Глава 11. Трогать запрещено

- Так Люси. Хватит ждать. Теперь будем думать, - приказала я себе и села. Наступил вечер, но было всё ещё жарко, что даже неподвижно лежать становилось испытанием, потому что комары преследовали меня роем и агрессивно искололи всю кожу. Моя кровь, казалось, ещё была по вкусу. Каждый отдельный укус придавал мне надежду. По крайней мере, животные воспринимали меня.

Значит, я была тут. И точка.

А теперь мне нужно подумать, основательно подумать, что не совсем являлось моей самой большой силой, но единственным, что я могла сделать в этой дурацкой ситуации. Но прежде чем я начну, я хотела удостовериться, что размышления имеют смысл. Я питала слабую надежду, что уже снова стала видимой и слышимой, и существовал только один путь, проверить это - я должна была показать себя другим людям. Двум конкретным людям. Моим родителям.

Леандер навряд ли привёл Шанталь назад. Если мне повезёт, то мама и папа были ещё на месте лагеря. Ведь они не могли тянуть повозку сами. Кроме того, они захотят подождать меня и продолжат искать. Я коротко всхлипнула, когда представила себе, как они снова и снова обыскивали небольшой лесок, в то время как я лежала неподалёку в моём углублении и спала.

Всё-таки рыдать нужно прекратить. Неохотно я выпила немного воды и откусила несколько кусочков от сухого, шоколадного крауссана, потому что еда и питьё были вещи, которые делали живые люди. Так же, как и помочиться под кустом, хотя в моей нынешней ситуации куст был мне собственно не нужен. Вполне практично - быть невидимой.

С плохим чувством в животе, я пошла по узкой тропинке, по которой ещё сегодня утром преследовала Леанедра, и вышла медленно из леска на луг. Повозка неизменно стояла на том же месте, и как я и догадывалась, Шанталь не вернулась. Но я увидела полицейскую машину, которая припарковалась на краю просёлочной дороги. Голоса доносились до меня - чужой голос мужчины и мамино, звучавшее в нос, дудение. Она должно быть ужасно ревела.

В то время как я нерешительно приближалась, я придумывала в голове объяснение, которое бы смогла предоставить маме и копу, если они смогут увидеть меня:

- Хотела пойти пописать, споткнулась о корень, свалилась в яму, ударилась затылком о камень, потеряла сознание, только что пришла в себя. И из-за того, что лежала так спрятано, никто не мог меня найти. - Да это должно сработать. Учитывая мои распределённые на три, толщиной с руку, папки с медицинскими записями, мама должна мне поверить.

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пожалуйста, заметьте меня, - умоляла я, когда шагнула перед повозкой и твёрдо посмотрела на маму.

Рядом с ней полицейский высунул загорелую голову из входного люка.

- Мадам Моргенрот? Мы нашли пару бяшмак! - Он поднял вверх пластиковый мешок с двумя старыми, рваными ботинками.

Ах ты, Боже мой. Ботинки Леандера! Он забыл их здесь, и они стали видимыми!

- Это бяшмак вашей маленькой дочери? - спросил коп и затянулся сигаретой.

- Привет, - сказала я громко. Но ни один из них не отреагировал. Я поджала губы, чтобы сдержать слёзы. Может быть, они просто не услышали меня, в конце концов они как раз были заняты «бяшмаком».

- Привет, мама! Я вернулась!

Снова никакой реакции. Мама разглядывала с распухшими глазами пластиковый мешок. Я задержала воздух. Мама уже один раз видела эти ботинки - а именно незадолго до Рождества, когда Леандер забросил их в стиральную машинку, а мама обнаружила. Вещи Леандера нельзя оставлять слишком долго удалёнными от его тела, потому что они в противном случае становятся видимыми. Именно это и случилось. Тогда я выкрутилась, сказав, что вещи в машинке принадлежат Сердану. Если мама теперь узнает обувь, то заподозрит Сердана в том, что тот мне что-то сделал, и тогда...

