Служебное письмо.

Поскольку центральный комитет ТКП, блокируясь с рядом активных антисоветских эмигрантских группировок, пытается создать в СССР ячейки своей организации, посылая для этих целей к нам эмиссаров, мы придаем этому самое серьезное значение...

Дальневосточная (харбинская) организация ТКП, по имеющимся у нас данным, расценивается центральным комитетом ТКП как одна из наиболее жизненных и активных зарубежных организаций ТКП, которая якобы уже установила связи со своими единомышленниками в Сибири и на ДВК...

Ввиду изложенного мы считаем совершенно необходимым создать на ДВК ситуацию, которая могла бы связать нас с харбинской организацией ТКП и ее центральным комитетом и тем самым захватить все связи ТКП в СССР в свои руки.

Дерибас

Июль 1928 года.

Дерибас подписал письмо, надел пенсне, которое снимал, когда читал служебные бумаги, газеты, книги. Поднялся и вышел из кабинета. Он был в форме. В петлицах – четыре «ромба».

– Отправьте по назначению, – приказал дежурному. – Я пошел домой.

Было раннее утро. Солнце освещало кремлевские башни. На Мясницкой толпились возле своих пролеток извозчики. Хозяева лавчонок мыли пропылившиеся витрины.

Дом, где теперь жил Терентий Дмитриевич Дерибас, находился совсем рядом со зданием ОГПУ. Спустя несколько минут он уже стоял у входа в свое парадное на улице Мархлевского.

Приятная прохлада летнего утра пробудила желание побыть на воздухе подольше, прошелся по улице, с теплым чувством посмотрел на пробуждающуюся Москву. Желание спать, одолевавшее совсем недавно, прошло. Мозг заработал активнее, и Дерибас снова погрузился в анализ той обширной информации, которая поступала к нему со всех концов России.

Дальний Восток... Классовая борьба там приняла особенно острые формы, этому есть свои причины: засоренность учреждений бывшими колчаковцами и другими белогвардейцами, высокий удельный вес частного сектора в промышленности, кулачества – в деревне... Беспрерывные провокации китайской и японской военщины...

Совсем недавно, в апреле 1927 года, в Пекине вооруженные китайские солдаты и полиция напали на помещения, в которых проживали сотрудники советского полпредства. Вместе с русскими белогвардейцами они грабили, арестовывали, подвергали арестованных оскорблениям, избивали. И все это – с одобрения дипломатических представительств главных империалистических держав.

Тогда «Правда» писала, что все это понадобилось для того, чтобы развязать руки самым темным, самым погромным элементам международного империализма в борьбе против революционного Китая, чтобы создать небывалые дипломатические осложнения, спровоцировать СССР на войну и тем самым дать возможность еще активнее вмешаться в китайские дела империалистической жандармерии.

Вот программа действий японского империализма:

«Для того чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы должны использовать эту область как базу и проникнуть в остальной Китай под предлогом развития нашей торговли. Мы захватим в свои руки ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы».

Усилились заброски шпионов и диверсантов. Казачьи атаманы Семенов, Гамов, Калмыков полны сил и сколачивают на китайской территории крупные банды, которые совершают налеты, готовясь к массированному вторжению на нашу землю. Активизируют подрывную работу осевшие в Харбине белоэмигрантские организации «Русский фашистский союз», «Братство русской правды», «Национально-трудовой союз нового поколения» и вот теперь – «Трудовая крестьянская партия»!

Вот где назревают серьезные события!

– Все предъявляют к нам требования. Америка требует, чтобы мы отказались от поддержки национально-освободительных движений в других странах. Китайские милитаристы устроили провокацию на КВЖД, которая принадлежит нам на законных основаниях. Японцы намекают, что установили бы с нами дружеские отношения, если бы мы согласились поделить с ними Маньчжурию. Япония хотела бы втянуть нас в конфликт с Китаем. Нам заявляют, чтобы мы смягчили монополию внешней торговли... Все от нас чего-то хотят! По какому праву?

Сталин остановился, замолчал, раскурил погасшую было трубку, с которой расхаживал вдоль своего кабинета. Он выглядел усталым.

– Они не понимают, что наше государство уже достаточно окрепло. Прошло то время, когда можно было навязывать какие-то условия, и никогда не вернется. Мы можем обойтись без них. И обойдемся...

