Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Истинное знание – знание причин».
|
|
Галилео Галилей
Экономика потому и является непростой наукой, что в ней причина экономически значимого события периодически становится его следствием, а следствие превращается в свою причину (см. рис. 25). Возьмем, к примеру, связь между уровнем кредитной ставки и динамикой промышленного производства (как вы думаете, не упускаем ли мы какой-либо третий, не менее существенный, экономический фактор?). Ниже приводится лишь общее описание возникающих в триадной системе причинно-следственных связей. Решение СДУ (системы дифференциальных уравнений), подобной той, что была написана на предыдущем шаге, а также формулировку триадного аналога модели Гудвина[451] мы оставляем любителям математических досугов.
Итак, упавшая до минимальных значений кредитная ставка в общем случае способствует росту промышленного производства, растущее промышленное производство наполняет рынок товарами, увеличивая конкуренцию в торговле и снижая ее рентабельность (рис. 23а, точка Т1). Производители и частные лица (участники программ потребительского и ипотечного кредитования) конкурируют друг с другом за заемный капитал, что отражается на процентных ставках, и они начинают расти (точка Т2). Повышение процентных ставок продолжает снижать рентабельность торговли и начинает снижать рентабельность промышленного производства.
Заметка на полях.
Существует предельная ставка кредитования, при которой рентабельность производства становится равной нулю. На сегодняшний день в России, по экспертным оценкам, величина предельной ставки не превышает 15% годовых.
Подавление промышленного производства приводит к увольнениям работников, что вместе с ростом процентных ставок по краткосрочным кредитам на пополнение оборотных средств и по потребительским кредитам минимизирует доходы продавцов на товарных рынках (точка Т3).
С продолжением промышленного спада кредитные ставки растут все медленнее, их рост останавливается, и они достигают максимума тогда, когда производство уже успевает перейти в фазу рецессии, что снижает предложение товаров на рынки, приводя к росту рентабельности торговых операций (точка Т4). Снижение стоимости денег (процентных ставок) приводит к началу подъема промышленного производства и увеличению доходов торговых организаций (точка Т5).
Продолжающиеся снижаться процентные ставки и подъем промышленности, приводящий к появлению дополнительных рабочих мест, увеличивают спрос на рынках произведенных промышленностью товаров, доводя рентабельность предприятий торговли до максимального значения (точка Т6).
Повышение спроса на заемный капитал со стороны промышленности и конечных потребителей – покупателей приводит к остановке падения процентных ставок – круг замкнулся.
Так (в идеале) предложение денег, промышленное производство и торговые обороты (вот он, третий элемент экономической триады!) в экономике попеременно становятся друг для друга то причиной, то следствием.
Рис. 23а. Триадное взаимодействие отраслей экономики
Рис. 23б. Общая схема взаимодействия сил в триаде
Заметка на полях.
Присутствие блока «Кредит» на рис. 23а ни в коей мере не означает, что автор считает ростовщичество инструментом, абсолютно незаменимым в экономике. Финансировать промышленность и торговлю можно и другим способом, а не только давая деньги в рост (подробнее об этом – на седьмой Ступени).
Происходит нечто напоминающее качение колеса (рис. 24): в каждый момент времени причиной качения является то место на ободе, которое в этот момент неподвижно относительно земли (находясь на земле, опирается на нее) и служит точкой опоры для всего колеса. В следующий момент времени причиной качения будет уже другая точка на ободе. Прежняя же точка опоры, начиная двигаться, перестает быть причиной вращения колеса, а ее движение становится следствием неподвижности новой точки опоры. Существенное различие между экономической триадой и метафорой качения колеса таково: на ободе колеса бесконечное число точек, последовательно становящихся причиной его качения, в триаде же лишь три элемента, последовательно передающих друг другу функцию причины движения триадной системы.
Я спрашивал себя, как может книга быть бесконечной. В голову не приходило ничего, кроме циклического, идущего по кругу тома, тома, в котором последняя страница повторяет первую, что и позволяет ему продолжаться сколько угодно».
Хорхе Луис Борхес, «Сад расходящихся тропок»
Рис. 24. Качение колеса – пример циклического перехода причины в следствие и обратно
Таким образом, если фразу «является причиной превращения в точку опоры» обозначить значком «→», то качение изображенного на рис. 24 колеса можно описать следующим математическим выражением: A → B → C → D → E → F → G → A.
Которое, в свою очередь, является фиксацией нетранзитивности отношений в группе поименованных элементов – от А до G. Что, опять-таки в свою очередь, является примером так называемой циркулярной логики (рис. 25).
Рис. 25. Схема циркулярной логики
Изображенная на рис. 25 схема – это не висящий на стенке ада план эвакуации при пожаре, это пример циклического каузального графа – циклической причинности в петле обратной связи: из А следует В, из В следует С, из С следует опять А. Это пример циркулярной логики, описанной Карлом Людвигом фон Берталанфи в его «Общей теории систем».
Изображение колеса на рис. 24 взято из рис. 1 в книге М.-Л. фон Франц «Прорицание и синхрония»[452], который иллюстрирует разницу между так называемыми каузальным и синхронистическим способами мышления (термины Юнгианской психологической школы).
Ниже – цитата из указанной книги:
«В предисловии к английскому изданию перевода «И-Цзин, или Книга Перемен», выполненного Рихардом Вильгельмом, Юнг четко формулирует различие между каузальным и синхронистическим мышлением. Каузальное мышление является, так сказать, линейным. Существует последовательность событий А, В, C, D, и вы, рассуждая в обратном направлении, желаете понять, почему D появляется вследствие С, почему С появляется вследствие В и почему В – вследствие А, подобно некоторого рода внутренним или внешним событиям. Человек пытается мысленно представить взаимосвязанность событий и их причину. (...)
С другой стороны, синхронистическим мышлением можно назвать «пространственное» мышление (field thinking), центрованное относительно времени (рис. 1)[453]. Об этом хорошо пишет Р. Вильгельм во введении к «Книге Перемен». Он говорит об определенном комплексе событий, происходящих в определенный момент времени».
Комментарий.
Насчет линейного (каузального мышления) все понятно, насчет синхронистического – не очень.
На рис. 24 те самые А, В, C, D, E, F, G обозначают последовательность причины и следствия друг для друга. Но колесо на то и колесо, что замкнуто, и если фразу «является причиной» по-прежнему обозначать значком «→», то мы получим пример замкнутой, циркулярной каузальной цепочки: А → В → C → D → E → F → G → А!
Выходит, явление А является причиной самого себя?!
Не является ли осознание этой циркулярно замкнутой причинно-следственной цепочки событий примером синхронистичного способа мышления? Не является ли примером синхронистичного способа мышления утверждение о том, что сделанное человеком добро обязательно к нему вернется – так же как и сделанное им зло?
Обратите внимание на соответствие элементов триады, изображенных на рис. 23а, б, – на соответствие между функциональными периодами, сменяющими друг друга в экономике и присущими любой триаде циклами Созидания–Сохранения–Разрушения. Циклами созидания нового, превращения нового в старое и разрушения старого, расчищающего место для следующего нового (Жрецы-провидцы придумывают новое, Дельцы-умельцы воплощают в жизнь придуманное Жрецами новое, превращая тем самым прежнее новое в старое, Воины-чистильщики освобождают мир от старого, расчищая место для следующего нового).
