Подводная дуэль

На океане был штиль. Солнце поднималось в утреннем тумане, целый день обливало жгучими лучами ровную синюю поверхность океана, пароход, людей на палубе и опускалось в вечерней мгле. Загорелись крупные звезды. Ночи были душны и темны – наступало новолуние. Море светилось.

В одну из таких ночей «Ураник» близко подошла к траулеру.

– Пора мне нырять! – сказал Протчев. Его водолазный костюм давно был осмотрен и приготовлен. Протчев вышел на палубу и стал не спеша одеваться в водолазную одежду. Тяжелые калоши и резиновый костюм были уже на нем. Оставалось надеть на голову скафандр.

– Нож не забыл? – спросил Маковский.

– Есть! – коротко ответил Протчев. – Все в порядке. Надевайте.

Два матроса подняли тяжелый шлем и надели на водолаза. Протчев почувствовал привычную тяжесть и, медленно переставляя ноги, пошел к борту. Свинцовые подошвы мешали идти. Протчев словно очутился на иной планете, где существует удвоенная сила тяжести. Но эта тяжесть уменьшится, как только Протчев окажется под водой. Опробовали трос, прикрепленный сзади к костюму, аппарат, подающий воздух, телефон – все в исправности.

– Воздух хорошо поступает? – спросил матрос на помпе.

– Прекрасно, – ответил Протчев.

Лицо Протчева, видневшееся сквозь стекло – окно шлема, – было спокойным, как и всегда. Все заметно волновались.

– Спускайте, – приказал Маковский.

Протчев перешагнул через борт. Трос натянулся. Протчев повис в воздухе и медленно стал погружаться в воду. Вот его толстые ноги коснулись воды, еще минута, и вода сомкнулась над шлемом. Протчев опустился под воду.

Все это было сделано тихо и осторожно с борта, противоположного «Урании». С этого же борта опустили и телеоко.

– Кажется, на «Урании» ничего не заметили, – тихо сказал Маковский.

Протчева медленно и незаметно повели вокруг носовой части вдоль корпуса корабля.

На «Урании» все казались занятыми обычными поисками. Спускали лот, хотя этого теперь и не надо было делать, небольшой шар телеприемника. Ночь, как и все; работа, как всегда…

Стрелки на часах Гинзбурга показывали полночь. В Москве было четыре часа утра, но Миша не спал. Мотя предупредил его еще накануне, что сегодня должна быть интересная ночь, и Миша упросил отца оставить его на ночную вахту.

– Ведь я уже абсолютно здоров, и врач позволяет мне ходить по комнате. Через несколько дней я смогу гулять. Не посплю ночь – завтра высплюсь.

Отец позволил ему.

Медленно тянулась ночь. Экран был темным. Гинзбург предупредил, что передача по телевизору начнется лишь после того, как Протчев опустится под воду. Показать спуск нельзя – для этого пришлось бы осветить Протчева, а свет мог быть замечен телеоком «Урании».

…С улицы изредка доносились гудки автомобилей. Квартира Борина была недалеко от Арбатской площади. Погромыхивали ночные трамваи, гудели автобусы. Москва не спала.

Но Миша привык к этим звукам великого города и почти не слышал их. В углу однообразно стучали большие стенные часы. У Миши слипались глаза.

– Не смей спать! Ты не должен спать! – убеждал себя Миша. – Ведь ты на вахте… – Но глаза не слушались и слипались. Кажется, Миша чуточку задремал.

– Спишь? – услышал он голос Гинзбурга и встрепенулся, как птица.

– Нет, – ответил Миша тихо, словно их могли подслушать.

Эта ночь настраивала на таинственный лад. Миша взглянул на часы. Он дремал не больше пяти минут.

– Протчев под водой. Сейчас наш подводный телевизор покажет, что делается под водой.

Миша провел рукой по глазам, чтобы смахнуть остатки сна, и стал смотреть на экран. На экране, как и ранее, было темно.

– Почему ничего не видно? – спросил Миша.

