Часть первая 31 страница

Одним из людей, которых Баффет пригласил в Colony Club, был Льюис Кон из Hochschild-Kohn. Баффету нравились и сам Кон, и его жена. Они со Сьюзи даже провели вместе с Конами отпуск на мексиканском острове Косумель. Однако приглашение их в Colony Club привело к достаточно неловким последствиям, так как уже на этапе планирования встречи Баффет с Мангером начали понемногу понимать, что им придется отказаться от Hochschild-Kohn.

«Розничная торговля — крайне жесткий бизнес, — говорит Чарли Мангер. — Мы поняли, что допустили ошибку. Практически каждая крупная торговая сеть рано или поздно сталкивается с тяжелыми проблемами. И совершенно не обязательно, что ритейлер, доминировавший на рынке на протяжении 21 года, сохранит свои лидирующие позиции и в будущем». Как показал опыт Баффета и Мангера, проблемы в ритейле с годами могут лишь усиливаться, но никак не

ослабевать.

Они же хотели владеть компаниями, приносящими им деньги, имевшими то или иное устойчивое конкурентное преимущество и способные на протяжении максимально долгого периода времени показывать лучшие результаты. Вскоре после встречи во Флориде Мангер и Баффет продали Hochschild-Kohn компании Supermarkets General примерно за ту же цену, что и купили²³. Баффет хотел действовать максимально быстро для того, чтобы разгрузить компанию перед завершением работы партнерства и распределением активов. После продажи компании семья

Конов исчезла из жизни Баффетов”.

Для финансирования покупки Hochschild-Kohn Diversified Retailing выпустила необеспеченные долговые обязательства («необеспеченные облигации»), Баффет уделил этому проекту особое внимание — для него это был первый опыт открытого финансирования. При общении с андеррайтерами он особенно подчеркивал, что у этих облигаций есть целый ряд необычных свойств. Банкиры же протестовали и говорили, что необычная структура ценных бумаг затруднит их продажу.

«Я сказал им: “Как бы то ни было, у этих облигаций в любом случае сохранятся их свойства”. Для меня это был первый опыт выпуска облигаций, и я включил в них кое-какие особенности, не заинтересовавшие андеррайтеров. Я размышлял над вопросом выпуска облигаций на протяжении нескольких лет и придумал, как заинтересовать держателей облигаций».

Исторически сложилось так, что владельцы облигаций получали на них меньший доход по сравнению с владельцами акций, так как отказывались от потенциально неограниченных возможностей акционеров в обмен на снижение риска. Однако Баффет знал, что этот принцип может быть изменен.

«Первое нововведение состояло в том, что если мы вне зависимости от причины не уплачивали по этим облигациям купонный доход, то владельцы облигаций получали право голоса в компании. Таким образом, они не оставались не у дел в случае банкротства компании или других сходных обстоятельств». Бен Грэхем писал об этом в своей книге Security Analysis, описывая подобные ситуации с присущей ему страстностью. Он отмечал, насколько редко суды позволяют владельцам облигаций претендовать на долю активов компании, прежде чем эти активы практически обесценятся. Процесс получения владельцами облигаций хоть каких-то сумм в случае банкротства обычно затягивался настолько, что причитающиеся им суммы также изрядно обесценивались. Кроме того, структура долгов DRC выстраивалась таким образом, что компания не могла выплачивать дивиденды, имея незакрытую задолженность по облигациям. Иными словами, инвестор в акционерный капитал не мог высасывать из компании прибыль и оставлять владельцев облигаций без купонного дохода.

Второе необычное свойство облигаций состояло в том, что, получая купонный доход в размере 8%, их владельцы в зависимости от состояния доходов компании могли претендовать на дополнительный 1%.

Баффет добавил и третье условие. Он чувствовал, что облигации будут в основном продаваться людям, знакомым либо с ним, либо с его репутацией. Поэтому хотел, чтобы облигации могли погашаться в случае, если бы он продал так много акций DRC, что перестал бы быть крупнейшим акционером²⁴.

