Верю – значит знаю

«Можешь ли исследованием найти Бога?..» Иов.11, 7.

Один из мифов, въевшихся в религиоведческие представления современных людей, касается слова " вера". " Лучше знать, чем верить... Вера - удел слабых... Религия имеет дело с верой, а область знания – удел науки... Верят лишь в то, что нельзя доказать ". Верны ли эти формулы, применимо к Православному Христианству? Приглядимся поближе к его самосознанию…

«Вера входит в состав всех предприятий человеческого духа, всех наук, но лишь как предположение, как рабочая гипотеза. Момент веры здесь связан с известной неуверенностью, которая снимается только доказательством. Наоборот, вера христианская есть приверженность к тому Присутствию, которое дарует уверенность; таким образом, уверенность здесь изначальна: Итак, вера, как онтологическая причастность, включённая в личную Встречу, есть первое условие богословского знания» (Лосский В.Н).

«Я знаю, в Кого уверовал» (Тим. 1, 12) – парадоксальное Апостольское утверждение взаимоисключающих, как кажется, понятий " знания" и " веры", при более внимательном рассмотрении оказывается вовсе не таким уж странным и нелогичным. Да, Христианство – это не только обряд и не только «вера», это еще и Мысль. Вера узнаёт и опознаёт свой предмет. Она отличает его от иных реалий. Вера действительно знает свой предмет. Ведь верят (в собственно религиозном, а не обыденном смысле) не во «что-то вообще». А в этом случае, как правильно заметил А. Лосев, «или вера отличает свой предмет от всякого другого – тогда этот предмет определён и сама вера определенна, или вера не отличает своего предмета от всякого другого – и тогда у нее нет ясного предмета, и сама она есть вера ни во что, т. е. не вера. Но что такое фиксирование предмета, который ясно отличен от всякого другого предмета? Это значит, что данный предмет наделён четкими признаками, резко отличающими его от всякого иного. Но учитывать ясные и существенные признаки предмета не значит ли знать предмет? Конечно, да. Мы знаем вещь именно тогда, когда у нас есть такие её признаки, по которым мы сразу отличим её от прочих вещей и найдём её среди пёстрого многообразия всего иного.

Итак, вера в сущности своей есть знание».

«То, что ищется, уже присутствует, предваряет нас, делает возможным само наше искание. «Верою разумевá ем соверши́ тися векó м глагó лом Бó жiим, во é же от­ неявля́ емых ви́ димым бы́ ти» (Евр. 11: 3). Так вера даёт нам возможность мыслить, она подаёт нам истинный разум. Знание нам дано верой, т.е. нашей приверженностью, нашей причастностью к присутствию Того, Кто нам открывается. Таким образом, вера – не психологическое состояние, не простая верность: она – онтологическая связь между человеком и Богом, связь внутренне объективная» (Лосский В.Н).

В апостольских посланиях хорошо заметно, что вера понимается отнюдь не как пассивное согласие признать что-то за истину. Вера есть перемена ума.

«Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр. 11, 1) – говорит церковнославянский текст. «Синодальный» же перевод этого места (особенно во второй его части) придаёт – как кажется – иной смысловой оттенок: «вера же есть осуществлениеожидаемого и уверенность в невидимом». Стоит отметить, впрочем, что это редкий случай удачного перевода этого стиха, ибо гораздо чаще переводы избирают опорным словом – «уверенность» и вместо онтологического дают чисто психологическое определение веры. Итак, в первой части приведённого высказывания, славянскому слову «извещение» и русскому «осуществление» соответствует греческое ipostasis и латинское substantia. Во второй части славянскому " Обличение", - в смысле наделения ликом, проступания лика невидимого и ожидаемого, - соответствует русское «уверенность» в значении «уверения в достоверности», «извещения». Преп. Максим Исповедник поэтому даёт такое определение веры: «Вера есть ипостась вещей, превышающих ум». На философский язык Павлово определение веры можно перевести как субстанциирование ожидаемого.

Чего ожидают христиане? – жизни будущего века, жизни в Боге. Она и о-существляется верою. Вера «доводит до несомненности в уповании» (Исаак Сирин). В вере человек лицом к лицу соприкасается с тайной будущей жизни. Ве́ дение (гносис) как созерцание (феория) есть некий выход в состояние будущего века, ви́ дение того, что запредельно истории, того, что завершает историю; оно – как бы проекция эсхатологии на данный момент. Ве́ дение это эсхатологично; оно – окно в то безмолвие, о котором святой Исаак Сирии говорит, что оно «таинство будущего века».