Сталин потрогал свое кресло, хотел, видимо, сесть. Постоял, передумал. Подошел вплотную к Дерибасу:

– Вы уже познакомились с обстановкой?

– По документам, товарищ Сталин.

Сталин взял трубку в левую руку, а правую протянул для рукопожатия:

– Желаю успеха в работе. Окажите помощь Блюхеру в наведении порядка на КВЖД. Постоянно информируйте нас. До свидания.

Так состоялось назначение Дерибаса на должность Полномочного представителя ОГПУ по Дальневосточному краю. Вслед за тем он был введен в состав коллегии ОГПУ. Через неделю Дерибас прибыл в Хабаровск и приступил к работе.

Утром Дерибас надел военную форму. Теперь он каждый день ходил на работу в форме: нужно было поднять дисциплину среди личного состава пограничных и внутренних войск.

Здание ОГПУ находилось на Волочаевской улице – четырехэтажный дом из красного кирпича. Кабинет размещался в дальнем конце, на третьем этаже. Обстановка скромная: письменный стол, два кресла, несколько стульев.

Вошел адъютант, доложил:

– Терентий Дмитриевич, к вам просится Невьянцев по срочному делу.

– Пусть зайдет.

Появился уже немолодой человек, одетый в гимнастерку и бриджи. «Умное, волевое лицо» – отметил про себя Терентий Дмитриевич.

– Разрешите доложить? – Невьянцев обращался по форме.

– Докладывайте.

Невьянцев сел в кресло.

– Куксенко продолжает свирепствовать. В селе Романовка убили двух активистов, подожгли амбары. Опасная банда, нужно что-то придумать.

– Попытайтесь послать к Куксенко несколько наших товарищей, якобы желающих установить с ним связь. Потом нужно затеять переговоры с целью объединения... Поняли? Это стержень операции. Разработайте детали и завтра доложите мне.

– Все ясно. Слушаюсь.

В ноябре 1929 года Красная Армия разгромила части китайских милитаристов в Маньчжурии. Китайское правительство пошло на переговоры с СССР, и 22 декабря был подписан Хабаровский протокол о восстановлении прежнего положения на КВЖД.

За боевые заслуги по охране и защите советской государственной границы в дни конфликта на КВЖД ЦИК СССР наградил орденом Красного Знамени Дальневосточную армию, и теперь она стала называться Особой Краснознаменной Дальневосточной армией. Ордена получили многие бойцы и командиры ОКДВА.

Пограничные войска Дальнего Востока также были награждены орденом Красного Знамени. Кавалерами этого ордена стали: Полномочный представитель ОГПУ по ДВК Т. Д. Дерибас, начальник пограничной охраны и войск ОГПУ С. И. Кондратьев, начальники застав И. К. Казак, Ф. Г. Иванов, командир взвода Ф. А. Липецкий, командир отделения С. Д. Красненко, красноармеец Я. Л. Савинцев.

«Коллегия ОГПУ уверена, что высокопочетная боевая награда послужит лучшим стимулом к еще более самоотверженной работе всех пограничников края по дальнейшему укреплению и усилению охраны дальневосточных рубежей Советского Союза.

Менжинский».

Спустя несколько дней В. Р. Менжинскому была отправлена телеграмма:

«Пограничники-чекисты Дальнего Востока, принимая звание краснознаменцев, клянутся оправдать высокое доверие Коммунистической партии, правительства и коллегии ОГПУ. Во время конфликта с белокитайцами бойцы Краснознаменной погранохраны с чекистской стойкостью и непоколебимостью защищали красные рубежи, показав примеры самоотверженности, беззаветной преданности пролетарской диктатуре, героизма.

Получив высшую боевую награду – орден Красного Знамени, пограничники ДВК под вашим испытанным руководством еще более усилят боевую готовность и чекистскую бдительность. Беспощадно борясь с контрреволюцией, мы, верные заветам Ф. Э. Дзержинского, обеспечим нерушимость советских границ, мирное социалистическое строительство в стране.

Дерибас. Кондратьев».

Пограничник Евгений Ланговой отправился в село в приподнятом настроении: есть что рассказать людям. Как-никак побывал в Хабаровске. А каждая поездка в краевой центр вызывает интерес.

Дул холодный западный ветер. С покрытого облаками неба срывались мелкие снежинки. Они больно кололи лицо.

На одной из улиц Ланговой увидел знакомого. Соскочил с лошади, подошел:

– Здравствуй, Иван Тимофеевич.

– Добрый день, Евгений Игнатьевич, – крестьянин поставил ведро на землю. – Какой ты! – не удержался от восклицания. – Тебе что, новую форму выдали?

Ланговой действительно выглядел нарядно – в Хабаровске ему выдали новую шинель и буденовку со звездочкой. Статный, с небольшими черными усиками, он был красив.

Из соседнего дома вышла девушка. Ланговой обратил внимание на стройную фигуру, а когда девушка поравнялась, посмотрел на ее лицо: большие глаза, полные яркие губы, красивый овал лица. «Хороша!» Но девушка была ему не знакома. Между тем, поравнявшись с ними, она поздоровалась.

– Здравствуй, Оля, – ответил Иван Тимофеевич.

Поздоровался и Ланговой, а когда девушка удалилась, спросил:

– Чья это такая?

– Дочка Ильи Ремизова. Недавно вернулась из Харбина.

– Откуда? – переспросил Ланговой.

– Из Китая. Уехала в Харбин вместе с семьей генерала Сычева десять лет тому назад. Совсем девчонкой. Прислугой она у них была... А вот теперь вернулась.

– То-то я с ней не знаком...

Вернувшись на заставу, Ланговой доложил командиру об этой девушке.

– Поговори с ней, – приказал командир.

На следующий день Ланговой опять приехал в село и зашел в дом Ремизовых:

– Можно поговорить с Ольгой?

– А-а, это вы, Евгений Игнатьевич, – хозяйка дома встретила приветливо. – Проходите, садитесь. Сейчас позову.

Через несколько минут в комнату вошла Ольга.

Ланговой вытер носовым платком вспотевшее лицо. Обычно такого рода разговоры он вел спокойно. Он знал, что выполняет свой долг. Сейчас было другое. К служебному примешалось что-то личное. Уж очень по душе пришлась ему девушка.

– Извините. Я должен поговорить с вами.

– Пожалуйста. – Ольга улыбнулась. – Что вас интересует?

– Вы вернулись недавно из Харбина?

– Да.

– А ваши документы?

– Я предъявляла на пограничном пункте. Они вас интересуют?

– Если вы не возражаете...

Ольга вышла из комнаты. Ланговой взял себя в руки. «Я выполняю служебный долг». Когда Ольга возвратилась с бумагами, он спокойно их просмотрел.

– Спасибо. Все в порядке, – Ланговой возвратил документы. – Как вы там оказались?

– С тринадцати лет работала прислугой в семье генерала Сычева. Знаете такого?

– Нет, не слышал.

– Есть такой казацкий генерал... Привыкла к ним и вместе с ними бежала в Маньчжурию, когда наступала Красная Армия. Мало в чем разбиралась, сами понимаете. Уговорили меня. – Ольга смотрела в пол и все больше волновалась. – Работала день и ночь. Потом вышла замуж, но неудачно. Муж оказался пьяницей... Не могла я больше там. Почти десять лет вычеркнуто из жизни. Все надоело, пропади оно пропадом! Готова была босиком по снегу домой... – Ольга смахнула слезу со щеки.

– Извините, что заставил вспоминать. Теперь – все позади. – Ланговой подождал, пока Ольга успокоится. – Я хотел бы вас еще спросить, – Евгений старался говорить осторожно.

– Да, пожалуйста, – Ольга подняла на него глаза.

– Вы ничего оттуда не привозили, никаких передач?

Ольга отвернулась, помолчала:

– Меня уже спрашивали. Там, на пограничной станции. Я ответила, что ничего не везу... Но тогда я совсем забыла... Потом хотела прийти на вашу заставу, да все не решалась... Да и дело совсем пустяковое... Генерал Сычев просил передать письмо Романишину, жителю соседнего села. Вы, вероятно, его знаете?

– Письмо уже отдали?

– Нет.

– Вы можете дать мне.

Ольга вышла в соседнюю комнату и вскоре вернулась:

– Вот письмо. А как мне быть?

– Романишину ничего не говорите. Обещаете?

– Да.

Утром придя на службу, Дерибас вызвал дежурного:

– Что срочного?

– Сегодня ночью в камере буйствовал арестованный Белых. Стучал кулаками в дверь, просил немедленно вызвать следователя. Потом потребовал бумагу. И вот написал на ваше имя заявление. – Дежурный передал лист бумаги. Дерибас прочитал:

От заключенного Белых.