«Никто и никогда не включал подобные условия в условия эмиссии облигаций. Я же сказал: “Речь идет не об обязательстве, а о праве. Не факт, что владельцы захотят погасить свои облигации, но у них должно быть на это право. Ведь, в сущности, они дают деньги в долг именно мне”». Когда банкир Баффета по имени Нельсон Уайлдер начал протестовать, настаивая, что подобные условия не имели прецедентов и не столь уж необходимы, Баффет наотрез отказался от дальнейшего обсуждения²⁵.

Так как процентные ставки повысились и банки стали вновь неохотно предоставлять кредиты, облигации внезапно превратились в ценную форму недорогого финансирования, в своего рода мощный утешительный приз. Так как Баффет всегда думал о долларе сегодня как о 50 или даже 100 долларах, в которые он может превратиться завтра, ему казалось, что он потерял на сделке с Hochschild-Kohn многие миллионы, поскольку лишился возможности использовать деньги более эффективным образом. Из этой истории он вынес следующее заключение:

«Время — это друг прекрасного бизнеса и враг посредственного. Кому-то этот принцип может показаться очевидным, но я усвоил его через страдания... После завершения нашего корпоративного брака с Hochschild- Kohn мои воспоминания об этом времени напоминали кантри-песню: “Жена сбежала с моим лучшим другом, И я так скучаю по нему...” Гораздо лучше купить отличную компанию по хорошей цене, чем хорошую компанию по отличной цене. Чарли понял это раньше меня, я же долго учился этому принципу. Но теперь, занимаясь покупкой обыкновенных акций или бизнеса целиком, мы ищем первоклассные компании под управлением отличных специалистов. И это заставляет нас сделать вывод: хорошие жокеи покажут великолепные результаты на хороших лошадях, но

никак не на старых клячах»²⁶.

Осенью 1969 года, когда Баффет и Мангер работали над сделкой по продаже Hochschild-Kohn, журнал Forbes вышел со статьей о Баффете под названием «Как Омаха переигрывает Уолл-стрит». Статья была написана настолько профессионально, что многие другие авторы, описывавшие

деятельность Баффета, использовали ее еще на протяжении десятилетий²⁷.

В статье говорилось: «10 ООО долларов, инвестированные в Buffett Partnership в 1957 году, превратились в наши дни в 260 ООО». Ежегодные темпы прироста у партнерства, владевшего активами в размере 100 миллионов долларов, составляли 31%. На протяжении 12 лет работы «не было ни одного года, когда партнерство теряло бы деньги... Баффет смог достичь этих результатов благодаря тому, что сохранял верность нескольким фундаментальным принципам инвестирования». Анонимный автор из Forbes высказал одно из самых глубоких наблюдений, которые когда-либо делались в отношении личности Баффета: «Баффет — непростой человек с простыми вкусами».

«Непростой» Баффет с «простыми» вкусами настаивал на полной секретности своих операций с ценными бумагами в процессе управления партнерством и никогда не рассказывал о своем методе инвестирования в интервью. Однако теперь вопрос секретности потерял прежнюю актуальность, поэтому Баффет рассказал автору статьи о себе.

В статье ни прямо, ни намеками не упоминался размер его личного состояния. Репортер даже не представлял себе, что с тех пор, как Баффет закрыл партнерство для новых членов в 1966 году, его реинвестированные в бизнес комиссионные увеличились в четыре раза (и его состояние составило 26, 5 миллиона долларов) всего за три года. Также журналист и подумать не мог о том, что при отсутствии поступлений от новых партнеров, способных размыть долю Баффета, его доля в активах партнерства выросла с 19 до 26%. В статье упоминалось и о «старом доме в Омахе»²⁸, и об отсутствии компьютеров или сотен сотрудников в его непрезентабельном офисе. Этот человек с «простыми вкусами» выпивал по 4-5 бутылок пепси в день, предпочитая шипучку изысканным винам на публичных мероприятиях. Если во время званого ужина подавалось более изысканное блюдо, чем стейк или гамбургер, он обходился булочками. Баффет совершенно не имел представления о том, как выстроен в его доме процесс стирки вещей. Порой это приводило к тому, что он выглядел на публике чуть лучше, чем бродяга. Баффет редко обращал внимание на то, как выглядит его одежда. Он чувствовал бы себя вполне комфортно, даже если бы жил в гараже. Единственным важным критерием успеха для него служили деньги. Однако для Сьюзи вопрос комфортной жизни был более важным. Она считала, что деньги как таковые не имеют смысла, если только не используются ради какой-то другой цели.