Если вера есть " ипостась", то можно сказать, что в событии веры человек воипостазирует энергии Истины в себя, действительно онтологически становясь тем, к чему устремляет его вера. К величайшему своему изумлению, человек обнаруживает, что он уже не равен самому себе и что в нём открылось Присутствие Другого: «…Уже не я живу, но живёт во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия» (Гал.2: 20); " Просветив сердечные очи, как в зеркале видит в себе Господа " (преп. Ефрем Сирин).

В православии нет проповеди «слепой веры».

" Веру ж разумеем не ту, какую человек имеет (умовую, рассудочную, - догматически-православную), но веру, воссиявающую в душе от света благодати, свидетельством ума подкрепляющую сердце. И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны. Вера духовными очами взирает на сокровенное " (Исаак Сирин).

Эту веру никак нельзя назвать " слепой", потому что она как раз видит свой предмет. " Дотоле был слух, теперь созерцание ", - свидетельствует преп. Исаак. Из-за несомненности и опытной удостоверенности эту веру, конечно, можно назвать " знанием" (преп. Исаак так и называет её - " ве́ дением ").

Вера совершает откровение Смысла (греч. – Логос, Слово).

Вера есть – непотаённое проступание Сути. По преп. Максиму Исповеднику: «Истина есть не подлежащее забвению». Эта Суть, которая стоит за миром преходящих феноменов, и есть Истина, и к ней приводит человека Вера. Не случайно чудеса на церковном языке называются " знамениями" - обнаружениями смысла. Смысл есть нечто высшее, метафизическое по отношению к миру физики. А, по определению проф. Н.Н. Фиолетова, " чудо - это действие высшего порядка бытия на низшие ступени его ". Вера и есть чудо. Человек распознаёт присутствие Бога в мире, в своей судьбе, в своём сердце. Вера, утверждающая центр личной жизни в служении Богу, научается в суматохе различать нравственные ориентиры, проявленные мыслеволения Творца – «у совершенных чувства навыком приучены к различению добра и зла»; «совершé н­ныхъ…, имý щихъ чý в­ст­вiя обучé на дó лгимъ учé нiемъ въ разсуждé нiе добрá же и злá» (Евр. 5, 14).

Богословие - поистине опытная наука. У веры есть свой опыт, о котором говорил древний мудрец, предлагая следовать путем заповедей: " …и Божественное чувство обрящеши " (Прем. Сол. 2, 5). Это именно " чувство", и его нельзя не ощущать. Тем, кто говорит, что возможно неощутимое прикосновение к благодати, преп. Симеон Новый Богослов возражал: " Нагой телом чувствует, что оделся, а нагой душою, одевшись в Бога, не узнает это? Потому что если не чувствует одевающийся в Бога, во что именно он оделся, то Бог ничто ". Не чувствует только труп. Но Бог есть Жизнь, и если мы не чувствуем Его - значит, мертвы мы... " Если обладание Духом бессознательно - то оно будет таким и в вечной жизни. Но останемся мертвыми и слепыми и бесчувственными, как сейчас, так и тогда ". Преподобный Богослов вообще много и подробно писал об опыте Христианской веры, переживаемой осязательно и ощутительно в действительном духовном, а не мнимом, – чисто психологическом душевном, – приобщении нетварным божественным Энергиям – благодати Св. Духа:

- Душе " надлежит знать благодать и воздействие царствующего в ней Божества: ибо где присущ царь, там должны быть явны и знамения его присутствия "; и далее: " Божии знамения, которые должна иметь душа, царствуемая Богом, суть: кротость, правота, истина, смиренномудрие, благостыня, правда, и всякое благоговеинство. И еще - незлобие, человеколюбие, сострадание, любовь нелицемерная, долготерпение, постоянство, благодушие ".

- " Удостоверение в действенности спасения одно, - это духовное чувство благодати Всесвятого Духа, даруемой от Бога ради веры духовной силе ума ".

- " Которые опытно познали принятую благодать, те суть други Христовы, коим вверены тайны, и которые проводят жизнь в духе Христовом. Те же, которые совсем не получили такой благодати, т. е. не крещенные, и которые получили её, но не познали её, такие суть враги Божии ".

- " Приходит же благодать Божия в человека, хотя нечистого и скверного, но имеющего сердце истинно благопризнательное; а истинная благопризнательность есть, чтоб сердцем признавать, что благодать есть благодать ". – А " кто не сподобился получить благодать Христову и познать её умно присущею в душе своей, тот тщетно носит имя христианина; он одинаков с неверными. Он может думать, что избег от всякого зла и проходит всякую добродетель; но по истине лжец есть и притворщик ".

