СКАЗАНІЯ О НАЧАЛѢ МОСКВЫ-ГОРОДА. 4 страница

Очень понятно, что при этихъ льготахъ подъ крыло митрополичьяго вѣ домства собиралось все сколько-нибудь выдающееся достоинствомъ своего мастерства, и такимъ образомъ митрополичій дворъ становился доброю школою для всякаго художества и ремесла на церковную потребность.

Къ концу ХV ст. миновали тяжкія испытанія Московской политической твердыни, миновали годы всяческихъ бѣ дствій, длившіеся цѣ лое столѣ тіе.

Настало время Государя Ивана III, совсѣ мъ другое время, какое было при Иванѣ I, при великомъ князѣ, Иванѣ Даниловичѣ Калитѣ.

Но и въ это другое время Московская Исторія собственно города или его устройства въ точности повторила тѣ же основы городскихъ событій, какими ознаменовалось время Ивана Калиты. Его праправнукъ Иванъ III Васильевичъ неотмѣ нно шествуетъ въ устройствѣ города по стопамъ своего знаменитаго прапрадѣ да. Твердое основаніе Московскому первенству среди другихъ Княжествъ при Калитѣ было положено въ построеніи въ Москвѣ перваго каменнаго соборнаго храма во имя Успенія Богородицы, который собственными руками заложилъ первосвятитель всея Руси св. Петръ митрополитъ, вскорѣ почившій и погребенный въ недостроенномъ еще храмѣ. Вскорѣ послѣ того за Москвою уже навѣ ки утвердилось и Великое Княженіе, то-есть великокняжеское старшинство въ Русской Землѣ.

Великимъ, сильнѣ йшимъ дѣ ятелемъ раздробленной древней Руси, сильнѣ йшимъ дѣ ятелемъ именно ея раздробленія, былъ Новгородъ Великій. Живя на далекомъ краю Русской Земли, онъ и въ это время очень помогалъ политическому разъединенію Земли и самъ хотѣ лъ уйти къ Польскому королю Казиміру, то-есть хотѣ лъ бороться съ единодержавіемъ Москвы при помощи Литвы, какъ нѣ когда боролась съ Москвою не совсѣ мъ счастливая Тверь.

Московское единодержавіе не могло оставить эту Новгородскую попытку безъ должнаго напоминанія, что Новгородская великая область искони составляетъ неотъемлемый край Русской Земли и не можетъ отдѣ ляться отъ нея въ Литовскую сторону. Дѣ ло началось ратнымъ походомъ на Новгородъ, порѣ шившимъ въ битвѣ на р. Шелонѣ, что замыслы разносить на части Русскую Землю теперь никогда уже не останутся безнаказанными. Это случилось въ лѣ тнюю пору 1471 года, когда митрополитъ Филиппъ сталъ усердно помышлять о постройкѣ новаго каменнаго соборнаго храма въ Москвѣ, ибо старый, построенный Калитою, отъ древности и отъ многихъ пожаровъ грозилъ уже разрушеніемъ, своды его уже были подкрѣ плены, подперты древами толстыми. А за годъ передъ тѣ мъ (1470 г.) послѣ пожара, отъ котораго въ городѣ осталось всего 3 двора, разрушился совсѣ мъ и застѣ нный предѣ лъ собора во имя Поклоненія Веригь Апостола Петра. Теперь святитель Филиппъ прежде всего началъ собирать казну для новой постройки: " Сотвори тягиню велику со всѣ хъ поповъ и монастырей сбирати серебро на церковное созданіе сильно, а бояре и гости своею волею давали отъ своего имѣ нія. По всей своей митрополіи онъ посылалъ съ добромъ (разнымъ товаромъ) Преч. Богородицы торговати (продавать), чтобы что прибыло церкви Божіей въ подможеніе".

