Глава шестая Схвативший бога за бороду 2 страница

Как-то в 1944 году, находясь вместе с Жуковым на 1-м Украинском фронте, он рассказывал мне о том, что в 1943 г. он и Конев докладывали Сталину план какой-то операции, с которым Сталин не согласился. Жуков, по его словам, настоятельно пытался доказать Сталину правильность этого плана, но Сталин, дав соответствующее указание, предложил план переделать. Этим Жуков был очень недоволен, обижался на Сталина и говорил, что такое отношение к нему очень ему не нравится.

Наряду с этим Жуков высказывал мне недовольство решением правительства о присвоении генеральских званий руководящим работникам оборонной промышленности. Жуков говорил, что это решение является неправильным, что, присвоив звание генералов наркомам и их заместителям, правительство само обесценивает генеральские звания. Этот разговор происходил между нами в конце 1944 г., когда я и Жуков находились на 1-м Белорусском фронте.

Осенью 1944 г. под Варшавой Жуков также рассказал мне, что он возбудил ходатайство перед Сталиным о том, чтобы Кулика наградили орденом Суворова, но Сталин не согласился с этим, то он – Жуков, стал просить о возвращении Кулику орденов, которых он был лишен по суду, с чем Сталин также не согласился. И в этом случае Жуков высказал мне свою обиду на это, что его, мол, не поддержали и что Сталин неправильно поступил, не согласившись с его мнением.

Хочу также сказать Вам и о том, что еще в более близкой связи с Жуковым, чем я, находился Серов, который также угодничает, преклоняется и лебезит перед ним. Их близость тянется еще по совместной работе в Киеве. Обычно они бывали вместе, а также посещали друг друга.

На какой почве установилась между ними такая близость, Жуков мне не говорил, но мне кажется, что Жукову выгодно иметь у себя такого человека, как Серов, который занимает большое положение в Министерстве Внутренних Дел.

Я тоже находился в дружеских отношениях с Серовым, и мы навещали друг друга.

Когда я был снят Сталиным с должности командующего ВВС, Серов говорил мне о том, чтобы я пошел к Маленкову и просил у него защиты. Во время моего пребывания в Германии Серов содействовал мне в приобретении вещей.

Касаясь своих преступлений, я вынужден признать, что после отстранения меня от работы в ВВС я был очень обижен и высказывал в кругу своих близких несогласие с таким решением Сталина, хотя внешне при людях я лукавил душой и говорил, что со мной поступили правильно, что я это заслужил.

Так, вскоре после состоявшегося обо мне решения, я в беседе со своей женой и ее братом Владимиром говорил, что причина моего снятия заключается не в плохой моей работе, а в том, что на меня наговорили. При этом я всячески поносил и клеветал на Верховного Главнокомандующего и его семью. Я также заявлял, что Сталин несправедливо отнесся ко мне.

Когда мне стало известно об аресте Шахурина, Репина и других, я был возмущен этим и заявил в кругу своих родственников, что поскольку аресты этих лиц произведены с ведома Сталина, то просить защиты не у кого.

Вражеские разговоры я в апреле 1946 г. вел со своей бывшей женой Веледеевой М.М., которая проездом останавливалась в Москве. В беседе с Веледеевой я говорил, что Сталин необъективно подошел ко мне, и возводил на него злобную клевету.

В разговоре с моей теперешней женой Елизаветой Федоровной и Веледеевой я обвинял правительство и лично Сталина в том, что они не оценивают заслуг людей и, несмотря ни на что, изгоняют их и даже сажают в тюрьму.

Повторяю, что несмотря на высокое положение, которое я занимал и авторитет, созданный мне Верховным Главнокомандующим, я все же всегда чувствовал себя пришибленным. Это длится у меня еще с давних времен.

Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной и до 1932 г. я все это скрывал от партии и командования.

Когда же я столкнулся с Жуковым и он умело привязал меня к себе, то это мне понравилось, и я увидел в нем опору.

Такая связь с Жуковым сблизила нас настолько, что в беседах с ним один на один мы вели политически вредные разговоры, о чем я и раскаиваюсь теперь перед Вами.

Признаюсь Вам, что я оказался в полном смысле трусом, хотя и занимал большое положение и был главным маршалом.

У меня никогда не хватало мужества рассказать Вам о всех безобразиях, которые по моей вине творились в ВВС и о всем том, что я изложил в настоящем заявлении.