– Потому, что Протчев не зажигает фонарь, он сидит в полной темноте.

– Значит, ничего не увидим?

– Если только кто-либо иной не зажжет фонарь, – ответил Гинзбург.

В этот самый момент Миша увидел, что верхний правый угол экрана слегка осветился… Или это только показалось Мише… Свет словно растаял… Нет, вот снова блеснул – на этот раз луч прорезал экран по диагонали. И снова погас. Но этого было достаточно. У Миши сильно заколотилось сердце. Значит, кто-то был под водой, кроме Протчева… Сейчас начнется самое интересное…

И оно началось. Яркий луч света метнулся снизу вверх, и Миша снова увидел фигуру водолаза. На его груди – фонарь, хотя и не такой сильный, как у Протчева. В правой руке водолаз держал большие ножницы и направлялся, подруливая левой рукой, к тросу и кабелю телеаппарата.

«Это, конечно, кабель нашего телеока. Водолаз хочет перерезать его», – подумал Миша.

Водолаз, неожиданно увидев свет, дернул за сигнальную веревку.

«Значит, у этого водолаза нет телефона».

Протчев, очевидно, уже доложил по телефону, потому что его быстро подняли и он быстро оказался на одном уровне со своим противником. Наверное, Гинзбург, следя за изображением на экране, регулировал положение подводного телеока и установил его так, что теперь Миша хорошо видел борцов, готовых к схватке. Протчев выхватил ножницы из рук японца и сунул их в мешочек на ремне. Пока Протчев прятал ножницы, как трофей, водолаз вынул большой нож и замахнулся на Протчева.

– А, бандит, ты хочешь убить меня! – услышал Миша голос Протчева.

Водолаз японец не успел ударить Протчева, потому что японца неожиданно подняли. Но, судя по тому, как его рука прошла сквозь водную среду, видно было, что этот человек привык двигаться и рассчитывать свои движения в воде.

Миша рассмеялся, когда Протчев схватил японца за ногу и тот начал комично дрыгать второй ногой, чтобы тяжелой подошвой сбить руку Протчева. Но водолазный костюм смягчал удары, и Протчев крепко держал японца, медленно поднимаясь вместе с ним.

Одновременно Миша заметил, что Протчев перестал «травить воздух», над шлемом не появлялись пузырьки воздуха. Зачем Протчев это сделал? Неужели он, увлекшись борьбой, перестал нажимать головой на воздушный клапан? Рубашка Протчева раздулась. А, вот оно что! Протчев сделал предохранительную воздушную прослойку. Удары свинцового ботинка теперь не могли ему повредить – при каждом ударе нога японца отскакивала от раздутой рубашки Протчева, как от мяча.

Японец, очевидно, хотел быстрее подняться – удрать от этой неожиданной дуэли на дне океана. Но хотя здесь было сравнительно неглубоко, Миша знал, что быстрый подъем опасен для здоровья. Впрочем, наверху, возможно, и не ожидали, что положение японца столь серьезно.

– Нет, погоди, друг, я хочу познакомиться с тобой поближе! – продолжал Протчев. И откуда взялись слова у этого всегда молчаливого человека? Может быть, он на дне становился разговорчивым?

Гинзбург не вмешивался в этот монолог. Он и так видел, что делается.

Протчев начал «травить» лишний воздух, чтобы его не выбросило наверх, и быстро «отощал». Он уже поднялся на один уровень с японцем, и теперь свинцовые подошвы противника не угрожали ему.

– Я отнял у тебя на память об этой встрече ножницы, теперь нож твой мне полюбился, – продолжал Протчев. Японец остервенело замахал ножом. Каждый удар мог оказаться смертельным для Протчева: стоило только чуть-чуть зацепить водолазный костюм, и в него прошла бы вода. Но Протчев смело продвигался вперед, подставляя под удары японца свой шлем. Лишь бы рука японца не добралась до шланга, нагнетающего воздух! Прочтев выбрал момент и отвел в сторону шланг и трос.

Миша был захвачен этой борьбой. Он стремился не пропустить ни одного движения.