Дерибасу.

Прошу немедленно меня расстрелять. Я пришел вести работу против вас и попался. Показаний давать не буду. Срока мне не давайте, так как все равно сбегу и снова буду бороться.

Белых.

– Идите отдыхать.

Дежурный повернулся и вышел. Дерибас задумался: «Как нужно ненавидеть, чтобы написать такое заявление! Какие у него причины? Кто он, вообще, этот Белых?»

Дерибас вызвал следователя:

– Как дела с Белых?

– Пока не подвигаются. Показаний давать не хочет, молчит.

– Это его помог задержать пограничник Ланговой?

– Да. (Дерибас про себя отметил, что память его и на этот раз не подвела.)

– Какие меры вы приняли, чтобы дознаться?

– Допрашиваю каждый день.

– Затянули вы дело, – Дерибас с укоризной покачал головой. – Что у него изъято при задержании?

– Оружие. Листовки Трудовой крестьянской партии...

Ответы следователя не удовлетворили Дерибаса. Он хотел было объяснить, что вести дело таким образом нельзя, но в это время зазвонил телефон:

– Терентий Дмитриевич, говорит Невьянцев. Разрешите доложить срочные материалы?

– Ладно, заходите, – Дерибас отпустил следователя.

Вошел Невьянцев, положил на стол папку с бумагами, сел и плотно придвинул стул, словно собирался засесть здесь надолго. Посмотрел на Дерибаса. Увидел, что начальник настроен его слушать, стал докладывать:

– Известный вам Грачев, главарь Трудовой крестьянской партии, ищет связи на нашей стороне. Предлагаю использовать в этом деле Шаброва, смазчика на станции Пограничная, который во время конфликта на КВЖД проявил себя стойким человеком и настоящим патриотом. План по установлению контакта с ним вот в этой папке. – Невьянцев передал Дерибасу тонкую картонную папку. Затем продолжал: – Белоэмигрантские антисоветские организации «Братство русской правды» и «Русский фашистский союз» активно вербуют в свои ряды новых членов для посылки диверсионных отрядов на нашу территорию и создания здесь своих ячеек. Мы подготовили планы активных действий против этих организаций, и я прошу рассмотреть эти планы и утвердить.

– Хорошо. Оставьте все материалы, и я постараюсь сегодня их прочитать. Вы в курсе дела Белых?

– Следователь мне говорил, что он отказывается давать показания.

– Я недоволен следователем. Он пассивно ведет дело, не предпринял элементарных мер, не попытался выяснить его личность. Сегодня Белых написал заявление, в котором просит, чтобы его расстреляли. Давайте вместе поговорим с арестованным.

В кабинет ввели высокого, крепкого мужчину, лет тридцати пяти – сорока, довольно интеллигентного на вид:

– Садитесь, – приказал Дерибас. – Вы написали заявление?

– Да.

– Чем вы недовольны?

– Пора со мной кончать.

– Что вы имеете в виду?

– Отпустите или расстреляйте.

«Как разговаривает! Какой злобой наполнены глаза! Сможем ли мы понять друг друга?»

– Ни того, ни другого сделать не могу. Зачем такие крайние меры? – Дерибас говорил доброжелательно.

– Мне надоело сидеть. Никаких показаний давать не буду, и ничего вы от меня не добьетесь.

– Назовите вашу настоящую фамилию.

– В моих документах указано.

– Вы хотите, чтобы я рассмотрел ваше заявление?

– Да.

– Если будете так отвечать, рассматривать не стану...

Наступила пауза.

– Вы прибыли сюда, чтобы мстить! – сказал Дерибас, и Белых еще ниже склонил голову. – Вы считаете себя поборником «правды». Но ваша «правда» ложная. «Все земли, заводы, рудники должны быть возвращены их прежним владельцам» – так говорили нам многие участники зарубежных антисоветских организаций, переброшенные с той стороны. «А простой люд должен по-прежнему гнуть свою шею и терпеть нужду». Вы тоже думаете так?

Белых поднял голову. Побледнел еще сильнее, сжал кулаки.

– Какое мне дело до чужого богатства! У меня его не было. Я русский офицер. Вы расстреляли мою жену и дочь! Я буду вам мстить.

– Как фамилия вашей жены?

Белых потер глаза рукой, глухо ответил!

– Не тревожьте их память...

