Переоткрытие проблемы сознания в Новое время: идеалистическая философия

Предпосылки переосмысления проблемы сознания. В
главе «Бытие» мы уже показали, что Новое время вошло в
историю под знаком того события, которое Ницше выразил
в афоризме «Бог умер». В работе «Веселая наука» он, ори-
ентируясь на обычный человеческий способ восприятия,
предполагающий воспроизведение жизни в формах самой
жизни, так описал это событие: «Слышали ли вы о том бе-
зумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь,
выбежал на рынок и все время кричал: «Я ищу Бога! Я ищу
Бога!». Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто
не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. «Он что, про-
пал?» — сказал один. «Он заблудился как ребенок», —
сказал другой... Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил
их своим взглядом. «Где Бог? — вокликнул он, — Я хочу
сказать вам это! Мы его убили — вы и я...» Наконец, он
бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребез-
ги и погас. «Я пришел слишком рано, — сказал он тогда, —
мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути
и идет к нам — весть о нем не дошла еще до человеческих
ушей... Деяниям нужно время, после того как они уже со-
вершены, чтобы их увидели и услышали. Это деяние пока
еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила, — и все-
таки вы совершили его...»

Отметим в приведенном тексте два важных момента. Во-
первых, люди «убили Бога» каким-то странным образом,
ибо, совершив это деяние, они еще не знают о нем. Другими
словами, люди действовали бессознательным для самих
себя образом; никто из них не ставил перед собой созна-
тельную цель: отказаться от Бога, вывести саму идею Бога
из цивилизационной структуры. Хайдеггер впоследствии
назовет данный процесс онтологическим «ничтожествовани-
ем», «онтологическим нигилизмом», признав тем самым,
что отказ от Бога не есть результат каких-то учений, фило-
софских построений и т. д. Отказ от Бога, или нигилизм,

как его называл мыслитель, «это всемирно-историческое
движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу
влияния Нового времени... Точно так же нигилизм и не по-
рождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы
говорят о нигилизме». Более того, Хайдеггер считает, что
невозможно точно определить, назвать исток этого «злове-
щего н неприютного гостя». Во-вторых, безумец в тексте
Ницше называет отказ от Бога «страшным событием», а Хай-
деггер, как бы вторя ему, вводит для характеристики дан-
ного события определения типа «зловещий», «неприют-
ный». С чем связаны такие мрачные характеристики? Дело
в том, что идея Бога — это целая цивилизациониая струк-
тура, которая задавала меру объяснения мира в целом и
жизни отдельных людей, не давала людям погрузиться в
стихию инстинктов, требовала от людей строить свое бытие
по типу должного, т. е. выходить за рамки сиюминутных
материально-экономических интересов и потребностей. От-
каз от идеи Бога означал неизбежное изменение способа че-
ловеческой жизни, понимания содеянного, оценок и осмыс-
лений. Произошел отказ от Абсолюта, человечество отпало
от Вечности, перестало соотносить с этим понятием свои
мысли, чувства и действия. Человек сам захотел стать богом
на земле, царем природы. Он абсолютизировал свою инди-
видуальность в свой разум. Эту ситуацию и почувствовал
Ницше, выразив ее в словах безумца «вы убили Бога».

Для нас важно отметить, что отказ от Бога свидетельст-
вовал о формировании нового духовного опыта людей, в ко-
тором не оказалось места для того высшего его уровня, ко-
торый Плотин называл Божественной простотой, отдохно-
вением в Божественном. А это значит, что прежний механизм
формирования сознания, его понимания и объяснения был
сломан, разрушен. Если нет Бога и нет того уровня в духов-
ном опыте, воспоминания о котором и составляли содержание
н сущность сознания, то требовались какие-то иные объясни-
тельные принципы. Возникла необходимость переоткрыть со-
знание, по-новому его истолковать.

