:
|
|
Любовь в Крыму
⇐ 5 5
Славомир Мрожек
________________________________________________________________ Slawomir Mrozek. Milosc na Krymie © DIOGENES Verlag AG, Zuerich, 1992 © Леонард Бухов, перевод с польского, 1989 Тел. (095) 257.69.41 E-mail: ls.buhov@mtu-net.ru Пьеса написана в 1993 году. Первая постановка в оссии -- МХАТ им.Чехова, 1995. Публикация перевода: " Иностранная литература", 1994/10. _____________________________________________________________________________ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ТАТЯНА ЯКОВЛЕВНА БООДИНА, учительница, 28 лет, Акты I, II, III ЛИЛИ КАЛОВНА СВЕТЛОВА, актриса, 25 лет, Акты I, II, III МАТЕНА ВАСИЛЕВНА ЧЕЛЦОВА, его жена, 45 лет, Акты I, II, III АНАСТАСИЯ ПЕТОВНА БАТЮШКОВА, прислуга, 60 лет, Акты I, III ИВАН НИКОЛАЕВИЧ ЗАХЕДИНСКИЙ, неясная личность, 50 лет, Акты I, II, III ПЕТ АЛЕКСЕЕВИЧ СЕЙКИН, поручик, 30 лет, Акты I, II, III УДОЛФ УДОЛФОВИЧ ВОЛФ, инженер-путеец, 30 лет, Акты I, II, III АЛЕКСАНД ИВАНОВИЧ ЧЕЛЦОВ, купец, 45 лет, Акты I, II, III ИЛЯ ЗУБАТЫЙ, пролетарский поэт, 22 года, Акт II ПЕТЯ, около 27 лет, Акт III ЭПИЗОДИЧЕСКИЕ ПЕСОНАЖИ ВЛАДИМИ ИЛИЧ УЛЯНОВ-ЛЕНИН, революционер, 40 лет, Акт I ФАНЦУЗ, Акт II ПЕВЫЙ, 30-40 лет, Акт III ВТООЙ, 30-40 лет, Акт III ГЕНЕАЛ, Акт III СВЯЩЕННИК, Акт III ОБООТЕН, Акт III ЕКАТЕИНА ВЕЛИКАЯ, 18-30 лет, Акт III 1-й МАТОС, 20-25 лет, Акт III 2-й МАТОС, 20-25 лет, Акт III АКТ I. АХИТЕКТУА И ОБОУДОВАНИЕ СЦЕНЫ Крым, 1910 год. Особняк, в прошлом родовой, превращенный в пансионат.Декорацию образуют пять стен. Это означает, что в плане декорацияпредставляет собой половину восьмиугольника, разрезанного пополампараллельно сторонам 1 и 5 и перпендикулярно сторонам 7 и 3. Все определения" направо", " налево" - со стороны зрительного зала. Две боковые стены, перпендикулярные авансцене, будут обозначаться какстена 1-я (с левой стороны) и стена 5-я (с правой стороны). Стена, противоположная зрительному залу, то есть центральная, - как стена 3-я.Скошенная стена с левой стороны, между стеной 1-й, перпендикулярнойзрительному залу, и 3-й, центральной стеной, - как стена 2-я. Скошеннаястена с правой стороны между стеной 5-й, перпендикулярной зрительному залу, и 3-й, центральной стеной, - как стена 4-я. Между л е в о й стеной, перпендикулярной зрительному залу (стена 1-я), и авансценой расположен проход за левую кулису. Этот проход - началокоридора, ведущего в комнаты для гостей, на кухню, в хозяйственные помещенияи к черному ходу, предназначенному для прислуги. Между п р а в о й стеной, перпендикулярной зрительному залу (стена5-я), и авансценой расположен проход за правую кулису. Этот проход являетсяпарадным входом, предназначенным для гостей пансионата. Он ведет навоображаемую лестницу, поскольку гостиная находится на втором этаже. В стене п р о т и в о п о л о ж н о й зрительному залу, центральной(стена 3-я), - выход на балкон, или, скорее, террасу. Выход открытый. Воизбежание ненужных осложнений с дверями, они отсутствуют. Климат в Крымутеплый, действие происходит в разгар лета, да и стилистика пьесы допускаетподобные отступления от натурализма. Если возникнет желание, можнодопустить, чтобы двери открывались наружу. Выход должен быть широким, чтобыв нем свободно, не мешая, друг другу, могли находиться несколько человек. Ктому же, это не только выход на террасу, но и обрамление небольшой сценки вглубине сцены. Такое ощущение подчеркивается плюшевыми портьерами, в данныймомент раздвинутыми и подвязанными плюшевыми завязками, и ламбрекеном. Этообрамление горизонтально пересекает балюстрада террасы, состоящая изкрасивой ажурной решетки, каменного парапета и тонких каменных колонн. Забалюстрадой видны верхушки кипарисов, далее - темно-сапфировое море, а надгоризонтом ясное, голубое небо. Если при детальной сценографическойразработке перспективы и композиции возникнут сложности с верхушкамикипарисов, от них можно отказаться. Особняк расположен на склоне, а гостиная- как уже упоминалось - на втором этаже. асстояние до моря произвольное, главное, чтобы оно было видно. Под балконом, параллельно берегу моря, проходит невидимая проезжая улица. Можно предположить, что балкон (терраса)тянется вдоль всего фасада здания и может служить для прохода из гостиной вкомнаты гостей. Поскольку полезная поверхность центральной стены (3-й) невелика, - ее, почти целиком, занимает (вернее, открывает) выход на террасу, - между левымобрамлением выхода и углом, образуемым центральной стеной и стеной 2-й(скошенной), сможет, скорее всего, поместиться только один стул. То же самоеотносится и к промежутку между правой стороной обрамления выхода и углом, образуемым 3-й и 4-й стенами; там тоже может поместиться только один (тоесть второй) стул. На середине сцены круглый стол на восемь персон, покрытый наряднойскатертью из темного, узорчатого материала с бахромой. На столе ваза, вкоторой должны находиться фрукты для гостей. Лучше всего, если вазахрустальная, на хрустальной ножке. Важно, чтобы этот предмет был хорошовиден, а положенные в него фрукты привлекали внимание. Пока что ваза пуста. Вокруг стола стоят четыре стула. Эти стулья, как и два стула, стоящие уцентральной стены (3-й), по одному с каждой стороны от выхода на балкон, одинаковы, то есть принадлежат к одному гарнитуру. Весь гарнитур состоит извосьми стульев. Седьмой и восьмой стулья стоят в других, произвольныхместах, скорее всего у стены 2-й и (или) 4-й. Их расположение зависит отразмеров сцены и режиссерского решения. Возле левой стены (1-й), перпендикулярной зрительному залу, стоитстолик с полочками, так называемый " секретер", с письменнымипринадлежностями, за ним гости пансионата могут заниматься своейкорреспонденцией. Возле секретера стул. По соображениям реализма, здесьнеобходим стул 9-й, то есть не от гарнитура. Правда, если театр нерасполагает лишними средствами, а сцена недостаточно велика, а также, еслипо каким-либо другим причинам есть опасение, что сцена может оказатьсяперегруженной, можно воспользоваться стулом от гарнитура. Далее, у стены 2-й(скошенной) - диван, на котором могут с удобством разместиться три человека.На стене над диваном висит гитара. С правой стороны сцены, возле стены 4-й (скошенной) - сервант, вкотором хранится фарфоровая и стеклянная посуда, рюмки и т.п. На стене надсервантом висит ружье-двустволка. Ближе к авансцене, у стены 5-й(перпендикулярной зрительному залу) - кресло. Оно не должно иметь ничегообщего с гарнитуром. Предлагаемая архитектура сцены, перечисленная и описанная мебель, еерасстановка - все это необходимо, как обязательный минимум, чтобыпредставление развивалось без помех. Возможные добавления, усовершенствования и варианты будут зависеть от режиссера, а их реализация -от сценографа. Чем больше сцена, чем больше пространства, тем лучше для этойспецифической пьесы. Стесненность, толкотня на сцене не принесут пользыпьесе. В особенности в III акте, когда произойдет " раскрытие", то есть выходиз замкнутого помещения на " натуру". Во II акте декорация изменяетсячастично (стены, архитектура сцены остаются неизменными, зато интерьер взначительной мере трансформируется). В III акте - трансформация полная. Итак, настоящая пьеса требует значительного физического пространства.Как, например, поставить стол " посередине", одновременно не блокируя -визуально для публики и пространственно для актеров - выход на террасу? Сделать это нелегко даже на большой сцене, а на малой проблема окажетсяпросто неразрешимой. Другой пример: из-за многоугольности стен утратитсязначительная часть полезной поверхности сцены. А ведь уже в I акте на сценебудут присутствовать восемь персонажей одновременно. Не говоря уже о IIIакте, " натурном". Однако пьеса требует не только физического пространства. Есть в нейтакже пространство " внутреннее", иными словами - пространство воображения.Его значение особо велико, поскольку действие каждого акта происходит вдругую эпоху, а вся пьеса охватывает почти сто лет. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА I акта в порядке их появления на сцене ПЕТ АЛЕКСЕЕВИЧ СЕЙКИН ТАТЯНА ЯКОВЛЕВНА БООДИНА ИВАН НИКОЛАЕВИЧ ЗАХЕДИНСКИЙ АЛЕКСАНД ИВАНОВИЧ ЧЕЛЦОВ МАТЕНА ВАСИЛЕВНА ЧЕЛЦОВА УДОЛФ УДОЛФОВИЧ ВОЛФ ЛИЛИ КАЛОВНА СВЕТЛОВА АНАСТАСИЯ ПЕТОВНА БАТЮШКОВА ВЛАДИМИ ИЛИЧ УЛЯНОВ-ЛЕНИН ДЕЙСТВИЕ Занавес поднимается. С левой стороны, за секретером, спиной к правому входу, сидит и пишетпоручик Петр Алексеевич Сейкин. На нем расстегнутый форменный китель. Чуть позднее с правой стороны входит Татьяна Яковлевна Бородина, высокая шатенка с темными глазами. На ней одежда в летних, пастельных тонах.В руке зонтик яркого цвета, через плечо висит несколько причудливая вязанаясумочка, возможно, с вышивкой, в " народном" духе. Блузка, застегнутая подгорло, с длинными рукавами. Юбка длинная, узкая в талии и облегающая бедра.