Новиков 30 апреля 1946 г.».

Несколько слов об этом документе. Прямо скажем, работа не совсем тонкая, и все же именно такая работа устраивала вождя. Главное – это достижение поставленной цели. «Испокон веков» в следчасти карательного ведомства следователи подразделялись на «забойщиков» и «писателей». То есть одни умели только допрашивать, а другие только писать. В результате неграмотные в сочетании с грамотными и делали государственное дело вполне успешно.

Один, который «забойщик», – орудовал кулаками и резиновой дубинкой, а другой, «грамотный», просто оформлял протоколы допросов. Обычно составлялись «обобщенные» протоколы. «Забойщик» в поте лица выбивал признания и шел к «писателю», который оформлял протокол, передавая эмоции, демонстрируя интеллект и литературное мастерство. Не иначе как «французская борьба по-Лубянски».

По «Авиаделу» было то же самое. Так, заместитель начальника секретариата МГБ полковник Броверман сообщил следствию: «Ранее я уже показал о себе, что в 1946 г. был втянут в гнусное преступление, связанное с фальсификацией заявлений некоторых арестованных работников авиационной промышленности и ВВС СА.

Показания арестованных на допросах не фиксировались и ими же не подписывались, а справки следователей с показаниями арестованных не проверялись и могли являться юридическими документами.

Материал перед посылкой адресату Сталину – подвергался корректировке в секретариате Абакумова в соответствии с его указаниями».

Таким образом, заявление маршал Новиков не писал даже под пытками. Но он его подписал буквально через неделю изнуряющих допросов.

При этом, несмотря на то, что автор или авторы остались неизвестными, основные факты, изложенные в этом сочинении, были получены следователями в ходе допросов и частично в результате обыкновенной прослушки.

Судите сами, ведь не могли же на Лубянке из пальца высосать столь обильный фактический материал.

Слова Жукова и Новикова лишь подредактировали, правда, как-то не очень красиво с литературной точки зрения. Само по себе заявление больше всего напоминает добровольный донос подследственного, чем письмо главного маршала авиации.

Но, видимо, вся суть в Лубянском юморе.

Примечательно, что заявление отпечатали в трех экземплярах. Один для Сталина, второй для Секретариата Главного управления СМЕРШ, а третий, без адресата, Абакумов забрал себе. А ведь копия шла под грифом «Совершенно секретно».

Но самое главное заключается в том, что это заявление начинало некую шахматную партию, в которой «мат» должен был быть поставлен Берии. Почему? Потому что дискредитация Жукова осуществлялась по правилам игры вождя, а вот удары по Маленкову и Серову наносил уже сам Виктор Семенович. Причем по Маленкову с ведома Сталина, а по Серову, так сказать, по личной инициативе. Генерал-полковник Серов не мог быть другом Жукова и при этом не был человеком Берии. Хотя все же к Берии был несколько ближе. Впрочем, и этого было достаточно.

Но Виктор Семенович настолько его ненавидел, что приписал ему мнимую связь с Жуковым, забивая его до смерти весомыми политическими обвинениями.

По воспоминаниям П.А. Судоплатова, «когда Абакумова в 1946 г. назначили вместо Меркулова министром госбезопасности, он не был близок к Берии. Напротив, Сталин дал Абакумову указание собрать компромат на всех, в чьих руках была власть, в том числе на Берию. Абакумов смог доказать, что Маленков прекрасно знал о сокрытии неполадок в авиапромышленности».

В общем, 8 мая 1946 г. пятитомное «Дело авиаторов» поступило председателю Военной коллегии Верховного Суда СССР генерал-полковнику юстиции Ульриху В.В.

Обвинительное заключение по этому делу, утвержденное начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ генерал-полковником Абакумовым и исполняющим обязанности Главного военного прокурора генерал-майором юстиции Чепцовым A.A., в тот же день было внесено на рассмотрение подготовительного заседания этой коллегии. 10 мая 46-го Военная коллегия Верховного Суда СССР начала рассматривать дело в закрытом судебном заседании без участия представителей государственного обвинения и защиты, без вызова свидетелей. В общем, как обычно это делалось в те времена. А 11 мая был вынесен обвинительный приговор. Военная коллегия признала, что в системе Наркомата авиапромышленности и Военно-воздушных сил Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период народным комиссариатом авиационной промышленности выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем «преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей».