Таким образом, известной формуле Маркса Д–Т–Д’ соответствует целиком описывающая триадный цикл формула З–Д–В–З’. Причинно-следственную последовательность Деньги–Товар–Деньги’ мы, меняя акцент (граничные условия), расширяем до Знание–Деньги–Власть–Знание’.
«Жизнь в Мироздании есть бесконечный циклический процесс разрушения одной идеи и созидания другой».
Н. Д. Морозов
При этом в экономической триаде функция Созидания исполняется промышленным производством, финансовый сектор занимается Сохранением, использованием созданного, а рынок является Разрушителем[454] старого, расчищающим место новому, – именно рынки спросом на новые товары разрушают производство устаревшей продукции.
А где в вашей схеме государство? – может спросить поклонник концепции Джона Мейнарда Кейнса. Отвечу: в нашей схеме функцию государства, ограничивающего процесс возникновения монополий, берет на себя блок «Политика», контролирующий блок «Экономика». С другой стороны, совокупность всех трех взаимодействующих друг с другом иерархий и есть то, что называют «государством», – то, что называют государственным аппаратом. По большому счету, в построенном по описанным в настоящей книге лекалам гармоничном социуме не потребуется осуществлять предписываемое кейнсианством вмешательство в экономику, поскольку само существование триадной схемы устраняет из экономики пузыри, а значит, необходимость борьбы государственного аппарата с последствиями их возникновения.
Как видите, триадность социальной системы не ограничивается взаимодействием трех структур, а именно иерархий «Политика», «Идеология», «Экономика». Социальная природа изоморфна, и структура социума имеет свойство повторяться на каждом уровне реализации. Триадный принцип соблюдается на любом уровне, социальная система строится по самоподобной, фрактальной схеме и представляет собой серию вложенных друг в друга триад. Поэтому каждая из трех названных структур также является триадой: как мы только что смогли убедиться, элемент «Экономика» представляет собой триаду Торговля–Производство–Финансы (что соответствует трем формам капитала: товарной, производительной и денежной). В сфере торговли трудится Делец-Воин (освоение новых рынков, торговля на дальние расстояния, сопряженная со значительными рисками как в древности, так и в наши дни). Производство является сферой деятельности людей, имеющих психотип Делец-Жрец (создание и продвижение новых товаров и услуг), финансовыми потоками оперирует человек с психотипом Делец-Делец (комментарии излишни). Обратите внимание на последовательность, в которой перечислены члены экономической триады, – именно в этой последовательности эволюционирует любая экономическая система.
Сначала появляются Торговцы, купцы, которые завоевывают, захватывают (зачастую – отбивая у конкурентов) новые рынки сбыта.
Заметка на полях.
Вот какую нелицеприятную характеристику Франсуа Мари Шарль Фурье, французский философ, социолог, один из представителей утопического социализма, дает первому элементу экономической триады: «Паук – эмблема цивилизованной торговли. Надо постоянно беречься паука, который всегда готов завладеть каждым углом, оставленным хоть на сутки без внимания. Торгаш также водворяет свою лавку или свой магазин всюду, где только может, – на самых грязных улицах, у самых великолепных памятников; стоит только не присмотреть за каким бы то ни было местом, как завтра же там появятся торгаш и паук. Лавка и паутина представляют в различных видах своих все переходы от прекрасного к безобразному: одни грязны и отвратительны, другие блистают чистотой, порядком и симметрией. И здесь и там остроумный механизм проволок и звонков извещает хозяина о прибытии постороннего. Хозяин – торгаш или паук – проводит всю жизнь в углу своей лавки или паутины. Уши и глаза его постоянно настороже: он смотрит, прислушивается; в этом всё его дело. Лавка воздвигнута, паук уселся на свое место. Горе неосторожному, двуногому или многоногому, кого роковая судьба приведет в его паутину. Едва ступил он на нее, хозяин уже знает это, и участь пришельца решена. Торгаш или паук кидается на него, хватает добычу, обволакивает ее слизистыми нитями или медовыми речами. И, опутав его члены или рассудок, они погружают ему в сердце или кошелек свое жадное сосало. Тогда они принимаются сосать и сосут, пока не высосут все, затем с пренебрежением отворачиваются от этого бескровного трупа, от этого пустого кармана. У паука голова покрыта глазами, громадное брюхо, длинные, крючковатые лапы; но груди, сердца нет. Паук пожирает подобных себе; самка жрет самца и детенышей. Торгаши также ведут друг с другом вечную войну, не щадя ни родных, ни соотечественников; толстые всегда пожирают тощих. Труд паука и торгаша состоит в том, чтобы раскидывать паутину и хватать добычу; от этого труда они жиреют за счет других, но для общества их труд бесплоден; на что годна паутина? Цивилизованная торговля – паук; а промышленность – муха, которую он сосет, истощает и убивает. А между тем секта экономистов неистово кричит: «Дайте полную свободу купцам!» Laissez faire les marchands! («Дайте действовать купцам!»)». [455]
Затем на завоеванной купцами территории, решая задачу снижения транзакционных издержек и стоимости оплаты труда, возникает производство. Которое в итоге вытесняется наиболее прибыльным бизнесом – игрой в финансовые фантики.
При этом каждая из трех упомянутых отраслей экономики и далее может быть разложена на три составляющие. Если спуститься еще на один уровень ниже, то, к примеру, в секторе «Торговля» мы видим перемещение в пространстве объектов трех типов: перемещение товаров (сфера приложения психотипа Делец-Воин-Делец), людей[456] (сфера деятельности психотипа Делец-Воин-Воин) и информации (сфера психотипа Делец-Воин-Жрец). Указывая психотипы, мы учли, что в триаде первого уровня мы имеем Экономику, в триаде второго уровня – Политику, в триаде третьего уровня – три названные разновидности торговых операций.
Обращаясь к блоку «Финансы» экономического блока, можно заметить, что прибыль здесь получают тремя различными способами: на ростовщичестве – используя математико-финансовые схемы, в обменных (торговых) операциях на валютном и фондовом рынках и надуванием финансовых пузырей (на четвертом Шаге первой Ступени мы уже назвали эти три группы Дельцов – соответственно процентщиками, менялами и оценщиками).
Процентщики являются Дельцами – это финансисты в чистом виде, живущие на взимании процентов на выдаваемые заемные средства.
Менялы – это Воины экономики, это уже не финансисты, а торговцы.
Оценщики выполняют в экономике функцию Жреца – это финансирующие новейшие разработки венчурные финансисты, но это также и «надуватели» финансовых пузырей. Финансовый пузырь «надувается» на новых товарах и услугах. Новые товары и услуги выводятся на рынок венчурными фондами, но завоевывают его благодаря желанию оценщиков «надуть» очередной финансовый пузырь на новом активе.
При этом сохраняется прежний порядок взаимного контроля / подчинения. «Надуть» финансовый пузырь без участия ростовщиков невозможно – пузырь «надувают» на кредитные деньги. Следовательно, процентщики контролируют оценщиков.