Шляпка и перчатки-митенки. Сейкин поворачивается к ней, но тут же возвращается к своему занятию.Татьяна Яковлевна некоторое время стоит, затем садится в кресло возле входа. Пауза. ТАТЯНА. Да, нехорошо. Пауза. Все спрашивали о вас... СЕЙКИН (продолжая писать). Все? ТАТЯНА. Ну, разве что мадемуазель Лили была менее любопытна. Зато всякомпания... Отчего же вы не пошли с нами, Петр Алексеевич? Пауза. Такие чудесные виды! И ни облачка. А тропинка ведет все выше, выше ивыше... СЕЙКИН (продолжая писать). На море? ТАТЯНА. Что - на море? СЕЙКИН. Я говорю о видах. Наверняка, виды на море. ТАТЯНА. Да! На море, на горы, на сады! Вы хоть знаете, что в эту поруони цветут? СЕЙКИН. Не исключаю. ТАТЯНА. Куда ни посмотришь - природа, а воздух - не надышишься. СЕЙКИН. Трудно возразить. ТАТЯНА. А вы тут взаперти, всегда один... СЕЙКИН. Совершенно верно. ТАТЯНА. Это не полезно, Петр Алексеевич, нужно выйти к людям. СЕЙКИН. А зачем? ТАТЯНА. Нужно жить с людьми... СЕЙКИН. То есть, с кем. ТАТЯНА. Ну, с людьми. СЕЙКИН. Со всеми? ТАТЯНА. Вдали от людей человек становится нелюдимом. СЕЙКИН. А с людьми не становится? ТАТЯНА. Людей нужно любить. СЕЙКИН (бросает перо и оборачивается к Татьяне). Вы заблуждаетесь. Либона горы, либо на море. ТАТЯНА. Что - на море? СЕЙКИН. Виды. Смотреть можно только на горы, или только на море.Невозможно смотреть одновременно в две стороны. ТАТЯНА. А кто может мне запретить? СЕЙКИН. Законы физики, геометрия, география, оптика... В две сторонысмотреть невозможно. Чтобы видеть одну сторону, необходимо быть на другой.Горы расположены на земле, а море - на море. Чтобы смотреть в сторону моря, вам необходимо быть на суше, а чтобы видеть горы - на море, и лучше всего -на палубе парохода, иначе вы сразу же утонете. Ну еще, может быть, на лодке. ТАТЯНА. Вы сердитесь на меня? СЕЙКИН. На пароходе, на лодке, на чем угодно, только не на воденепосредственно. Ходить по воде невозможно, хотя, как утверждают, такоеоднажды случилось... Впрочем, не будем об этом. Под ногами должно находитьсячто-нибудь незыблемое, нечто, дающее опору. Если не суша, то хоть какая-тоее замена. А это означает, что в любом случае смотреть на море можно толькос земли. ТАТЯНА. Вы в дурном настроении. СЕЙКИН. Я всего лишь мыслю логично. ТАТЯНА. Но к чему быть логичным до такой степени! СЕЙКИН. Ваш вопрос нелогичен. Логично мыслить можно только логично, неболее, не менее. Либо логично, либо нелогично. ТАТЯНА. Вы не любите поэзию? СЕЙКИН. Поэтов у нас и без меня хватает. Вот, например, ИванЗахедринский - он поэт. ТАТЯНА. А кто еще? СЕЙКИН. Ивана Захедринского вполне достаточно. ТАТЯНА. Вы знаете его стихи? СЕЙКИН. Нет, зато я знаю Ивана Захедринского. ТАТЯНА. Мне они не нравятся. СЕЙКИН. А Иван Захедринский? ТАТЯНА (не отвечая на вопрос). По-моему, они слишком... Слишкомпоэтичны. СЕЙКИН. Стихи? ТАТЯНА. Им чего-то нехватает. Им нехватает... да, я поняла, имнехватает логики. СЕЙКИН. Стихам? ТАТЯНА. Мне нравится логика. СЕЙКИН. С каких же это пор? ТАТЯНА. С недавних. А если честно - только с сегодняшнего дня. Вы такговорили о логике - необыкновенно убедительно. Я буквально увлекласьлогикой. СЕЙКИН. Но почему? ТАТЯНА. Потому что она такая... логичная... СЕЙКИН. Смотрите-ка, кто бы мог подумать. ТАТЯНА. И в ней есть своя поэзия. Доносится кукование кукушки. СЕЙКИН. Должен вас предостеречь, что... Татьяна прикладывает палец к губам, прося Сейкина не говорить. Сейкинповинуется. Татьяна отсчитывает кукования на пальцах, после пятого кукушкаумолкает. Должен вас предостеречь, что логика... ТАТЯНА (шепотом). Не говорите, прошу вас. Кукушка кукует в шестой раз. Шесть! Четное! СЕЙКИН. А какое это имеет значение? ТАТЯНА. Добрая примета. СЕЙКИН. И вы в это верите? ТАТЯНА. А почему нет? Лучше верить, чем не верить. Неужели вы ни вочто не верите, Петр Алексеевич? СЕЙКИН. Как бы вам сказать... Я стараюсь. ТАТЯНА. Верить или не верить? СЕЙКИН. А это одно и то же. ТАТЯНА. О, нет! Все зависит от того, в чем человек нуждается. СЕЙКИН. Это безразлично. ТАТЯНА. Да нет же! Есть разница. СЕЙКИН. Никакой разницы нет. ТАТЯНА. Да есть же! СЕЙКИН (резко). Нет! Пауза. ТАТЯНА (мягко). Не надо так кричать, Петр Алексеевич. Короткая пауза. На меня, пожалуйста, кричите, но... Но, вообще-то, не надо. Сейкин встает, застегивает китель, одергивает его полы, щелкаеткаблуками, вытянувшись по стойке " смирно", коротко кивает. СЕЙКИН. Прошу извинить. Татьяна протягивает ему руку. Сейкин приближается и церемонно целует ейруку, то есть перчатку. Сразу же отходит, сначала делая несколько шагов назад, в знак уважения.