Когда Сталин спросил Абакумова:

– Вина Новикова и Шахурина доказана. Какую меру наказания вы предлагаете?

Тот, не задумываясь, ответил:

– Расстрел!

– Расстрелять просто, сложнее заставить работать. Мы должны заставить их работать, – неожиданно сказал Сталин.

Это было действительно неожиданно, учитывая опыт всех чисток за период власти вождя!

Шахурин получил 7 лет лишения свободы, Репин – 6 лет, Новиков– 5, Шиманов – 4, работники ЦК Будников и Григорьян – по 2 года.

Один лишь Г.М. Маленков, отвечающий в политбюро за авиационную промышленность, был только освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в Ташкент.

А ведь именно ему поручили разобраться с положением дел в Наркомате авиации. еще 25 апреля 1946 г. он выступил на собрании актива работников авиапромышленности, где признал факты сдачи дефектной техники доказанными.

В ходе своего выступления Маленков подчеркнул: «Знайте, что не все вопросы решаются на совещаниях. Не всегда мы будем собираться так, как сейчас, и таким образом решать вопросы. Правительство предупреждает, что дальше терпеть такое положение нельзя».

Но, несмотря на такую критику, опросом членов ЦКВКП(б) от 4–6 мая 1946 г. его лишили поста секретаря ЦК и вывели из Секретариата ЦК партии. Его обвинили в том, что он, зная о безобразиях в деле выпуска и приемки недоброкачественных самолетов, не сигнализировал о них в ЦКВКП(б).

«Заявление» Новикова было рассмотрено Высшим военным советом 1 июня 1946 г. 3 июня 1946 г. Совет Министров СССР принимает решение об освобождении Маршала Советского Союза Жукова от должности Главнокомандующего Сухопутными войсками и заместителя министра Вооруженных Сил СССР.

А 9 июня 1946 г. Министр ВС СССР Сталин подписал приказ № 009, в котором подводился итог «разоблачения» Жукова… В результате Совет Министров СССР освободил маршала от занимаемых должностей и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.

Оставался генерал Серов.

«Кончилась война, – вспоминал полковник И.А. Чернов, – Абакумова назначили министром госбезопасности вместо Меркулова, а я остался в ГУКР СМЕРШ. Прошло месяцев семь, точно не помню, я тогда в отпуск собирался, путевку получил в Кисловодск, а он мне говорит: «Выходи на работу начальником Секретариата МГБ». Я стал по стойке смирно и – «Слушаюсь, товарищ генерал-полковник!» Приступил к работе, а там опять Броверман варит свою «кухню», готовит докладные записки Сталину. Работать приходилось много, документооборот в министерстве куда больше, чем в ГУКР СМЕРШ. Абакумов – он требовательный, нетерпимо относился к любым проявлениям небрежности, безграмотности, а я каждый день докладывал ему почту: письма, правительственные поручения, шифровки, записки по «ВЧ». Обычно принимал он меня в конце рабочего дня, часов в 5 утра, а доклад длился минут сорок-пятьдесят. После этого шел я домой – отоспаться, а в десять ноль-ноль снова был на работе. Крутился до вечера, в интервале между девятнадцатью и двадцатью двумя удавалось подремать часок-другой, а ночью вновь готовился к докладу. И так все пять лет».

H.H. Месяцев рассказывал Леониду Млечину об Абакумове: «Он мужик был статный, красивый, военная форма ему шла. Разговор всегда носил спокойный деловой характер. Он не заставлял стоять навытяжку и приглашал сесть.

Если к младшим чинам он относился с заботой, по-отечески, то высших он держал в кулаке. Я видел, как начальник следственной части Павловский дрожал, когда его Абакумов распекал, стал весь белый, коленки тряслись! Думаю, что ж ты цепляешься так за должность?»

Став министром госбезопасности, Абакумов часто общался с вождем наедине, бывал у него на даче. Со слов Геннадия Афанасьевича Терехова, который участвовал в следственной группе по делу Абакумова и допрашивал бывшего министра в тюрьме, известно, что Сталин, особенно в последние годы жизни, с большим подозрением относился к любым контактам людей из своего окружения вне официальных встреч. И чем ближе был человек к верхам, тем больше сомневался Сталин. Даже самому Абакумову было запрещено кого бы то ни было приглашать в гости. Генералиссимусу все время казалось, что пока он сидит у себя, на ближний даче в Кунцеве, где-то на другой даче собралась оппозиция.