Оценщики могут «надуть» финансовый пузырь на любом рынке, от рынка предметов искусства до валютных и товарных – на которых они контролируют менял. Менялы, манипулируя кросс-курсами валют, оказывают влияние на текущие и фьючерсные процентные ставки межбанковского рынка.
Триаде Производство–Финансы–Торговля соответствуют также три существующие ныне правовые формы получения прибыли: предприниматель получает прибыль от участия в деле, о трех способах получения прибыли финансистами мы уже сказали, торговцы получают прибыль от посредничества между покупателем и продавцом, перемещая в пространстве товары, людей и информацию.
Вывод о фрактальном, самоподобном устройстве мира – о том, что триадные системы, подобно русской матрешке, вложены друг в друга, – находит отражение и в геополитике. Члены Всемирной триады, содержащие в себе страны с дуальной структурой Власть–Народ, объединены в блоки Запад, Центр, Восток.
Власть в каждом блоке стран представляет собой опять-таки триаду.
В частности, о триаде Власти западного блока стран рассказывается в известном пятичасовом документальном фильме «Кольцо Власти: мировое супергосударство» (Ring of Power: The Empire of «The City» (World Superstate), вышедшем в Великобритании в 2007 г.: «Три самых влиятельных города мира. Эти три города не принадлежат ни одному народу и не платят налогов ни одному государству. Это округ Колумбия, расположенный в центре Вашингтона, не подпадающий под юрисдикцию ни Вашингтона, ни США; это Сити, расположенный в центре Лондона, не подпадающий под юрисдикцию ни Лондона, ни Великобритании, и Ватикан, расположенный в центре Рима, не подпадающий под юрисдикцию ни Рима, ни Италии.
Эти города-государства имеют собственные флаги, собственные законы и собственные идентичности.
Ватикан как независимое государство образован в 1929 г. (на основании Латеранских соглашений, подписанных дуче Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. – М.Г.).
Сити Лондона – частная корпорация, город-государство. В 1695 г. король Англии Вильгельм III Оранский приватизировал Банк Англии и передал его в частные руки. В 1812 г. Натан Ротшильд спровоцировал крах Лондонской биржи и получил контроль над Банком Англии. Сегодня Сити Лондона – финансовый центр мира и самая дорогая квадратная миля на Земле. Свой суд, свои законы, свой флаг, своя полиция. Это не часть Лондона, не часть Англии и не часть Британского Содружества.
Округ Колумбия в Вашингтоне имеет собственный флаг и собственную независимую Конституцию. Конституция округа Колумбия основана на тираническом римском праве, не имеющем ничего общего с Конституцией США. 21 февраля 1871 г. Конгресс США принял акт, создавший для округа Колумбия отдельное правительство, позволяющее ему действовать вне рамок законодательства США.
На флаге округа Колумбия расположены три звезды – по одной на каждый город Империи. Эта корпоративная Империя контролирует мир – экономически через лондонский Сити, военной силой через округ Колумбия и духовно через Ватикан».
В качестве иллюстрации приведем кадр из указанного фильма (рис. 26).
Рис. 26. Триада Власти блока стран «Запад»
Поскольку на этом Шаге мы говорим об экономической триаде, остановимся подробнее на экономическом элементе грядущего (а может, уже наступившего?) Нового Мирового Порядка.
Ниже приводится отрывок из статьи Хенка Руссенаарса (Henk Ruyssenaars) от 10 июля 2006 г., в которой разъясняется подлинный смысл субъекта политических и экономических отношений, именуемого «Лондонский Сити»:
«Для большинства людей слова «Корона» и «Сити» в контексте Лондона имеют отношение к королеве или столице Англии.
Это не так. В действительности Сити – это находящаяся в частном владении корпорация или суверенное государство, занимающее неправильный четырехугольник площадью 677 акров (274 гектара. – М.Г.), который расположен прямо в сердце территории Большого Лондона площадью 610 квадратных миль. Население Сити указывается в количестве чуть больше четырех тысяч, в то время как население Большого Лондона (32 административных района) составляет около семи с половиной миллионов человек.
«Корона» – это комитет численностью от 12 до 14 человек, который управляет независимым суверенным государством, известным как Лондон или Сити. Сити не является частью Англии. Он не подчиняется монарху. Он не находится под юрисдикцией британского парламента. Как Ватикан в Риме, он является отдельным, независимым государством.
Сити, который часто называют «самой богатой милей на земле», управляется лордом-мэром. Здесь сосредоточены влиятельные британские финансовые и коммерческие организации: богатые банки, возглавляемые находящимся в частном владении (контролируемым Ротшильдом) Банком Англии, Ллойд Лондона, Лондонская фондовая биржа и офисы большинства ведущих международных торговых концернов. Здесь также находится Флит-стрит, сердце и центр газетного и издательского мира.
Лорд-мэр, которого выбирают на один год, является монархом в Сити. Как пишет Обрей Менен (Aubrey Menen) в книге «Лондон», «Тайм-лайф» (Time-Life), 1976, стр. 16: «Отношения этого монарха Сити с монархом королевства [королевой] вызывают любопытство и свидетельствуют о многом».
И это действительно так!
Когда королева Англии посещает Сити, лорд-мэр встречает ее у Темпл-Бар, символических ворот Сити. Она кланяется и просит разрешения вступить в его частное, суверенное государство. Во время таких государственных визитов «лорд-мэр одет в свою мантию и цепь, а его свита в средневековых костюмах затмевает королевскую свиту, которая может быть одета только в повседневную форму».
Лорд-мэр ведет королеву в Сити.
Символика ясна. Лорд-мэр – монарх. Королева – подданная.
Маленькая клика, которая правит Сити, диктует условия британскому парламенту. Она говорит ему, что делать и когда. Теоретически Британией правит премьер-министр и кабинет ближайших советников. Эти «номинальные правители» делают все возможное, чтобы создать впечатление, что они командуют парадом, но в действительности они являются лишь марионетками, которых за ниточки дергают темные личности, руководящие из-за кулис. Как писал британский премьер-министр конца 1800-х гг. Бенджамин Дизраэли (Benjamin D’Israeli): «Таким образом, вы видите, что... миром правят совсем другие персоны, чем кажется тем, кто не находится за кулисами» (Coningsby, The Century Co., Нью-Йорк, 1907, с. 233).
Этот факт еще более подчеркивает другой отрывок из книги Менена: «От премьер-министра, занятого политикой, не требуется, чтобы он разбирался в тайнах крупных финансовых операций, а от канцлера казначейства требуется понимание их, только когда он предлагает проект бюджета. Их обоих консультируют постоянные чиновники казначейства, а они прислушиваются к Сити. Если они считают, что некоторые решения правительства могут привести к обратным результатам, им нет смысла призывать британских послов, чтобы выяснить у них это; они могут узнать это быстрее из Сити.
Как сказал один посол: «Дипломаты в наши дни всего лишь курьеры, да и то медленные. Сити знает. Он скажет казначейству, а казначейство скажет премьер-министру».