Тем не менее в течение некоторого времени Баффеты жили обычной жизнью богатой семьи — причем могли позволить себе куда больше, чем позволяли на самом деле. Сьюзи даже купила Уоррену новую машину — такой же «кадиллак», как и у нее самой. Зная привычки Уоррена, она отказалась от дополнительных опций и обзвонила всех локальных дилеров, чтобы получить самые выгодные условия сделки. Многие находили достаточно интересным контраст между незатейливыми вкусами Баффета и его постоянно растущим состоянием. Им нравились его гениальные действия, остроумие и царившая вокруг него атмосфера спокойствия. Он смог избавиться от свойственных ему в юности высокомерия и бесстыдства, а также от самых очевидных признаков неуверенности в себе. При этом, правда, он не стал более снисходительным к критике. Он учился справляться со своим нетерпением, начал проявлять больше внимания к старым друзьям. Больше всего окружающих поражала его абсолютная честность.

Зачастую, однако, люди, долго находившиеся в присутствии Баффета, уставали от постоянного натиска его энергии. Многие за глаза называли его «ненасытным» и испытывали облегчение, когда внимание Уоррена переключалось на других. Он постоянно поглощал информацию и охотно «грузил» друзей горами вырезок и статей, которые могли бы их заинтересовать. При этом он редко задумывался над тем, что они отстают от него в понимании происходящего на многие месяцы. Его беседы были не такими простыми, как порой могло показаться на первый взгляд. У них всегда была определенная цель, однако зачастую она становилась понятной собеседникам лишь в самом конце разговора. Иногда людям казалось, что он подвергает их какому-то изощренному тестированию. Баффет весь вибрировал от внутреннего напряжения, которое противоречило его внешней невозмутимости.

Сложно даже представить себе, что бы он делал со всей своей энергией и готовностью к интенсивной работе, не будь у него партнерства. Многие партнеры не могли себе представить, что делали бы без него. Кое- кто прочно вошел в его свиту и не хотел расставаться с такой ролью. Это нежелание интересным образом повлияло на судьбу других бизнесов, принадлежавших семье Баффетов. После своего столетнего юбилея Фред, наконец, сдался и решил отойти от дел продуктового магазина Баффетов. Никто из его сыновей не захотел занять освободившееся место, и хотя объем продаж магазина составлял около полумиллиона долларов в год, Фред никак не мог найти на него покупателя. Рынок стал совсем иным.

^ 249

** —

Баффеты не особенно любили большие вечеринки и никогда не проводили их сами. Однако они решили изменить своему правилу, устроив огромную вечеринку в последние выходные сентября 1969 года, чтобы отметить ею и закрытие семейного магазина, и прекращение деятельности партнерства. В их дом набилось чуть ли не двести человек разного возраста и расовой принадлежности. Бизнесмены, влиятельные дамы, несчастные «клиенты» и подруги Сьюзи, подростки, внезапно разбогатевшие коллеги Уоррена по партнерству, священники, раввины, проповедники, местные политики — все пробирались в дом в свете мигающих огней мимо метровых бутылок пепси, выставленных в окнах. Сьюзи устроила вечеринку в нью-йоркском стиле и предложила гостям одеться для нее «неформально-кошерно». Гости восприняли это предложение каждый по-своему — от юбок-брюк до коктейльных платьев. В огромной бочке из-под пива стоял гигантский букет хризантем любимого Сьюзи солнечно-желтого цвета. Угощение полностью соответствовало теме вечеринки. Накрытые столы напоминали витрину

гастронома — там были и бутерброды с пастор-мой, и сыры, и сосиски, и курица. Сидевший рядом с пивной бочкой тапер приглашал гостей петь песни хором. Аромат, доносившийся из машины для изготовления попкорна, стоявшей рядом с кортом, манил гостей в импровизированный домашний кинозал, открытый в подвале. Под потолком подвала висели огромные воздушные шары. Весь вечер в кинозале крутили фильмы с

участием У К. Филдса, Мэй Уэст, Лорела и Харди. А в солярии престарелый Фред Баффет покровительственно обнимал двух моделей в бикини, в то время как гости рисовали краской узоры на их телах.

