Часть первая 36 страница

хотелось с вами работать»¹⁵.

Старомодное понятие об этике в духе Бенджамина Франклина, присущее Манге-ру, и безукоризненное соблюдение правила, согласно которому бизнесмены должны согласовывать свое поведение друг с другом, звучали в ушах Винченти настоящей музыкой. В одном разговоре он случайно упомянул Бетти Питерс и то, что она как акционер стремится к слиянию компаний.

Мангер отправил генерального директора Blue Chip Дона Коппела на встречу с Питерс. Она не приняла его всерьез и отправила обратно ни с чем¹⁶. Настало время для тяжелой артиллерии. Через десять минут после ухода Коппела ей позвонил Баффет. Питерс только что закончила читать главу, посвященную ему, в книге Джерри Гудмена, которую муж подарил ей на Рождество. «Вы действительно тот самый Уоррен Баффет из книги Supermoney?» — спросила она.

Баффет подтвердил, что он именно тот, кто, по словам Джерри Гудмена, воплощает в себе победу прямолинейного мышления и высоких стандартов над глупостью, сумасбродством и безрассудностью. Питерс охотно согласилась встретиться с Баффетом в зале ожидания Ambassador Lounge в аэропорту Сан-Франциско двадцать четыре часа спустя.

С бутылкой пепси в руках Баффет дружелюбно и мягко задавал вопросы, преуменьшая свой талант и заслуги. Они говорили в течение трех часов, главным образом об Омахе, где выросла мать Питерс, и о политике. Питерс, демократ до мозга костей, оценила взгляды Баффета. В какой-то момент разговора он наконец сказал: «Бетти, я думаю, что у меня получится намного лучше, чем у Santa Barbara. Поскольку вы отказываетесь от компании, почему бы не дать нам такой шанс?»

Баффет понравился Питерс, и она подумала, что, может быть, он действительно добьется большего, чем молодые люди из Santa Barbara. Теперь она беспокоилась, не произойдет ли с Баффетом чего-нибудь плохого после того, как она отдаст ему свой голос. Он заверил ее, что у него есть партнер, который позаботится о Berkshire и семейных ценных бумагах, если его переедет гипотетический грузовик.

Приехав в Пасадену в следующий раз, Питерс встретилась с Баффеттом и Ман-гером за завтраком в старом отеле Huntington Hotel, с тем чтобы получше познакомиться с этим загадочным партнером Баффета. Баффет и Мангер поинтересовались, могут ли они прийти на заседание правления Wesco. Питерс поступила довольно мудро и храбро — она решила, что лучше выглядеть капризной мадам в глазах правления, чем позволить им допустить серьезную ошибку. На ближайшем заседании она попросила членов правления отступить от намеченного курса и встретиться с Баффетом и Мангером. Но они отмахнулись от этого предложения и на внеочередном собрании проголосовали за принятие всех мер, необходимых для скорейшего заключения сделки с Financial Corporation Santa Barbara¹⁷.

Они забыли, кому фактически принадлежит компания, и это было большой ошибкой. Питерс организовала встречу Мангера и Баффета со своими братьями, чтобы набрать необходимое количество голосов. Когда спустя неделю члены правления встретились вновь и подтвердили свою позицию, Питерс уже приняла окончательное решение и проголосовала против сделки с Santa Barbara. Таким же образом поступила и вся ее семья.

«А потом мне надо было вернуться в отрезанный от всего мира зал заседаний в Пасадене, — рассказывала Питерс, — и объявить всем этим консервативным господам и руководству компании, что мы не будем сливаться с Santa Barbara». Под окнами зала заседаний раскинулась площадь с фонтанами. «Если бы окна были открыты, — вспоминала она,

— они выбросили бы меня на улицу. Наверное, у каждого из них в мозгу была только одна мысль: “О боже, вот что происходит, когда женщинам разрешают принимать решения! ”»¹⁸

Так же думали и на Уолл-стрит — цена акций Wesco резко упала с 18 до 11 долларов. По словам одного аналитика, руководство Wesco состояло в основном из пожилых и совсем не агрессивных людей. Другой утверждал, что Santa Barbara платит слишком много за «заторможенную компанию, которой руководят старики». Еще один аналитик вообще назвал ее «мусором»¹⁹. Баффет и Мангер оценили смелый поступок Питерс и чувствовали себя ее должниками²⁰. Они решили, что Wesco должна принадлежать непосредственно им, и считали, что смогут нанять Винченти и заручиться его сотрудничеством. Однако к тому времени стало очевидно, что Луи Винченти не будет слепо следовать за ними, как ягненок за своей матерью. Поэтому они открыли свои кошельки и приказали брокерам покупать акции по текущей цене. Blue Chip заплатила по 17 долларов за каждую акцию Wesco — то есть цену, по которой они продавались до того, как сделка с Santa Barbara провалилась.