Горе тому, кто не слушает. Самую яркую иллюстрацию этого можно найти в недавней истории. В 1956 г. тогдашний премьер-министр, сэр Энтони Иден (Anthony Eden) начал войну за возвращение Суэцкого канала. Едва она началась, как Сити информировал, что через несколько дней у него не будет денег для ее ведения, фунт стерлингов обвалится. Он прекратил войну и был изгнан из кабинета своей партией. Когда премьер-министр поднимается, чтобы обратиться к гостям на торжественном обеде лорд-мэра, он выражает надежду, что Сити поддержит его чем-то более существенным, чем золотые блюда, щедро выставленные в буфетах».
Британское правительство является рабом облигаций «невидимой и неслышной» силы, сосредоточенной в Сити. Сити задает тон. «Видимые и слышимые лидеры» – это просто марионетки, которые по команде танцуют под эту музыку. У них нет силы. У них нет власти. Несмотря на парадный вид, они всего лишь пешки в игре, проводимой финансовой элитой.
Важно осознавать тот факт, что под видом Британской империи функционируют две независимые империи. Одна – это империя Короны, а другая – Британская империя.
Колонии с белым населением были подвластны монарху, т. е. находились под властью Британского правительства. Такими нациями, как Южно-Африканский Союз, Австралия, Новая Зеландия и Канада, правили в соответствии с британским законодательством. Они представляли только 13% людей, составлявших население Британской империи.
Все другие части Британской империи, такие как Индия, Египет, Бермуды, Мальта, Кипр и колонии в Центральной Африке, Сингапур, Гонконг и Гибралтар, были колониями Короны. Они не были под британским правлением. У британского парламента не было над ними никакой власти.
Так как Корона владеет комитетом, известным как британский парламент, не было никаких проблем в том, чтобы заставить британских налогоплательщиков оплачивать морские и военные силы, поддерживающие власть Короны в этих регионах.
Сити получал фантастические прибыли от своего правления, осуществляемого под защитой британских вооруженных сил. Это не было британской торговлей и британским богатством. Международные банкиры, преуспевающие торговцы и те члены аристократии, которые были частью Сити, скопили несметные состояния.
Около семидесяти лет назад Винсент Картрайт Викерс (Vincent Cartwright Vickers) утверждал, что: «...финансисты фактически берут на себя, возможно, не ответственность, но, без сомнения, способность контролировать мировые рынки и, вследствие этого, многочисленные связи между одной нацией и другой, включая международные дружественные отношения и недоверие... Кредиты другим странам лондонский Сити предоставляет, совершенно не заботясь о благополучии нации, а лишь для того, чтобы повысить задолженность, благодаря которой Сити процветает и богатеет...»
В книге «Империя Сити» (The Empire of the City) Е. К. Кнут (E. C. Knuth) заявляет:
«Этой национальной и преимущественно интернациональной диктатуре денег, которая натравливает одну страну на другую и которая, благодаря собственности на бó льшую часть прессы, превращает свое собственное мнение в видимость общественного мнения, нельзя больше разрешать низводить демократическое правление до простой декларации. Сегодня мы смутно видим через стекло, так как еще очень много того, обнародование чего не в интересах общественности...» Борьба за власть и богатство очень древняя, но всякая попытка понять сегодняшнее положение в мире, когда основную массу человечества загоняют в загон как овец, без определенного знания истории является сложной и почти невозможной задачей».[457]
Вернемся и мы к нашим баранам.
Приведенная на рис. 23а схема описывает гармоничное состояние экономики, ее невырожденную динамику. В экономике, пораженной финансовыми пузырями, из триады исключается один из трех формирующих ее компонентов. После чего триада, динамическая устойчивость которой обеспечивается наличием отрицательной обратной связи между тремя ее элементами, превращается в диаду, принципиальное отсутствие устойчивости которой обусловлено действующей между ее двумя элементами и разрушающей ее положительной обратной связью.
Приведем пример надувания пузыря на рынке недвижимости – пример исключения из экономики потребителей (то есть исключения из триады элемента «Торговля»). Произведенная промышленностью продукция (возведенная недвижимость) с целью получения компаниями-девелоперами следующего кредитного транша для возведения очередного объекта, минуя потребительский рынок, передается в залог финансистам. Раскручиваясь, спираль набирает обороты, пока финансовый пузырь надувается деньгами – пока падают процентные ставки по кредиту и растет оценочная стоимость недвижимости (не рыночная стоимость недвижимости – она как таковая в режиме надувания пузыря просто не существует; растет оторванная от рынка величина ее оценки залоговыми комиссиями банков).
По мере развития процесса надувания пузыря один из элементов триады – в нашем описанном выше случае это Торговля – постепенно выпадает из взаимодействия. СДУ с тремя неизвестными постепенно вырождается в двумерную. Два оставшихся элемента, подобно популяциям щук и карасей, испытывают колебания – ходят по постепенно сужающимся кругам. В конечном итоге наступает кризис – рост Производства прекращается, поскольку другой элемент (Кредит) слабеет, не получая реальных денежных поступлений (вся полученная кредиторами прибыль – фикция, результат учета находящейся на балансе недвижимости). Как результат – резкое падение производства (прекращение строительства объектов недвижимости) и сокращение кредитования. Необходимость реализации заложенной строителями недвижимости оживляет Торговлю – система опять становится трехмерной. Стоимость недвижимости падает, пузырь на рынке недвижимости сдувается, строители и их кредиторы разоряются.
Заметка на полях.
Сегодня жертвами пузыря на рынке недвижимости становятся не только возводящие ее девелоперы, не только спекулянты (как физические, так и юридические лица), вкладывающие деньги в недвижимость с целью ее дальнейшей перепродажи, но и огромное число жителей (домохозяйств). Дело в том, что начиная с 1981 г. проблема поддержания совокупного спроса в США решалась через потребительское кредитование, использующее в качестве залога ипотечные ценные бумаги. В период бурного роста цен на недвижимость у потребителя всегда есть возможность перекредитоваться – взяв новый кредит под залог выросшей в цене ипотечной закладной, погасить долги, возникшие по основной сумме и процентам на нее. Схема работала, пока процентная ставка по кредитам падала и/или стоимость недвижимости росла. Как только одно или оба условия перестают выполняться (что неизбежно – процентная ставка не может упасть ниже нуля, стоимость недвижимости не может расти до бесконечности), пузырь схлопывается. Так в 2008 г. рейганомика в США закончилась, и наступила вторая (и, как считают многие экономисты, последняя для капитализма) Великая депрессия.
«Спекулянты могут и не причинить никакого вреда, как пузыри на устойчивом потоке предпринимательства. Но положение осложняется, когда предпринимательство само становится пузырем в водовороте спекуляций». [458]
Джон Мейнард Кейнс
Следующий пример – на этот раз исключение из триады Производства (очевидно, что третий вариант, исключение из триады Кредита, принципиально невозможен – финансовый пузырь можно надуть только деньгами, только в ходе кредитно-денежной эмиссии, мультипликации).