После этой вечеринки Сьюзи сказала: «Это было так здорово, что я даже не хочу думать о том, что все закончилось»²⁹.

Часть 4

Песня Сьюзи

Глава 34. Конфетный Гарри

Омаха • 1970 — весна 1972 года

Спустя два месяца после вечеринки, пока Баффет улаживал формальные вопросы по ликвидации партнерства, индекс Доу-Джонса упал на 800 пунктов. Через месяц, в январе 1970 года, в журнале Fortune вышла статья о хедж-фондах, в которой подруга Баффета Кэрол Лумис рассказала о великолепных результатах за все время работы партнерства и поделилась неутешительной оценкой Уоррена на перспективы рынка акций¹. Незадолго до опубликования статьи, когда рынок катился под откос, Баффет разослал партнерам письмо с описанием того, чем же они на самом деле владели.

— Компания Berkshire Hathaway, которая, по его словам, стоила около 45 долларов за акцию². Из этой суммы около 16 долларов было связано с текстильной промышленностью, которая, по мнению Баффета, не могла считаться прибыльной отраслью как в настоящее время, так и в будущем. Но даже при том что текстильный бизнес составлял треть общей стоимости компании, Баффет не собирался ликвидировать его, чтобы высвободить денежные средства. «Мне нравятся люди, работающие в текстильной промышленности, — писал он. — Они упорно стараются удержаться на плаву в нынешних сложных условиях, и, несмотря на низкую прибыль, мы собираемся и дальше заниматься этим бизнесом, пока он будет показывать результаты, аналогичные нынешним». Компании Berkshire Hathaway также принадлежал гораздо более выгодный бизнес — страховая компания National Indemnity.

— Компания Diversified Retailing, которую Баффет оценивал в 11, 5-12 долларов за акцию. DRC состояла из дешевой Associated Cotton Shops, а также денег и векселей, вырученных от продажи Hochschild-Kohn, которые он планировал использовать «для повторного инвестирования в другие работающие предприятия». Он не уточнил, о каких именно предприятиях идет речь, но намекнул уходящим партнерам, что те должны доверять его мнению так же, как они доверяли, только присоединившись к партнерству.

— Компания Blue Chip Stamps, информация о которой была впервые доведена до партнеров именно в этом письме. Баффет сообщил партнерам, что, вероятно, выведет деньги из этой компании, поскольку в конце года планировалась продажа ее акций.

— Illinois National Bank & Trust Company of Rockford, также принадлежавшие компании Berkshire Hathaway.

— Газета Sun, которую он описывал как «финансово незначительную»³. Уходящих партнеров поставил в тупик тот факт, что через Berkshire Hathaway они владели компанией, выпускающей торговые купоны, банком и какой-то

незначительной газетой⁴. Теперь им предстояло решить, оставить ли эти акции у себя или продать их, получив деньги.

«Он разрезал пирог, и партнеры могли первыми выбрать себе кусок»,

— говорил Джон Хардинг. Это был блестящий ход со стороны Баффета. Он, конечно же, хотел, чтобы партнеры выбрали деньги, и тогда акции Berkshire Hathaway и Diversified Retailing остались в его распоряжении. Тем не менее он был честен с ними. В письме от 9 октября 1969 года он сделал прогноз развития рынка, который ранее отказывался делать. В ситуации, когда рынок находится на таких высотах, «...впервые в моей профессиональной жизни, — писал он, — я считаю, что у среднего инвестора сейчас есть небольшой выбор между профессионально управляемыми деньгами, вложенными в акции, и пассивными инвестициями в облигации»⁵, — хотя Баффет признавал, что хорошие инвестиционные менеджеры могли бы выжать еще несколько долей процента из пакета облигаций. Тем не менее уходящие партнеры не должны возлагать большие надежды на возможности выгодно распорядиться своими деньгами.

Два месяца спустя, 5 декабря, он поделился с партнерами прогнозом о том, что произойдет с компаниями, входившими в состав партнерства, и рассказал, что собирается делать сам. «Я считаю, что внутренняя ценность DRC и Berkshire Hathaway будет существенно расти на протяжении многих лет... Я буду разочарован, если такой рост не составит около 10% в год». Это было важное заявление. По его мнению, акции этих компаний могли принести не только больше денег, чем облигации, но и больше денег, чем деятельность инвестиционных менеджеров, о которых он говорил партнерам в октябре.