ука Татьяны остается на мгновение поднятой. Пауза. СЕЙКИН (ходит по сцене взад и вперед, погруженный в свои мысли, делаетэто бессознательно). Видите ли, когда я верю, у меня возникают сомнения, итогда я перестаю верить, ибо чего стоит вера, которой сопутствуют сомнения.Так что я уж стараюсь не верить. Понимаете? ТАТЯНА. Пожалуйста, продолжайте. СЕЙКИН. Ну хорошо, итак я не верю. Но тогда меня начинают мучитьсомнения - действительно ли я не верю. Ну и я снова начинаю верить. А тутопять... Словом - замкнутый круг. ТАТЯНА. Вы, наверное, очень утомлены. СЕЙКИН. Очень. Так или иначе, сомнения остаются, а ведь сомнениянеобыкновенно мучительны. ТАТЯНА. Я вам сочувствую. А можно узнать, во что вы верите? СЕЙКИН. Во все и ни во что. ТАТЯНА. И в логику не верите? СЕЙКИН. Честно говоря, нет. К черту логику. ТАТЯНА. Но это ужасно! СЕЙКИН. Зато честно. Пауза. Татьяна достает из сумки апельсин. Протягивает его Сейкину. Пауза. ТАТЯНА. Я принесла для вас апельсин. СЕЙКИН. Для меня? ТАТЯНА. Специально для вас. СЕЙКИН. Я... не знаю, кажется, я их не очень люблю... Пауза. Сейкин подходит к Татьяне и останавливается перед ней. Пауза. Сейкин неподвижно стоит перед Татьяной. Татьяна сидит с протянутой кнему рукой, в руке держит апельсин. ГОЛОС (басовитый, за сценой). Лимонада! Полцарства за лимонад! Доносится переливчатый женский смех. Сейкин отворачивается от Татьяны, идет к секретеру и закрывает лист, накотором писал, чистыми листами бумаги. Татьяна встает, идет к столу, кладет апельсин в вазу для фруктов. С правой стороны входят: Иван Николаевич Захедринский, статный мужчина, бакенбарды темные спроседью, лицо бритое. Мешковатый костюм из льняной ткани, просторный пиджаки мятые брюки. Белая рубаха, под горлом черный бант. На голове полотняная, стеганая шляпа-панама в форме цветочного горшка, типа " рыбачьей". В левомкармане пиджака газета. Лили Карловна Светлова, миниатюрная блондинка. Без зонтика, но вширокой соломенной шляпе. В руке веер. Александр Иванович Чельцов. Борода " лопатой", соединяющаяся с усами.Шелковая рубаха, подпоясанная кушаком, мягкие сапоги. Без головного убора. Матрена Васильевна Чельцова. удольф удольфович Вольф. Чисто выбрит, костюм хорошего покроя избежевой альпаки. Шляпа-канотье (под шляпой набриолиненные волосы с прямымпробором). Тонкая, элегантная трость. Широкий шелковый галстук с булавкой. Анастасия Петровна Батюшкова с полной корзиной апельсинов. ЛИЛИ. Вы, Иван Николаевич, не демократ. ЗАХЕДИНСКИЙ. В этом случае - нет. Здесь вопрос стиля. " Полреспубликиза лимонад" - дурно звучит. ВОЛФ. И подстрекательски. ЗАХЕДИНСКИЙ. Не обязательно. Кто же отдаст лимонад за республику? СЕЙКИН. Я. ЗАХЕДИНСКИЙ. А, наш поручик. Куда же вы подевались? ЧЕЛЦОВА (к Сейкину, кокетливо). Прятался, как обычно. ЛИЛИ (глядя на Татьяну). Но не от всех. ЧЕЛЦОВ. Ну там царство или республика, а я аж взмок. ЧЕЛЦОВА. Саша, что ты такое говоришь. ЧЕЛЦОВ. А как мне сказать по-другому... ЧЕЛЦОВА. Извините, господа, муж имел в виду температуру. ЛИЛИ. Вы говорите о температуре воздуха? ЗАХЕДИНСКИЙ. И он прав, - ну и жара! Анастасия Петровна, не найдетсяли чего-нибудь попить? АНАСТАСИЯ (перекладывает апельсины из корзины в вазу, стоящую настоле). Сейчас принесу квасу. ЧЕЛЦОВА. Но Иван Николаевич просили лимонад. ЗАХЕДИНСКИЙ. Пусть будет квас, я бы даже предпочел. ЧЕЛЦОВА. Но мы все слышали... ЗАХЕДИНСКИЙ. Не следует понимать дословно. " Полцарства за квас" -звучит даже хуже, чем " полреспублики за лимонад", а российскую жажду лучшевсего утоляет квас. ЧЕЛЦОВ. Золотые слова. ЗАХЕДИНСКИЙ. Там искусство, Анастасия Петровна, а здесь жизнь. У насвсегда так. Шекспир писал: " Королевство за лимонад" и пил лимонад. А мы? Пишем " лимонад", а пьем квас. СЕЙКИН. Так принесите же этого самого лимонада для Ивана Николаевича. ЗАХЕДИНСКИЙ. Спасибо, поручик, но, право, не нужно. ВОЛФ. Тогда и я попробую вашего кваса. ЗАХЕДИНСКИЙ. Браво! Наш гость акклиматизируется. А что для дам? ЧЕЛЦОВА (подчеркнуто, претенциозно выговаривая " дж "). Оранджад. ЛИЛИ. Наверное, оранжад. ЗАХЕДИНСКИЙ. А