Глава 9. – Тоже, значит, попался? – послышался чей‑то голос в темноте

– Тоже, значит, попался? – послышался чей‑ то голос в темноте. Псу пришлось хорошенько приглядеться, чтобы различить говорившего.

– А ты ведь молодой, – продолжал тот, – и, наверно, ловкий, ты‑ то мог бы удрать.

– Вот именно, – вступил другой голос, язвительный и гнусавый, – молодо‑ зелено, соображения никакого! Вот такое чмо прёт себе не глядя, пока не влипнет, не понявши даже, как.

– А ты‑ то что здесь делаешь, если ты такой умный? – устало спросил первый голос.

– Я – другое дело, – тявкнул второй, – меня сцапали спящим! И, чтоб ты знал, уж я‑ то тут не задержусь! При первом удобном случае – фьюить! – только меня и видели, вот посмотришь…

– Ну да, ну да, все вы так говорите, – отозвался первый голос, принадлежавший лохматой громаде в глубине фургона. – Хотя, конечно, если в этот раз выберемся…

– А куда нас везут? – решился наконец спросить Пёс, обращаясь к Лохматому.

– Оно ещё спрашивает, куда везут! – воскликнул Гнусавый. – Ты что, детка, с луны свалился? Откуда такой идиот на нашу голову?

– Отстань от него, а? – проворчал Лохматый, и в полумраке блеснули его клыки. А Псу объяснил: – Нас везут в приёмник для бродячих собак.

– А зачем? – спросил Пёс, которому очень хотелось бы узнать ещё, что такое «приёмник», но неловко было задавать столько вопросов сразу.

– Он спрашивает «зачем»! Ой, держите меня! «Зачем», это ж надо!

И вдруг Пёс услышал, как Гнусавый цитирует ему на ухо:

– «Постановление муниципалитета от 1 июля текущего года: В целях улучшения санитарного состояния города и ввиду ущерба, наносимого туризму возрастающей численностью бродячих собак, ежедневно будет производиться отлов упомянутых собак соответствующими муниципальными службами. Собаки, не востребованные владельцами в течение ТРЁХ ДНЕЙ, по истечении этого срока…» – кх‑ х!

– Заключение – моё, – шепнул Гнусавый с жуткой ухмылкой, – звучит не столь официально, но смысл тот же.

После чего все примолкли. Фургон ехал и ехал, стреляя выхлопом. Время от времени мотор глушили. И тогда было слышно, как тихо шелестят шины, понемногу замедляя ход. Иногда машина резко останавливалась, и в открывшейся двери показывалась собака, которую забрасывали в фургон.

– Это недоразумение! Я буду жаловаться! Вы не знаете, с кем имеете дело! – кричал вновь прибывший к великой радости Гнусавого.

А иной раз новичок, ещё толком не проснувшийся, вообще ничего не кричал.

А бывало, говорил просто:

– Привет, ребята! С добрым утречком, да?

И спрашивал:

– Срок‑ то какой?

– Три дня, – отвечал Лохматый.

– А потом – кх‑ х! – уточнял Гнусавый.

Но бывало и так, что фургон снова заводил мотор, так и не открыв дверь. Вот тут разражалась целая буря, и громче всех орал Гнусавый:

– Упустили! Упустили! У‑ у‑ у, растяпы! Уволить на фиг! Вам не собак, вам черепах ловить! Упус‑ тили! Упус‑ тили! Эй, лохи! А улитку поймать слабо? Упус‑ тили! Упус‑ тили!

Даже Лохматый не мог удержаться. А потом крик шёл на убыль, на убыль и совсем стихал.

Потому что, по правде говоря, ситуация была вовсе не из весёлых.