Дерибас понял, что больше от него ничего не добьется. Приказал увести арестованного. А Невьянцеву сказал:

– Займитесь этим человеком. Установите личность, соберите сведения о родственниках, попробуйте узнать, где проживали его жена и дочь. Выясните все, что можно. Потом решим.

В Хабаровске Евгений Ланговой поселился в общежитии. С утра уходил на занятия, а по вечерам занимался в читальне при городской библиотеке. Незаметно пролетело два месяца. Однажды в середине дня Ланговой шел в читальню и обратил внимание на девушку, которая ожидала автобус.

«Ольга! – Ланговой вспыхнул. – Неужели она?» Подошел поближе. Это действительно была Ольга Ремизова.

Девушка узнала его и приветливо улыбнулась:

– Я приехала к брату. Он здесь служит... А вы?

– А я учусь. Вы очень спешите?

– Нет.

– Может быть, погуляем?

Они прошли в сквер, оттуда – на набережную Амура. Было начало лета. Распустились деревья, широко раскинулся Амур.

– Вы будете здесь жить? – спросил Ланговой.

– Хочу устроиться на работу.

Они долго гуляли по улицам города. Ольга рассказывала о своих планах. Потом вспомнила:

– После того как вы были у нас дома, явился Романишин. Помните, я передала вам письмо для него от генерала Сычева?

– Вам вернули это письмо?

– Письмо мне вернули, и вовремя. Романишин явился на следующий день, я передала ему письмо. Он интересовался, не вызывали ли на заставу. Я ему сказала, как вы просили.

Они встречались каждый вечер. Однажды Ланговой привел ее в клуб ОГПУ на концерт артистов, приехавших из Москвы. Ольга ни разу не слышала ничего подобного. Несколько раз в Харбине она была в ресторане, где выступали артисты-эмигранты. Ольга расстраивалась, потому что артисты и гости тосковали по Родине. А здесь ее наполняло совсем другое чувство.

Пролетел месяц. Ольга быстро привыкла к жизни в Хабаровске. Брат устроил ее работать на строительство нефтеперегонного завода. Но однажды случилось непредвиденное.

Закончив работу, Ольга пришла на остановку автобуса. Неожиданно ее окликнули. Ольга обернулась. Рядом стоял Романишин.

– Ах, Петр Савельевич, здравствуйте, – девушка стушевалась.

– Пойдем, пройдемся, – предложил старый казак.

Ольга с тоской посмотрела на подошедший автобус и тихо спросила:

– Куда, Петр Савельевич? Может быть, проедем к брату Ивану?

– Нет, Оля. Поговорить мне с тобой надо. А там разговор не получится.

Ольга удивленно вскинула глаза. Романишин пояснил:

– Дело у меня к тебе есть. Пойдем лучше в парк. Я тебя долго не задержу.

Они шли по улице молча. В этот теплый вечер было безлюдно.

– Просьба у меня к тебе, Оля, – вкрадчиво начал Романишин. – Записочку нужно отвезти...

– Куда?

– Тут, недалеко. На работе возьми отпуск. Скажи, что заболели родители. О деньгах не беспокойся, я возмещу...

Ольга долго думала. «Возьму, а потом расскажу Жене».

– Кому письмо?

– Ерыгину. В рыболовецкую артель на острове.

– Давайте. Только это будет последний раз...

– Хорошо, Оля. А на словах передай, что приедет Васька Синегубый. Поняла?

– Да.

– На обратном пути, когда заедешь к отцу, дашь мне знать.

Ольга молча кивнула.

– Только ты помалкивай. Чтобы никому, даже Ивану. Поняла?

– Поняла.

Когда Ланговой рассказал об Ольге, о своих отношениях с ней и о Романишине Невьянцеву, тот спросил:

– Вы намерены жениться?

– Да. Я люблю ее.

Невьянцев встал, походил по кабинету.

– А если мы предложим вам выполнить одно поручение? Это поручение может затянуться...

– Я готов. Но как же с Ольгой?

– Мы дадим вам комнату. Потом, когда настанет время, я поговорю с вашей женой. Она будет вас ждать?

– Я не говорил с ней еще о женитьбе. А вы спрашиваете, будет ли ждать...

– Хорошо. Поговорите. И если у вас будет все в порядке, познакомите меня с ней. Тогда решим вопрос о командировке. Кстати, вы знаете, кто такой генерал Сычев, письмо от которого Ольга привезла Романишину?