вам, Татьяна Яковлевна? ТАТЯНА. Спасибо, я не хочу пить. ЛИЛИ. Совсем? ЗАХЕДИНСКИЙ. Что ж, Анастасия Петровна, теперь все ясно: квасу, оранжада и ничего. СЕЙКИН. И лимонада. ЗАХЕДИНСКИЙ. Дался вам этот лимонад, для кого лимонад? СЕЙКИН. Для Шекспира. ЗАХЕДИНСКИЙ. Он умер. СЕЙКИН. Так это не вы - Шекспир? ТАТЯНА. Петр Алексеевич! СЕЙКИН. Я думал - это вы. (К Лили.) Ведь правда, Лилиана Карловна? Вы, как артистка, должны в этом разбираться. ЗАХЕДИНСКИЙ. Молодой человек, мне весьма лестно, что вы столь высокоменя цените, но не нужно дурачиться. Сейкин отходит и останавливается в балконной двери, смотрит на линиюгоризонта. Анастасия выходит налево с пустой корзиной. Чельцова, Лили иТатьяна садятся на диван, Чельцова между Лили и Татьяной. Захедринскийсадится на стул, поставив его напротив дивана. Вольф садится на стул, такжепоставив его напротив дивана, но немного сбоку и в глубине, справа отЗахедринского. Чельцов садится возле секретера, предварительно повернув стулв сторону дам. На бумаги, разложенные на секретере, внимания не обращает.Так образуется кружок беседующих. Вольф снимает канотье и кладет на колено, сидит в напряженной, вежливой позе. Захедринский снимает панаму и небрежносует ее в правый карман пиджака, усаживается поудобнее. ЗАХЕДИНСКИЙ. Попробуйте угадать, Татьяна Яковлевна, кого мы встретилипо дороге. ТАТЯНА. Очень интересно. ЗАХЕДИНСКИЙ. Сестер Прозоровых. ТАТЯНА. Всех трех? ЗАХЕДИНСКИЙ. Да. Мы зашли на вокзал, чтобы купить газету, а они там, на перроне. Уезжают. ТАТЯНА. В Москву? ЗАХЕДИНСКИЙ. Куда же еще. ТАТЯНА. Наконец-то. ЗАХЕДИНСКИЙ. А по-моему, это дурной знак. Пока они только собирались, в природе сохранялось какое-то равновесие. Ну, может, не в природе, но воссии. Все собирались, собирались, да не уезжали. А вот теперь, когда онивсе же решились, это означает, что непременно что-то случится. ЧЕЛЦОВ. Что? ЗАХЕДИНСКИЙ. В том-то и дело, что никто этого не знает. Но что-тослучится обязательно. ЧЕЛЦОВ. А в вашей газете что-нибудь пишут? ЗАХЕДИНСКИЙ. Конечно. Вот в Австралии нашли необыкновенно маленькоестраусиное яйцо. ЧЕЛЦОВ. Я не об этом, я - о политике. ЗАХЕДИНСКИЙ. На Балканах ситуация ненадежная. ЧЕЛЦОВ. А что насчет кометы? ЗАХЕДИНСКИЙ. Вы спрашиваете о комете Галлея? Она приближается. ЧЕЛЦОВ. Не нравится мне это. С левой стороны входит Анастасия Петровна, неся горящую керосиновуюлампу. ЗАХЕДИНСКИЙ. Пока не нужно, Анастасия Петровна. АНАСТАСИЯ. А? ЗАХЕДИНСКИЙ. Лампа понадобится позднее. Сейчас не то настроение. АНАСТАСИЯ. Вечно я все путаю. (Выходит налево.) ЗАХЕДИНСКИЙ (к Вольфу). Наш народ чрезвычайно одарен, но ему недостаетчувства композиции. Не то, что у вас. ВОЛФ. Другая традиция. ЗАХЕДИНСКИЙ. Определение красивое, правда, татаро-монгольское иго -это, скорее, несчастье, чем традиция. ВОЛФ. азрешите, Иван Николаевич, с вами не согласиться. Вы правы, говоря, что ваш исторический путь отличается от нашего, но то, что выназываете чувством композиции, от истории не зависит. ЗАХЕДИНСКИЙ. А от чего? ВОЛФ. От пространства. Мы живем тесно, а ваши пространства бесконечны.С ними трудно совладать. ЗАХЕДИНСКИЙ. Но вам это все же удается. ВОЛФ. Должен признаться, что не всегда. асскажу один случай. Я строилдорогу от Байкала к Забайкалью, а значит и от Забайкалья к Байкалу. Мыначали с обоих концов, рельсы должны были соединиться на полпути междуБайкалом и Забайкальем, или, что то же самое, между Забайкальем и Байкалом. ЧЕЛЦОВ. И что, не соединились? ВОЛФ. Откуда вы знаете? ЧЕЛЦОВ. Ну, это же ясно. ВОЛФ. И мало того, что не соединились. ельсы пошли в противоположномнаправлении. ЗАХЕДИНСКИЙ. Но отчего же в противоположном? ВОЛФ. Именно это для меня непостижимо. ЧЕЛЦЛВ. Хорошо еще, что вообще пошли. ВОЛФ. Вы так считаете? ЧЕЛЦОВ. Конечно, а то могли совсем не пойти. ЛИЛИ. Вы чудесно выглядите, Татьяна Яковлевна, я буквально завидуювашей шляпке. У вас, в Тамбове, такие носят? ТАТЯНА. Я рада, что вам понравилось. ЧЕЛЦОВА. Я тоже нахожу, что Татьяна Яковлевна просто очаровательна. (КЛили.) Ваш веер, наверное, японский? ЛИЛИ. Настоящий японский. ЧЕЛЦОВА. А где вы его купили? ТАТЯНА. Неделикатный вопрос. Лили Карловна получила его в подарок. ЧЕЛЦОВА. От японца? Не знала, что они тут встречаются. ТАТЯНА. Но только в определенных кругах. ЛИЛИ. Да, да! (Глядя на Чельцову.) Только среди молодежи. ВОЛФ (к Татьяне). Вы из