Несомнѣ нно, что и вел. князь, получившій съ Новгородцевъ за ихъ вину 16 тысячъ новгородскихъ рублей, также вложилъ свою богатую лепту на новую постройку. Собравши премного-много серебра, митрополитъ замыслилъ выстроить храмъ великій и высокій, подобный собору Владимірскому, что былъ построенъ Андреемъ Боголюбскимъ и его братомъ Всеволодомъ. Святитель много разъ видѣ лъ этотъ чудный храмъ и возгорѣ лся желаніемъ создать такой же храмъ и въ Москвѣ. Призваны были мастера, каменосѣ чцы, Ивашка Кривцовъ да Мышкинъ, которыхъ святитель отправилъ во Владиміръ осмотрѣ ть и изслѣ довать тотъ храмъ и мѣ ру сняти съ него, широту и высоту, и алтарь. Мастера подивились чудной постройкѣ и взялись за дѣ ло съ увѣ реніемъ, что выстроятъ еще и обширнѣ е новый храмъ. Митрополитъ привлекъ къ дѣ лу и множество умѣ ющихъ дѣ лателей-работниковъ всякаго мастерства, нарочно для того даже и купленныхъ имъ въ крѣ пость.

Великій князь рѣ шилъ, наконецъ, послать за мастеромъ въ Венецію, такъ какъ съ Дюкомъ Венецейскимъ въ то время происходили оживленныя сношенія.

Черезъ два мѣ сяца послѣ разрушенія церкви, 24 іюля, туда былъ отправленъ посломъ Семенъ Толбузинъ съ порученіемъ пытать отыскивать мастера церковнаго.

Возвратившись съ успѣ хомъ въ Москву (въ 1475 г.), Толбузинъ разсказывалъ, что много тамъ у нихъ мастеровъ, да ни одинъ не пожелалъ ѣ хать на Русь, и только одинъ согласился, и порядился съ нимъ давать ему за службу по 10 руб. на мѣ сяцъ. Его звали Аристотелемъ ради хитрости его художества. Звалъ его къ себѣ ради его хитрости и Турецкій царь, что въ Цареградѣ нынѣ сѣ дитъ.

Церковь въ Венеціи св. Марка вельми чудна и хороша да ворота Венецейскія, сказываютъ его же дѣ ла, вельми хитры и хороши.

Да еще показалъ онъ ему, Семену, такую хитрость свою: позвалъ его къ себѣ на домъ, а домъ у него добръ и полаты есть; да велѣ лъ принести блюдо мѣ дное на четырехъ яблокахъ, а на немъ сосудъ, какъ умывальница, какъ оловяникъ (кувшинъ), и началъ лить изъ него изъ одного воду и вино и медъ, чего хочешь, то и будетъ.

Венецейскій князь никакъ не хотѣ лъ отпустить его на Русь и только послѣ многихъ просьбъ и увѣ реній въ большой къ нему дружбѣ велякаго князя Москвы едва отпустилъ его, какъ бы въ драгоцѣ нный даръ.

Взялъ съ собою тотъ Аристотель своего сына Андрея да паробка, Петрушею зовутъ: можетъ быть, это тотъ Петръ Антон. Фрязинъ, прибывшій въ Москву въ 1490 г. и строившій потомъ башни и стѣ ны Кремля.

Пока Толбузинъ хлопоталъ, ходатайствовалъ объ отпускѣ Аристотеля, прошло не мало времени, такъ что они прибыли въ Москву уже весною на другой годъ, 1475, на самую Пасху, 26 марта. Возвратился посолъ Толбузинъ, замѣ чаетъ другой лѣ тописецъ, и привелъ съ собою мастера Муроля, кой ставилъ церкви и полаты, Аристотель именемъ, также и пушечникъ онъ нарочитъ лити ихъ и бити изъ нихъ, и колоколы и иное все лити хитръ вельми.

Радостное торжество св. Пасхи увеличилось для всѣ хъ Москвичей съ пріѣ здомъ этого славнаго Муроля, о дѣ яніяхъ котораго лѣ тописцы усердно и съ любовью записывали въ свои сборники всякую подробность, особенно по сооруженію любезнаго имъ храма.

Муроль обстоятельно осмотрѣ лъ разрушенный храмъ. Похвалилъ гладость сооруженія, похулилъ известь, что не клеевита, да и камень, сказалъ, не твердъ. Камень былъ, по всему вѣ роятію, Мячковскій изъ подмосковныхъ каменоломенъ. Плита, т.-е. кирпичъ, тверже камня, примолвилъ онъ, а потому своды надо дѣ лать плитою. Онъ не согласился строить вновь сѣ верную стѣ ну, чтобы сомкнуть ее съ южною, и рѣ шилъ все сломать и начать дѣ ло сызнова.