Как известно, существование фондовой биржи объясняется желанием финансовых тузов периодически разорять лохов, возомнивших себя биржевыми игроками, необходимостью оперативно перенаправить финансовый капитал в наиболее быстро развивающиеся (а потому наиболее привлекательные с точки зрения возможной прибыли) отрасли экономики. При этом именно биржа идеально подходит для организации финансовых пузырей. Отрыв цены актива, акции, от экономически обоснованного значения (определяемого, к примеру, отношением выплачиваемого по акции дивиденда к ее цене) происходит буквально постоянно, поскольку доля спекулятивных сделок на фондовом рынке близка к 100% (неспекулятивные, долгосрочные прямые инвестиции, сделки по приобретению бизнеса заключаются на внебиржевом рынке).
Чем заканчивается исключение производителя из триады Производство–Кредит–Торговля, мы все хорошо знаем. Потеряв компонент Производство, триада деградирует до пузыря – принципиально неустойчивой диады Торговля–Кредит.
Заметка на полях.
Положительную обратную связь, надувающую создаваемый этой парой финансовый пузырь, описал знаменитый валютный спекулянт Джордж Сорос, сформулировавший так называемый эффект рефлексивности: спрос и предложение на фондовом рынке не могут считаться независимыми, поскольку оба зависят от ожиданий участников рынка, касающихся событий, обусловленных, в свою очередь, этими ожиданиями.
Как и в первом случае, пузырь надувается до тех пор, пока процентные ставки падают, а стоимость акций растет (купленные на кредитные деньги акции отдаются в залог при получении следующего кредитного транша). Диадная конструкция быстро отрывается от реальности, от состояния промышленного производства, теряет устойчивость, поскольку не обладает механизмом отрицательной обратной связи, способным вернуть ее в равновесное состояние. В результате за надуванием спекулятивного фондового пузыря рано или поздно следует единственно возможный исход – коллапс. «Пердуха»[459] заканчивается, и начинается долгая и мучительная депрессия.
Динамика рыночной экономики по Марксу выглядит следующим образом:
Д–Т–Д’,
где Д – деньги, взятые производителем в банке для организации производства, Т – произведенный товар, Д’ – деньги, полученные производителем за товар, проданный на рынке. В здоровой экономике Д < Д’.
При пузыре первого из двух описанных видов имеем:
Дкр–Т–Д’кр,
где вместо Д’, денег за реализацию товара на рынке, имеем Д’кр – кредитные деньги, полученные опять-таки в банке под залог товара Т. Схема функционирует до тех пор, пока залоговая стоимость товара Т растет и/или процентная ставка по кредиту падает, т. е. до тех пор, пока Дкр < Д’кр. Как только Дкр > Д’кр, угар заканчивается и начинается банкротство строительных компаний и кредитных учреждений.
Для описанного пузыря второго вида имеем:
Дкр–Т’–Д’кр,
где вместо товара Т в марксовой схеме мы имеем его заменитель, эрзац, Т’ – ценные бумаги, акции и облигации, а вместо Д’ мы опять имеем Д’кр – деньги, полученные в банке под залог ценных бумаг. Как и в первом примере, схема работает только до тех пор, пока Дкр < Д’кр.
При этом в обоих случаях имеем Д–Т–Д’, а не Т–Д–Т’, поскольку в первой формуле именно деньги являются целью деятельности, а товар – средством, а во второй – наоборот.
Заметка на полях.
Именно деградация триады Производство – Финансы – Торговля, ее вырождение в диаду (Производство – Финансы в первом описанном случае, Торговля – Финансы – во втором) является причиной, по которой в период экономического кризиса перестает действовать пресловутая «невидимая рука» рыночной экономики. Более того, «невидимая рука» рынка не просто перестает выравнивать возникающие на рынке дисбалансы – она начинает тупо душить этот рынок.
По мнению Александра Айвазова и Андрея Кобякова, авторов статьи «Николай Кондратьев как «зеркало» кризиса», это происходит в конце повышательной фазы кондратьевского цикла (К-цикла): «…уже на этапе насыщения норма прибыли в реальном секторе (включая кластер отраслей, определяющих содержание данного К-цикла) начинает опускаться настолько низко, что вложения в реальную экономику в большой степени становятся непривлекательными. Денежные инвестиционные ресурсы перетекают в сферу товарных и, особенно, финансовых спекуляций, где они разогревают конъюнктуру и начинают приносить несопоставимо больший доход. Одновременно с этим развитие соответствующих рынков (финансовых, товарных, недвижимости) начинает обретать характер строительства финансовых пирамид. Что предопределяет в дальнейшем крах этих рынков и массовое испарение фиктивного капитала. Острый финансовый кризис в финале становится, таким образом, завершающим аккордом повышательной фазы цикла, за которой начинаются спад и депрессия.
Есть еще одна закономерность, проявляющаяся в рамках кондратьевских «больших волн». С ними в большой степени связана цикличность либерализации и «огосударствления» экономической жизни, то есть смена господствующей модели управления экономикой и многими социальными процессами. Период острого и затяжного кризиса в рамках понижательной фазы кондратьевского цикла объективно требует перестройки всей системы организации управления в экономике, которая выражается в усилении роли и функций государства в хозяйственной системе с резким сокращением поля применения либеральных схем и методов хозяйствования. Однако в фазе сатурации (насыщения) эта же либерализация неизбежно приводит к эксцессам, перегревам экономики и формированию различных финансовых «пузырей» и «пирамид», тем самым приближая острую кризисную развязку и неизбежную вследствие этого новую волну «огосударствления». [460]
Напомним, в социуме, на один метасистемный уровень выше, отсутствие отрицательной обратной связи в диаде Власть–Народ приводит к надуванию пузыря Власти и его схлопыванию в период социальных потрясений, революций (всегда, как мы все помним, происходящих при активном участии находящейся в тени (за границей) третьей силы).
Относительно «невидимой руки» рынка хочу сделать следующее замечание. По сути, речь идет о том, что на рынке пришедшие в равновесие спрос и предложение наиболее полно удовлетворяют потребности его участников. Но эта модель, как и любая другая, имеет область применения (существования), имеет границы, вне которых модель перестает работать – перестает соответствовать действительности. Одна из границ модели – рынок должен быть совершенным, в частности на рынке не должно быть монополий. При этом парадокс заключается в том, что лишенный внешнего контроля рынок как раз-таки склонен вырождаться в монополию – почему не может быть инструментом ее предотвращения и тем более ограничения. Рынок порождает монополию не по злому умыслу, а подчиняясь законам математики – закону больших чисел, согласно которому на предоставленном самому себе рынке всегда богатые становятся богаче, а бедные – бедней («пока толстый усохнет, худой сдохнет»).
Уничтожение монополий является обязанностью государства – силы, находящейся вне рынка. Государственный аппарат должен контролировать рынок, не допуская возникновения на нем монополий. Но кто будет контролировать само государство? Без этого контроля государство быстро превращается в главного выгодоприобретателя – само превращается в главного монополиста. Монополии (теперь уже государственные) начинают неограниченно расти, погребая под собой рынок, а затем и сам породивший их капитализм.
Прозвучавший вопрос вполне себе риторический, исчерпывающий ответ на него уже прозвучал: рынок, экономический блок страны должен быть подконтролен ее политическому блоку. Который должен контролироваться идеологическим блоком, в свою очередь подконтрольным экономическому блоку.