- " Тщетно именуется христианином тот, кто не имеет в себе благодати Христовой ощутительно, т. е. так, чтоб опытно знал, что имеет в себе таковую благодать ".

- " Над кем не воцарился Бог и кто не испытывает умным чувством души своей, что Бог совершает в нём волю Свою через Иисуса Христа, тот напрасно трудится...” – и далее Новый Богослов говорит о том самом «извещении», предмет упования которого составляет основу основ веры каждого христианина: - “ Если мысленная душа его не прияла еще умного чувства, чрез которое поняла бы, что пришло в него царствие Божие, то ему не следует льстить себя надеждою спасения ".

- " Кто обогатился небесным сокровищем, - разумею, пришествием и вселением в него Христа, Который сказал: Аз и Отец приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23), тот знает знанием душевным (опытно, сознанием, чувством), какую получил радость, коликое и каковое сокровище имеет в царских сокровищницах сердца своего ".

- " Как дом бескровный, оставленный таким по нерадению здателя, не только негож ни к чему, но еще служит в посмешище здателю; так и положивший основание исполнением заповедей и стены высоких добродетелей воздвигший, если не получит и благодати Святого Духа с ви́ дением и ощущением того душевным, несовершен есть и составляет предмет сожаления для совершенных " – Именно ви́ дение и духовное чувство незримых Энергий Божества как «уверенность, уверение в достоверности невидимого» Преп. Симеон поставляет критерием, определяющим плод истинной веры совершенных.

- " Разумная душа, над коею воцарился Бог, должна опытом познать благодать Божества, которое в ней царствует, и делом являть плоды Всесвятого Духа, т. е., любовь, радость, мир, долготерпение и прочее " по слову Апостола Павла (Гал.5: 22).

Наиболее же ясно и конкретно общехристианскую мысль о вере как о непосредственном знании, объективном (в смысле, противоположном субъективности возможных психологизмов и фантазмов конкретной личности) ве́ дении преп. Симеон Новый Богослов излагает в своём слове о Причащении (слово 41):

«… Если ты веруешь …, то скажи мне, прошу тебя, почему ты, причащаясь сих Божественных Таин, не приемлешь в душу свою ничего особенного сравнительно с тем, что имел прежде причащения? Но если и чувствуешь малую некую радость, когда причащаешься, то спустя немного времени опять становишься таким же, каким был прежде того, и совсем не ощущаешь в себе самом какого-либо притока жизни или какого-либо прилияния света. Итак, когда вкушаешь ты божественный хлеб сей и пьешь сие вино радования, а между тем не ощущаешь, что зажил жизнию бессмертною, восприняв в себя силу светоносную и огненную, …если, говорю, не ощущаешь в себе, что принял нечто из того, о чем я сказал теперь, то как думаешь, что приобщился жизни вечной, приступил к неприступному свету Божества, причастен стал света непрестающего? Нет, брат мой, нет; ничего такого не совершилось с тобою, так как ты не чувствуешь в себе ничего из сказанного. Посему, если ты …причащаешься Пречистых Таин, без того, чтобы ощущать какую-либо благодать в душе своей, то причащаешься только по видимости, а в себя самого ничего не принимаешь. Ибо которые достойно приступают к сим таинствам и достодолжно приготовляются [делами веры] к принятию в них Сына Божия, … к тем Он прикасается ощутительно и с теми соединяется несмесно, давая осязательно испытывать своё благодатное присутствие».

Так что " необходимо категорически утверждать, что учение о вере без знания не имеет никакого отношения к Христианству… " (А.Ф. Лосев).

Слова Церкви лишь до тех пор кажутся глухим скопищем непонятных парадоксов, пока человек не обрел опыта, о котором и говорят эти слова. Но ведь и терминология квантовой механики вполне абсурдна для человека, далекого от жизни в мире профессиональной физики. Так и все образы о душе понятны только тогда, когда то, о чем они говорят, уже пробудилось.

Вера апеллирует к опыту, а не к безмыслию. Если бы этого опыта у человека не было, а человек ограничился бы только логикой христианского вероучения, то он и пришел бы только к сознанию его непостижимости или просто немыслимости. А если бы он остановился только на мысли об этой непостижимости, то он и нашёл бы в этой мысли основание не для своей веры, а для своего неверия.

Сам опыт, открываемый вере, не может быть противоречив. Противоречия могут обнаруживаться лишь в наших интерпретациях опыта. Значит, научно доказывать можно не восприятия, а наши суждения о фактах. «А факт — самая упрямая в мире вещь». Конфликт возникает только тогда, когда человек, вообще не прикоснувшийся к фактам духовной жизни, строит свою теорию об их отсутствии и эту теорию распространяет на других людей, принося их жизненный и личный опыт в жертву своей теории.

