Днём ранее

Привет» из прошлого

– Ты встречал их раньше?
Они гонят не первый час, но Сэм только сейчас решает разорвать напряжённую тишину.
– Нет, ни разу. Хирон упоминал, что в лесу поблизости иногда попадаются монстры, но мне повезло ни разу с ними не столкнуться.
Случайно бросив взгляд на спидометр, Дин замечает, что слишком сильно давит на газ и следует сбросить скорость хотя бы миль на тридцать. Он слегка расслабляет ногу и стиснутые на руле пальцы.
– Думаешь, Бобби может знать, откуда взялась химера?
– Должен. Всё равно больше не у кого спросить.
– А Эш? И твои знакомые из лагеря?
Дин вспоминает последний разговор с хакером Эшем и свой «побег» из лагеря.
– Я с тех пор ни с кем из них не общался. И не горю желанием.
Сэм тут же хватается за возможность поговорить, наконец, на эту тему.
– Ты мне так и не рассказал, почему. Всё лето я слышал от тебя, как там классно, а потом вдруг ты приезжаешь и заявляешь, что всё это чушь собачья.
– Ничего не изменилось. И я всё также не желаю обсуждать это.
– Дин. Я же помню наши разговоры. Тебе действительно там нравилось...
– Разговор окончен, Сэм, — Дин повышает громкость музыки, звучащей из кассетника.
На часах уже за полночь, и не задавшийся с самого утра день кажется бесконечным.

Днём ранее

День начинается не самым лучшим образом. А именно — с барабанного стука в дверь. Дин прячет голову под подушкой, но это не помогает — рядом раздаётся телефонная трель. Заигравшая «Got You By The Balls» AC/DC лишь подтверждает догадку, что по его душу явился любимый младший братишка.
Первый порыв запустить мобильник в стену удаётся подавить. Телефон ему ещё пригодится, эта модель ему нравится, и вместо покупки нового лучше потратить деньги на полировку для тачки. «Детка» слегка пострадала в недавней ночной гонке, соперник Дину попался уж очень упрямый, с трудом удалось его обогнать. К тому же после гонки пришлось драпать ещё и от злых полицейских.
Нажав кнопку вызова, Дин бурчит в трубку: «Сейчас открою».
Дверь он открывает в том же виде, в каком встал — полупроснувшийся, с всклокоченным ёжиком русых волос, в зелёной майке и чёрных б о ксерах. В отличие от него, Сэм выглядит возмутительно бодрым и опрятным.
– Ты забыл, да? — укоризненно произносит младший. — Ты же на сегодня специально отгул на работе взял, чтобы мы вместе помогли Джессике разобрать новые поступления.
– Да помню я, помню, проспал просто, — бессовестно врёт Дин. — Сваргань завтрак, — он машет рукой в сторону кухни и идёт умываться. — И кофе покрепче! — доносится его крик уже из ванной комнаты.
Контрастный душ смывает липкие остатки сна и на кухню выходит уже уверенный в себе человек. Дин Винчестер, 25 лет, строительный прораб, владелец раритетного Шевроле Импала 1967 года, любимец женщин всех возрастов и чертовски обаятельный парень. В нижнем белье.
Плюхнувшись на стул, Дин принимается уплетать яичницу с беконом, приготовленную Сэмом. Рядом дымится чашка кофе.
– И много у Джесс поступлений? — как бы между делом решает он спросить, заранее прикидывая, во сколько у него есть шанс освободиться.
Вздохнув — он всё рассказал ещё в прошлый раз, — Сэм терпеливо отвечает:
– Да не очень, предметов семь, кажется. Но среди них есть несколько тяжёлых, ей одной не справиться.
Дин припоминает, как Сэм возмущался, что другие сотрудники Нью-Йоркского музея Метрополитен спихнули всю работу на практикантку. Сэм и Джессика познакомились на выставке редкого античного искусства и сошлись на почве общей любви к древнегреческой культуре. Дин не устаёт брюзжать: «Хватит ботанить! Это же скука смертная!», успешно забывая, как сам в детстве заслушивался мамиными пересказами древнегреческих мифов и сказок.
Мэри Винчестер погибла, когда Дину было четыре года, а мелкому всего шесть месяцев. Дело о её странной смерти так и не было раскрыто. А папка с ним до сих пор хранится в кабинете Джона. Иногда по утрам, в поисках отца, опять не ночевавшего в своей спальне, Дин находил его спавшим за столом, поверх разобранных бумаг из дела мамы, или лежавшим на диване, опять-таки с раскрытой папкой на груди. Он тогда тихо, чтобы не потревожить, закрывал за собой дверь и шёл собирать мелкого в школу. Сэмми, не помня матери, оказался жаден до любой крохи информации о ней. Он даже читать учился по её любимым книжкам. И вместе с ними он впитал её любовь к Древней Греции.
– Пей быстрее кофе, нам уже пора, — Сэм нетерпеливо смотрит на часы.
– Уже бегу, — осушив чашку в три глотка, Дин действительно спешит одеваться, а то с младшего Винчестера, иногда любящего строить из себя заботливую мамочку, станется помочь ему подобрать одежду. Нет уж, такое ответственное дело парню в твидовом пиджаке доверять нельзя.

