В отпуске

Ночное летнее небо было звездным. Где-то внизу, в обрывистых берегах, негромко шумела река. Темный лес вплотную придвинулся к невспаханному полю.

Дзержинский медленно шел по тропинке, радуясь красоте природы, чистому воздуху и одиночеству. Настораживала и отвлекала от беззаботных дум только тишина – непривычная тишина, в которую было трудно поверить.

Неделю назад он приехал сюда, в этот совхоз под Наро-Фоминском, вместе с Софьей Сигизмундовной и Ясиком. Бесконечные леса простирались вокруг. Опушки березовых рощ были полны сиянья крохотных солнц – это цвели, радуя глаз, ромашки. Птичьи голоса звучали музыкой, заставляли трепетать усталое сердце.

Отдых был прекрасен. Феликс Эдмундович удил с Ясиком рыбу на Наре, катался на лодке. И даже учил сына стрельбе. Вечерами много читал. Он не расставался с томиками Мицкевича, Словацкого...

Но вскоре отдых стал тяготить его. Здесь, в первозданной тиши, он чувствовал себя человеком, добровольно покинувшим боевой строй. Впрочем, добровольно ли?

Нет, вовсе не добровольно. Позвонила Елена Дмитриевна Стасова и сообщила, что ему, Дзержинскому, предписывается пойти на две недели в отпуск в Наро-Фоминск.

– О каком отпуске может идти речь? – недовольно спросил Дзержинский.

– Это решение ЦК, – невозмутимо ответила Стасова.

– Я позвоню Владимиру Ильичу, – упорствовал Дзержинский.

– Это решение принято по инициативе Владимира Ильича, – сказала Стасова, – и вы лучше меня знаете, почему.

Да, он это знал: доработался до кровохарканья. Пытался скрыть свое состояние, но разве от Ленина что-нибудь скроешь?

– Хорошо, – уже мягче сказал Феликс Эдмундович. – Но при чем тут Наро-Фоминск? Это же у черта на куличках.

– Там лучший в Подмосковье совхоз, – ответила Елена Дмитриевна. – А значит, вы сможете получить приличное питание. Есть и еще одна причина, о которой Владимир Ильич настоятельно просил вам не сообщать.

– Я подчиняюсь только потому, что это решение ЦК и что его одобряет Владимир Ильич, – сказал Дзержинский.

И вот он здесь, под Наро-Фоминском, вдали от бурлящей Москвы, словно на целую вечность отлученный от кипучих событий и стремительных, как горный поток, неотложных дел. Бродит по лесным тропинкам, нюхает ромашки, слушает птиц, ловит пескарей и вздыхает, глядя на звезды. Нет, так жить просто невыносимо!

Дзержинский ускорил шаги. Надо срочно вернуться в совхоз, позвонить в Москву. Сначала в ОГПУ, потом в ВСНХ, потом в Наркомпуть. А потом Владимиру Ильичу, чтобы убедить отозвать его из отпуска. Иначе он, Дзержинский, самовольно вернется в Москву – ведь там столько срочных дел, ждущих его решения!

Впереди, за поворотом, засветились огоньки совхоза. Софья Сигизмундовна еще не спит. Наверное, убаюкала Ясика интересной книгой и теперь ждет его.

Дзержинский стремительно миновал ворота совхоза. Не заходя к себе, взбежал на крыльцо дома, в котором жил директор. Негромко постучал. Дверь открыли не сразу – хозяин, видно, уже спал.

– Извините, пожалуйста, – смущенно сказал Дзержинский. – Я не хотел вас будить, но у меня совершенно безвыходное положение. Мне нужно срочно позвонить в Москву. А в моей квартире нет телефона.

– Простите, Феликс Эдмундович, но и в моей квартире тоже нет телефона, – сонным голосом ответил директор.

– Нет телефона? – удивился Дзержинский. – Но в таком случае телефон есть в вашем служебном кабинете?

– Нет, – простодушно ответил директор, разводя руками. – И в служебном кабинете телефон как таковой полностью отсутствует. И во всем совхозе...

– Вы что, шутите? – повысил голос Дзержинский. – Почему нет телефона?

– Чтобы отдыхающие лучше отдыхали, – как можно искреннее проговорил директор.

– Спокойной ночи, – едва не рассмеялся Дзержинский. – И еще раз простите великодушно, что потревожил вас среди ночи.

– А вам – хорошего отдыха, Феликс Эдмундович, – сказал директор, и Дзержинский уловил в его словах явные нотки лукавства.

Дзержинский пошел к себе – Софья Сигизмундовна еще не спала.

– Ты что такой веселый, Феликс? – спросила она.

– Я веселый? – безуспешно пытаясь согнать улыбку с лица, переспросил Дзержинский. – Я веселый? Напротив, я полон гнева!

– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно взглянула на него жена.

– Случилось нечто удивительное, – продолжая улыбаться, сказал Дзержинский. – Стасова, объявляя мне решение о моем отпуске, сказала, что Ленин велел ей не сообщать, почему именно избран наро-фоминский совхоз. А теперь мне все ясно.

– Почему же?

– Потому, что здесь нет ни одного телефона.

– Но при чем тут телефон?

– Очень просто. Если ты спросишь Владимира Ильича, то, бьюсь об заклад, он ответит: «Чтобы Дзержинский мог лучше отдохнуть».