Тем, кто не знает йоркширский диалект, перевожу: Owt? — «Что желаете?»; Nowt — «Ничего».

Разумеется, это пародия — большинство йоркширцев не более прямолинейны, чем остальные северяне, — но пародия, с которой отождествляют себя многие жители данной области, а некоторые стремятся соответствовать ей и в жизни. Гордый йоркширский бизнесмен не станет ходить вокруг да около, обливаться потом от волнения и придумывать эвфемизмы к слову «деньги». Йоркширский бизнесмен со злорадным удовольствием проигнорирует запрет на разговор о деньгах и скажет прямо, без шуток и преамбул: «Хорошо, так во что это мне обойдется?»

Но это не исключение, аннулирующее данное правило или хотя бы ставящее его под сомнение. Это умышленное демонстративное инверсирование данного правила, что возможно только там, где это правило является всеми признанной установленной нормой. Это обратная сторона одной и той же монеты, а не другая или особая монета. Прямолинейные йоркширцы знают, что они переворачивают правила задом наперед: они делают это специально, они шутят по этому поводу, они гордятся своим статусом диссидентов и бунтарей в системе английской культуры. В большинстве других культур их прямолинейность осталась бы незамеченной, это было бы расценено как нормальное поведение. В Англии же подобные аномалии считаются заблуждением, которое следует критиковать и высмеивать.

Классовость и предубеждение против торговли как занятия

Не пытаясь защитить или оправдать табу на разговоры о деньгах, замечу, что этому странному обычаю, возможно, есть объяснение с точки зрения как истории, так и «грамматики» английской самобытности. Выше я упоминала, что у нас еще бытует предубеждение против торговли, сохранившееся с тех времен, когда аристократия и нетитулованное мелкопоместное дворянство — и вообще всякий, кто хотел прослыть джентльменом, — жили на доходы со своей земли или поместья и ни в коем случае не занимались столь вульгарными видами деятельности, как производство и продажа товаров. Торговля была уделом низших сословий, и те, кто разбогател путем коммерции, всегда покупали земельное владение в сельской местности и пытались скрыть все следы своих прежних нежелательных «связей». Иными словами, предубеждение высшего класса против торговли, по сути, разделяли и представители низших сословий, в том числе те, кто сам занимался торговлей.

В своем эссе, посвященном Джейн Остин, каждый английский школьник непременно отмечает, что писательница мягко высмеивает бытовавшее в ее время снобистское предубеждение против торговли, но серьезно не ставит его под сомнение. Однако школьникам не говорят, что остаточные признаки подобного снобизма до сих пор наблюдаются в отношении англичан к работе и в их поведении на рабочем месте. Эти предрассудки наиболее заметно проявляются в кругах высшего сословия, представителей престижных профессий из числа верхушки среднего класса (подразумеваются юристы, врачи, священнослужители и военные), интеллигенции и «болтливых классов».

В среде названных классов особенно прочно укоренилась неприязнь к «бизнесмену-буржуа», но в принципе осуждение всякого, кто занимается «продажами», — довольно распространенное явление. Даже модели и марки автомобилей, ассоциирующиеся с богатыми бизнесменами («мерседес») и людьми, занятыми в «торговле» («форд-мондео»), подвергаются осмеянию со стороны социально неустойчивых элементов всех классов. Здесь нужно: помнить еще один тип торговцев — агентов по продаже недвижимости, — к которым почти повсеместно относятся недоброжелательно.