Для этого 16 апрѣ ля 1475 г. послѣ довало новое перенесеніе мощей митрополитовъ св. Петра, Ѳ еогноста, Кипріана, Фотія, Іоны теперь въ церковь Іоанна Святаго подъ Колоколы.

На другой же день 17 апрѣ ля Муроль началъ разбивать оставшіяся стѣ ны собора и въ тотъ же день разбилъ два столпа и западныя двери со стѣ ною.

А разбивалъ онъ такимъ образомъ: поставилъ три дерева, совокупивъ ихъ верхніе концы воедино, а между деревами повѣ силъ на канатѣ брусъ дубовый, съ конца окованный желѣ зомъ, и, раскачивая этотъ брусъ, разбивалъ имъ стѣ ны. А другія стѣ ны съ исподи, съ низу подбиралъ и на бревнахъ ставилъ, потомъ зажигалъ бревны и отъ сгорѣ вшаго дерева стѣ ны падали. Чудно было видѣ ть, восклицаетъ лѣ тописецъ, что три года дѣ лали, а онъ въ одну недѣ лю и даже меньше все развалилъ, такъ что не поспѣ вали выносить камень, а то бы въ три дни хотѣ лъ развалить. Книжники называли этотъ дубовый брусъ бараномъ и говорили, что написано въ книгахъ, какъ таковымъ образомъ Титъ Ерусалим разбилъ.

Ѣ здилъ Муроль и во Владиміръ смотрѣ ть тамошній соборъ. Похвалилъ дѣ ло, сказавши: " нѣ кіихъ нашихъ мастеровъ дѣ ло".

Въ началѣ іюня Муроль началъ рвы копать на основаніе церкви, снова, глубиною въ двѣ сажени, а въ иномъ мѣ стѣ и того глубже. Во рвахъ также набилъ коліе дубовое, сваи.

И кирпичную печь устроилъ за Андронниковымъ монастыремъ, въ Калитниковѣ {Нынѣ Калитниковское кладбище, возлѣ котораго и доселѣ остаются обширныя копаныя ямы Аристотелевскаго кирпичнаго завода, прорѣ занныя Курскою желѣ зною дорогою. Кирпичъ Аристотеля имѣ лъ длины 6 1/2 верш., ширины около 2 1/2 вершковъ, толщины 1 1/2 вершка.}, въ чемъ ожигать кирпичъ и какъ дѣ лать, нашего Русскаго кирпича у жеда продолговатѣ е и тверже, когда его надо ломать, то въ водѣ размачиваютъ. Известь же густо мотыками повелѣ лъ мѣ шать, какъ на утро засохнетъ, то и ножемъ невозможно расколупить.

Послѣ того Муроль обложилъ церковь продолговатую полатнымъ образомъ (1475).

На первое лѣ то онъ вывелъ постройку изъ земли. Камень ровный и внутри велѣ лъ класть. Известь какъ тѣ сто густое растворялъ и мазали лопатками желѣ зными. Четыре столпа внутри самой церкви заложилъ круглые, такъ, говорилъ, крѣ пче будутъ стоять, а въ алтарѣ два столпа заложилъ четыреугольные кирпичные. И все дѣ лалъ въ кружало (по циркулю) да въ правило (по линейкѣ).

На другое лѣ то 1476 г. Муроль вывелъ стѣ ны храма по кивоты, которые сдѣ ланы снаружи стѣ нъ въ видѣ пояса и представляютъ рядъ колонокъ, соединенныхъ круглыми перемычками. Внутри же стѣ нъ всуцѣ пы желѣ зные положилъ какъ правило на веретенахъ, а межъ столповъ, гдѣ кладутъ для связи брусье дубовое въ нашихъ церквахъ, то все (т.-е. всѣ связи) желѣ зное кованое положилъ.

На третье лѣ то (1477) достигнувъ подсводной части зданія, Муроль, чтобы доставлять камень и кирпичъ наверхъ, сотворилъ колесо, съ малыми колесцами, которыя плотники вѣ кшею зовутъ, чѣ мъ на избу землю волочатъ, и этимъ снарядомъ посредствомъ веревокъ взволакивалъ на верхъ всѣ тяжести. Уже не носили камни на плечахъ, а прицѣ пляли ихъ къ веревкамъ и колесами безъ труда притягивали ихъ на верхъ, --чудно было видѣ ти, отмѣ чаетъ лѣ тописецъ.