– Папа, иди сюда быстрее! – крикнул он так громко, что Николай Петрович тотчас же проснулся и прибежал в кабинет.

– Смотри!

Миша проследил за рукой Протчева, когда тот отодвигал шланг. Вдруг он увидел за рукой Протчева туманный свет. Очевидно, луч фонаря отразился от чего-то блестящего. Но что бы это могло быть? Пятно темноватого света за спиной Протчева пропало. Едва Миша успел взглянуть на борющихся, как это туманное пятно ярко вспыхнуло и превратилось в голову акулы.

– Акула! Акула за спиной Протчева! – крикнул Миша, даже не сообразив в этот момент, что Протчев услышит крик. И Миша был чрезвычайно удивлен, увидев, как Протчев повернулся всем телом. Теперь акула находилась всего в метре от Протчева. Она уже перевернулась на спину, как всегда, раскрыла широкую, вооруженную острыми зубами пасть. Блеснули зубы.

В следующую минуту Протчев всадил нож в горло морского хищника. Весь экран заволокло красным туманом – это разлилась кровь! Чья?..

– Протчев!.. – крикнул Миша.

– Чего кричишь? – услышал Миша спокойный, как всегда, голос эпроновца. – Хорошо полоснул. Жаль только, японец удрал. Ничего. Вдругорядь не полезет. Эй, Гинзбург, поднимай быстрее! В этом кровавом тумане как бы вторая акула не появилась. Они за милю кровь чуют.

– Нельзя быстрее! – сказал Маковский.

– Чего там нельзя? – послышался голос Протчева. – Выдержу! Ведь я вас слышу, вы – меня. Если мне плохо станет – скажу.

Сквозь красноватый туман Миша увидел, как расплывчатое темное пятно, имевшее форму водолаза, поползло вверх. Пауза. Слышно, как тяжело дышит в своем скафандре Протчев.

– Какой сильный человек! – сказал кто-то по-английски.

– Да, сильнее нас с вами, товарищ Кар, – отозвался голос Азореса.

– А ты все-таки молодец, Миша, – услышал вдруг Миша голос Протчева. – Спас меня.

Миша Борин был польщен этой похвалой. Теперь он мог считать себя настоящим участником этой опасной экспедиции. Правда, самому Мише не угрожала ни малейшая опасность, но все же если бы не он, акула разорвала бы храброго Протчева. Подвиг небольшой, но о нем знают все, все поздравляют Мишу. Даже Кар. Вот он кланяется на экране и моргает своими красными веками с рыжими ресницами.

Новый «кадр»: Протчева поднимают на палубу. Теперь его ярко освещают прожектором. Пусть видит мистер Скотт. Как добрался его японец?

«Урания» уже отошла от «Серго».

Протчев, пошатываясь, стоит на палубе. Подводная борьба и быстрый подъем утомили даже этого закаленного человека.

Маковский поддержал его за локоть. Протчев отводит руку капитана и показывает на скафандр. Матросы быстро снимают его с головы водолаза.

Лицо у Протчева синее, но он уже улыбается. Затем снимает тяжелую рубаху, нагибается, вынимает из сумочки большие ножницы, отнятые у японца, и, высоко подняв их над бортом, стрижет в воздухе. Ножницы ярко освещены.

С «Урании» на них, конечно, смотрит мистер Скотт и злится. Что он скажет теперь? Матросы траулера смеются.

– Ну, братцы, теперь можно и соснуть, – говорит Протчев. – Потрудились. Спокойной ночи, Миша! – и машет рукой своему другу. – Не забыл.

Отец ярко освещает Мишу и теперь его видно на экране траулера.

– Отвечай же ему, – говорит отец.

Миша кланяется и машет рукой. Протчев на экране тоже кивает головой, машет рукой и смеется.

– Обнять не могу. Боюсь экран поломать.

Слышен смех ученых, капитана, Гинзбурга, Кара, Азореса, матросов…

Гинзбург подходит к аппарату. Экран гаснет.