Генерал армии Филипп Денисович Бобков, в прошлом первый заместитель Председателя КГБ, в своих мемуарах пишет о Викторе Семеновиче следующее: «Затем он перешел в МГБ, куда его назначили министром. В этом просматривалось желание Сталина влиять на органы госбезопасности не только с помощью Берии.

Сотрудники, насколько я мог судить в то время, встретили нового министра хорошо. Профессионал, человек, начавший с рядовой работы, и к тому же некоторое время был заместителем Сталина! И в силу этого новый министр изначально пользовался авторитетом у сотрудников. Говорили, будто он настолько близок к Сталину, что даже гимнастерки шьет себе из одного с ним отреза. Это, конечно, досужие вымыслы, но основания для подобных разговоров, бесспорно, были.

Первые шаги Абакумова на посту министра еще больше укрепили его авторитет. Он решительно изменил кадровую политику. В 1946 г. большинство сотрудников министерства составляли люди, пришедшие на работу в органы в 1939–1940 гг., заменив тех, кто отправился по пути своих жертв.

Абакумов привлек в территориальные органы военных контрразведчиков, бывших фронтовиков, и направил их не только на руководящие посты, но и на рядовую работу. Тем самым он в известной мере обновил центральный аппарат, куда влились свежие молодые силы – люди, прошедшие войну; и это несколько изменило климат в министерстве.

Новый министр постоянно держал аппарат в напряженном трудовом ритме. Вне зависимости от того, где он сам в данный момент находился, люди ощущали его присутствие, знали: министр где-то рядом и зорко следит за работой всей системы госбезопасности. Абакумов мог совершенно неожиданно заглянуть к рядовому сотруднику, посмотреть, как тот ведет дело, расспросить о подробностях, все проверить, вплоть до того, насколько аккуратно подшиваются бумаги. Это тоже воспитывало уважение к руководителю министерства, хотя в таком демократизме чувствовалась определенная игра.

Абакумов часто выступал перед различными аудиториями, говорил воодушевленно, порой с пафосом, и притом всегда старался производить впечатление человека очень доступного, демократичного и подчеркнуто скромного, хотя оснований для этого было немного. Я дважды слушал его выступления на партийных конференциях и должен признать, что выступал он удачно. Министр требовал объективности и беспристрастности при рассмотрении дел, во всех приказах неизменно подчеркивалось, что сотрудникам госбезопасности необходимо строго соблюдать законность.

Таким казался мне тогда Абакумов на посту министра. В действительности, он беспрекословно и слепо выполнял волю Сталина, следовал любым указаниями партийного руководства, которое поощряло курс репрессий. То ли желая выслужиться, то ли в силу определенных личных качеств, он и сам проявлял инициативу к ужесточению репрессий.

Мы, молодые чекисты, не подозревали о незаконных арестах военачальников, которые производились по указаниям Абакумова на основании мелких доносов. А между тем подобные аресты происходили даже в период Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы.

Аресты в армии служили показателем добросовестной работы контрразведки».

Близость к Сталину на посту министра госбезопасности окрылила Виктора Семеновича, но самое важное, она изменила его отношение ко многим руководителям в государстве. Как считает Евгений Жирнов, «в этом сказались его прямолинейность и простота: есть только вождь и его преданный последователь, а с остальным можно не считаться».

И здесь уже не важно, сколько он нажил себе врагов. Главное, что эти враги были коварными и очень опасными. Пусть они его боялись. Но сдаваться и уступать какому-то Витьке Абакумову они не желали. А значит, предстояла борьба не на жизнь, а на смерть. Кто кого? По свидетельству ветеранов: «Виктор Семенович вел себя так, будто схватил бога за бороду. Обедать демонстративно ходил в «Арагви», а если был загружен, охрана привозила ему оттуда шашлыки. Цеплял на улице симпатичных девиц и вел их в гостиницу «Москва», в койку. Не отказывался, когда ему дарили трофейные вещи. Почувствовав благоволение вождя, Абакумов решил, что теперь можно все», – считает Е. Жирнов.

Однако это не совсем верно. Абакумов никогда не изменял своим принципам. И очень многое позволял себе, еще возглавляя военную контрразведку. Например, девушек в гостиницу «Москва» он водил и в 1941-м, и позже, и раньше. Ведь он уже тогда был заместителем наркома внутренних дел.

При этом девушки были не легкого поведения, как об этом писал Сталину Серов, девушки были красивые, которым очень нравился молодой комиссар госбезопасности. И шли они с ним не за деньги, а, так скажем, по зову души и сердца.

Александр Васильевич Бурдонский, сын Василия Сталина, рассказывал мне об одной встрече его мамы– Галины Бурдонской с Виктором Семеновичем: «Когда она шла к бабушке на Арбат, то на полном ходу остановилась машина. А мама тогда подкрашивала волосы в белый цвет. Хорошая очень фигурка и хорошо одета. Из машины выскочил Абакумов. Мама жутко испугалась, и он узнал ее. Она говорит: «Я спиной прижалась к стене, когда он меня увидел, сказал: «Хм. Простите!» Ехали с Берией, просто девочку хотели. Когда он увидел ее лицо, еще зареванное, тут же сел в машину и уехал».

По воспоминаниям очевидцев, Виктор Семенович на машине ездить не любил, предпочитал ходить пешком, а на улицах приказывал сопровождающим давать по сто рублей нищим, преимущественно старухам.

Ему нравилось, когда старухи крестились, благодаря за подаяние.

Охрана привозила Абакумову шашлыки из «Арагви» – к хорошим шашлыкам он был неравнодушен.

А еще в «Арагви» круглые сутки работали три кабинета. В своей книге «Тайны уставшего города» Эдуард Хруцкий пишет: «Там принимали нужных иностранцев, в них большие чины из КГБ встречались с не менее именитыми осведомителями. Туда ночью заезжали отдохнуть от забот чиновники высокого ранга».

По этим причинам, а возможно и не только, на кухне этого ресторана работала бригада ударников труда и повара высшего класса. За полчаса официанты накрывали роскошный стол. Ну а шашлыки, которые, кроме Абакумова, заказывал себе и Василий Сталин, были лучшими во всей Москве.

Не изменял Виктор Семенович и другим своим привычкам. По-прежнему он обожал фокстрот и с целью милых развлечений, то бишь потанцевать с красивой девочкой, захаживал в знаменитый ресторан «Спорт».

«Гроза шпионов и врагов народа больше всего любил «сбацать» запрещенный, идеологически-чуждый танец, – пишет Эдуард Хруцкий. – В ресторан «Спорт» он приходил инкогнито, как король из сказок, пожелавший узнать, как живут его подданные.

Виктор Абакумов, несмотря на свой высокий рост, любил танцы, выпивки, женщин. Вот из-за них-то и случилась драка в ресторане, и министру прилично накостыляли. Расправа с обидчиками была немедленной, но, как мне говорили знающие люди, никого не посадили, просто ребята Абакумова весьма прилично отметелили виновных».

Но главной его страстью был футбол. Заместитель Виктора Семеновича вспоминал: «Ни один интересный матч он не пропускал. Команду «Динамо» считал своей собственностью. Все время подчеркивал: «Помогайте динамовцам, найдите на матч хорошего судью, чтобы судил честно. Сделайте им хорошую экипировку».

Одну из ответственных игр динамовцы продули. Министр собрал команду в своем кабинете. Он и в обычное время бывал грубым, но до такой степени разнузданности он на моей памяти дошел только в этот единственный раз.

Начал из души в душу хаять их всех. «Сволочи» и «мерзавцы» было самым мягким из того, что он сказал. Особенно досталось Косте Бескову.

«Играть надо, а не, мать-перемать, книжки художественные читать! Я ждал от вас только победы! Продуть этой военной конюшне!» По-моему, проиграли команде Центрального дома Красной Армии.

Я сидел на краешке, у дальнего конца стола, но брызги гнева долетали и до меня как до зампреда общества «Динамо», ответственного за футбол: «А ты какого хрена там делаешь? Наша команда должна только выигрывать, а ты должен им помогать!»