Чудно было также видѣ ть, какъ онъ на столпы положилъ по 4 камени великихъ и совокупилъ кружало (сводъ) и истесалъ на нихъ по 4 конца на четырехъ странахъ, одно противъ другого, точно на каменныхъ деревьяхъ, насквозь каменье то сбито.

Наконецъ, на четвертое лѣ то, въ 1478 г., славная постройка была окончена вчернѣ. Аристотель соорудилъ у ней 4 верха, кромѣ большой средней главы. Внутри вокругъ шеи этой главы устроилъ потаенную казну, хранилище для опасныхъ случаевъ; полати построилъ возлѣ алтаря отъ южныхъ дверей и тутъ же вывелъ лѣ стницу, всходить на верхъ храма. Церковные своды свелъ въ одинъ кирпичъ; помостъ намостилъ мелкимъ камнемъ (мозаично); въ алтарѣ надъ митрополичьимъ горнимъ мѣ стомъ, за престоломъ, крыжъ Лятскій истесалъ на камени, который послѣ митрополитъ стесать велѣ лъ. Передъ передними, западными дверьми помостъ (площадку) накрылъ камнемъ и сводъ въ одинъ кирпичъ свелъ и середку повѣ силъ на гирѣ желѣ зной, какъ это существуетъ и до сихъ поръ.

Кровлю дѣ лать вел. князь повелѣ лъ мастерамъ только что совсѣ мъ покореннаго имъ Новгорода, которые и покрыли зданіе сначала деревомъ вельми хорошо, а по дереву нѣ мецкимъ желѣ зомъ бѣ лымъ. Совсѣ мъ постройка была окончена на пятое лѣ то въ 1479 г.

Была та церковь, пишетъ лѣ тописецъ, чудна вельми величествомъ и высотою и свѣ тлостію и звоностію и пространствомъ, таковой прежде не бывало на Руси кромѣ Владимірской.

12 августа 1479 г. соборъ былъ торжественно освященъ митрополитомъ Геронтіемъ съ архіепископомъ Ростов. Вассіаномъ, епископомъ Суздальскимъ Евфиміемъ и Сарскимъ Прохоромъ.

В 60-е годы XIV века усиление Московского княжества в Северо-Восточной Руси и темника Мамая в Золотой Орде шло практически одновременно, причём объединению Орды под властью Мамая способствовали русские князья своими победами над Тагаем у Шишевского леса в 1365 году, над Булат-Темиром на р. Пьяна в 1367 году и походом на среднюю Волгу в 1370 году.

Когда в 1371 году Мамай дал ярлык на великое владимирское княжение Михаилу Александровичу Тверскому, Дмитрий Иванович сказал послу Ачихоже «к ярлыку не еду, князя Михаила на княжение в землю владимирскую не пущу, а тебе, послу, путь чист», что явилось переломным моментом в отношениях Москвы и Орды. В 1374 году Дмитрий отказался выплачивать дань и собрал своих сторонников на съезд в Переславле-Залесском.

Весной 1376 года русское войско во главе с Д. М. Боброком-Волынским вторглось на среднюю Волгу, взяло откуп 5000 рублей с мамаевых ставленников и посадило там русских таможенников.

В 1376 году перешедший на службу к Мамаю с левобережья Волги хан Синей Орды Арапша разорил Новосильское княжество, избегая сражения с вышедшим за Оку московским войском, в 1377 на р. Пьяна разгромил не успевшее изготовиться к битве московско-суздальское войско, разорил Нижегородское и Рязанское княжества.

В 1378 году Мамай всё-таки решился на прямое столкновение с Дмитрием, но посланное им войско под командованием мурзы Бегича потерпело сокрушительное поражение на р. Вожа. Рязанское княжество сразу же вновь было разорено Мамаем, но в 1378− 1380 годах Мамай потерял свои позиции и на нижней Волге в пользу Тохтамыша.

Сбор русских войск был назначен в Коломне 15 августа 1380 года. Из Москвы в Коломну выступило ядро русского войска тремя частями по трём дорогам. Отдельно шёл двор самого Дмитрия, отдельно полки его двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и отдельно полки подручных белозерских, ярославских и ростовских князей.