" Антиномии веры и знания", таким образом, порождаются одним маленьким людским недостатком, который подметил Честертон у одного своего героя: " У лорда Айвивуда был недостаток, свойственный многим людям, узнавшим мир из книг, - он не подозревал, что не только можно, но и нужно что-то узнать иначе ".

Ап. Павел пишет: «Верою Авраам принес в жертву Исаака» (Евр. 11, 17). А апостол Иаков о том же самом событии утверждает противоположное – «Не делами ли оправдался Авраам, возложив на жертвенник Исаака, сына своего» (Иак. 2, 21). Павел настаивает – «Верою Раав блудница, с миром приняв соглядатаев, не погибла с неверными» (Евр. 11, 31). Но Иаков говорит – «Подобно и Раав блудница не делами ли оправдалась, приняв соглядатаев» (Иак. 2, 25).

Это разноречие помогает понять, что вера для священных авторов и есть дело. Вера сама есть событие. Событие веры, растворённое в покаянном обороте, есть та перемена ума, что делает видимое вновь проницаемым для Невидимого. Значит, тот труд, который ожидается от христианина, – это труд слышания и раскрытия. Сама вера, через которую входит Христос в сердце, есть дело, есть реальный и трудный поворот души. Покаяние есть реальное, глубинное изменение души. Покаяние – это действие, а не жест. Это глубинный сдвиг, а не слова. Покаявшийся человек – это уже другой, не тот же самый, что совершал преступление… Мало узнать истину, надо научиться жить в соответствии с ней. Вера же и есть способ волевого обращения с полученным знанием. И поэтому «вера» есть именно «дело». Более того, она оказывается единственно возможным и единственно нужным делом. «Что нам делать, чтобы творить дела Божии? – Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин. 6, 28-29).

Дополнение по С.И. Фуделю:

Истинная вера есть уверенность в невидимом духовном мире Духа Божия и уже осуществление жизни в нём.

Вера есть, по слову апостола, «осуществление ожидаемого». Полнота ожидаемого Царства в будущем, «в день оный», а сейчас, как говорит тот же апостол, «начаток Духа» (Рим. 8, 23), начало осуществления ожидаемого. Макарий Великий называл это «предвоскресением».

Только такая вера и есть, по существу, вера, — вера, «уверенная в невидимом», потому что уже «осуществляющая» частично, в меру сил каждого, будущую полноту жизни в Боге. Как она может быть не уверена, если она уже осуществляет будущую полноту духовности? Именно в «осуществлении» лежит причина «уверенности» и тем самым блаженства веры.

Дополнение по Флоренскому:

Ведомому Богу;

" Знаю, чтобы верить"

Я уразумеваю веру свою. Я вижу, что она есть поклонение «Ведомому Богу», что я не только верю, но и знаю. Границы знания и веры сливаются. Тают и текут рассудочные перегородки; весь рассудок претворяется в новую сущность. И я, радостный, взываю; «Intelligo ut credam!» (– знаю, чтобы верить –) Слава Богу за всё. «Теперь мы видим, как бы, сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же — лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю подобно тому, как я узнал себя самого (Перевод разнится от обычного и исправлен согласно исследованию моего уважаемого учителя проф. М. Д. Муретова) (1 Кор 13: 12)».

Святитель, архиепископ Херсонский Иннокентий Борисов остроумно замечает: «Близорукая философия прошедшего [т. е. 18–го] столетия возмечтала было на время расторгнуть сей священный союз (веры и знания – ред.) и заставила знание копать гроб для веры, но что вышло из сего матере–убийственного покушения? Святая вера, чтимая самозабывающимся рассудком, сокрылась в недоступную для него глубину сердца, и лжеименное познание осталось само в ископанном от него гробе со своими софизмами.

… Истинная философия может существовать только в союзе с небом, ибо истинное знание живет и питается не землею, а небом.

…Мы привыкли говорить: круг наук, круг знания и отделять его от круга веры; но собственно говоря: нет и не может быть круга наук, а существует один беспредельный круг веры, внутренность коего разделяется между науками. Знание без веры есть средина без начала и конца, посему кто ищет не бездушных отрывков, а живого разумного целого, тот необходимо должен соединить знание с верою.

…Знание истинное, что оно такое вообще, как не природная дщерь веры? Вера Истинная, что она такое, как не естественный конец и венец всякого основательного познания».

Дополнение по В.Н. Лосскому: