XXXIX. Небылицы

Рано утром на следующий день старик Монкони приехал в полицейское управление вместе со своей дочерью. Бледная как смерть молодая девушка была сильно встревожена: глаза ее горели, лихорадочная дрожь пробегала по всему телу.

– Застав однажды господина Бедросова у моей приятельницы, Эммы Малютиной, – начала Генриетта, обращаясь к полицмейстеру, – я шутя попросила его принять меня в число его агентов и вчера вечером, переодевшись в крестьянское платье, поехала вместе с частным приставом и господином Мировым в село Мешково. По дороге, неподалеку от шинка, на нас напала шайка жутких разбойников. Они остановили наших лошадей, вытащили из саней Бедросова и его агента, связали их по рукам и ногам и увезли в лес, приказав нашему кучеру отвезти меня обратно в Киев.

Крестьянин Долива дал при допросе точно такие же показания.

Полицмейстер, взяв с собой лучших из своих агентов и человек двадцать конных казаков, немедленно поехал на место преступления. Двери шинка были заперты, так что пришлось их выломать, но в домике не нашли ни души, только на конторке лежала записка следующего содержания:

«Напрасный труд. Вы не найдете людей осудивших и казнивших изменника Пиктурно».

Обыскали лес: там на одном из деревьев висели трупы Бедросова и Мирова, под ними к стволу был прибит гвоздями плакат с надписью: «Смертный приговор.

На этом месте были казнены киевский частный пристав Бедросов и полицейский агент Миров, вследствие приговора революционного трибунала. Тайное правительство Киевской губернии».

Трупы несчастных положили на розвальни и отправили в Киев. Туда же возвратился и полицмейстер в полном убеждении, что преступление совершено революционерами.

Патер Глинский поспешил сообщить графу Солтыку, что полиция напала на след заговорщиков.

– Мне сообщили по секрету, что в этом деле замешана Эмма Малютина, – прибавил он таинственным тоном, – не ездите к ней, умоляю вас! Она вас погубит.

– Она не занимается политическими дрязгами. Я знаю это лучше, чем вы, – возразил на это граф, – оставьте ее в покое... Какое право вы имеете подозревать и обвинять эту молодую девушку?

Солтык решился повидаться с Эммой во что бы то ни стало и полчаса спустя сказал Тараевичу:

– Мне нужно предостеречь Малютину; я съезжу к ней и вернусь через час.

– Я от тебя не отстану! – вскричал союзник иезуита. – Возьми меня с собой.

– Ты с ума сошел! Мне надо переговорить с ней наедине... Вообще я замечаю, что в разговоре со мной ты принимаешь тон строгого опекуна... Предупреждаю, мне это не нравится.

– Я не могу хладнокровно смотреть на твою явную погибель!.. О, ты еще не знаешь, что я намерен сделать! В крайнем случае, я соберу семейный совет и призову на помощь представителей закона!

– Ты совсем помешался, как я вижу... Впрочем, делай, что хочешь, я все-таки поеду к Эмме, – и граф начал поспешно одеваться.

– Ну, хорошо, – сказал Тараевич после минутного размышления, – отправляйся к твоей сирене, но завтра мы едем с тобою в Комчино и устраиваем там охоту на волков.

– Изволь!

Четверть часа спустя Солтык уже сидел в гостиной у Малютиной.

– Глинский и Тараевич составили против нас с вами заговор, – объявил он ей, – меня караулят, как преступника и держат под опекой, как школьника. Завтра они увозят меня в Комчино на охоту. Я воспользовался этим предлогом и приехал пригласить вас. У меня там будет все семейство Монкони; приезжайте вместе с ними или с вашей тетушкой. В деревне мы будем видеться чаще.

– Я терпеть не могу интриг, какого бы свойства они ни были, – заметила Эмма, – когда же вы прогоните этого Тараевича?

– Я не смею этого сделать... На меня накинутся все мои родственники...

Девушка задумалась.

– Надо обезвредить его как можно скорее, – сказала она.

– Придумаете, каким образом?

– О, это нетрудно! Не теряйте только присутствия духа, а бояться нам нечего... Я непременно приеду к вам в Комчино.

– Благодарю вас! – воскликнул граф и, поцеловав руку Эммы, поспешил вернуться домой.

Проводив гостя, сектантка написала письмо своей матери, прося ее приехать в Киев немедленно, и в ожидании ответа не спала почти целую ночь.