Тамбова? ТАТЯНА. Я там учительствую, в школе. ЧЕЛЦОВА. А что вы преподаете? Слева входит Анастасия, неся самовар. ЗАХЕДИНСКИЙ. Ну, конечно, так и знал, что без самовара дело необойдется. (К Вольфу.) Как вы, наверное, заметили, у нас не играет роли, чтос чего начинается, поскольку все обязательно заканчивается самоваром. Мыбольшие любители подискутировать, но результат всегда один и тот же. ВОЛФ. Мне это не мешает. ЗАКЕДИНСКИЙ. Потому что для вас это экзотика, зато для нас - самажизнь. А знаете, что хуже всего? ВОЛФ. Только без преувеличений, Иван Николаевич. ЗАХЕДИНСКИЙ. Хуже всего, что нам все это нравится. Пансионат, вкотором мы имеем удовольствие пребывать, носит название " Ницца", но даже внастоящую Ниццу мы ездим со своим самоваром. Никуда не денешься. Татьяна встает и присоединяется к Сейкину, который продолжает смотретьвдаль. ТАТЯНА. Петр Алексеевич, чай. СЕЙКИН. С Иваном Николаевичем? ТАТЯНА. Петр Алексеевич, я прошу... Анастасия ставит самовар на стол, вазу с апельсинами переносит со столана сервант. ЗАХЕДИНСКИЙ. Анастасия Петровна, уж если вы решили попотчевать насчаем, не забудьте тогда и про варенье. АНАСТАСИЯ. Будет, будет варенье. (Уходит налево.) ЧЕЛЦОВ (глядя на ружье). А почему здесь ружье висит? ЧЕЛЦОВА. Оставь, Саша, тебе, что за дело. ЧЕЛЦОВ. Если висит, значит зачем-то повесили. Здесь кто-нибудьстреляет? ЗАХЕДИНСКИЙ. Насколько мне известно, никто. ЧЕЛЦОВ. Тогда зачем? ЗАХЕДИНСКИЙ. Может поручик? Ведь он военный. СЕЙКИН (глядя на горизонт). Любопытно. ТАТЯНА. Что, Петр Алексеевич... СЕЙКИН. Видите тот корабль? ЗАХЕДИНСКИЙ. Где? (Встает и присоединяется в Сейкину и Татьяне.) Пауза. СЕЙКИН. Интересно, он к нам плывет или от нас. ЗАХЕДИНСКИЙ. Ну, это же так просто, поручик. Если к нам, он будетувеличиваться, а если от нас - уменьшаться. азве в гарнизоне вас этому необучали? ТАТЯНА. Он не увеличивается. СЕЙКИН (по-прежнему глядя вдаль и не обращая внимания наЗахедринского). И не уменьшается. Пауза. ЗАХЕДИНСКИЙ. В самом деле. ЛИЛИ. Я тоже хочу посмотреть. (Встает и присоединяется к Сейкину, Татьяне и Захедринскому.) Вольф и Чельцов следуют за ней. ЧЕЛЦОВА. Саша, ты куда? ЧЕЛЦОВ. Сейчас вернусь. Сейкин, Татьяна, Захедринсккй, Вольф и Чельцов, сгруппировавшись увыхода на террасу, смотрят в сторону горизонта. Чельцова встает, садится, затем снова встает и присоединяется к ним. ЧЕЛЦОВ (глядя вдаль). А чтоб его... ЧЕЛЦОВА (предостерегающе). Саша! ЧЕЛЦОВ. И ни к нам, и ни от нас, сукин сын. ВОЛФ. Из-за чего вы так переживаете, Александр Иванович? ЧЕЛЦОВ. Так ведь если он ни к нам и ни от нас, куда же он тогда? ЗАХЕДИНСКИЙ. В ваших рассуждениях что-то есть. ВОЛФ. Не вижу повода для волнений. Корабль стоит на якоре. Абсолютнорациональное явление. ЗАХЕДИНСКИЙ. азумеется, но только для вас. Не в обиду вам будьсказано, удольф удольфович, но вы лишены метафизического ощущения. ВОЛФ. Извините, но я здесь никакой метафизики не вижу. ЗАХЕДИНСКИЙ. Вот именно, не видите, хотя здесь все ясно как на ладони.Александр Иванович, вы изучали философию? ЧЕЛЦОВ. Как-то не приходилось. ЗАХЕДИНСКИЙ (к Вольфу) Видите? Не изучал. Но все же своим безошибочныминстинктом сумел охватить феномен в его высшем проявлении. ВОЛФ. Не понимаю. С левой стороны входит Анастасия Петровна, неся на подносе чайник ибольшую банку варенья. Ставит поднос на стол рядом с самоваром. Доставляетстулья к столу, достает из серванта стаканы, блюдца, тарелочки и ложечки, накрывает стол. Захедринский, Лили, Чельцов, Чельцова, Татьяна, Сейкин и Вольф отходятот балкона и, продолжая беседу, полукругом располагаются за столом. Садятся, начиная от левого конца полукруга, в следующем порядке: Чельцов напротивружья, висящего на стене, лицом к нему. Далее, слева от него, Сейкин (правымпрофилем к зрителям), Вольф, Татьяна (лицом к зрителям), Чельцова, Лили(левым профилем к зрителям и напротив Сейкина), Захедринский (на правомконце полукруга). ЗАХЕДИНСКИЙ. Сейчас я вам объясню. Будем исходить из предпосылки, чтони к нам, ни от нас. Это вам, надеюсь, понятно. ВОЛФ. Нет. ЗАХЕДИНСКИЙ. Как бы это сказать попонятней... Вот мы здесь, а они там.