Вторым его увлечением было кино. Каждый день в 4 утра он приглашал все руководство министерства в свой кинозал, и часов до 7 утра все смотрели трофейные и наши фильмы. Я, кажется, ни разу не смог досидеть до конца: к 11 утра нужно было возвращаться на службу, а спать все-таки хотелось». К сожалению, мне так и не удалось установить – мог ли Виктор Семенович «качать маятник» (мгновенное выхватывание оружия и умение с первых же секунд задействовать фактор отвлечения, фактор нервозности, а если возможно, и подсветку, и моментальную безошибочную реакцию на любые действия противника, и утверждающее стремительное передвижение под выстрелами), мог ли стрелять по-македонски (стрельба на ходу из двух пистолетов по движущейся цели), был ли он «чистильщиком» (розыскник, способный брать живьем сильного, хорошо вооруженного и оказывающего активное сопротивление противника). Тем не менее у него была интуиция или верхнее чутье (способность собаки улавливать запахи по воздуху, а не по следу), он мог бутафорить (играть, изображать что-нибудь, с какой-либо целью) и запросто качать на косвенных (в ходе разговора задавать вроде бы безобидные, второстепенные, косвенные вопросы, при помощи которых можно незаметно выявить несоответствие ответов проверяемого действительным обстоятельствам).

За свою службу у него хватало моментов истины, но самое важное – он был талантлив. Причем талант его заключался в умении работать с подчиненными, что дано не каждому руководителю.

И в целом все было бы не плохо, если бы не его прямолинейность. От этого количество врагов только увеличивалось.

В мае 1946 г. Берию назначили председателем комиссии по передаче дел от смещенного Меркулова новому министру – Виктору Семеновичу. 23 августа 1946 г. Пленум ЦК принял решение «О т. Меркулове», в котором подчеркивалось: «из акта приемки и сдачи дел Министерства Госбезопасности устанавливается, что чекистская работа в Министерстве велась неудовлетворительно, что бывший министр госбезопасности т. Меркулов скрывал от ЦК факты о крупнейших недочетах в работе Министерства и о том, что в ряде иностранных государств разведывательная работа Министерства оказалась проваленной».

Эти недостатки отметили A.A. Кузнецов и B.C. Абакумов.

Задолго до этого члены Политбюро по предложению Сталина удовлетворили просьбу Лаврентия Павловича об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР. Причем в машинописном тексте постановление Политбюро вождь дописал своей рукой: «ввиду перегруженности его другой центральной работой».

Итак, 4 мая 1946 г. Политбюро ЦКВКП(б) приняло решение за № П51/IV о назначении министром ГБ B.C. Абакумова. С этого момента структура МГБ СССР начала кардинально расширяться и изменяться.

В качестве самостоятельного 3-го Главного управления в МГБ включалась военная контрразведка.

1-е и 2-е Управления МГБ СССР (разведка и контрразведка) были преобразованы в Главные управления. И далее шли: 4-е Управление осуществляло руководство розыском «агентуры иностранных разведок, заброшенных в СССР, и прочих вражеских элементов; 5-е Управление (оперативное); 6-е Управление (шифровально-дешифровальное); Транспортное управление; Управление охраны № 1 (охрана И.В. Сталина); Управление охраны № 2; Управление коменданта Московского Кремля; Отдел «А» (учетно-архивный); Отдел «Б» (оперативной техники); Отдел «В» (перлюстрация корреспонденций); Отдел «Д» (экспертизы и подделки документов); Отдел «К» (чекистские наблюдения на объектах атомной промышленности); Отдел «О» (оперативная работа по духовенству всех конфессий); Отдел «Р» (радиоразведка); Отдел «С» (перевод и обработка материалов по атомной проблеме); Отдел «Т» (борьба с лицами, высказывающими угрозы террористического характера в отношении партийных и советских руководителей); Следчасть по особо важным делам; Отдел «ДР» (служба проведения диверсий и актов индивидуального террора); Отдел «ДН» (служба дезинформации); Административно-хозяйственное и финансовое управление; Управление кадров; Инспекция при Министерстве; Секретариат МГБ; Юридическое бюро.

В январе 1947 г. совместным приказом МВД и МГБ СССР № 0074/0029 от 21 января 1947 г. была оформлена передача внутренних войск из МВД в МГБ. Было образовано Главное управление внутренних войск МГБ (штатная численность 68 582 чел.).

Приказом МВД и МГБ СССР № 0075/0030от 21 января 1947 г. транспортная милиция была передана из МВД в Транспортное управление МГБ СССР.

При этом вождь, усиливая МГБ, лишил его одного из важнейших направлений: внешней разведки. Все разведывательные ведомства и службы были объединены в единый аппарат– Комитет информации при СМ СССР.