Также прибыли войска из Суздальского и Смоленского великих княжеств. Согласно некоторым источникам (более поздняя Никоновская летопись и принявший её версию Соловьёв С. М.), в сборе участвовали также тверской полк, приведённый племянником Михаила Александровича Иваном Всеволодовичем, а также присоединившиеся непосредственно перед битвой новгородцы, но историки подвергают сомнениям достоверность этих сведений.

Уже в Коломне был сформирован первичный боевой порядок: Дмитрий возглавил большой полк; Владимир Андреевич с ярославцами — полк правой руки; в полк левой руки был назначен командующим Глеб Брянский; передовой полк составили коломенцы.

Получивший большую известность, благодаря житию Сергия Радонежского, эпизод с благословением войска Сергием в ранних источниках о Куликовской битве не упоминается. Существует также версия (В. А. Кучкин), согласно которой рассказ жития о благословении Сергием Радонежским Дмитрия Донского на борьбу с Мамаем относится не к Куликовской битве, а к битве на реке Воже (1378 г.) и связан в «Сказании о Мамаевом побоище» и других поздних текстах с Куликовской битвой уже впоследствии, как с более масштабным событием, однако в большинстве источников эпизод благословения под сомнения не ставится.

Непосредственным формальным поводом предстоящего столкновения стал отказ Дмитрия от требования Мамая увеличить выплачиваемую дань до размеров, в которых она выплачивалась при Джанибеке. Мамай рассчитывал на объединение усилий с великим князем литовским Ягайло и Олегом Рязанским против Москвы, при этом он рассчитывал на то, что Дмитрий не рискнёт выводить войска за Оку, а займёт оборонительную позицию на её северном берегу, как уже делал это в 1373 и 1379 годах. Соединение сил союзников на южном берегу Оки планировалось на 14 сентября.

Однако Дмитрий, осознавая опасность такого объединения, 26 августа стремительно вывел войско на устье Лопасни, осуществил переправу через Оку в рязанские пределы. Следует заметить, что Дмитрий повёл войско к Дону не по кратчайшему маршруту, а по дуге западнее центральных районов Рязанского княжества, приказал, чтобы ни один волос не упал с головы рязанца. «Задонщина» упоминает в числе погибших на Куликовом поле также 70 рязанских бояр^[18]. Решение о переходе Оки стало неожиданным не только для Мамая. В русских городах, пославших свои полки на коломенский сбор, переход Оки с оставлением стратегического резерва в Москве был расценен как движение на верную смерть:

а по пути к Дону, в урочище Березуй, к русскому войску присоединились полки литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Андрей был наместником Дмитрия во Пскове, а Дмитрий — в Переяславле-Залесском, однако, по некоторым версиям, они привели и войска из своих прежних уделов, бывших в составе Великого княжества Литовского — соответственно Полоцка, Стародуба и Трубчевска. Полк правой руки, сформированный в Коломне во главе с Владимиром Андреевичем, выполнял затем в битве роль засадного полка, за исключением вставших на левый фланг ярославцев, Андрей Ольгердович в битве возглавил полк правой руки, получив под своё начало также ростовцев, о возможных перестановках в передовом и большом полках неизвестно. Историк военного искусства Разин Е. А. указывает на то, что русская рать в ту эпоху состояла из пяти полков, однако, считает полк во главе с Дмитрием Ольгердовичем не частью полка правой руки, а шестым полком, частным резервом в тылу большого полка.