«Я думаю, что ценные бумаги обеих компаний будут достойным долгосрочным вкладом, и я счастлив, что значительная часть моего собственного капитала инвестирована в них... Скорее всего, я буду сохранять свои инвестиции в DRC и Berkshire Hathaway в течение очень долгого времени»⁶ Кроме этого Баффет написал партнерам письмо с описанием методов инвестиций в облигации, снова сделав то, чего никогда бы не сделал обычный инвестиционный менеджер. Несмотря на все это, «к моменту ликвидации появилось целых четыре паникера, все — разведенные женщины. Они не доверяли никому, кроме меня. Все они пережили в прошлом неприятные истории, связанные с мужчинами, и не могли вынести мысли, что снова потеряют накопления. Они могли позвонить мне среди ночи и потребовать: “Продолжайте зарабатывать для меня деньги” или что-то вроде того»⁷. Но Уоррен отказывался быть их ангелом-хранителем до тех пор, пока не убедился, что сможет оправдать их ожидания на сто процентов.

«По правде говоря, когда мне приходится выступать в качестве гаранта, я отказываюсь, потому что помню, к каким тяжелым последствиям это может привести», — говорит Баффет, вспоминая, что он чувствовал в одиннадцать лет, когда падали акции Cities Service Preferred, которые сестра купила по его рекомендации.

На Рождество в Лагуна-Бич он продолжал работать над ликвидацией партнерства. И одновременно покупал рождественские подарки с присущей ему энергией. Как и в других сферах своей жизни, он руководствовался системой: пошел в Topps, лучший магазин одежды в Омахе, и дал продавцам список размеров всех женщин, которым собирался сделать подарок.

«Я пришел, они выложили передо мной разную одежду, я выбрал и купил кое-что для Сьюзи, Глэдис и других. Это занятие мне понравилось. Так как Берти была консервативна в плане одежды, я выбрал подарок на свой страх и риск. Она приняла его, хотя наверняка не приняла бы такой подарок ни от кого другого. Знаете, ценность одежды сохраняется дольше, чем ценность ювелирных изделий».

26 декабря, после обмена рождественскими подарками, он разослал партнерам еще одно пространное письмо, в котором постарался ответить на все их многочисленные вопросы⁸. Некоторые их них были действительно сложными.

Они раздумывали, стоит ли сохранить акции Berkshire. «Если вы считаете текстильный бизнес таким паршивым, то почему бы не избавиться от фабрики Berkshire Hathaway?» — спрашивали они. «У меня нет никакого желания наживаться на трудностях людей за счет нескольких дополнительных процентных пунктов в год», — писал он в ответ, повторяя свои же слова из письма, датированного январем 1969 года. Но так как весь смысл его бизнеса как раз и заключался в том, чтобы заработать несколько дополнительных процентных пунктов в год, подобное объяснение было бы немыслимо в начале его карьеры.

«А что с Sun Newpapers?» — спрашивали они. Доллар за акцию, отвечал он, не вдаваясь в экономические подробности. А затем произнес слова, которые впоследствии не раз вспоминались: «Мы не планируем расширяться в области коммуникаций»⁴. «Почему вы не зарегистрировали акции Berkshire Hathaway и Diversified, чтобы их можно было свободно продавать?» Он удерживал акции Berkshire настолько крепко, что купить их можно было только «по договоренности». Соответственно определить реальную цену этих акций было крайне сложно. Diversified не продавала акции вообще.

Далее шло длинное сложное объяснение, в котором Баффет утверждал, что продажа этих акций на ликвидном и открытом рынке окажется менее эффективной и менее справедливой и «у более опытных партнеров может возникнуть преимущество перед менее опытными». К тому же удержание акций помогало уберечь самых наивных из его уходящих партнеров от лап маниакально-депрессивного «господина Рынка», который иногда оценивал акции слишком низко. Это уменьшило вероятность того, что какие-нибудь хитрые брокеры могли уговорить партнеров продать свои акции и купить вместо них акции IBM или AT& T. Но это также означало, что Баффет ограничил имеющиеся у них варианты. Им стало тяжелее покупать и тяжелее продавать, а если бы они все-таки решили продавать свои акции, то он оказался бы первым в списке возможных покупателей.