«Мы, конечно, были весьма эксцентричны, — говорил Мангер. — Мы сознательно заплатили больше, но уж очень хотелось растоптать чертову сделку по слиянию, и покупать акции по сниженной рыночной цене в этих условиях было не особенно красиво. Мы могли бы воспользоваться нашим преимуществом, но решили выиграть честно. Правда, этого никто не оценил. Наоборот, все считали, что это подло и нечестно. Нам казалось, что, разрушая их планы и покупая их активы задешево, мы не сможем произвести хорошего впечатления на Луи Винченти. Это выглядело бы как черт знает что, а мы хотели сотрудничать с ним еще очень долго. Мы показали себя с лучшей стороны»²¹.

К марту 1973 года Blue Chip принадлежала четверть активов Wesco. И Баффет, который постоянно пополнял свои запасы акций Blue Chip, продолжал скупать все больше и больше. Годом раньше он обменял акции компании Thriftimart, принадлежавшие Diversified, на акции Blue Chip. С учетом 13%, принадлежавших непосредственно ему, и 35%, находившихся во владении Berkshire и Diversified, Баффет стал самым крупным акционером Blue Chip. Компания открыла официальный тендер на акции Wesco, на этот раз выплачивая по 15 долларов за акцию, и скупала их до тех пор, пока не набрала больше чем половину всего пакета акций²². В течение нескольких недель Мангер встречался с Винченти и рассказывал

_ 2М

ему о своем видении деятельности и будущего компании, которое, на

удивление, совпадало с видением Баффета относительно будущего

Berkshire Hathaway и Diversified. Wesco во главе с Мангером стала еще

одной матрешкой²³, которая пряталась внутри Blue Chip.

Вскоре после того, как Blue Chip купила большую часть Wesco, весь фондовый рынок рухнул²⁴. Доля Баффета в Washington Post потеряла

четверть стоимости. Обычно в этих обстоятельствах он купил бы еще. Но он обещал Грэхем, что больше не будет этого делать. Тем не менее он порекомендовал эти акции своим друзьям²⁵.

В итоге вместо того, чтобы купить еще больше акций Post, Баффет, всегда веривший в принцип концентрации, начал искать новые возможности пополнить свои активы, с огромной скоростью покупая акции других компаний — National Presto, которая занималась производством скороварок и аппаратов для изготовления попкорна²⁶, и \brnado Realty Trust, где он даже стал членом правления благодаря тому, что купил довольно большую часть акций²⁷.

В Berkshire Hathaway было несколько акционеров, которые поддерживали инвестиционную политику Баффета и никогда не поставили бы под сомнение его решения. Поэтому он игнорировал мнение господина Рынка, который снизил стоимость его портфеля до невозможно низкой отметки. Другие же не были настолько удачливы. Фонд Билла Руана Sequoia Fund переживал ужасные времена, и главный финансовый спонсор Боб Мэлотт был крайне недоволен. Они познакомились еще в те времена, когда учились в Гарварде, а затем жили в одной квартире и когда Руан работал в Kidder, Peabody & Со в Нью-Йорке. Малотт, недовольный сложившейся ситуацией, обратил внимание на Баффета и его послужной список. Он попросил Баффета помочь им с пенсионным фондом возглавляемой им компании FMC Corporation. Баффет отправился в Сан- Диего и провел несколько дней, разговаривая с инвестиционными менеджерами и объясняя им свою точку зрения на инвестиционную политику. Попутно он превратил их в последователей Грэхема, что в конечном счете должно было дать эффективные результаты. Поначалу он отказался от непосредственного управления портфелем, но в конце концов согласился взять на себя часть²⁸. Однако при этом он предупредил: в списке его приоритетов FMC будет занимать последнее место после Berkshire, Diversified, самого Уоррена и Сьюзи Баффет. Осторожный Малотт все равно ухватился за эту возможность, потому что понял главное: Баффет берется за работу, а это значит, что она будет сделана

превосходно²⁹.

, 286 286

*-------

Разрываясь между FMC, \brnado, Blue Chip и Wesco и регулярно посещая Нью-Йорк, Баффет разъезжал по стране большую часть своего времени. Кроме того, он был занят, обхаживая Кэтрин Грэхем. Он произвел на нее такое хорошее впечатление, что она начала регулярно звонить ему и спрашивать совета. Сьюзи в это время моталась по Омахе, будучи членом Городской лиги. Она все еще учреждала стипендии и поддерживала свое последнее увлечение — организацию Future Central Committee, которая пыталась спасти ее альма-матер — Central High School — от сегрегации при транспортировке белых и черных школьников в одних и тех же школьных автобусах³⁰.

К середине 1973 года даже домашний пес Гамильтон заметил тишину и пустоту, которая царила в некогда шумном доме Баффетов³¹. Хоуи учился в колледже Augustana за 400 километров от Омахи. Сьюзи-младшая, недовольная Университетом Линкольна, перешла в Калифорнийский университет, где начала специализироваться на уголовном судопроизводстве³². Питер, который никогда не требовал к себе особого внимания, учился в десятом классе средней школы. Размышляя о переезде в Калифорнию, Сьюзи взяла его с собой, чтобы посмотреть школы в округе Орандж. Но они остались в Омахе, и теперь Питер проводил большую часть своего времени в подвале, где Сьюзи, которая в свое время привила ему любовь к фотоделу, оборудовала фотолабораторию³³.

Теперь она часто сидела допоздна в одиночестве и слушала музыку, которая переносила ее в какие-то одной ей ведомые дали³⁴. Она любила джазового гитариста Уэса Монтгомери и группу Temptations, которые

играли музыку в стиле соул и пели о мире, в котором мужчины страдают

слишком часто. Она читала такие книги, как автобиография Майи Энджелоу «Я знаю, почему поют птицы в клетках» о борьбе с расизмом, о сексуальном насилии и о репрессиях, которые полностью испортили ее молодость. «Мысль о том, что человек может жить не там, где хотел бы, никак не отпускала ее», — говорил Питер. И это неудивительно, принимая во внимание ее детство, когда она вынуждена была много времени проводить в больничной палате или наблюдать за тем, как ее сестру воспитывают, закрывая в кладовке. Сьюзи жаждала романтики, но при этом понимала, что они с Милтом никогда не поженятся. И тем не менее не могла заставить себя порвать с ним.

Она проводила много времени, играя в теннис со своими друзьями в парке Дьюи. Одним из них был тренер Джон Маккейб. Это был человек с заниженной самооценкой и печалью в глазах, которая напоминала ей ее собственную тоску. От него так и веяло хрупкостью и слабостью, свойственными большинству ее одиноких друзей, но именно к нему она почувствовала какое-то влечение³⁵. Теперь у нее были причины проводить большую часть времени вне дома, приживалы последовали за ней, и дом опустел и затих, отдыхая от былой ежедневной кутерьмы. Питер, который никогда не стремился к такой же жизни, как у родителей, замечал лишь растушую тишину, но не ее причину. Приходя домой из школы, он играл с Гамильтоном, готовил себе обед и спускался в свою лабораторию³⁶.

Баффет думал, что их брак стабилен и неизменен, однако он претерпевал постоянные изменения. Когда Уоррен был дома, Сьюзи по- прежнему посвящала ему все свое время. Он видел, что она занята своими делами, и хотел, чтобы она была счастлива. Но при этом он считал, что именно забота о нем и делает ее счастливой. Ему казалось, что их жизнь совсем не изменилась и сохраняет прежний баланс.