Итак, переоткрытие проблемы сознания происходило в
обстановке, когда человек освободился от власти и опеки
сверхчувственного, перестал признавать свою принадлеж-
ность двум мирам: земному и неземному, стал объяснять
свое происхождение только через природную эволюцию, со-
гласившись впоследствии с теорией Дарвина, согласно ко-
торой человек произошел из животного царства. Русские
философы — Н. Бердяев, Вл. Соловьев - не признава-
ли такое ничтожество человеческого происхождения, тем

более, что в подобном признании, по их мнению, таилось
глубокое противоречие: с одной стороны, человек соглаша-
ется со своим духовно-плебейским происхождением — от
обезьяны, а с другой — претендует на духовный аристокра-
тизм в рамкчх всего живого, приписывает себе способность
сравняться в своих делах на земле с Богом, от которого от-
казался; обезьяна захотела стать Богом. Вл. Соловьев за-
фиксировал это противоречие в следующих словах: люди
произошли от обезьяны, а потому надо любить друг друга.
Ясно, что любовь как феномен вообще нельзя вывести из
обезьяньей природы, а тем более возвышенную любовь лю-
дей друг к другу. Так издевался русский философ над само-
надеянностью тех, кто довольствовался естественнонаучны-
ми теориями происхождения человека.

Европейские философы и мыслители Нового времени в
основном приняли мировоззрение «онтологического ниги-
лизма» и попытались его выразить и обосновать. Человек
был объявлен началом и причиной всего, что с ним случает-
ся в мире. Нет ничего, кроме самого человека, что обеспе-
чивало бы ему возможность реализовать себя как человека.
Человек есть условие и возможность мира, но не мира вооб-
ще, а мира, который он: может понимать, что-то о нем знать,
действовать в нем и т. д. Человек сам, своей деятельностью
творит свой мир, в котором он что-то может делать и жить.
Единственной несомненной реальностью был признан инди-
вид и его сознание. Р. Декарт — основоположник новоев-
ропейской философии — объявил, что акт «я мыслю» яв-
ляется самым простым и самым очевидным основанием су-
ществования человека в мире, а также самого мира. Можно
сомневаться, существует ли объективный мир (Бог, приро-
да, люди, даже мое собственное тело), но нельзя сомневать-
ся в том, что я мыслю, чувствую, следовательно, существую
Прежде всего как это мыслящее, чувствующее существо.
Философия возвеличила субъекта, абсолютизировала чело-
веческую деятельность и способности.

Русские мыслители конца XIX и начала XX в. назвали
такую философию метафизикой индивидуализма и эгоизма,
не признающей «никакого сверхиндивидуального самосоз-
нания и воли» (Л.. П. Карсавин). Они выступали против
абсолютизации индивидуальности, утверждая, что «я» не
является совершенным и самодостаточным сущим, ибо «я»
есть только «здесь» и «сейчас», т. е. в настоящем: его нет в
прошлом уже, а в будущем нет еще. В своем настоящем
бытии «я» живет маленькой минуткой между последним мо-
ментом прошлого и первым мигом будущего. Поэтому бе-

зумно строить философское мировоззрение на признании
«я» последним основанием бытия и единственной несовме-
стимой реальностью.

Метафора сознания в Новое время: мнимый возврат к
античности и мнимый разрыв со средневековьем. Из ска-
занного выше совершенно очевидно, что в Новое время
средневековое понимание сознания остается невостребован-
ным, и более того, объявляется несоизмеримым с человече-
ским духовным опытом, в котором, - как мы уже говорили,
выделялось не три уровня, как это делал Плотин, а всего
два: уровень рефлексии и рассуждения и уровень чувств,
эмоций и инстинктов. В терминологии Плотина — это
средний и низший уровни духовного опыта. «Смерть Бога»
и трансформация структуры духовного опыта — явления
одного и того же порядка. «Смерть Бога» сопровождалась
появлением «новой» популяции людей, которые потеряли
способность мистического единения с Богом, испытывали
презрение ко всему спонтаннопепосредствешюму, боялись
мистификаций со стороны духовного, с энтузиазмом вос-
принимали любую рациональную конструкцию. Они объя-
вили средним векам культурный крестовый поход, а потому
стали искать опору для себя в классической древности.