- Нет, это не обувь моей дочери. У моей дочери размер 36. Эту обувь я не узнаю. Что всё это значит? Где находились эти ботинки? Где вы их нашли?

Голос мамы хотя и был всё ещё громким, но звучал необычно обессиленно и хрипло.

- В кроватях, - ответил полицейский дружелюбно и слегка поклонился. - У вашей дочери есть парень? Она сбежала с парнем? Э?

- Никогда! - возмутилась мама. - Не моя Люси! Или может быть, всё же сбежала...? - прервала она саму себя и посмотрела с сомнением на ботинки, чьи потрёпанные шнурки прижимались к пластику мешка.

- О Боже... нет... - Мама прижала руки к лицу. - Может быть, это ботинки бродяги, который ночью прокрался в нашу повозку и взял с собой мою Люси, а прежде он... Но мы ведь лежали рядом! Мы бы это заметили! Разве бы мы этого не заметили? Для чего нам нужно было пить столько много красного вина?

- Тихо мама, не говори такого! - предостерегающе вставила я, но меня ведь никто не замечал, и всё равно было уже поздно.

- Вы пили вин? - переспросил рьяно полицейский и защёлкал неодобрительно языком. Мама драматично взвыла.

- Совсем чуть-чуть!

- Вы только что сказали: столько много красного вина, э? Я тёчно это слишал, мадам Моргенрот! Не начинайте видумивать! Но не переживайте так сильно. Ваша маленькая дочка определённо сбежала с её большой amour... и мы найдём её. Мы найдём её!

- Я так не думаю, - ответила я с грустью и наблюдала за тем, как коп забросил ботинки в багажник своей машины, похлопал маму по руке, потушил свою сигарету, раздавив её каблуком, и уехал. Мама подняла свой тяжёлый зад на козлы и тупо уставилась на край леса.

- Один, два, три, - считала я, и прежде чем дошла до трёх, она начала плакать и причитать. Это мама могла делать, как никто другой. Плакать и причитать. Не имело значения, слышал ли её кто-то или нет. Она делала это в основном тогда, когда смотрела по воскресеньям свои душещипательные фильмы, хотя никого (видимого) не было в комнате, а Леандер развлекался тем, что отвечал ей и присоединялся к её причитаниям.

Развлекательной эта ситуация уж точно не была, но я постепенно начинала понимать, почему Леандер делал такие вещи. Как я могла стоять напротив и не иметь возможность поговорить с ней? Это было вообще немыслимо.

- О, Люси, моя сладкая, маленькая Люси, что ты только сделала... Что с тобой случилось!? - сетовала мама и высморкалась, так громко, как будто подула в трубу.

- Ничего плохого, мама. Я только спала ночью в объятьях э, парня, а этот парень... невидим. Ты не можешь видеть его, но зато я могу, и потому, что он слишком долго... - Нет, очень жаль, но я не могла рассказывать об этом, даже если она не слышала меня. Это, пропади всё пропадом, её не касалось.

- И почему в повозке оказалось пара ботинок, которые я не знаю? Мужских ботинок? Почему!? Что ещё ты скрыла от меня, Люси? И ты могла бы уже постепенно вернуться, Хериберт! - протрубила она с упрёком. - О, я этого не выдержу! Я этого не выдержу, она ведь мой единственный ребёнок, моя малютка!

Я тоже не могла больше вынести это. Не касаться, ни в коем случае не касаться, сказал Леандер и да, я поняла, почему это было настолько опасно. Я не хотела сделать ситуацию ещё более безнадёжной. Но также я не могла больше смотреть на маму, ничего не делая. Я залезла к ней на козлы и села рядом. От плача весь её макияж сошёл с лица.

Её губы были бледными, щёки полны потёкшей туши, а волосы, растрепавшись, стояли дыбом.