, 287 287

*-------

В конце 1973 года, когда рынок лежал в обмороке, «отошедший от дел» Уоррен беспрерывно покупал акции других компаний. Помимо операций с Cap Cities и Washington Post, а также крепнущей дружбы с Кей Грэхем, интерес Баффета к СМИ за прошедшие несколько лет перерос в глубокое понимание предмета на всех уровнях. Однажды за обедом в

Лагуна-Бич Кэрол Лумис начал закидывать друга Баффета Дика Холланда, работавшего в рекламной компании, вопросами о сути рекламного бизнеса. «Каждый раз, когда он это делал, — вспоминал Холланд, — я понимал, что готовится что-то большое». Они вчетвером продолжали разговаривать о бизнесе, в то время как Сьюзи и Мэри Холланд занимались своими делами. Как и ожидалось, в определенный момент Баффет позвонил своему брокеру и вложил почти три миллиона долларов в акции рекламных агентств Interpublic, J. Walter Thompson и Ogilvy & Mather. Их акции оказались крайне дешевыми — он заплатил за них сумму, не превышавшую трех величин их годового дохода.

В то время большинство активов, которые купил Баффет, находились в нестабильном состоянии. К началу 1974 года акции, за которые он заплатил 50 миллионов долларов, потеряли четверть своей стоимости. Даже акции Berkshire начали потихоньку снижаться в цене, достигнув отметки 64 доллара за акцию. Некоторые из прежних партнеров, у которых остались эти акции, начали волноваться, не допустили ли они ошибку.

Однако Баффет воспринимал сложившуюся ситуацию совсем по- другому. Он хотел купить еще больше акций Berkshire и Blue Chip. «Но я исчерпал все свои запасы. Я потратил все 16 миллионов долларов, которые получил от партнерства. Однажды я проснулся, и у меня не было денег вообще. Конечно, я получал 50 ООО долларов в год от деятельности

Berkshire Hathaway плюс комиссию за управление FMC. Но это были мелочи, у меня не было никакого собственного капитала. Надо было начинать все сначала».

Он был очень, очень богат, но при этом у него вообще не было свободных денежных средств. Однако у компаний, которыми он владел, особенно у Berkshire Hathaway, имелись достаточные запасы наличности для покупки акций других компаний. Чтобы перевести часть денег из Berkshire в Diversified, Баффет создал перестраховочную компанию, то есть компанию, которая страхует другую страховую компанию³⁷. Эта компания — Reinsurance Corp. — приняла на себя часть бизнеса National Indemnity, получала соответствующие премии и покрывала убытки. National Indemnity была настолько прибыльной и приносила столько свободных средств — премий, выплаченных до подачи претензий, что, получив часть ее бизнеса, Diversified как будто напрямую подключилась к громадному

потоку денег. По прошествии времени это принесло компании миллионы

и миллионы долларов.

Поэтому Баффет начал покупать акции других компаний от имени

Diversified. В основном он следовал модели Уоттлса и покупал акции Blue Chip и Berkshire Hathaway. Вскоре Diversified владела уже 10% Berkshire. Это было похоже на то, как если бы Berkshire выкупила обратно свои собственные акции, но не совсем. Эти две компании принадлежали двум разным владельцам. Баффет все еще запрещал своим Друзьям покупать акции Berkshire, в то время как он сам, Мангер и Готтесман были партнерами в Diversified³⁸.

Но даже при том, что они периодически обменивались различными идеями и поддерживали друг друга в бизнесе, их интересы не всегда совпадали. Когда Мангера под присягой спросили, был ли он «альтер эго» Баффета, он ответил: «Нет». Он признавал, что у них была схожая манера поведения и речи, но он «никогда не был его младшим партнером». «У меня была своя собственная сфера деятельности», — подчеркивал Мангер³⁹. Один раз он сообщил Баффету, что нашел пакет акции Blue Chip и хотел бы вместе с Готтесманом купить их для Diversified. Баффет же намеревался приобрести этот пакет для Berkshire Hathaway. После обсуждения, кому эти акции нужнее, Мангер и Готтесман победили, и Diversified получила их⁴⁰.

Тем не менее Баффету принадлежали 43% Diversified. Акции Berkshire добавили почти 5% к его личному капиталу. Покупать акции через Diversified было очень удобно, потому что при этом цена на акции Berkshire оставались стабильной. Правда, вряд ли это было важно кому-то, кроме самого Баффета⁴¹.

Так почему же он это делал?

«Berkshire как бизнес стоила не более 40 долларов за акцию. Никто бы не заплатил ни цента больше за акции текстильной фабрики и страховой компании. И половина этих денег, 20 долларов из 40, приходилась на крайне паршивый бизнес. И я не знал, что делать, буквально не видел выхода из сложившейся ситуации. Я ведь уже был достаточно богат. Поэтому я поспорил с самим собой, что обязательно что- нибудь придумаю. И хотя это кажется эгоистичным, любой, кто думал, что она стоит больше 40 долларов, фактически клал деньги прямо мне в карман, поскольку компания столько не стоила».