Как мы помним, в античности образ сознания создавался
через сравнение его с «вощеной дощечкой». Античные мыс-
лители были уверены, что'образы предметов и явлений, на-
ходящиеся в нашем сознании, имеют реальные аналоги во
внешнем мире. Мир отпечатывается на доске ума-разума,
как печать на воске. Новоевропейская тенденция возвели-
чивания реальности «я», с одной стороны, не имела ничего
против такого толкования сознания, но с другой - начала
сомневаться в возможности подобного натуралистического
объяснения сущности сознания. Началась критика, антично-
го образа сознания. Аргументы были таковы: а что если от-
печаток в сознании есть просто галлюцинация? Кто даст
нам гарантию в том, что образ, имеющийся в сознании, со-
ответствует какому-то реальному объекту? Никто не оспа-
ривал тот факт, что в нас находятся образы предметов, од-
нако существование вне нас соответствующих реальных
аналогов было объявлено проблематичным. Сомнение в су-
ществовании строгой и адекватной корреляции между обра-
зом предмета в сознании и предметом вне сознания стало
исходным пунктом декартовской модели сознания. Он из-
менил сам подход к проблеме сознания по сравнению с ан-
тичным: единственным подлинным существованием вещей
было признано их существование в мысли.

В условиях отказа от связи с Божественным мысль интер-
претировалась только как состояние личности, субъекта.
Предполагалось, что человеческая мысль сама себя порождает
и сама себя детерминирует. Акты мышления автономны и са-
модостаточны в силу автономности и самодостаточности ее
носителя — индивида. Отсюда, и новая метафора сознания:
оно не восковая дощечка, на которой отпечатываются образы
реальных вещей, а некий сосуд, в котором содержатся идеи и
образы до того, как оно включается в общение с миром. Ор-
тега-и-Гассет так охарактеризовал эту метафору: «Вещи не
входят в сознание извне, они содержатся в нем как идеи». В
истории философии такое учение было названо идеализмом, в
отличие от античности реализма.

Возврат к классической древности в понимании созна-
ния был одновременно и его преодолением: метафоры со-
знания античности и Нового времени имели противополож-
ные смыслы. Но в одном они совпадали: содержание созна-
ния сводились к предметному; ни античность, ни Новое
время не связывали сознание с тем пластом духовного
опыта, где совершалось таинство духовного единения с
Божественным. Античность еще не знала об этом таинстве,
Новое время уже не принимало, отвергало его в своих раз-
мышлениях о природе сознания.

Но. как бы не отказывались от средневекового мировоз-
зрения мыслители Нового времени, они сохранили с ним
связь, так как воспроизвели навыки работы с внутренним
миром. Неработанное в средние века умение человека об-
ращать внимание на свой внутренний духовный мир стало
основой новоевропейской культуры. Поэтому при объясне-
нии феномена сознания никто не сомневался в том, что оно
открыто только себе самому, что точку отсчета при его изу-
чении надо выбирать в нем же самом. Сознания нет без
самосознания - таков был вывод философов Нового вре-
мени. В акте самосознания сознание само себя знает, про-
ясняет свое содержание и структуру.

Выше уже говорилось о том, что в Новое время появляет-
ся и новая структура духовности. Смысл ницшеанского афо-
ризма «Бог умер» был связан прежде всего с изменением
внутреннего мира людей. Произошел «распад души», когда
самопознание и самосознание уже не знают переживания как
субстанции, не знают вечности. Причем, это не вымысел пси-
хологов и писателей: происходит реальное изменение струк-
туры духовности. Внутреннее духовное пространство сжима-
ется как шагреневая кожа до предметно-логического содержа-
ния и переживаний, связанных с чувственностью. Поэтому