Село Комчино находилось в двух часах езды от Киева. Роскошная усадьба была окружена дремучим лесом. Солтык и Тараевич уехали туда рано утром, призвали лесничих и отдали им необходимые приказания. Остаток дня они посвятили карточной игре. Мы уже знаем, что Тараевич был страстным отчаянным игроком; граф играл рассеянно, а заботливый родственник, пользуясь этим случаем, обыгрывал его, как говорится, в пух и прах.

Вечером накануне отъезда в Комчино к Эмме зашел Ядевский, и она без церемоний объявила ему, что он должен отказаться от приглашения Солтыка в случае, если тот предложит ему участвовать в охоте на волков. Оскорбленный юноша осыпал ее упреками, которые она выслушала совершенно равнодушно. Она знала, что будет достаточно одного ее нежного поцелуя, чтобы Казимир успокоился и выполнил ее требование. Так и случилось: несколько минут спустя он уже стоял перед ней на коленях и целовал руки.

Между тем вернулся человек, посланный с письмом в село Бояры, и доложил, что госпожа Малютина через час будет в Киеве. Мать и дочь успели переговорить и посоветоваться друг с другом до отъезда в имение графа. На следующий день после обеда приглашенные гости отправились в Комчино в маленьких городских санках. Монкони сел с Малютиной, жена его – с Сесавиным, а Генриетта – с Эммой. Граф встретил их на крыльце своего дома и повел под руку старуху Малютину, остальные гости последовали за ними. Тараевич весь побледнел, увидев сектантку, сердце его замерло, им овладело предчувствие чего-то недоброго и это предчувствие не покидало его ни на минуту.

После того, как гости переоделись и немного отдохнули в отведенных им комнатах, все общество собралось в столовой, где был подан чай. Эмма успела шепнуть на ухо Солтыку нескольких слов, в результате чего он с нею почти не разговаривал, но зато явно ухаживал за Генриеттой, так что последней удалось незаметно передать ему записочку. Перед ужином под предлогом хозяйственных распоряжений граф вышел из столовой и, заперев на ключ дверь своей спальни, прочел следующие слова: «Мне необходимо сегодня же переговорить с вами наедине. Можете ли вы устроить нам свидание? Эмма».

Граф написал ответ и за ужином передал его Генриетте. По случаю охоты вставать на следующий день предстояло очень рано, и гости вскоре после ужина разошлись по своим комнатам и легли спать.

Помещение Малютиных состояло из двух спален и прелестной маленькой гостиной. Старуха перекрестила свою дочь, ушла в спальню и заперла дверь на ключ, а Эмма села у топившегося камина.

– Кто там? – спросила она, услышав легкий стук в дверь.

– Это я, твоя служанка Генриетта. Я пришла раздеть тебя, – ответила девушка, войдя в комнату.

– Еще рано... Я жду графа, – сказала красавица.

– Так я уйду и возвращусь, когда ты прикажешь.

– Пожалуй, раздень меня. Подай голубую шелковую блузу и туфли... потом останься в спальне и жди моих приказаний.

Когда в доме все стихло, кто-то тихонько постучался в стену гостиной. Эмма прижала пальцем скрытую за рамой картины пуговку, тотчас же отворилась потайная дверь, и на пороге показался Солтык.

– Вам нужно что-то сказать мне, – начал он, садясь по другую сторону камина.

– Послушайте, граф, – сказала красавица, – вы любите меня и желаете на мне жениться, не так ли?

– Это для вас не новость.

– Вот вам рука моя... Докажите мне твердость вашего характера... Если никакие препятствия не устрашат вас на пути к желаемой цели, я с гордостью буду носить ваше имя!

– Чего же вы хотите?.. Перед вами покорный раб, готовый исполнить все ваши приказания!

– Выслушайте меня.. До меня дошли слухи, что Тараевич – тайный агент ордена иезуитов, которые желают во что бы то ни стало женить вас на Анюте Огинской. Если это им не удастся, то они не остановятся ни перед какими средствами и так или иначе погубят вас непременно.

Ваши родственники намерены учредить над вами опеку под предлогом вашей необузданной расточительности; они лишат вас права пользования доходами с ваших имений.

– Возможно ли это?

– Все это делается для того, чтобы разлучить вас со мной. Если же все вышеупомянутые средства окажутся безуспешными, вас объявят помешанным и запрут в доме умалишенных.

– Какие адские замыслы! – воскликнул Солтык.

– Мы можем уничтожить все эти козни, – продолжала сектантка, – поверьте, что вы найдете во мне самую ревностную союзницу... Прежде всего, мы постараемся устранить наших общих врагов.

– Вы мой ангел-хранитель! – пролепетал Солтык, покрывая руки очаровательницы пламенными поцелуями.