А он - ни к нам, ни к ним. ВОЛФ. Кто - он? ЗАХЕДИНСКИЙ. Ну, тот корабль, разумеется! Да это и неважно, корабль -всего лишь символ. Однако, поскольку мы пожелали рассматривать корабль каккатегорию несимволическую, напрашивается вывод, что если он не к нам, то, следовательно, есть тому некие причины. Например, что он нас не любит. ВОЛФ. А почему не любит? ЗАХЕДИНСКИЙ. Кто его знает. Впрочем, Бог ему судья. Коль не любит, значит не нравимся, насильно мил не будешь. Правда, поручик? СЕЙКИН. Это вы мне? ЗАХЕДИНСКИЙ. Кому же еще, вы здесь единственный поручик. Анастасия Петровна выходит налево. ВОЛФ. Но это же означает, что тех он тоже не любит. ЗАХЕДИНСКИЙ. Каких тех? ВОЛФ. Ну, там, тех, которые находятся в каком-нибудь другом месте.Ведь если он к ним тоже не... ЗАХЕДИНСКИЙ. Вы делаете успехи, но - любит, не любит, не в этом дело.А главное в том, что если он ни сюда, ни туда, тогда куда? Ну, куда, попытайтесь ответить. ВОЛФ. Не знаю. ЗАХЕДИНСКИЙ. Вот именно! Никуда! А ведь никуда - невозможно. Теперьсами видите, какая тут загадка. ВОЛФ. С этим я не соглашусь. Должно же быть - куда-нибудь. ЗАХЕДИНСКИЙ. Должно, да только не может. ВОЛФ. Но ведь так жить невозможно! ЗАХЕДИНСКИЙ. Невозможно, но приходится. ВОЛФ. У меня, чувствую, от всего этого голова разболелась. ЗАХЕДИНСКИЙ. Это у вас с непривычки. А вот мы - так и живем, болит - амы живем. ВОЛФ. Если он - никуда, а никуда - невозможно, то куда же, в такомслучае... ЗАХЕДИНСКИЙ. Чудесно, еще немного, и мы сделаем из вас славянина. А непонимаете вы потому, что мудрствуете чрезмерно, как и все там у вас, наЗападе. А здесь, у нас, понимать нужно не разумом, а душой. ВОЛФ. То есть как это? ЗАХЕДИНСКИЙ. А вот сейчас увидите. Лилиана Карловна, у меня к вампросьба. ЛИЛИ. Ко мне? ЗАХЕДИНСКИЙ. Будьте добры, уговорите Петра Алексеевича, пусть он намчто-нибудь споет. ЛИЛИ. Отчего вы сами его не попросите. ЗАХЕДИНСКИЙ. Он со мной не разговаривает, а вам наверняка не откажет. СЕЙКИН. Интрига в духе Шекспира. ЗАХЕДИНСКИЙ. Вот, пожалуйста! Он уже что-то против меня имеет. Скажитеему, что это не для меня, а для удольфа удольфовича. ТАТЯНА. Да, да! Спойте что-нибудь, Петр Алексеевич, мы вас просим! ЧЕЛЦОВ. Хорошая мысль. ЗАХЕДИНСКИЙ. Для удольфа удольфовича в воспитательных целях. ЛИЛИ. Петр Алексеевич... СЕЙКИН (встает). Хорошо, я спою. Собравшиеся издают общий возглас одобрения. аздается: " Браво! ", " Споет, споет! ", Чельцов - " Вот молодец! " и т.п. Но не для удольфа удольфовича. ЗАХЕДИНСКИЙ. А для кого? СЕЙКИН. Уж это мое дело. (Отходит от стола и снимает со стены гитару.Садится на диван и подстраивает гитару.) ЗАХЕДИНСКИЙ (к Вольфу). А теперь будьте внимательны. СЕЙКИН (находит правильный тон и после короткого вступления начинаетпеть, аккомпанируя себе на гитаре). Как грустно, туманно кругом, Тосклив, безотраден мой путь, А прошлое кажется сном, Томит наболевшую грудь. Ямщик, не гони лошадей, Мне некуда больше спешить, Мне некого больше любить. Ямщик, не гони лошадей. (Между тем начинает смеркаться.) Как жажду средь мрачных равнин Измену забыть и любовь, Но память, мой злой властелин, Все будит минувшее вновь. Ямщик, не гони лошадей, Мне некуда больше спешить, Мне некого больше любить. Ямщик, не гони лошадей. Все было лишь ложь и обман. Прощай, и мечты, и покой. А боль незакрывшихся ран Останется вечно со мной. Ямщик, не гони лошадей, Мне некуда больше спешить, Мне некого...[1] (Внезапно замолкает.) Хватит. (Кладет гитару на диван.) ЛИЛИ (аплодируя). Еще, еще! Остальные молчат. Между тем наступили сумерки. С левой стороны входит Анастасия Петровна, неся горящую керосиновую лампу. Ставит лампу на стол и выходит налево. ЧЕЛЦОВ (нарушив общее молчание). Как же это так, господа, если ничегоне происходит, а все свершается. ЗАХЕДИНСКИЙ. Что вы имеете в виду, Александр Иванович? ЧЕЛЦОВ. Жизнь. Вот мы сидим себе, посиживаем, чаек попиваем, а волосыу нас растут. Вроде бы, что тут такого? А ничего. Даже не замечаем... А онирастут, все длиннее становятся, и не успеешь оглянуться, нужно идти кпарикмахеру. ВОЛФ. А лысый? ЧЕЛЦОВ. Что - лысый? ВОЛФ. Ну, если человек лысый. У него же волосы не растут. ЗАХЕДИНСКИЙ. удольф удольфович, вы бы постыдились. Сидящие за столом приступают к церемониалу чаепития. Наливают в стаканыкипяток из самовара, кладут в розетки варенье и т.