Декарт все своё внимание обращает на тот уровень духовной
жизни, который Плотин называл уровнем рефлексии и раз-
мышления. Бога в душе уже нет; на уровне рефлексии и раз-
мышления человек уже не вспоминает свои переживания, свя-
занные с Божественным; он занят проблемами внешнего объ-
ективного мира. · Не случайно Декарта интересует не
доказательство бытия Бога, а метафизическое обоснование
существования внешнего для человека мира. Сознание стало
средством обнаружения объективно-природного мира, сред-
ством доказательства его существования. Сознание в ак-
тах самосознания обращало внимание только на предмет-
ное содержание, т. е. такое содержание, которое было свя-
зано с характеристиками объективно-предметного мира. И
в этом Новом времени повторило античное понимание созна-
ния. Таким образом, в новоевропейском сознании соедини-
лись античная установка на ценность предметного мира, на-
правленность внимания на него и средневековый навык рабо-
ты сознания с самим собой.

Античное, средневековое и новоевропейское понимать
сознания: сравнительный анализ. Постулируя возврат к
античности в понимании сознания, новоевропейские мысли-
тели одновременно и преодолели такое понимание. В чем
это выразилось? Античные философы, будучи реалистами в
толковании сознания выделяли при его объяснении акт вос-
приятия, который и составлял основной смысл метафоры
«воск-отпечаток». Восприятие — это принятие воздейст-
вия внешнего мира на мир внутренний. В Новое время при
объяснении сознания мыслители сделали акцент на вообра-
жении. Когда сознание работает в режиме воображения, то
не предметы запечатлеваются в нем независимо от его воли,
а оно само вызывает их к жизни. С помощью воображения
сознание творит и конструирует предметы, разбирает их на
части, идеализирует их, соединяет и разъединяет. Содержа-
ние сознания приходит к нам не извне, это мы извлекали
его из собственных глубин.

Проблему сознания как воображения наиболее полно про-
работал немецкий философ И. Кант.· В сознании человека, с
его точки зрения, наличествуют особые, непосредственно дан-
ные знания о чем-то как о целом. Получить такого рода зна-
ния нельзя с помощью познавательных актов, совершаемых
индивидом даже в течение всей жизни. А они, эти знания
присутствуют в нас, и мы их обнаруживаем, как только начи-
наем сознавать себя. Значит, они нам даны до наших позна-
вательных усилий, т. е. даны априори (apriori — до опыта).
Мы обнаруживаем, что каким-то образом в нашем сознании

уже есть знание о том, что мир пространственен и временен,
причинно обусловлен, что в мире есть добро и зло и т. п. Эти
непосредственно существующие в нас знания составляют ус-
ловия возможности нашего познания как внешнего мира, так
и самих себя. Можно сказать иначе. Когда человек осознает
себя как «я», он имеет дело с уже каким-то содержанием сво-
его внутреннего мира: у него уже есть способности к логиче-
скому мышлению, к языку, умение воспринимать мир как
упорядоченный пространственно и временно, он может делать
выбор, чувствовать красоту и т. д.

Кант попытался философски обосновать основание на-
ших знаний. В качестве такового, по его мнению, выступает
форма сознания, или, как выражается профессиональная
философия, трансцендентальное единство апперцепции. Смысл
данного философского выражения прост: форма сознания
предшествует всем другим знаниям. А это значит, что до
философского выявления акта «я мыслю» в качестве перво-
знания (о чем заявил Декарт), на котором основано все че-
ловеческое знание, это «я мыслю» уже существует и рабо-
тает в структуре человеческого сознания. Работает до того,
как человек открыл акт «я мыслю».