- Люси... Люси, моя маленькая мышка..., - всхлипывала она и раскачивалась взад и вперёд.

- Мама, я здесь. Прямо рядом с тобой. Со мной всё в порядке. Ну ладно, в порядке это конечно что-то другое, но я невредима и меня не изнасиловал никакой бродяга. Если Леандер прав, то я скоро снова буду видимой и тогда...

Теперь я больше не могла удержать слёзы. Если Леандер был прав... Но именно в этом, я между тем сомневалась. Леандер рассказывал уже много дерьма за то время, которое я должна была выносить с ним. И если это было правдой, то, что говорили о нём его родители, то он не особо хорошо был сведущ в мире Sky Patrol. Как они это сформулировали? Знание тайной лиги он никогда не достигнет - для этого он слишком глуп, слаб и ленив.

- Блин, я такая дура! - воскликнула я и ударила себя по лбу. - Конечно, вот оно! Он глуп, а я умная!

Диалог его родителей вертелся фрагментами в моей голове, но теперь один из этих фрагментов стал иметь смысл. Я только должна была уловить его и правильно соединить. А этого я не могла сделать, пока моя плачущая мать сидела рядом и заставляла плакать и меня. Мне было так её жаль. Но сейчас я должна была оставить её одну. Другого пути не было.

- Папа точно скоро вернётся, мама. Хотя он меня и не найдёт, но... - Мой голос оборвался. Папа. О, мой дорогой, хороший, старый, придурковатый папа... Мне так хотелось ещё раз увидеть его. Но мне нельзя было терять время. Да, если я хотела то, что смутно сформировалось у меня в голове реализовать, то мне нужно было немедленно выступать.

Храбро я, прокашлявшись, подавила слёзы.

- Сейчас мне нужно идти, мама. Не плачь так много, это тебе не идёт. Хорошо?

Мама снова высморкала свой распухший нос, бросила мокрую салфетку назад и посмотрела застланным слезами взглядом на вечернее небо.

- Ах, Люси... Где же ты? Я ведь не могу жить без моего дитя.

- Ну, мама, попридержи на минуту дыхание. Во-первых, я больше не ребёнок, уже давно, во-вторых, ты очень даже хорошо можешь жить без меня. Когда-нибудь я перееду, и у меня будет своя собственная семья, и тогда ты тоже должна будешь обходиться без меня.

- Может быть, я чрезмерно опекала её? - спросила себя мама дрожащим тремоло. - Точно я слишком сильно опекала её.

- Да, может быть. - Я улыбнулась. - Но это не та причина, по которой я исчезла. Я пропала только потому, что у меня есть друг, о котором вы ничего не знаете, и который всё перепутывает и... - Я медленно выдохнула. – О, мама. Я думаю, ты уже всё это время не видела меня. Ты вообще больше ничего обо мне не знаешь.

Мне хотелось вытащить носовой платок из коробки, которая лежала на маминых коленях, из которой она ежеминутно их доставала, потому что теперь потёк нос и у меня, но танцующая в воздухе салфетка, доконала бы маму до конца. Было довольно утомительно, быть невидимой, когда находился вблизи от людей. Меня больше не удивляло то, что Леандер вначале постоянно ошибался.

Я замедленным движением подняла мою руку и очень осторожно коснулась одного из маминых торчащих локонов. Потом двинула пальцами вниз к её щеке и оставила их в воздухе, только на расстоянии нескольких миллиметров от её мокрой, измазанной тушью кожи. Она чувствовала моё тепло?

- Я знаю, что ты где-то там, дитя моё. Я это знаю, - прошептала она. - Ты жива. Да, Люси, ты жива.

- Конечно же я жива, - ответила я задыхаясь, спрыгнула с козел и убежала, не делая пауз и не оглядываясь, назад в ночь, пока не стало совершенно темно, и я едва могла разглядеть дорогу. Тяжело дыша, я опёрлась руками о бёдра и попыталась восстановить дыхание. Но бег прогнал из моей головы последние тёмные тучи.