Как главный партнер, он привык к тому, что в его руках находится полный контроль над этими двумя компаниями. Он не мог просто взять и отдать его неизвестному «господину Рынку». Кроме того, если бы он передал акции уходящим партнерам, то впервые за всю историю партнерства возник бы конфликт между их и его собственными интересами. Это сложное объяснение, оправдывающее отказ от регистрации акций, отвлекало внимание от того факта, что Баффет был самым опытным партнером из всех. Именно у него имелось значительное преимущество перед остальными. Независимо от того, насколько честными были его намерения, принятое им решение

* Это заявление кажется особенно интригующим из-за того, что Баффет только что назвал акции Доу-Джонса ценными бумагами, которыми хотел бы владеть на необитаемом острове. Однако Sun была не лучшей инвестицией.

привело к усилению потенциального конфликта между интересами сторон. Крайне серьезный тон письма Баффета напоминал тон человека, который уговаривает себя подумать, правильно ли он поступает. Однако конфликт в явном виде неминуемо привел бы к обидам и разногласиям. Любой партнер, который продал бы ему акции, а потом пожалел об этом, мог бы вспомнить этот совет и подумать: «У него было преимущество передо мной».

И все же «наследие Говарда» в душе Уоррена требовало, чтобы он честно и точно описал все имеющиеся варианты. И его ответ на следующий вопрос дал партнерам четкое представление о том, чего следует ожидать.

Они спрашивали: «Стоит ли мне сохранить акции?»

Баффет дал им самый ясный и прямой совет, который когда-либо давал относительно акций. «Все, что я могу сказать, — я собираюсь

251 252

сохранить имеющиеся акции и планирую купить егце»_у — заявил он

Необходимо было также разобраться с акциями еще одной компании. В том же письме от 26 декабря Баффет сообщил партнерам, что стоимость

акций Blue Chip падает⁹. За короткое время она снизилась с 25 до 13 долларов, потому что от работы с компанией отказалась сеть Safeway Stores, клиентская база постепенно разрушалась и никто не хотел покупать треть бизнеса, выставленную на продажу в соответствии с распоряжением Министерства юстиции. Против компании было подано два новых иска: один — компанией Douglas Oil Company в окружном суде Лос-Анджелеса, а второй — группой бензозаправочных станций, которые заявили, что Blue Chip нарушила антимонопольные законы, и потребовали возмещения

расходов в тройном размере и компенсации юридических услуг. Но даже сейчас, когда у Blue Chip появились столь большие проблемы, а ее акции начали падать, Баффет продолжил покупать их, вместо того чтобы распродавать. Он приобрел их от имени Diversified Retailing, National Indemnity. А также для Cornhusker Casualty и National Fire & Marine, двух небольших страховых компаний, которыми владела Berkshire. Также он купил их на свое имя и имя Сьюзи.

Теперь партнеры знали, что Баффет не будет продавать акции и действительно планирует купить еще больше. Они могли получить то, что хотели, — акции или деньги. Если бы они выбрали деньги, он получил бы акции. Если бы они сохранили акции, они все еще остались бы в некотором роде его партнерами.

Постоянно беспокоясь о том, как к нему относятся люди и принимают ли они его, практически выше всего Баффет ставил лояльность. Он считал, что лояльность должна быть неотъемлемой частью всех отношений. И как показало будущее, ликвидация партнерства подвергла эту лояльность серьезным испытаниям.

Во время ликвидации партнерства у Баффета было достаточно денег, чтобы купить еще больше акций — ему лично принадлежали 18% Berkshire Hathaway, 20% Diversified и 2% Blue Chip Stamps. К концу 1969 года у них со Сьюзи было примерно 16 миллионов долларов в виде

денежных средств. В течение следующего года акции Berkshire и Diversified переходили от одного владельца к другому, как будто какой-то гигант перетасовывал колоду карт. Как Баффет и обещал, он использовал деньги, полученные от партнерства, чтобы купить еще больше акций этих компаний, причем их количество немало удивило бы его партнеров, знай они общую цифру. Он использовал деньги Berkshire для покупки ее собственных акций. Что же касается DRC, то он предложил партнерам обменять эти акции на векселя с 9-процентной выплатой¹⁰ Он покупал акции у всех, начиная с бывшего шурина Трумэна Вуда и заканчивая своим первым инвестором Гомером Доджем и его сыном Нортоном¹¹. Те, кто отклонил эти предложения, должны были позволить Баффету повторно инвестировать доход, не получая при этом на руки ни цента. Именно в этом и заключалась демонстрация доверия, к которому он относился столь трепетно¹².