Таким образом, признав, что «Бог умер», философия
пошла по пути понимания сознания как какого-то естествен-
ного процесса появления условий определения и понимания
человеком мира и себя самого. Например, мы видим мир
пространственно-временным, потому что в нас уже есть спо-
собность видеть его таким. Прежде чем изучать мир, к при-
меру, в физике, мы уже знаем, что он существует как вре-
менной процесс II сводим во все формулы время. Тем самым
с помощью сознания, как условия возможности познать
мир, мы творим мир на уровне явлений, т. е. на уровне его
какого-то определенного, зависящего от структур нашего
сознания, понимания. Изучая мир, мы вкладываем в содер-
жание проводимых с ним исследований какие-то парамет-
ры, которые принадлежат нашему сознанию. Сознание —
это творчество. Человек взял на себя миссию творения мира
на уровне явления (того, что дано чувствам), он стал «ма-
леньким богом» (Лейбниц), верховным законодателем При-
роды (Кант). После Декарта и Канта была признана участ-
ность (от слова «участие») сознания в бытии.

Рассмотрим соотношение средневекового и новоевропей-
ского толкования феномена сознания. Как уже неоднократ-
но говорилось, мыслители Нового времени сохранили при
анализе сознания навык работы с внутренним миром. Но
при этом изменилось как понимание структуры этого мира,

так и технология «работы» с ним. Отметим несколько мо-
ментов такого изменения.

Для Плотина сознание есть воспоминание о чем-то, что
самое не есть сознание, а именно отражение того состояния,
которое возникало в духовном опыте единения с Божествен-
ным. Поэтому сознание выступало как нечто вторичное,
производное. Оно рассматривалось не как реальность, а как
воспоминание на уровне рефлексии и рассуждения о духов-
ной реальности.

Для Декарта (мы берем фигуры Плотина и Декарта как
персонализации мировоззренческих установок соответству-
ющих эпох) сознание есть единственная несомненная реаль-
ность, а уровень рефлексии и рассуждения рассматривался
им как основополагающий в структуре духовного опыта.

Для Плотина сознание есть соприкосновение с иррацио-
нальными, мистическими элементами духа, непрерывное
общение с мировой сущностью, единой космической волей.
Оно по исходу религиозно и если не полностью, то все же
обязательно содержит в себе элементы религиозности. Оно
по определению мистично.

В трактовке Декарта сознание имеет дело не с мистиче-
ски-иррациональным содержанием, а с характеристиками
предметного объективного мира. Оно утрачивает способ-
ность соприкасаться с мистическим, а если и сохраняет ее
частично, то в силу непросвещенности ума индивида. Чело-
веку неприлично теперь быть мистиком, он становится ра-
ционалистом-позитивистом.

Плотин трактует сознание как воспоминание о пережива-
нии блаженства души, пребывающей в состоянии Божествен-
ной простоты. Вспоминать о переживании и не переживать
при этом нельзя. Поэтому, сознание для него эмоционально
окрашено. Декарт не отождествляет сознание с мышлением,
логические процедуры которого всегда ориентированы на
очищение от эмоционально-личностных переживаний и эмо-
ций. Мышление претендует на бесстрастность.

Сознание в плотиновском толковании существует для
другого: для воспоминания о чем-то, где оно не присутство-
вало. Сознание-мышление в декартовской трактовке бытий-
ствует для себя, оно размышляет о себе, погружается в себя
как единственную и несомненную реальность. Мысль само-
порождает мысль, а потому она претендует на то, чтобы
быть исходным данным Универсума. Действительно, ни о
чем нельзя сказать, что достаточно мне о нем помыслить,
чтобы оно существовало. Напротив, достаточно мне помыс-
лить, что я мыслю о чем-то, как эта мысль существует. У

мышления есть особая способность: давать себе самому су-
ществование. Когда мы говорим о других вещах, то'мы
всегда различаем их существование и то, что мы о них ду-
маем. Но для того, чтобы существовала мысль, достаточно
просто помыслить. Когда я мыслю, я даю мысли существо-
вание. Это и дало возможность идеализму объявить созна-
ние единственной несомненной реальностью.