д. ВОЛФ. Это не ответ. ЗАХЕДИНСКИЙ. Вы - безнадежный человек. ЧЕЛЦОВ. Если волосы не растут, растет что-нибудь еще. Так все и идет, само по себе. ВОЛФ. А, теперь понимаю, - прогресс! ЧЕЛЦОВ. Какой еще прогресс, это все помимо нас идет. ЗАХЕДИНСКИЙ. удольф удольфович, вы бы лучше перестали эти вашижелезные дороги строить. От них вам один лишь вред. ВОЛФ. От дорог - вред? ЗАХЕДИНСКИЙ. Они вам только голову заморочили, взор помутили. Все, чтовы видите - сплошные рельсы да рельсы. СЕЙКИН (встает и возвращается к столу). Да перестаньте вы придираться кудольфу удольфовичу. ЗАХЕДИНСКИЙ. Я вовсе не придираюсь, я ему добра желаю. СЕЙКИН. Да ведь он прав. ЗАХЕДИНСКИЙ. С этими своими рельсами? СЕЙКИН. Именно с ними. Нас могут спасти только рельсы. ЗАХЕДИНСКИЙ. От чего? СЕЙКИН. От метафизики. ЗАХЕДИНСКИЙ. Да? А кто пел сейчас " Ямщика"? СЕЙКИН. Моя жизнь погублена, я не в счет. ЧЕЛЦОВ (к Вольфу). И много вы их уже построили? ВОЛФ. Две тысячи триста восемьдесят пять километров. ЧЕЛЦОВ. А сколько это будет в верстах? ЗАХЕДИНСКИЙ. Какая разница, дело вовсе не в этом. Скажите, удольфудольфович, ну строите вы, строите, а вот когда уже построите, что дальше? ВОЛФ. Как это, дальше... ЗАХЕДИНСКИЙ. Ну, дальше, то есть - потом. Вот, предположим, опояшетевы этими вашими рельсами весь земной шар. Затем сядете в поезд, допустим, вХарькове, и поедете. Едете вы, едете и думаете: вот и уехал я из Харькова. Итак вам хорошо, да и разве кто-нибудь захочет оставаться в Харьковенавсегда. Время летит, а вы едете и радуетесь: " Как чудесно, я еду". И тутвыглядываете в окно и что же вы видите? Опять Харьков. ЧЕЛЦОВА. Как же это, если он из Харькова уехал... ЗАХЕДИНСКИЙ. Земной шар круглый, сударыня. ЧЕЛЦОВА. Но не до такой же степени... ВОЛФ. Это демагогический вопрос. Я не намереваюсь ехать так долго. ЗАХЕДИНСКИЙ. Но ваши внуки... Вы, надо полагать, женитесь, заведетедетей. ЧЕЛЦОВ. Имел я как-то дельце в Харьковской губернии. Сошел на станции, а от станции еще два дня подводой, ну, может, полтора, если лошади добрые.Смотрю, стоят перед паровозом два мужика, первый раз в жизни паровозувидели. А в машине поршни туда-сюда ходят, пар бухает, а мужики стоят истоят, смотрят и смотрят. А потом один и скажи другому: " Вот это техника, железо на железо, как кобель на сучку". ЧЕЛЦОВА. Саша! ЧЕЛЦОВ. А как сказать по-другому? ТАТЯНА. Петр Алексеевич, варенье. СЕЙКИН. Спасибо, не хочется. ЗАХЕДИНСКИЙ (к Чельцову). Вы много ездите? ЧЕЛЦОВ. Да приходится, дела. ЗАХЕДИНСКИЙ. Так вам доводится многое повидать. ЧЕЛЦОВ. Э, где там! Что у нас увидишь. Везде одно и то же. ЧЕЛЦОВА. Да мой муж больше всего любит дома сидеть. Правда, Саша? ЧЕЛЦОВ (уклончиво). Да так, иногда. ЗАХЕДИНСКИЙ (к Чельцову). Вы спите хорошо? ЧЕЛЦОВ. Конечно. А что? ЗАХЕДИНСКИЙ. А вот я не очень. По ночам в кустах молодые офицерыстреляются, ну и будят. ЛИЛИ. Из-за любви? ЗАХЕДИНСКИЙ. Некоторые из-за любви, но чаще всего - из-за своегодекадентства. ЧЕЛЦОВ. Знал я одного подпоручика. Его нашли в кровати, один сапог вруке, а другой на ноге. И записку оставил: " Надоело снимать и надевать".Взял и застрелился. ЧЕЛЦОВА. Саша! ЧЕЛЦОВ. Но, вроде, не насмерть. ЗАХЕДИНСКИЙ. Ну, вот видите. (К Сейкину.) А вы, поручик, неиспытываете такого желания? СЕЙКИН. Сменим тему. ЗАХЕДИНСКИЙ. Отчего же? Самоубийство - дело обычное, человеческое. ВОЛФ. Отчего вы полагаете, что Петр Алексеевич намерен застрелиться, не понимаю. ЗАХЕДИНСКИЙ. Мне вдруг так показалось. А кроме того... (К Сейкину.)Вы, кажется, что-то писали, уж не завещание ли? ТАТЯНА. Иван Николаевич! ЗАХЕДИНСКИЙ. Да я так, по-дружески. ТАТЯНА. Поговорим о чем-нибудь другом. Продолжительная пауза. ЧЕЛЦОВА (к Лили). Говорят, вы в том театре играете голую негритянку. ЛИЛИ. Это не я, а мой партнер. ЧЕЛЦОВА. Переодетый? ЛИЛИ. И не негритянку, а мавра. ЧЕЛЦОВА. Какая разница. Я слышала, что вы его душите. ЛИЛИ. Нет, это он меня. ЧЕЛЦОВА. Никогда бы не позволила негру себя душить. ЧЕЛЦОВ. Мне рассказывали про одного негра в Омской губернии... ЧЕЛЦОВА (резко). Саша! ЧЕЛЦОВ. Да ничего такого о нем не говорили. ЛИЛИ (к Захедринскому). Иван Николаевич, еще варенья? ЗАХЕДИНСКИЙ. С удовольствием. СЕЙКИН (внезапно встает). Лилиана Карловна! Все перестают заниматься чаепитием и поворачиваются к Сейкину. Пауза. азрешите мне просить вашей руки. Татьяна встает из-за стола и уходит через балкон налево. Пауза. Вы согласитесь выйти за меня замуж? ЗАХЕДИНСКИЙ (вставая со стула). Думаю, что Лилиана Карловна предпочлабы побеседовать с вами наедине. СЕЙКИН. Мне скрывать нечего. Захедринский снова садится. Лилиана Карловна, хотел бы обрисовать наше будущее. Обвенчаться мыможем сразу же, хоть?