Теперь я могла размышлять. Я сделала глоток из бутылки с водой, которую засунула за пояс моих брюк карго, и села на обочине дороги под дерево.

Это заняло какое-то время, пока я смогла привести в порядок мои мысли, и мне стало ясно, что мне нужно сделать. В моём плане не было никаких сомнений. Моё сердце и мой разум говорили одно и тоже.

Собственно это было даже легко - и в тоже время так трудно, что я не знала, справлюсь ли когда-нибудь с этим.

Значит, для Леандера существовала одна возможность, как спрятаться от Sky Patrol и таким образом и от Чёрной бригады. Так, что они не смогут найти его и, следовательно, не смогут в наказание перевести в исправительный лагерь. Тройной прыжок. Он имел что-то общее с частотой, которую излучали охранники. Эта частота была своего рода кодом распознавания. Чаще всего аккорд. Леандер изменил свой аккорд, чтобы не заманивать Чёрную бригаду на свой след, и из-за этого опозорил свою труппу.

Наверное, это считалось кощунством, изменять частоту.

Благодаря этому изменению частоты его уже было не так легко найти для Натана и Клариссы. Если же он выполнит тройной прыжок, то не один охранник больше не сможет найти его, даже бригада.

Как именно работал этот тройной прыжок, я конечно же не знала, и боялась, что Леандер знал так же мало, как я. Но решающим для меня было то, что существовала возможность, спрятаться от бригады и его семьи, без того, что Леандеру придётся уйти от меня. Как-нибудь мы уж выясним, что скрывается за этим тройным прыжком.

Но у тройного прыжка били и свои минусы. Леандер застрянет между миров, сказали Херувимы. Он потеряет свои способности. Но разве это уже не было так? Его умение летать в прошедшие месяцы радикально ухудшились. Он уже какое-то время больше не предпринимал регулярно свободные полёты. И он жил, не будучи ни человеком, ни охранником, даже если утверждал обратное. Захочет ли он выполнить тройной прыжок? Или его амбиции, принадлежать к Sky Patrol были сильнее?

- Не имеет значения, - сказала я сама себе. - Об этом мы сможем поспорить и позже. Леандеру придётся признать, что будет лучше, не уметь больше летать, чем быть посланным в исправительный лагерь в Гваделупу.

Так как это был второй пункт и намного важнее. Я не могла допустить этот перевод в исправительный лагерь. Да, прежде чем появилась его семья, я поклялась в порыве гнева, в этот раз отпустить его и наконец начать нормальную жизнь. Но тогда я ещё не знала, что его родители хотели подвергнуть его смертельному риску, чтобы снова наслаждаться престижем и славой. Изображения, которые я видела, я никогда больше не смогу забыть.

Они всегда будут напоминать мне, что Леандер возможно был утащен на другую сторону, и почему? Потому что играл в ремень безопасности и сберёг мою маму от пищевого отравления. Он, наконец, сделал что-то хорошее и теперь за это должен был быть наказан. Нет, я не могла этого допустить.

Кроме того я не знала, буду ли я когда-нибудь снова видимой, и может быть Леандер был единственным существом на свете, который мог меня опознать как живого человека. Оставаться одной я ни в коем случае не хотела. Поэтому: лучше пусть Леандер до конца моих дней действует мне на нервы, чем не иметь возможности поговорить с кем-нибудь.

И когда я найду его, и мы решим проблему с тройным прыжком, я позвоню моим родителям и всё будет так, как раньше. Я прислонилась к стволу дерева за моей спиной и с облегчением закрыла глаза. Да, всё снова встанет на свои места.

В воскресенье Натан и Кларисса хотели телепортироваться к Леандеру и откомандировывать его в Гваделупу. До тех пор, я должна буду найти его. У меня было ещё три дня. Беда была только в том, что я не имела ни малейшего представления, где он находился.