Он не знал, что делать, кроме как инвестировать дальше. Верн Маккензи, который приехал из Нью-Бедфорда, чтобы занять должность бухгалтера компании, считал, что для Баффета это «была просто интересная игра». Все, что он делал, лишь укрепляло его положение. Он покупал тайно, чтобы избежать возможного столкновения с другими любителями дешевых акций, и следовал своей обычной манере — накапливать как можно больше. Но как президент Berkshire Hathaway и Diversified он главным образом покупал акции у своих бывших партнеров. Будучи абсолютно законными, эти действия тем не менее считались не совсем спортивными. Однако то, что партнеры все равно хотели продать свои акции, служило ему достаточным оправданием.

Баффет продолжал покупать акции Blue Chip Stamps, хотя компания все еще была вотчиной Мангера. Она владела отличной компанией под названием Sees, и Баффет набросился на ее акции, как акула на откормленного тюленя. А поскольку его финансовые ресурсы были практически неограниченными, доля Баффета быстро превзошла объединенную часть Мангера и Рика Герина — приятеля Мангера по Тихоокеанской фондовой бирже, который теперь управлял собственным инвестиционным партнерством.

Баффет покупал акции Blue Chip везде, где мог, включая руководителей и директоров компании. Один из них, Уэйн Гриффин, в ответ на предложение Баффета купить у него акции по 10 долларов за штуку запросил 10 долларов и 25 центов. Баффет не уступал, и они зашли в тупик. Тогда Гриффин предложил подкинуть монетку. Баффет был озадачен тем, что Гриффин готов поверить ему на слово, не видя, на какую сторону она упадет. Он понял, что Гриффин поддался чарам «баффетирования». Было понятно, что, решившись на такой метод решения спора, в глубине души он согласен на 10 долларов, как и получилось в итоге.

Однако теперешняя скупка акций отличалась от того, что Баффет делал раньше, выбирая только «сигарные окурки». Перед Blue Chip, Diversified и Berkshire стояли две проблемы. Поскольку Баффет укреплял контроль, деньгам, которые непрерывно вливались в активы Berkshire и Diversified благодаря страховой компании, нужно было найти хорошее применение. И в этом должна была помочь Blue Chip и ее юридические проблемы.

К концу 1973 года Blue Chip выиграла 11 судебных процессов Единственный нерешенный вопрос был связан с постановлением Министерства юстиции о продаже трети компании на рынке. А это было нелегко, потому что «решение президента о замораживании цен на продовольственные товары перекрывало нам воздух с другой стороны, — писал Дон Коппел. — Бакалейщики возмущались и боялись огромных потерь, а то и банкротства»⁴². Цены росли не по дням, а по часам. В надежде приостановить инфляцию президент Никсон заморозил цены на товары широкого потребления. Торговцам пришлось придумывать, как при замороженных ценах не потерять свой бизнес из-за растущих затрат.

Бизнес по продаже купонов был мертв, но у непримиримого покупателя Баффета был свой план. После серии торговых операций Blue Chip заняла свое место среди других матрешек. По словам Баффета, в этом не было ничего особенного, все шло как обычно. С учетом всех акций, купленных непосредственно самим Уорреном, на тот момент ему принадлежало более 40% акций Berkshire и более 25% активов Blue Chip Stamps. Даже при том, что эти акции продавались по сниженной цене, он мог заключать больше сделок и покупать больше акций, потому что все матрешки постоянно «подзаряжались» деньгами, зарезервированными для выплаты по претензиям. Это очень помогало общему состоянию дел.

И в самом страховом бизнесе наблюдались улучшения по сравнению с теми мрачными днями работы на рынках географических карт и текстильных фабрик, когда все было таким нестабильным. Помимо Sees Berkshire владела не только огромным генератором резервных денег под названием National Indemnity, но и несколькими небольшими страховыми компаниями, которые, как надеялся Баффет, со временем превратятся в «маленькие электростанции». Поэтому он тратил на приведение их в порядок много усилий и времени. К тому времени Баффет уже избавился от Hochschild-Kohn и продолжал сокращать текстильное производство.