Заметка на полях.
Сравнивая рыночную экономику с экономикой пузырей, можно отметить следующую закономерность: изображенная на рис. 23а триадная динамика здоровой (гармоничной) экономики может описывать как восходящий, так и нисходящий тренд ее существования. Подобно некоей жидкой субстанции, прибыль перетекает из одной отрасли в другую, отрасли экономики поочередно проходят периоды подъема и спада, но в любом случае доход в любой из трех отраслей не становится отрицательным. Экономика же финансового пузыря, спекулятивно прибыльная в фазе его раздувания, в фазе его схлопывания разоряет сотни юридических и миллионы физических лиц. Их деньги переходят в карманы оценщиков, «хозяев дискурса» – узкого круга лиц, надувших пузырь и снявших сливки аккурат перед тем, как его проколоть [461].
Продолжая тему причины и следствия, от экономики перейдем на уровень выше – в социальной триаде причина и следствие также циклически меняются местами. Так же как это было выше описано для экономики, в соответствии с триадной теорией по мере существования страны власть (сила) в ней циклично перекатывается из рук Дельцов в руки Воинов, из рук Воинов в руки Жрецов, из рук Жрецов в руки Дельцов.
Усиление иерархии «Политика» ослабляет иерархию «Экономика», что влечет за собой усиление иерархии «Идеология», впоследствии ослабляющей иерархию «Политика». Причина – усиление иерархии «Политика» – привела к следствию – ослаблению иерархии «Экономика», что что стало причиной усиления иерархии «Идеология», что привело к ослаблению иерархии «Политика». Усиление иерархии «Политика» послужило причиной ее же и ослабления (сравни с рис. 24) – где здесь причина, где следствие?
«Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто бы в силах был разобрать, где причины, а где следствия?»
Козьма Прутков
Тот факт, что в равновесной системе все силы социальной триады находятся в динамическом равновесии, в среднем равны, и, подобно пробегающей по замкнутому контуру волне, попеременно проходят фазы усиления-ослабления, имеет следующее фундаментальное следствие: тезис Маркса о приоритете экономических отношений над всеми иными, тезис о том, что экономические отношения всегда являются базисом, а политика и идеология – надстройкой над ними, справедлив лишь отчасти – строго говоря, на одну треть. А потому науку политэкономию следовало бы переименовать в полит-эконом-идеологию.
«Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще».
Карл Маркс
Заметка на полях.
Как видите, косвенным подтверждением высказанной мысли, с нашей точки зрения, является признание Марксом важности не только производительных сил, но и производственных отношений, способных стать барьером на пути их развития.
Тезис Маркса верен лишь в течение одной трети триадного цикла, в другие две трети времени главными отношениями, двигающими социум на пути его развития, являются, соответственно, политические и идеологические. Точнее можно выразиться так: в зависимости от того, в какой триадной фазе находится социум, ведущим противоречием (причиной движения) последовательно является противоречие в парах Экономика–Политика, Политика–Идеология, Идеология–Экономика.
Заметка на полях.
В статье сотрудника ЕврАПИ (Евразийской академии проблем интеграции Российской Федерации) С. В. Вязова читаем: «В основе терминологии, заложенной Смитом, Рикардо, Марксом, – химера «человека экономического», который с механистической последовательностью везде и всюду преследует свой денежный интерес. У Маркса и буржуазия делает все ради денежной прибыли, и пролетариат должен восстать, чтобы увеличить получаемую им денежную прибыль.
Когда Марксу современники возражали, что культ золотого тельца его современности не вечен, что экономика играет в эпоху Маркса ту роль, которую в античности играла политика, а в средние века – богословие (выделено мной. – М.Г. ), Маркс обыкновенно начинал ругаться в том смысле, что ни в античности не кушали политику, ни в средние века не кушали теологию. «Капитал», как хорошо известно его читателям, содержит отпечатки яростных схваток Маркса с «цивилизационщиками» его времени.
Так вот, Маркс ошибся. «Человека экономического» не существует, или же он существует только в локальное время в локальных цивилизациях». [462]
«Марксизм – это одна из модификаций исторического материализма, когда объяснение законов экономики мы выводили из экономики же. Это попытка поднять себя за волосы. Чтобы что-то объяснить в экономике, надо зачастую выйти за пределы собственно экономики». [463]
В. Ю. Катасонов
Заметка на полях.
Мы – материалисты, и утверждаем первичность материального мира и вторичность – идеального. Материальное первично, идеальное вторично, материальное – база, идеальное – надстройка. Не мы придумали мир – это развитие мира привело к появлению у нас способности думать.
Но подобно тому, как за ядерным взрывом следует сначала световая волна, вслед за которой идет ударная (звуковая) волна, после обусловленного материальными причинами пассионарного толчка, после прихода Воинов, в социуме наблюдается интеллектуальный подъем, расцвет наук и ремесел – приходит время Жрецов, результатами которых воспользуются Дельцы, процветающие в третьей, заключительной триадной фазе.
После того как достижения интеллектуальной фазы утилизированы, фаза экономического роста постепенно вырождается в застой, который длится до тех пор, пока в социуме, по мере нарастания неблагоприятных изменений в окружающей среде, не начнут созревать напряжения, которые будут сняты новым пассионарным толчком.
Обратите внимание – как для Воинов, так и для Жрецов и Дельцов движущим фактором является материальный – однако свои материальные проблемы три названные категории людей решают по-разному.
С точки зрения марксистской теории эксплуатации одного класса другим, при всем многообразии вариантов, дуальная пара «эксплуататор–эксплуатируемый» – крестьяне–феодалы, пролетариат–буржуазия, когнитариат–корпократия – во все времена имела одну и ту же общую форму: Власть всегда эксплуатировала Народ. На разной фазе существования социума во Власти оказываются разные ее члены, причем в каждый момент времени представители одной из трех социальных страт оказываются опущенными в Народ, эксплуатируемый захватившими Власть представителями другой социальной страты. Третья страта общества при этом оказывалась более или менее равномерно распределена между Властью и Народом.
Мы считаем, что путь к социальной справедливости и процветанию – дополнение дуальной марксисткой пары «эксплуататор–эксплуатируемый» третьим членом, до триады. Задача построения будущего самосогласованного общества должна звучать так: поднять, развить существующую диаду Власть–Народ до триады Политика–Идеология–Экономика, где каждый ее член будет эксплуататором для одного своего соседа и эксплуатируемым – для другого.