Данные примеры указывают на то, что со времен Остин англичане несколько изменили свои взгляды на торговлю: предубеждение против торговцев полностью не исчезло, но в нашем отношении к ним сместились акценты. Теперь к производителям товаров относятся гораздо терпимее, чем к тем, кто ими торгует. Разумеется, эти два процесса зачастую взаимосвязаны, но навязчивая, неблагородная манера продажи товаров, подчеркивающая, что главный смысл и цель этой деятельности — деньги, вызывает у нас отвращение и недоверие. Существует неписаное правило (в общем-то, это даже не правило, а общепризнанный факт), согласно которому не принято доверять тем, кто что-то продает. Недоверие к торговцам присуще не только англичанам, но подозрительность, скептицизм и, главное, презрительная неприязнь в отношении этих людей в нас выражены более рельефно, укоренились глубже, чем у других народов. В отличие от американцев, англичане менее склонны к сутяжничеству, когда нас обманывают или когда мы не удовлетворены качеством проданного нам товара (в таких случаях мы все так же высказываем свое возмущение друг другу, а не виновнику нашего недовольства). С другой стороны, благодаря тому, что в нас сильно развиты нелюбовь и недоверие к торговцам, нас труднее одурачить.

В других культурах торговцам, возможно, и не доверяют, но общество их все-таки принимает, не то что в Англии. В других частях света торговля считается вполне нормальным способом заработать на жизнь, и преуспевающие бизнесмены, разбогатевшие на торговле, пользуются в обществе определенным уважением. В Англии за деньги можно многое купить, в том числе власть и влияние, но уважения за деньги не купишь — как раз наоборот: по-видимому, зарабытывание денег почти такой же моветон, как и разговор о них. Англичане едва ли не с издевкой произносят слова «rich» и «wealthy» («богатый», «состоятельный»), когда характеризуют кого-то, и те, кого так можно охарактеризовать, редко употребляют эти же слова, говоря о себе: они признают, не очень охотно, что они «quite well off» («вполне обеспеченны»).

Возможно, мы и впрямь, как говорил Оруэлл, зациклены на классовости как никакая другая страна на свете, но, думаю, правильнее сказать, что ни в какой другой стране не бывает так, чтобы классовая принадлежность не имела ни малейшего отношения к уровню материального достатка. Или чтобы признание в обществе и финансовое процветание находились в обратно пропорциональной зависимости. Кое-кто, конечно, заискивает перед «богатыми», но в принципе «жирные коты» — объект презрения и насмешек, и если им не смеются в лицо, то уж за глаза издеваются над ними непременно. Если вы, по несчастью, оказались состоятельным человеком, не вздумайте привлекать к этому факту внимание. Это считается признаком дурного тона. Вы должны умалять свои достижения в денежных делах и всячески показывать, что вы стыдитесь своего богатства.

Было сказано, что главное отличие английской системы социального статуса, основанной на классовой принадлежности (определяется по происхождению), и американской, зиждущейся на принципе «меритократии», заключается в том, что богатые и влиятельные американцы упиваются собственным высоким положением, поскольку считают, что они заслужили богатство и власть, а богатые и влиятельные англичане более остро чувствуют социальную ответственность, с большим состраданием относятся к тем, кто занимает менее привилегированное положение, чем они сами. Я, конечно, сильно упрощаю — целые книги написаны на эту тему, — но не исключено, что щепетильность англичан в отношении денег и неуважение к коммерческому успеху в какой-то мере обусловлены этой традицией.

Однако следует заметить, что брезгливое отношение англичан к деньгам — это лицемерие чистой воды. От природы англичане не менее амбициозный, алчный, эгоистичный и корыстолюбивый народ, чем любой другой. Просто у нас больше правил, причем правил более строгих, требующих, чтобы мы скрывали, отрицали и подавляли эти наклонности. Наши правила скромности и вежливого эгалитаризма — так сказать, «законы грамматики» или «ДНК культуры», лежащие в основе табу на разговоры о деньгах и предубеждения в отношении коммерческого успеха, — это все внешний лоск, проявление коллективного самообмана. Скромность, которую мы выказываем, — это обычно ложная скромность, а за демонстративным нежеланием подчеркивать различия в социальном статусе мы скрываем свою острую восприимчивость к этим различиям. Но, черт возьми, по крайней мере, мы ценим эти качества и подчиняемся правилам, которые пропагандируют эти качества, — хотя зачастую они только вредят нам в работе.