Русские летописи приводят следующие данные о численности русского войска: «Летописная повесть о Куликовской битве» — 100 тыс. воинов Московского княжества и 50—100 тыс. воинов союзников, «Сказание о Мамаевом побоище», написанное также на основе исторического источника — 260 тыс. или 303 тыс., Никоновская летопись — 400 тыс. (встречаются оценки численности отдельных частей русского войска: 30 тысяч белозерцев, 7 или 30 тысяч новгородцев, 7 или 70 тысяч литовцев, 40—70 тысяч в засадном полку). Однако следует учитывать, что цифры, приводимые в средневековых источниках, обычно крайне преувеличены. Более поздние исследователи (Е. А. Разин и др.), подсчитав общее количество населения русских земель, учтя принцип комплектования войск и время переправы русской армии (количество мостов и сам период переправы по ним), останавливались на том, что под знамёнами Дмитрия собралось 50—60 тысяч воинов (это сходится с данными В. Н. Татищева о 60 тысячах), из них лишь 20—25 тысяч — войска непосредственно Московского княжества. Значительные силы пришли с территорий, контролировавшихся Великим княжеством Литовским, но в период 1374—1380 годов ставших союзниками Москвы (Брянск, Смоленск, Друцк, Дорогобуж, Новосиль, Таруса, Оболенск, предположительно Полоцк, Стародуб, Трубчевск). С. Б. Веселовский считал в ранних своих работах, что на Куликовом поле было около 200—400 тысяч человек, но с течением времени пришёл к мнению, что в битве русская армия могла насчитывать только 5—6 тыс. человек. По мнению А. Булычёва, русское войско (как и золотоордынское) могло составлять около 6—10 тысяч человек при 6—9 тысячах лошадей (то есть в основном это было кавалерийское сражение профессиональных всадников). С его точкой зрения согласны и руководители археологических экспедиций на Куликовом поле: О. В. Двуреченский и М. И. Гоняный. По их мнению, Куликовская битва была конным сражением, в котором с обеих сторон приняло участие около 5—10 тысяч человек, причём это было кратковременное сражение: около 20—30 минут вместо летописных 3 часов. В московском войске были как княжьи дворы, так и городовые полки Великого княжества Владимирского и Московского.«Сказание о Мамаевом побоище» сообщает, что русские войска шли в битву под чёрмным, то есть, тёмно-красным или багровым, знаменем с изображением золотого образа Иисуса Христа.

Современный вид Московского Кремля сложился в 1485-1495 году по инициативе Ивана III. В строительстве было задействовано огромное количество лучших зодчих «всея Руси». Также на постройке стен и башен крепости были задействованы итальянские мастера в области строительства оборонительных сооружений. Итальянцы в то время строили Москву повсеместно, но все же исконно русские замыслы не были убиты, иноземное влияние сошло на нет. Первая Тайницкая башня в Кремле была построена в 1485 году Антоном Фрязиным. Здесь же были обеспечены тайные проходы к реке и колодец, обеспечивающий защитников крепости водой.

В 1487 году юго-восточный угол заняла Беклемишевская круглая башня Марко Фрязиным. Чуть позже были построены и все остальные башни Кремля.

Народом почитались главные ворота Фроловской башни. Через них не проходили на лошадях и с покрытой головой. Позже Фроловская башня была переименована в Спасскую из-за помещенных здесь икон Спаса Смоленского и Спаса Нерукотворного. Согласно документам главные часы государства в этой башне появились еще в 1491 году.

В 1625 году часы заменили на новые. Мастером выступил Христофор Головей, а Кирилл Самойлов отлил для них 30 колоколов.

На территории Кремля первым каменным зданием являлся Успенский собор, заложенный в 1326 году, при Иване Калите. Строители (вероятно, из Суздаля) возводили здания из белого камня (известняка). В 1329 году закладывается церковь Ивана Лиственичника, в 1330 — храм Спаса на княжеском дворе, в 1333 году на месте деревянной возводится церковь архангела Михаила.

Эти постройки не сохранились. Аналогом пространственного решения тогдашних храмов может, вероятно, служить Звенигородский Успенский собор (XIV век), продолжавший традиции Владимиро-Суздальской архитектуры. Это одноглавный храм строгих пропорций, квадратный в плане, с тремя апсидами. Фасад расчленён архитравом по горизонтали и опорными столбами по вертикали.

В 1367 году при Дмитрии Донском строятся первые белокаменные стены Кремля. Его периметр (около 2000 м) близок к нынешнему, составляющему 2235 м при площади в 26, 5 га. Первоначально Кремль имел 8 или 9 башен. Каменная кладка была выполнена за один сезон. Количество рабочих оценивается примерно в 2000 человек^[12]. Верхняя часть стен и башен, а также кровля были деревянными. В 1475—1479 годах сооружается Успенский собор Кремля, сохранившийся до наших дней. Его строительство связано с именем Аристотеля Фиораванти, который отказался от непрочного известняка и создал в Калитникове завод по производству глиняного обожжёного кирпича.

В 1485—1495 годах при Иване III стены Кремля были перестроены и приобрели вид, близкий к современному. При этом известняк также был заменен кирпичной кладкой. В некоторых местах (в частности, вдоль набережной) до сих пор остался белокаменный фундамент Кремля Дмитрия Донского. Одновременно возводятся Благовещенский собор, Грановитая палата, в начале XVI века — Архангельский собор (усыпальница российских государей), составляющие уникальный ансамбль Московского Кремля.