В статье уже знакомого вам Вадима Кирпичева «Смысл коммунизма, или Возвращение Спартака в Рим», опубликованной в журнале «Дружба народов» (2011, № 11), есть такие строки: «В чем смысл любой формации? Заставить много и хорошо работать высшего примата. А он не зря высший, он далеко не дурак, поэтому задача сия архисложная. Для ее решения требуется тяжеловесная, мощная система принуждения. А способов всего два – экономическое принуждение и внеэкономическое. Вот и вся корневая разница между капиталистами и рабовладельцами».[464]
Вот она, Истина, вот что превращает одни социальные системы и страны в доминантов эпохи, а другие опускает в нищету и ничтожество. Доминирует та социальная система, которая способна добиться максимальной для данного уровня развития производительных сил степени эксплуатации максимального числа своих (и не только своих) граждан – и остаться при этом стабильно существующей системой. «Выигрывает та общественная система, которая в состоянии использовать весь труд, находящийся в ее распоряжении. А вот та, в которой существует немалая сфера «лишнего» труда, – гибнет».[465]
Позволим себе поправить Вадима Владимировича – есть не два, а три способа принуждения к труду (чаще всего они используются одновременно): Силой (внеэкономический-1), Деньгами (экономический) и Идеей (внеэкономический-2). Именно эти три способа доминировали соответственно при рабовладельческом строе, капитализме и советском социализме (или немецком национал-социализме). Однако к настоящему моменту рабовладение является маргинальной экономической схемой, кризис капитализма происходит буквально на наших глазах, нацистов ЖИД[466]о-англосаксы сначала развели как детей, а затем раздавили советской военной машиной, после чего СССР, опять-таки не без зарубежной помощи, был предан и разграблен собственной управленческой ЖИДо-элиткой.
А все потому, что в идеале все три способа эксплуатации должны использоваться одновременно. Вот он, идеал, – самодостаточный социум, скрепленный узами трех иерархий, каждая из которых эксплуатирует другую преимущественно своим специфическим способом: иерархия Жрецов держит в узде Воинов с помощью знаний, Воины управляют Дельцами силой, Дельцы управляют Жрецами, контролируя их доступ к плодам материального производства[467].
Заметка на полях.
Идея предельной самоэксплуатации, идея добровольной отдачи себя неожиданно превращается в свою противоположность – в осознанный и добровольно принятый смысл жизни. Принятие человеком в качестве смысла жизни предельной самоотверженности, предельной глубины отдачи себя, своей личности интересам Божества – социума.
Это и есть второй путь, второй способ придания смысла своей жизни – диаметрально противоположный тому, что предлагается тремя авраамическими мировыми религиями.
Жить, не надеясь на посмертное «продолжение банкета» [468].
Жить не для того, чтобы попасть в рай к гуриям и избегнуть ада с фуриями.
Жить не для того, чтобы не нарушить правил поведения, актуальных тысячелетия тому назад, и в награду за это получить, к примеру, в личное пользование 72 девственницы, – а так, чтобы все силы были отданы во имя будущего потомков – как своих (это про Воинов), так и чужих (это уже про Жрецов).
На благо человечества, на благо социума.
На благо ГАМАЮН – единого для всех людей Божества.
Жить так, чтобы смерть для тебя стала избавлением, чтобы в награду за свой трудовой (а если потребуется, и ратный) подвиг получить бесконечный отдых, который смерть приносит всем тем, кто его заслужил.
«Смерть – дело вполне обыкновенное. Не надо только бояться ее, не надо от нее отшатываться со страхом и отвращением, словно бог знает от чего. Надо же понимать, что смерть есть абсолютный и окончательный покой, – и все сразу тогда станет на свои места». [469]
С. Витицкий
«И жить хорошо, и умирать интересно». [470]
В. В. Розанов
К тем же, кто жил исключительно для себя, к тем, кто вместо того, чтобы отдавать, брал, а вместо того, чтобы служить, вымогал, смерть действительно приходит вечным наказанием. Конечной точкой, внезапной, нежданной остановкой в бесконечной гонке за жратвой, вещами и ощущениями. Таким для самоуспокоения действительно необходимы сказки народов мира о загробной жизни и кренделях небесных. Необходима вера в то, что они и после смерти смогут продолжать бесконечно запихивать удовольствия в свою ненасытную утробу.
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире – борьбе за освобождение человечества». [471]
Н. А. Островский
Религиозное начальство всех без исключения конфессий управляет своими адептами методом кнута и пряника. Чаще всего в качестве пряника используются сказки о бесконечном блаженстве в раю, в качестве кнута – ужасы адских пыток. Будда убедил своих последователей в том, что они лишены неотъемлемого права всех без исключения живых существ, – права на смерть. Поэтому в качестве пряника буддизм использует возможность положить конец вечному перерождению, которое, очевидно, является буддистским аналогом вечного ада. Православное христианство предлагает жить не ради продолжения телесных услад после смерти, а заботой о бессмертии души, – чем заслуживает искреннее уважение. Однако и в православии забота о душе есть забота о своей собственной, единоличной душе, – даже если знать, что сохранить душу свою можно лишь нестяжанием и жертвенной жизнью ради окружающих тебя людей.
Мы же, последователи ГАМАЮН, утверждаем, что нет у каждого из людей отдельной души.
Душа у всех у нас одна, имя ее – Русь.
«У русских, в отличие от других народов, есть очень простая и понятная религия – Россия. Она сильнее христианства и коммунистического мессианства. Вера наша не обременена пышными ритуалами и громкими молитвами, она тиха и неброска, но не дай Бог никому проверить ее на прочность – он будет уничтожен. И если нам придется когда-нибудь погибнуть, то мы уйдем на тот свет со своими врагами, ибо Земля без России не имеет смысла». [472]
Анонимный предтеча ГАМАЮН
У нас, рожденных в СССР, уже однажды был этот смысл существования. И этот смысл уже был однажды безжалостно растоптан, разрушен простым и очевидным фактом – в то время как бó льшая часть страны беззаветно отдавала свою жизнь трудовым и боевым подвигам, другая, гораздо менее многочисленная, наслаждалась пожиранием результатов, полученных трудом первыми.
Отечественные ЖИД [473] ы и поныне живут, пожирая то, что было создано поколениями самоотверженных тружеников, мучеников почившего Красного проекта. Именно для того чтобы не наступить еще раз на те же грабли, для того чтобы в очередной раз ЖИДы не обманули, не обвели вокруг пальца миллионы Жрецов и Воинов, и предлагается изложенная в настоящей книге триадная технология самоуправления социума.
Завершая разбор экономической триады, спросим себя: а что произойдет, если роботизировать в промышленности все рабочие места, максимально компьютеризировать финансовый сектор и предельно автоматизировать торговлю? Что произойдет, если поднять производительность труда на уровень, максимально возможный для текущего уровня развития производительных сил?
Кому прикажете продавать все это изобилие товаров и услуг, произведенных с резко возросшей производительностью труда, если заработную плату будут получать лишь пока еще не потерявшие работу редкие счастливцы? Если большинство людей при этом потеряет работу и им не на что будет покупать горы товаров, произведенных немногими пока еще работающими баловнями судьбы?
Последние полстолетия капитализм пытается решить эту задачу в лоб – по крайней мере сохранить достигнутый уровень производства с помощью искусственно нагнетаемого (накачиваемого) спроса.
Заметка на полях.
На самом деле поддерживается не потребительский спрос, а норма прибыли, выкачиваемой банкирами из индустриального сектора экономики. Под этим углом зрения потребительское кредитование есть один из способов облегчить лежащее на производителе и ставшее уже неподъемным кредитное бремя. При этом ни для кого не секрет, что мера эта временная. Поскольку потребительские кредиты погашаются из зарплаты, которую производитель выплачивает своим работникам, – типичный замкнутый цикл, из которого банкиры тянут последние соки. Производственный сектор экономики они уже практически полностью приватизировали – дело за малым осталось. За долги приватизировать трудящихся на производстве людей.