Но в действительности Berkshire, Diversified и Blue Chip обладали всего двумя преимуществами. Первое — гомеостатическая бизнес-модель, цель которой — переток свободных резервных средств в холдинговую компанию, чтобы соответствовать постоянно изменяющимся условиям рынка. Второе — возможность капитализации, в результате которой инвестиции и резервные средства со временем удваивались или даже утраивались.

Новизну и потенциал модели Баффета невозможно переоценить. Ничего подобного на рынке не существовало и вряд ли возникло бы в ближайшие нескольких лет. «Это был золотой век распределения капитала», — говорил он.

Огромное значение имело правильное распределение времени и усилий. Средства от страховых компаний поступали в Berkshire и DRC, а рынок терпел крах — именно такие условия работы Баффет любил больше всего. И хотя он еще не решил, что делать с предприятием, созданным к концу 1974 года, в двух вещах он был уверен. Первая — эффективность этой бизнес-модели, а вторая — его умение использовать ее в своих интересах. Кроме того, он был уверен в себе.

«Всегда, — говорит он. — Всегда».

Глава 39. Гигант

Омаха и Лос-Анджелес • 1973-1976 годы

Говард Баффет оказался в числе редких счастливцев, которые продолжали преуспевать и после краха фондовой биржи 1929 года. После

второй большой катастрофы столетия взошла звезда и его сына“. Но времена изменились; слава в деловом мире теперь распространялась и за его пределы. Баффет закрывал свое партнерство во время бурного развития СМИ в Соединенных Штатах — кабельное телевидение преобразило мир, газетные компании становились публичными, а рекламный бизнес все еще переживал золотой век, когда фактически вся страна собиралась перед

телевизорами по вторникам и смотрела «Счастливые дни».

Баффета всегда манил мир массмедиа. Он вошел в новую фазу своей жизни, известность, которую он получил после публикации статьи в Forbes в 1969 году и посвященной ему главы в книге Supermoney, способствовала укреплению его репутации, и он наслаждался этими результатами. Теперь он был не только инвестором в медиа, но и объектом их интереса. Сама Кэтрин Грэхем уделяла ему внимание и воздавала ему должное, что вывело «парня из Омахи» на орбиту одной из самых главных газет в Соединенных Штатах.

Привыкнув обращаться за помощью к влиятельным людям, Грэхем стала спрашивать совета и у Баффета. А того не нужно было долго упрашивать поделиться своим мнением.

«В первый раз, когда она собиралась на встречу с представителями Нью-Йоркского общества финансовых аналитиков, я приехал в ее квартиру воскресным утром, чтобы помочь написать речь. Она была в полном отчаянии, даже в ужасе от того, что ей придется стоять там, перед мужскими взорами. Кэтрин всегда сложно давались выступления перед людьми. У нее было прекрасное чувство юмора и великолепный ум, но при этом она буквально цепенела перед толпой. Особенно если ждала, что ее будут спрашивать о числах и расчетах».

Роберт Редфорд рассказывал в одном из интервью, что, когда он

встретился с Кэтрин, чтобы обсудить фильм «Вся президентская рать»

по мотивам уотергейтского скандала, у нее был такой вид (по выражению Редфорда, «сжатые челюсти и голубая кровь»), который ясно говорил о том, что ее частная жизнь закрыта для всех. Редфорд подумал, что «она продолжает произносить речи и принимать премии»¹ — именно потому, что не хочет оказаться под властью своих страхов.

Грэхем жила в большой квартире на верхнем этаже только что построенного небоскреба UN Plaza, с окнами, выходящими на Ист-Ривер. После того как Баффет приехал, они устроились в гостиной и начали работать в окружении восточных вещиц и антиквариата из коллекции Агнес Мейер.

«Она придумывала разные вопросы, которые, как ей казалось, могли задать участники, например, по какой цене она покупала тонну газетной бумаги. Она полагала, что ее общение с аудиторией будет напоминать викторину. Я же сказал ей, что это вообще неважно. В любом случае она платила за бумагу примерно столько же, сколько и все остальные. Я старался отвлечь ее от запоминания отдельных фактов и обратить внимание на выступление в целом и на основных его идеях». Она хотела продемонстрировать, что, занимаясь журналистикой, можно получить хорошую прибыль. Услышав это, Баффет фыркнул про себя и попытался ее переубедить. «Конечно, качественная журналистика каким-то образом связана с хорошими деньгами. Но дело было совсем в другом. Я пытался убедить ее, что она намного умнее всех тупых мужчин-снобов, перед которыми ей предстояло выступать. Именно эта ее черта и привлекала меня с момента нашего знакомства».