Он был глубоко предан акционерам — сложно ожидать такого же поведения от какого-нибудь типичного современного директора компании. Он продолжал, как и прежде, «считать Berkshire своего рода партнерством, практически частным предприятием с акционерами, которые меня поддерживают и с удовольствием приезжают в Омаху». Он думал о партнерах как о людях, которые объединились на основании общих ценностей и интересов, а не для краткосрочной экономической выгоды. Баффет часто говорил, что пытался обращаться со своими партнерами как с семьей. Они доверяли ему, а он испытывал чувство долга перед ними.

И все же люди принимали различные решения, руководствуясь своими интересами. Некоторым нужны были деньги. Другие, послушавшись Билла Руэна, решили вложить свои накопления в Sequoia Fund. Многие брокеры убеждали своих клиентов продать акции текстильной фабрики, пожирающей их деньги. Одни следовали этим советам, другие нет. У ряда профессиональных инвесторов имелись и другие варианты. Когда Уоррен лично приехал на Западное побережье и предложил Бетти, сестре Эсти

Грэхем, вексель DRC в обмен на ее акции, она согласилась, а сама Эсти — нет. Рода Сарнат, кузина Бена Грэхема, и ее муж Берни тоже решили не продавать акции, посчитав, что если Уоррен занимается покупкой их акций и считает это правильным, то и для них будет правильным оставить акции у себя¹³. Когда он предложил вексель своей сестре Дорис, она отказалась: «Если Уоррен покупает, почему я буду продавать?»

Некоторые партнеры пытались получить от Баффета более детальную информацию о том, как поведут себя акции в будущем. Он отвечал, что, по его мнению, стоимость их возрастет, но на это потребуется много времени. Джек Александр и Маршалл Вайнберг, которые и сами являлись сильными инвесторами, проанализировали эти слова и продали ему часть своих акций.

Мангер позже назвал Баффета «неуемным покупателем», сравнивая его с Джоном Рокфеллером в первые годы создания своей империи, когда тот не позволял ничему и никому стать у него на пути¹⁴. Оглядываясь назад, некоторые люди считали, что с ними поступили несправедливо, их ввели в заблуждение или даже обманули. Другие говорили себе: «Ну что ж, это же Уоррен. Я должен был знать».

К концу 1970 года многие его бывшие партнеры получили за свои акции наличные, а Уоррен продолжал заниматься покупкой. Количество принадлежавших ему и Сьюзи акций Berkshire увеличилось с 18 до 36%. Количество акций DRC почти удвоилось и достигло 39%. Баффет теперь

практически контролировал обе компании”. Он также купил еще больше акций Blue Chip, и теперь ему принадлежало не 2, а почти 13%.

Но Сьюзи Баффет понимала: стремление Уоррена получить контроль над Diversified и Berkshire Hathaway означало, что вторая попытка ее мужа «отойти от дел» закончится так же, как и первая. Одна из причин заключалась в том, что Blue Chip столкнулась с такой же проблемой, что и

Berkshire Hathaway”. Предприятие не просто сворачивало свою деятельность — оно умирало, и, таким образом, он и Мангер должны были купить что-то еще, что пополнило бы их капитал.

В конце 1971 года, после того как президент Никсон отказался от золотого стандарта, цены на нефть взлетели до небес и половина нефтяных компаний страны внезапно прекратила пользоваться купонами. Из-за инфляции цены начали скакать, и классический метод заманивания клиентов в магазин при помощи разнообразия услуг и дешевых распродаж стал бесполезным. Все, что было нужно людям, — это низкие цены, и многие розничные сети стали работать по принципам дискаунтеров¹⁵.

Былые времена, когда домохозяйки планировали свои покупки так, чтобы собрать достаточно купонов для покупки электрической сковороды, канули в Лету