Во второй половине XVI века на Красной площади в честь взятия Казани был сооружен собор Василия Блаженного (Храм Покрова на рву)- замечательный памятник, внесенных в список всемирного наследия ЮНЕСКО в составе архитектурного ансамбля Красной площади.

Первоначальный посад, т. е. часть города, лежащая вне крепости, возник еще на территории современного Кремля, но с его постепенным расширением оттеснялся все дальше на восток - к основанию мыса при слиянии Москвы и Неглинной. Весь нынешний Китай-город был заселен, по-видимому, уже к концу XIV в. Строительство первых укреплений этого уже вполне оформившегося городского района начинается в XV в.
Относительно происхождения названия этого района существует несколько гипотез. Согласно одной из них, слово «Китай» означает в переводе с монгольского «средний»; таким образом, Китай-город - средний город, расположенный между замком-Кремлем и неукрепленным предместьем. Другая гипотеза производит это название от слова «кита», обозначавшего изгородь из кольев и прутьев, своего рода плетень, которым, возможно, был окружен Китай-город по верху земляных валов. Наконец, вполне возможно, что слово «Китай» восходит к общему для многих европейских языков корню «сит-кит», означающему город (французское cite, английское city, итальянское cita).

Заселение древнейшей, южной части Китай-города началось еще в 11 веке. В 14 веке эту территорию уже занимал торговый и ремесленный посад, выросший под стенами Кремля.

Вначале Китай-город был обнесен земляным валом и бревенчатыми укреплениями, а в 1535-1538 годах на их месте построили Китайгородскую стену. В то время Китай-город, как и Красная площадь, был уже важным торговым центром Москвы. И не только торговым: в 16 веке здесь, на Никольской улице был построен Печатный двор, где работал первопечатник Иван Федоров; в конце 17 века - Монетный двор; в 1687 году в Заиконоспасском монастыре была открыта Славяно-греко-латинская академия - прообраз университета.

В Смутное время, когда въ 1610 г. велемудрые Московскіе бояре присягнули королевичу Владиславу и отдали Москву во власть Полякамъ, въ Кремлѣ на Цареборисовскомъ дворѣ поселился самъ панъ гетманъ Жолкѣ вскій и вмѣ стѣ съ нимъ оставленный имъ послѣ своего отъѣ зда главнокомандующимъ Польскою силою и градоначальникомъ Москвы панъ Александръ Гонсѣ вскій, который по указаніямъ гетмана въ полномъ недовѣ ріи къ Русскимъ распорядился самымъ предусмотрительнымъ образомъ. Ключи городовые отъ всѣ хъ воротъ забралъ къ себѣ, весь нарядъ (артиллерію), пушки со всѣ хъ городовыхъ стѣ нъ, а также зелье (порохъ), свинецъ, пушечныя ядра и всякіе пушечные запасы собралъ въ Кремль да въ Китай городъ, а иное и на Цареборисовъ дворъ, къ своему жилью. Во всѣ хъ городовыхъ воротахъ онъ поставилъ сторожами своихъ Поляковъ, вмѣ сто стрѣ льцовъ, которыхъ всѣ хъ выслалъ совсѣ мъ изъ города; рѣ шетки у улицъ сломалъ и обывателямъ строго запретилъ носить какое-либо оружіе, даже и плотникамъ съ топорами не велѣ лъ ходить и ножи на бедрѣ никому не велѣ лъ носить.

Для Поляковъ такія предосторожности были очень необходимы, потому что занявшее городъ и Кремль ихъ войско не было достаточно. Маскѣ вичъ пишетъ, что они вступили въ городъ тихо, какъ бы тайкомъ, не желая показать обывателямъ слабыя свои силы.

По свидѣ тельству Маскѣ вича они вошли въ Кремль 9 октября по новому стилю; по свидѣ тельству Польскаго Дневника--27 сентября по старому стилю. Выходитъ разница въ двухъ дняхъ.