– Нет.

– Он один из главарей Дальневосточного филиала эмигрантской диверсионной организации «Братство русской правды». На него делают большую ставку японские милитаристы.

Вечером Невьянцев докладывал Дерибасу:

– По плану, который вы утвердили, мы снарядили группу по следам Куксенко. Нашим товарищам удалось установить связь в селе с его пособниками. Один из них указал район расположения банды. Командир нашей группы послал своего курьера для установления связи с Куксенко и хотел повести переговоры об «объединении», но тот от переговоров уклонился. Наши возвратились ни с чем. Думаю, что пришла пора послать воинские подразделения, и разгромить!

– Нет. Куксенко держится вблизи границы. Если его прижмут, уйдет в Китай, снова организует банду. Чтобы покончить с бандой раз и навсегда, у меня есть один вариант с использованием Лангового...

События нарастали с каждым часом. Было установлено, что настоящая фамилия арестованного Белых – Домрачев и что проживал он вместе с семьей в Никольск-Уссурийске. Был офицером царской армии, при меркуловском правительстве служил в городской управе. Во время наступления Красной Армии бежал в Маньчжурию. Выяснилось, что жена и дочь Домрачева уехали в Казахстан.

Дерибас любил повторять, что чекист должен быть сдержанным и рассудительным, но сам был человеком эмоциональным: быстро «закипал», когда сталкивался с ложью и несправедливостью. Но обладал и другим ценным качеством: никогда не принимал окончательных решений в минуту возбуждения.

Так было и сейчас. Совсем недавно он был готов отдать Белых под суд. Но, внимательно выслушав Невьянцева, приказал:

– Вызвать жену и дочь. Оплатить расходы. Свидание устроим у меня.

А вскоре летние муссоны принесли с собой в Хабаровск влагу. Несколько дней подряд шли проливные дожди, и вода в Амуре сильно поднялась. В один из таких дней в кабинет Дерибаса вошел Невьянцев:

– Терентий Дмитриевич, жена и дочь Белых – Домрачева прибыли.

– Девочку не следует травмировать, пусть она подождет, – сказал Дерибас, – а Софью Павловну введите по моему звонку.

Доставили Белых.

– Садитесь, – Дерибас указал на стул возле стола, поставленный так, чтобы арестованный не мог видеть входящих в кабинет. – Ну что, надумали говорить?

– Кончали бы, гражданин начальник, да побыстрей. И все тут! Измучили вы меня и себя. Все равно ничего не скажу.

– Твердый вы орешек...

В кабинет вошел Невьянцев и остановился возле двери. Дерибас молча кивнул ему, и Невьянцев впустил довольно молодую, светловолосую женщину. На усталом лице ее были видны следы волнения. Она хоть и дала согласие на эту встречу, была к ней подготовлена, не могла сдержать волнение.

– Садитесь, – предложил Дерибас. – Может быть – воды?

Женщина отрицательно покачала головой, села на стул, достала из сумочки носовой платок и вытерла глаза.

– Белых, обернитесь, – сказал Дерибас.

Арестованный нехотя повернул голову и ухватился руками за стол, чтобы не упасть. Потом заплакал. Заплакала и женщина.

Дерибас дал им воды и, когда те немного успокоились, сказал:

– Белых или как вас там... Можете подойти к жене...

Когда арестованного уводили обратно в камеру, он безнадежно произнес:

– Если б я мог отомстить!

А двое суток спустя Невьянцев вызвал к себе на допрос Белых – Домрачева.

– Каким образом вы должны готовить восстание?

– Создать ячейку из надежных людей. Грачев пришлет оружие. В нужный момент окажут помощь из-за рубежа. Обратите внимание, что Грачев и его заместитель Морев пользуются особым доверием японцев. Получают крупные суммы денег, вооружение, документы и все, что нужно для задуманного ими дела. Я, в свою очередь, должен собирать шпионские сведения для передачи японской разведке. В последнее время Трудовая крестьянская партия, по указанию японских разведчиков, установила тесные контакты с организациями «Братства русской правды», которые формируют диверсионные отряды для посылки в Приморье, а также с «Объединением крестьянско-казацких групп». Это значительно расширяет их возможности.

– Хорошо. Теперь о главном: мы не призываем вас мстить, но предлагаем бороться вместе.

– Я согласен.