Глава 17. А потом отпуск кончился. Надо было возвращаться в Париж

А потом отпуск кончился. Надо было возвращаться в Париж. Там они жили – Потный, Пом и Перечница. В Париже.

Не слишком приятное путешествие для Пса. Нет, были, конечно, приятные моменты, но были и другие… Начать с того, что Пёс впервые ехал в машине. (Дорога от Ниццы до кемпинга не в счёт, она была прямая.) А тут Пёс в первый раз узнал, что такое повороты. Потный решил ехать горами вдоль моря, потому что, как он говорил, это туристический маршрут. «И дешевле», – добавляла Перечница. Пёс ехал стоя на заднем сиденье рядом с Пом. На каждом вираже он чувствовал, как внутри него тоже всё переворачивается. А виражей было столько, что на каком‑ то из них Пса вывернуло. Увидев это, Пом стала белой, как облачко, и её тоже вывернуло. Услышав это, Перечница поспешила открыть окно, так что её вывернуло уже наружу. Эти извержения так бесили Потного, что он срывал злость на всех прочих автомобилистах. В таких случаях ему представлялось, что он один едет правильно. Он жал на газ, и машина неслась на полной скорости. (С прицепом, который мотался сзади, как придётся.) Пёс, который теперь высунул нос в окно, был в восторге. Все запахи мира завихрялись вокруг его морды. Какой‑ то ураган наслаждений! (Он уже начал свыкаться с поворотами; даже признал, что автомобиль – прекрасное изобретение человека.) Иногда они останавливались: попить, заправиться или чтоб мотор немного остыл. При этом случалось, что Потный оказывался лицом к лицу с кем‑ нибудь из автомобилистов, чьё водительское искусство незадолго перед тем критиковал. Для Пса такие встречи были захватывающим зрелищем. Потный направлялся к автомобилисту, с самым угрожающим видом поигрывая мускулами. Если автомобилист был того же роста и сложения, он тоже демонстрировал свои. И начинался мужской разговор. Пёс навидался такого на свалке. Два здоровенных кобеля сходились, рыча, вздыбив шерсть на мускулистых загривках. Слыша их рык, видя их напрягшиеся шеи и уши торчком, их оскаленные клыки, сверкающие на солнце, Пёс так и ждал, что они схватятся не на жизнь, а на смерть.

– Ну прямо, – усмехалась Чёрная Морда, даже не оборачиваясь взглянуть, – ничего они друг другу не сделают. Это всё так, на публику.

И в самом деле, два‑ три раза обойдя друг друга таким манером, противники расходились в разные стороны, и каждый гордо задирал лапу у первой попавшейся шины, словно одержал великую победу.

У людей всё было точно так же. Сжав кулаки, они рычали и меряли друг друга взглядами. Скалились, показывая золотые зубы. Время от времени краем глаза косясь на своих болельщиков (Пом и Перечница, сидящие на капоте машины – со стороны Потного; другая Пом и другая Перечница – со стороны автомобилиста). Но кончалось тем, что они расходились, ничего друг другу не сделав. Каждый закрывался тогда в специальном маленьком домике и там, как предполагал Пёс, гордо задирал лапу. «Публика» как будто оставалась довольна.

Потом была автострада. Бесконечность. Машина мчалась, мчалась… Пёс никогда и вообразить не мог, что можно столько ехать от одного места до другого.

Автострада оставляла города в стороне, но пересекала тем не менее их запахи. И города пролетали за городами. Пом и Перечница спали. Потный молчал за рулём.

Пёс не мог отделаться от мысли, что его увозят всё дальше и дальше. И его, всегда жившего в одном месте, начинала мучить тоска по родине. Его отрывали от детства. А из глубины этой тоски поднимались другие горькие воспоминания: Чёрная Морда около двери холодильника, Лохматый, говорящий о последнем мужестве…

Солнце садилось. На обочине вдруг промелькнул труп раздавленной собаки. «Увёртливость, – подумал Пёс, – увёртливость…» – и рыдания подступили ему к горлу. И прорвались в наступившем безмолвии, как пузыри, набухшие горем.