Гетманъ Жолкѣ вскій жилъ на Цареборисовскомъ дворѣ всего только мѣ сяцъ и 6 ноября, по новому стилю, уѣ халъ къ Смоленску для свиданія съ королемъ. Въ Борисовскихъ полатахъ, какъ и при Самозванцѣ, былъ устроенъ костелъ. Происходило служеніе по Римскому обряду, и Латинское пѣ ніе доносилось от сюда до хоромъ патріарха Ермогена, сердечно негодовавшаго на такое поруганіе Православной вѣ ры о Христѣ.

Гонсѣ вскій прожилъ здѣ сь почти до самаго конца Польскаго владычества надъ истерзанною Русью, до конца іюня, то-есть слишкомъ 1 ^1/2 года. 27 іюня 1612 г. онъ изъ соперничества съ паномъ Струсемъ, прибывшимъ къ Москвѣ съ новымъ войскомъ, выступилъ изъКремля, а на его мѣ сто въ градоначальники всту пилъ этоть панъ Струсь, который, конечно, поселился на той же квартирѣ Гонсѣ вскаго, на Цареборисовскомъ дворѣ.

Но новый градоначальникъ, очень желавшій удержать Москву для королевича Владислава, пришелъ только для своего несчастія. Въ это время Нижегородская рать стояла уже въ Ярославлѣ. Отъ нея, какъ отъ благодатнаго солнца, съ великою силою двигалось очищеніе народныхъ умовъ, освѣ щалась тьма народной смуты и, несмотря на измѣ нные подвига собиравшагося подъ Москвою казачества, засѣ вшіе въ Кремлѣ Поляки день ото дня все больше и больше стѣ снялись и обездоливались. Въ послѣ днее время они претерпѣ вали невыносимый, неслыханный голодъ. " Ни въ какихъ лѣ тописяхъ, ни въ какихъ исторіяхъ нѣ тъ извѣ стій", говорить ихъ дневникъ, " чтобы кто-либо, сидящій въ осадѣ, терпѣ лъ такой голодъ, чтобы былъ гдѣ -либо такой голодъ, потому что когда насталъ этотъ голодъ и когда не стало травъ, корней, мышей, собакъ, ко шекъ, падали, то осажденные съѣ ли плѣ нныхъ, съѣ ли умершія тѣ ла, вырывая ихъ изъ земли; пѣ хота сама себя съѣ ла и ѣ ла другихъ, ловя людей. Пѣ хотный порутчикъ Трусковскій съѣ лъ двоихъ своихъ сыновей; одинъ гайдукъ тоже съѣ лъ своего сына, другой съѣ лъ свою мать; одинъ товарищъ съѣ лъ своего слугу; словомъ, отецъ сына, сынъ отца не щадилъ; господинъ не былъ увѣ ренъ въ слугѣ, слуга въ господинѣ; кто кого могъ, кто былъ здоровѣ е другого, тотъ того и ѣ лъ. Объ умершемъ родственникѣ или товарищѣ, если кто другой съѣ далъ таковаго, судились какъ о наслѣ дствѣ и доказывали, что его съѣ сть слѣ довало ближайшему родственнику, а не кому другому. Такое судное дѣ ло случилось во взводѣ г. Леницкаго, у котораго гайдуки съѣ ли умершаго гайдука ихъ взвода. Родственникъ покойника, гайдукъ изъ другого десятка, жаловался на это передъ ротмистромъ и доказывалъ, что онъ имѣ лъ больше права съѣ сть его, какъ родственникъ; а тѣ возражали, что они имѣ ли на это ближайшее право, потому что онъ былъ съ ними въ одномъ ряду, строю и десяткѣ. Ротмистръ не зналъ, какой сдѣ лать приговоръ, и, опасаясь, какъ бы недовольная сторона не съѣ ла самого судью, бѣ жалъ съ судейскаго мѣ ста. Во время этого страшнаго голода появились разныя болѣ зни и такіе страшные случаи смерти, что нельзя было смотрѣ ть безъ плачу и ужасу на умирающаго человѣ ка. Я много насмотрѣ лся на такихъ. Иной пожиралъ землю подъ собою, грызъ свои руки, ноги, свое тѣ ло и что всего хуже, --желалъ умереть поскорѣ е и не могъ, --грызъ камень или кирпичъ, умоляя Бога превратить въ хлѣ бъ, но не могъ откусить. Вздохи: ахъ, ахъ, слышны были по всей крѣ пости, а внѣ крѣ пости--плѣ нъ, смерть. Тяжкая это была осада, тяжкое терпѣ ніе! "