Как бы иронично это ни звучало, но Баффет превратился для Кей Грэхем в личного преподавателя принципов Дейла Карнеги. Ему, как никому другому, был знаком страх перед публичными выступлениями. Однако благодаря Сьюзи, которая опекала его все эти годы, он научился действовать более тонко. Он научился предугадывать реакцию людей и высказываться в мягкой, безобидной манере. Если раньше в его письмах чувствовались неловкость и скованность, то теперь он более искусно владел словами и стал более чутким и отзывчивым. Он научился слушать, проявлять интерес к другим людям и разговаривать о чем-то еще, кроме акций. Немалую роль в этом сыграла Грэхем, которой он был искренне очарован.

Когда они закончили и отрепетировали речь, Кэтрин сказала, что ей нужно на вечеринку к Аньелли*. «Почему бы вам не пойти со мной? Вам наверняка понравится», — сказала она. Баффет всегда подчеркивал, как некомфортно он чувствовал себя на гламурных вечеринках, которые его совсем не интересовали. Тем не менее он пообещал Грэхем, что обязательно присоединится к ней. Вечером он покинул свой номер в гостинице Plaza, заехал за Грэхем и вместе с ней отправился в фешенебельный Ист-Сайд.

«Мы были просто невероятной парой: ей за пятьдесят, а мне около сорока. Мы приехали на вечеринку, которая проходила в огромной квартире, больше похожей на триплекс. Кей была знакома со всеми гостями. А я как будто попал на сборище из фильма “Сладкая жизнь”**. Правда, я был всего лишь статистом, державшимся в тени. Мне хотелось замедлить время, чтобы в деталях рассмотреть происходящее. Однако самого Джанни Аньелли, директора Fiat, и его жены Мареллы на вечеринке не было. У меня было впечатление, что мы на карнавале, но без ярких костюмов».

Именно тогда Баффет увидел другую сторону Грэхем. Чем сильнее он узнавал ее, тем противоречивее она ему представлялась. «Испуганная, но непримиримая. Аристократка и демократка одновременно. Обиженная теми, кого она больше всего любила». Он был удивлен тем, как часто она вспоминала своего бывшего мужа спустя десять лет после его самоубийства.

«При первой встрече она меняла тему сразу же, как только речь заходила о Филе. Она описывала его такими словами, в которые сложно было поверить, учитывая то, как он с ней обращался. Но после того как я узнал ее получше, она рассказала о нем и их отношениях немного больше. Она считала, что недостойна его, что не имела права даже находиться с ним в одной комнате. Они много времени проводили с четой Кеннеди, и она постоянно чувствовала, что ей там не место. Все, что Фил говорил, было забавным, все, что он делал, было правильным. Когда он бил детей прямо у нее на глазах, она не вмешивалась и так далее».

Учитывая особенности воспитания самого Баффета, было очевидно, что он найдет общий язык с Грэхем, которая тяжело переживала последствия воспитания жестокой, невнимательной матерью и годы издевательств со стороны мужа-садиста с невыпеченным биполярным расстройством. Уоррен вел себя так, что Кэтрин чувствовала себя в его обществе в полной безопасности. К весне 1974 года он стал ее самым доверенным лицом. В свою очередь, он ухватился за возможность преподавать CEO Washington Post основы бизнеса. Он всю жизнь хотел сыграть Пигмалиона, а она была его собственной Элизой Дулиттл***. Будучи более терпеливым, чем Генри

* Джанни Аньелли, внук основателя компании Fiat, президент компании Fiat и футбольной команды «Ювентус». В 1966 году подписал с правительством СССР контракт на строительство автомобильного завода в Тольятти. Прим, персе.

** La Dolce Vita — кинофильм Федерико Феллини (1960), посвященный жизни римской богемы. Получил Гран-при Каннского кинофестиваля. На протяжении нескольких месяцев был запрещен к показу в Италии, однако запрет был снят после очередной смены правительства, что обеспечило фильму немалую рекламу и кассовый успех. Прим, перее.