Спрос можно поднять тремя способами: рекламой (частью которой является индустрия моды), намеренным ограничением срока службы товаров[474] и потребительским кредитованием. Успешность применения этого небогатого арсенала можно оценить по текущему состоянию мировой экономики, стагнация которой в первую очередь обусловлена запредельным уровнем перекредитования рынка потребительских товаров и услуг.
С окончанием ХХ века, после того как страны бывшего социалистического лагеря были поглощены долларовой зоной, эра экстенсивного расширения рынков завершилась. Капиталистический способ производства уперся в «пределы роста» – прежде всего по количеству потенциальных (платежеспособных) потребителей произведенной продукции. Потребителей брать уже больше неоткуда, Земля оказалась круглой, а значит, конечной, финансовый пузырь, превышающий размеры Земли, надуть не получается, а жизнь на Марсе пока не обнаружена…
Заметка на полях.
«...Особенностью индустриальной экономики является ее принципиально кредитный характер, проще говоря – наличие ссудного процента. Это обстоятельство приводит, во-первых, к инфляции – возрастанию денежной массы и обесцениванию накопленных сокровищ. Во-вторых, к появлению в экономике инновационных элементов, созданию новых стоимостей. В-третьих, к экстенсивному росту рынков. Индустриальная экономика обречена расти. Через кризисы, через войны, через длинные циклы, но – обязательно расти.
Для роста нужны ресурсы: сырье, люди и рынки. И то и другое, и третье подразумевает пространство, свободное от индустриального производства. И вся история индустриальной фазы – это своеобразный «бег к морю», к границам мира обитаемого.
Мир оказался конечен, и волна индустриализации некогда выплеснувшаяся из Европы, «отразилась от его краев». Возникло стационарное состояние, не заключающее в себе никаких интенций пространственного развития». [475]
Очевидный (и в той же степени антигуманный) вывод – с повышением производительности труда появляется много «лишних» людей. Привычно рассуждая о лишних людях, представители золотого миллиарда наивно полагают, что они и дальше сумеют наслаждаться жизнью в стиле хай-тек за высокими заборами высокотехнологичных оазисов – в то время как поколения лишних людей по другую сторону этих заборов будут смиренно погибать от голода и болезней.
Заметка на полях.
Нечто подобное предлагал (сокрушаясь: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом» [476]) персонаж Ф. М. Достоевского, провинциальный философ Шигалев, который «предлагает, в виде конечного разрешения вопроса разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождения первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать». [477]
Это утопия (вернее, антиутопия), – и вот почему.
Достижимая в рамках того или иного социума глубина[478] разделения труда (специализация) прямо пропорциональна количеству людей, формирующих этот социум.
Заметка на полях.
Этому есть простое объяснение: при современном способе производства, использующем экономию на масштабах, бó льшая глубина разделения труда означает бó льший объем выпускаемой продукции в расчете на одного работника. Для того чтобы этот бó льший объем был продан, на него должен существовать соответствующий спрос – что означает наличие достаточно большого числа потребителей. Таким образом, объем выпускаемой продукции, а значит, глубина используемого в ее производстве разделения труда ограничена количеством платежеспособных потребителей этой продукции.
Та же зависимость существует между количеством людей, покупателей произведенных товаров, и скоростью (а не только уровнем, о чем шла речь в предыдущем абзаце) развития научно-технического прогресса, доступной для социума, состоящего из данного количества людей. Чем больше социум, чем больше потребителей, покупателей новых товаров, тем быстрее окупятся капиталовложения, сделанные в их разработку и производство. При этом для социума с заданной численностью существует предельный объем вложений в разработку новых товаров, которые могут окупиться в принципе (объем вложений, скорость окупаемости которых в условиях данного ограниченного спроса больше нуля).
О том, какие преимущества в деле модернизации и инновации имеет крупномасштабное производство, способное произвести уникальный наукоемкий продукт, по сравнению с мелкотоварным производством, производящим нечто гораздо более простое, в статье «Клиентские симбионты» империй. Почему невозможно быть сразу независимым, маленьким и успешным...» пишет, раскладывая все по полочкам, уже хорошо знакомый нам Вазген Авагян: «Потому что сумма затрат на инновации прямо зависит от серийности производства. Большую науку и принципиально новую технику можно использовать только там, где серийность производства достигла максимума.
Объясню просто.
Если у меня одноразовый молоток и цена удара им стоит 1 руб., то на его совершенствование (на совершенствование своего инструмента. – М.Г. ) я не могу потратить больше 99 коп., иначе вся затея станет убыточной. Но если я произвожу молотком 100 ударов, то могу потратить на его совершенствование уже до 99 руб. и все еще останусь рентабельным. Если же я произведу одним и тем же молотком 1000 ударов, то получу за них 1000 руб. и, следовательно, могу потратить на улучшения в своей работе 999 руб.
Понимаете ли вы разницу между 99 коп. и 999 руб.? Понимаете ли, что в хозяйстве, которое не может тратить на модернизацию себя больше 99 коп., будет страшный технологический застой по сравнению с хозяйством, где тратят на обновление технопарка и технологий хотя бы рублей 30–40? И пусть я буду тратить на модернизацию в два раза больший процент своей выручки, чем крупносерийное производство, я все равно гарантированно отстану. (...)
Самый крупный по капиталовложениям проект – это самый перспективный в плане доходности проект, потому что снижают доходность в первую очередь факторы конкуренции. Чем меньше средств нужно на открытие дела – тем больше людей его открывают, тем ниже в итоге прибыль каждого – ведь они перебивают друг другу цену. Другое дело – сверхзатратный проект-колосс, который по плечу потянуть только сверхдержаве! Тут конкуренция минимальна и, следовательно, прибыльная отдача максимальна». [479]
Кроме того, для того чтобы родились единицы Ньютонов, Гауссов и Менделеевых, нужно как можно больше как можно лучше образованных людей. Описанная выше схема «высокотехнологичного высшего света» и окружающей его предоставленной самой себе биомассы не продержится и десятилетия – прогресс остановится, и связанное с ним качество жизни «высшего света» неминуемо скатится в новое Средневековье.
Заметка на полях.
«Активно занимавшийся проблемами динамики народонаселения гарвардский профессор Майкл Кремер вывел закономерность, согласно которой для любого уровня технологического развития существует строго определенный уровень численности населения. При этом уровень технологического развития, разумеется, не является раз и навсегда заданной величиной. Динамика ее изменения, согласно Кремеру, напрямую зависит от численности населения. Для описания этой зависимости Кремер вывел дифференциальное уравнение, из которого следует, что абсолютные темпы технологического роста пропорциональны, с одной стороны, наличному на данный момент уровню технологического развития (чем шире технологическая база, тем больше изобретений можно сделать на ее основе), а с другой – численности населения (чем больше людей, тем больше среди них потенциальных изобретателей, новаторов и реформаторов). Получается система положительных обратных связей, которая и раскручивает маховик гиперболического роста населения в мире: технологический рост – рост потолка несущей способности Земли – демографический рост – больше поте