Хайнц Кохут

Кохут (1971, 1977) говорит, что так же, как физио­логическое выживание требует определенной физической среды, содержащей кислород, пишу и минимум необхо­димого тепла, психическое выживание требует наличия определенных психологических факторов окружающей сре­ды, включая восприимчивые, эмпатические я-объекты (психология Кохута породила ряд новых терминов, я-объект — это конкретный человек в близком окружении, выполняющие определенные функции для личности, бла­годаря чему личность переживается как нечто единое (Wolf, 1988, стр. 547). «Именно в матрице я-объекта происходит специфический структурный процесс преобразующей ин­тернализации, в котором формируется ядро личности ре­бенка.» (Kohut & Wolf, 1978, стр.416). Согласно психоло­гии личности Кохута, постороение личности высшего по­рядка — идеальный исход процесса развития — формиру­ется на основе благоприятных отношений между ребен­ком и его я-объектами и образовано тремя основными составляющими: базовыми устремлениями к власти и ус­пеху, базовыми идеализированными целями, базовыми та­лантами и способностями (стр. 414). Построение личности

– 109 –

высшего порядка происходит благодаря эмфатическим ре­акциям «отзеркаливающего» я-объекта, которые поощ­ряют младенца ощущать свое величие, демонстрировать себя и чувствовать свое совершенство, а также позволяют ему сформировать интернализованный родительский об­раз, с которым он захочет слиться.

Впоследствии мелкие, нетравматичные ошибки, ко­торые совершает в своем реагировании «отзеркаливающий» идеализированный я-объект, приводят к тому, что лич­ность и ее функции постепенно замещают я-объект с его функциями.

Однако травматические недостатки я-объекта, та­кие, как грубый недостаток эмпатии, приводящий к тому, что мать или другой я-объект не выполняет функцию отзеркаливания, вызывает различные дефекты личности. Например, неспособность к отзеркаливанию из-за слабой эмпатии разрушает удовлетворенность младенца своим архаическим «я», ведет к интроекции дефектного роди­тельского образа и к развитию фрагментированной лич­ности. Травма, нанесенная его нарциссизму, вызывает нарциссический гнев и порождает фантазии всемогущества, в результате чего нормальный в младенчестве нарциссизм, вместо того, чтобы постепенно уменьшаться, будет увели­чиваться, компенсируя недостаточность я-объекта. Кохут утверждает, что лишь после устранения дефекта личности может наступить структурный конфликт эдиповой фазы.

Опубликовано много убедительных критических об­зоров теории Кохута (см. Loewald, 1973; Slap, 1977; Slap & Levlne, 1978; Schwartz, 1978; Calef & Welhshel, 1979; Stein, 1979; Friedman, 1980; Waaerstein, 1981; Blum, 1982; Rangell, 1982). Мы ограничимся лишь комментариями к представ­лениям Кохута о патогенетической роли родителей, к его воззрениям на инстинкты, на процесс развития и к его методу построения теории. Мы полагаем, что Кохут пре­увеличивает патогенное воздействие родителей, считая, что их патогенные личности и патогенные свойства среды объясняют патологические отклонения в развитии. Под­ход напоминает раннюю модель «травматического аффек-

– 110 –

та» Фрейда, согласно которой взрослая психопатология рассматривалась как результат совращения в детстве. Фрейд быстро понял, что сексуальные и агрессивные им­пульсы, возникающие в психике ребенка, также способ­ствуют конфликту. По Кохуту, «когда у «я» нет поддерж­ки, переживания инстинктивных импульсов возникают как продукт дезинтеграции» (1977, стр. 171), — словно ребенок — это беспомощная, пассивная жертва действующих из­вне сил. Такой взгляд явно противоречит представлению о процессе развития, в котором внутренний потенциал и активность младенца формируют личность наравне с ок­ружающей средой.

Более того, согласно Кохуту, патология личности не позволяет перейти к эдиповым желаниям и конфликтам. То есть патология развития в одной системе останавлива­ет развитие в других системах, — идея, которая не под­тверждается клиническим опытом. Проблемы нарциссиз­ма, самооценки, функционирования Эго могут придать своеобразие доэдиповым желаниям и Эдипову комплексу, как и их разрешению, но они не останавливают процесс развития. Наконец, как мы упомянули ранее, существуют сомнения относительно ретроспективных теорий развития, построенных на обобщенных гипотезах о детских источ­никах взрослой психопатологии (см. Brody, 1982). Тем не менее, мы обязаны Кохуту акцентом на потребности в эмпатии (способе узнать другого человека) в отношениях матери с ребенком и в аналитических отношениях. Также его акцент на «околоопытных» концепциях (на идеях, близких к клиническому опыту, в отличие от тех, что нагружены туманными метапсихологическими тезисами) напоминает нам о важности клинического подтверждения наших теорий.