Плотин, признав сознание вторичным, не может даже
помыслить, чтобы начать философствование с признания
«я» и сознания чем-то основополагающим. Декарт, напро-
тив, именно так реализует акт филофствования. В этом и
проявляется дух новой культуры «без Бога»: исходной точ-
кой отсчета для понимания мира, истории становится чело-
век и его сознание. Все, что совершается и наблюдается в
мире и истории, связывается только с его творческой дея-
тельностью. Ничто, взятое помимо человеческой деятельно-
сти, не допускается в качестве утверждения о мире.

И наконец, по Плотину, сознание не занимает всю сферу
духовного опыта: выше него и первичнее него находится без-
молвная, не осознающая себя, т. е. бессознательная, жизнь
нашего «я» в Боге. Бессознательное пребывание души в еди-
нении с Божественным определяет содержание сознания и
сам факт его существования. Сознание есть как бы антенна,
подключенная к Космосу, Богу. Декарт не прибегает к помо-
щи бессознательного для объяснения сознания по той причи-
не, что для него сознание, отождествленное с рефлексией и
размышлением, способно прояснить, высветить все, даже са-
мые темные уголки духовного внутреннего мира человека, а
потому бессмысленно говорить о бессознательном. Сознатель-
ное преобладает в человеке над бессознательным; если учесть,
что в связке «сознание-бессознательное» под последним,
вплоть до Нового времени, понималось мистическое содержа-
ние духовного общения с Богом, то многие религиозные фи-
лософы Нового времени рассматривали в преобладании со-
знательного над бессознательным «признак близости конца
для человечества» (Эд. фон Гартман).

Признав сознание чисто интеллектуальной деятельностью
субъекта, философы Нового времени явно или неявно исхо-
дили из следующих допущений относительно природы созна-
ния. Во-первых, считалось, что к содержанию опыта сознания
относятся только такие данные, которые можно повторять,
воспроизводить бесконечное число раз. Например, простран-
ственно-временные формы созерцания, категории рассудка и
пр. остаются постоянными в любых повторах их использова-
ния. А так как содержание сознания сводилось к предметно-

му, то его можно преобразовывать, перестраивать, держа сам
этот процесс обработки данных сознания под контролем само-
го же сознания. Совершенно очевидно, что так обращаться с
содержанием сознания в плотиновском его понимании абсо-
лютно невозможно, ибо, как отмечалось ранее, состояния Бо-
жественной простоты не могут повторяться, воспроизводиться
по желанию бесконечное число р.чз с постоянным и одинаково
формализуемым содержанием.

Во-вторых, содержанием сознания признавалось только
такое содержание, которое удовлетворяло критерию наблюда-
емости: сознание должно «уметь» рационально воспроизвести
свое содержание, развернуть его с помощью рефлексии в. ка-
кую-то схему— структуру— образ, причем, при желании повто-
ра такой развертки, оно должно уметь это сделать без особых
затруднений. Вне всякого сомнения плотиновские состояния
откровения не являются такими состояниями, которые можно
наблюдать в рефлексии сколько угодно раз, сохраняя при
этом неизменной его форму и содержание.

Итак, Декарт заложил основы отождествления сознания
и души с предметно-логическим содержанием. Религиозные и
мистические Компоненты опыта сознания были утеряны, в
нем восторжествовали правила логики, а поскольку была
признана участность сознания в конструировании мира явле-
ний, то возникло убеждение, что весь мир и все вещи созданы
и существуют по правилам логики, хотя не всегда целесооб-
разно и полностью совпадая с ними* Отсюда и родилась на-
целенность сознания: переделать все, подправить, улучшить в
соответствии с этой логикой. Сознание перестали отличать от
познания. Люди создали образ мира, соответствующий струк-
туре их духовного опыта. Человек «принужден» был «жить в
тех категориях, в которых он мыслит» (Л. Шестов). Мыслит
же он в категориях не экзистенциальных, а логических. Чело-
век Нового времени воспринимал такой образ мира и такой
способ своей жизни как само собой разумеющееся, ибо каково
сознание, таково и бытие человека, и наоборот.