Но пойдем далее, в «страну Абакумова». На основании постановления Совета Министров СССР № 1130–405сс от 6 апреля 1948 г. совместным приказом МВД и МГБ СССР № 00369/0141 от 9 апреля 1948 г. из МВД в МГБ были переданы войска по охране особо важных объектов промышленности и железных дорог (7301 чел.).

В 1949 г. Государственное хранилище ценностей (ГОХРАН) было передано из МВД в МГБ.

17 октября 1949 г. совместным приказом МВД и МГБ СССР № 00968/00334 из МВД в МГБ были переданы пограничные войска и милиция, а также Военно-строительное управление (ВСУ). Осенью 1950 г. на основании постановлений Политбюро ЦКВКП(б) № П77/309 и П77/310 от 9 сентября в МГБ СССР на базе отдела «ДР» были созданы на правах управлений, подчиненных непосредственно министру: Бюро № 1 для проведения диверсий и террора за границей и Бюро № 2 для проведения террора (похищений и убийств). А летом 1950 г. спец-поселения из МВД были переданы в МГБ.

В течение 1950 г. из МВД в МГБ были переданы все учеты и картотеки уголовных преступников.

Таким образом, новый министр, в буквальном смысле нахрапом, забирал из МВД к себе все, что ему хотелось.

В конце концов он отобрал у генерала Круглова и его заместителя генерала Серова даже милицию.

И не удивительно, что руководители МВД, сильно перепуганные таким поворотом событий, враждовали не на жизнь, а на смерть.

Через неделю после своего назначения Виктор Семенович вызвал к себе генерала Судоплатова. Начал он, что называется, из прошлого:

– Почти два года назад я принял решение никогда с вами не работать. Но товарищ Сталин, когда я предложил освободить вас от выполняемых вами обязанностей, сказал, что вы должны продолжать работать в прежней должности. Так что давайте срабатываться.

Судьба шведского дипломата Рауля Валленберга, ставшего известным благодаря своей широкой деятельности по спасению евреев во время Второй мировой войны, до сих пор остается загадочной. И я бы не стал затрагивать эту тему, если бы к этой судьбе не был причастен Виктор Семенович Абакумов. Сначала как начальник ГУКР СМЕРШ, а потом уже как министр госбезопасности.

Валленберг Рауль Густав родился в Стокгольме в 1912 году. Он принадлежал к известному семейству финансовых магнатов. В июле 1944 г. Рауль прибыл в столицу Венгрии, где приступил к исполнению должности секретаря и начальника гуманитарного отдела Шведской миссии для оказания помощи лицам еврейской национальности, чтобы они могли избежать депортации из Венгрии и уничтожения в фашистских лагерях смерти.

14 января 1945 г. начальник политотдела стрелковой дивизии доложил по команде в политотдел армии о том, что в доме № 16 на занятой солдатами этого соединения улице Бенур находится прибывший 13 января в расположение дивизии секретарь Шведского посольства в Будапеште Рауль Валленберг и его шофер.

17 января генерал армии Булганин (заместитель Сталина по наркомату обороны) приказал командующему 2-м Украинским фронтом арестовать дипломата и доставить в Москву, что и было сделано 19 января. А 6 февраля Валленберга доставили в Главное управление контрразведки СМЕРШ. Его сразу же поместили во внутреннюю тюрьму НКГБ СССР в Москве.

Начались допросы, на которых его обвиняли в шпионаже.

П.А. Судоплатов утверждал: «Мой бывший коллега, генерал-лейтенант Белкин, в свое время заместитель начальника СМЕРШ, был знаком с делом Валленберга. Он рассказывал мне, что в 1945 г. фронтовые органы СМЕРШ получили ориентировку на Валленберга, в которой указывалось, что он подозревается в сотрудничестве с германской, американской и английской разведками, и предписывалось установить постоянное наблюдение за ним, отслеживать и изучать его контакты, прежде всего с немецкими спецслужбами». А они, безусловно, были. Дело в том, что нацисты неудачно искали посредников для компромиссного мира с США и Англией. Тот же Гиммлер готовился вступить в переговоры с союзниками, используя в качестве заложников 600 тыс. евреев, находящихся в Германии. Возможным полем переговоров стала для всех сторон Швеция.