлагал решительные меры, однако про вдохновенное бормотание, да про дружбу с Вакхом и Венерой...

Но вернемся к нашему вопросу, как же относился Александр Сергеевич к издательским оплошностям? Уже из «зимней» истории можно понять: опечатки Пушкину досаждали серьезно, и без внимания он их не оставлял. Но реагировал достаточно спокойно. Еще в 1815 году иронически констатировал, что «на мою долю всегда падают опечатки», а девятью годами позже уверял А. А. Бестужева, издателя альманаха «Полярная звезда»: «я давно уже не сержусь за опечатки». Правда, в этом же письме Пушкин не преминул уколоть Бестужева – «а какой же смысл имеет: Как ясной влагою полубогиня грудь – воздымала или: с болезнью и мольбой Твои глаза, и проч.?» У поэта в оригинале было: «над ясной влагою» и «с боязнью и мольбой».

А еще был случай, когда Пушкин использовал опечатку как свое оружие. Он опубликовал в «Московском телеграфе» эпиграмму на редактора «Вестника Европы» Каченовского:

...Дурень, к солнцу став спиною,

Под холодный Вестник свой

Прыскал мертвою водою,

Прыскал ижицу живой.

В том же номере было помещено лукавое «исправление опечатки»: «Вместо Вестник следует читать веник». Это «исправление» лишало Каченовского причин для жалоб начальству – ведь эпиграмма, выходит, адресовалась не ему, не его журналу...