Глава I

Чарльз Диккенс. Посмертные записки Пиквикского Клуба

---------------------------------------------------------------

Charles Dickens. The posthumous papers of the Pickwick Club. Ch. I-LVII. 1837

Перевод: А.В. Кривцовой и Евгения Ланна

OCR: Kudrjavcev G.

---------------------------------------------------------------

Роман

перевод

А.В. Кривцовой и Евгения Ланна

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предисловие написано Диккенсом к так называемому " дешевому" изданию

Посмертных Записок Пиквикского Клуба, 1847 года. (Прим. ред.)

В предисловии к первому изданию " Посмертных Записок Пиквикского Клуба"

было указано, что их цель - показать занимательных героев и занимательные

приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и

даже не считал это осуществимым, так как " Записки" должны были выходить

отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно

отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается

одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили

и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой

более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и

для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности.

Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить,

что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о

том, как родились эти Записки.

Был я молод - мне было двадцать два - двадцать три года, - когда

мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я

помещал тогда в газете " Морнинг Кроникл" или писал для " Олд Монсли Мегезин"

(позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа

Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение,

которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг - в то время я,

да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям

о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых

странствующими торговцами по всей стране, - помню, над иными из них я

проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном,

представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, - его я никогда

не видел ни до, ни после этого, - из чьих рук купил два-три года назад

первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое

мое вдохновенное произведение из " Очерков" под заглавием " Мистер Миннс и его

кузен"; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в

темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит.

По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо

глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид

улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал

моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым

предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал

нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст

мистер Сеймур {Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры - Р. У. Басе

(которые не переиздавались), остальные - " Физ" (X, Н. Браун). (Прим.

переводчика.)}, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у

моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих

гравюр явится " Клуб Нимрода", члены которого должны охотиться, удить рыбу и

всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия

сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но

отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать

области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз

уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно

возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с

большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что

в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для

себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера

Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь

гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей

последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм

и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном

замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально

для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо

тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас

смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к

незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в

тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок

сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных

утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал

какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не

указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к

памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь

перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной

фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур

скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой

книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел

почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера

Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких

предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих,

которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство

находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых

компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из

предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой

книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной

невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия.

Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать

сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне

покойный, к упомянутым претензиям.

" Боз", мой псевдоним в " Морнинг Кроникл" и в " Олд Монсли Мегезин",

появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще

долго остававшийся за мной, - прозвище моего любимого младшего брата,

которого я окрестил " Мозес" в честь векфилдского священника; это имя в шутку

произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно - в Боз. Это

было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как

я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались

события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее

и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям

надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни

особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно

производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним

ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую

его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы

(а иные ее не заметили, когда только что появились в печати " Пуритане" *)

между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между

смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы

Писания - но не духа его - в самые банальные разногласия и в самые пошлые

житейские дела, - пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира

направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее:

в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как

несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с

ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом

обществе, - где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира - в

Эксетер-Холле *, или в Эбенезер Чепл *, или в обоих этих местах. Пожалуй,

лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда

уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о

которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой

категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько,

чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

Просматривая страницы этого нового издания, я с любопытством и

интересом установил, что важные социальные изменения к лучшему произошли

вокруг нас почти незаметно с той поры, как была написана эта книга. Однако

все еще надлежит ограничить своеволие адвокатов и хитроумные их уловки,

которыми они доводят до обалдения присяжных. По-прежнему также

представляется возможным ввести улучшения в систему парламентских выборов

(и, быть может, даже в самый Парламент). Но правовые реформы остригли когти

мистерам Додсону и Фоггу; в среду их клерков проник дух самоуважения,

взаимной терпимости, просвещения и сотрудничества во имя благих целей;

пункты, далеко отстоящие друг от друга, сблизились для удобства и выгоды

народа и ради уничтожения в будущем полчища мелочных предрассудков, зависти,

слепоты, от которых всегда страдал только народ; изменены законы о тюремном

заключении за долги, а тюрьма Флит снесена!

Кто знает, может быть, к тому времени, когда реформы будут проведены до

конца, обнаружится, что в Лондоне и в провинции есть судьи, которые обучены

ежедневно пожимать руку Здравому смыслу и Справедливости; что даже Законы о

бедных смилостивились над слабыми, престарелыми и несчастными; что школы,

основанные на широких принципах христианства, являются наилучшим украшением

сей цивилизованной страны от края и до края, что тюремные двери запирают

снаружи не менее крепко и тщательно, чем заперты они изнутри; что последний

бедняк имеет право требовать создания повсюду условий пристойной и здоровой

жизни в такой же мере, в какой они обязательны для благополучия богачей и

государства; что какие-то мельчайшие учреждения и организации - более

ничтожные, чем капли в великом океане человечества, грохочущем вокруг них,

не вечно будут насылать по своей воле Лихорадку и Чахотку на творения божьи

или игрой на своих скрипочках сопровождать Пляску Смерти.

ГЛАВА I