Когда они подъезжают к музею, Сэм первым выскакивает из машины, чтобы поприветствовать встречающую их Джессику. Дин, перед тем как оставить «детку» на стоянке, не может удержаться, чтобы не провести рукой по поцарапанному крылу и едва слышно прошептать: «Ничего, здесь быстро закончим и тогда подлатаем тебя».
– Здравствуй, Дин, — улыбчивая блондинка чмокает его в щёку. — Спасибо, что приехал.
– Да разве ж мог я бросить девушку в беде, — Винчестер на автомате распускает хвост, как павлин, насмешливо подмигивая Сэму в ответ на его сердитый взгляд. А потом извиняюще хлопает брата по плечу, когда они поднимаются по лестнице вслед за Джесс.
По дороге в фонд Джессика воодушевлённо рассказывает о новых предметах:
– Пришли две амфоры. Одна из них панафинейская, такие вручали победителям спортивных состязаний на Панафинеях. Амфора V века до нашей эры и выполнена в чёрнофигурной технике...
Дин очень быстро теряет интерес к разговору и, чуть отстав от щебечущей парочки, бездумно пялится по сторонам. Он не может понять, как Сэму удаётся совмещать адвокатскую практику и её громоздкие библиотечные законы с историческими домыслами и пыльными древними черепками. Дин предпочитает смотреть в реальное будущее и работать с материальными вещами — вроде автомобилей или строительства домов.
Джон на увлечение младшего сына смотрит сквозь пальцы. Вероятно, ровно до тех пор, пока оно не мешает адвокатуре. Он иногда ворчит, что Сэм вместо нормальной мужской работы в полиции выбрал возню с бумажками. Но, Дин в этом уверен, втайне он гордится успехами сына. Особенно на фоне «успехов» старшего...
Дин в детстве был проблемным ребёнком. В школе над ним издевались из-за дислексии. Благодаря отцу-полицейскому он умел постоять на себя, но ему пришлось научиться игнорировать насмешки и наезды, чтобы Джона раз за разом не вызывали в школу и не грозили отчислением сына. Но из-за гипертрофированного чувства справедливости драк избегать всё равно не удавалось: стоило Дину увидеть, как кого-то более слабого незаслуженно задирают и обижают, он тут же лез его защищать. И Джону вновь приходилось оправдываться перед учителями и обещать, что он поговорит с сыном. Злые языки шептались за спиной, что мальчик такой неуправляемый и агрессивный, потому что растёт без матери. В старших классах стало легче: он, наконец, смог завоевать авторитет и больше никто не смел над ним подшучивать (если только по-дружески). Он стал пользоваться успехом у прекрасного пола — благодаря своей внешности и званию капитана футбольной команды. Одноклассницы и даже старшеклассницы с радостью помогали ему с трудно дающимся чтением. И хотя как он, так и девушки больше любили ту часть, где занимались они уже не уроками, Дин всё же старался не скатываться в двоечники, чтобы не подводить отца.
Джон Винчестер воспитывал своих сыновей настоящими мужчинами и будущими полицейскими. Они с девяти лет сопровождали его на охоте, учились стрелять и драться. И он всем с гордостью говорил, что это его будущие преемники. Хотя со строптивым Сэмом ему приходилось труднее — тот больше любил книги, чем охоту. Дин же, как и отец, предпочитал активные действия сидению в офисе. Он во всём старался быть послушным отцу, но в одном их взгляды всё же расходились: Дин увлекался ночными гонками. Он всегда отличался ловкостью и высокой скоростью реакции, старался быть осторожным, и поэтому практически не попадался. Но даже у мастеров случаются проколы. Дин знал, что благодаря связям отца в полицейской академии скорее всего закроют глаза на его штрафы. Но чтобы обезопасить себя, после школы он записался в морские пехотинцы — всем известно, что бывших военных принимают в академию охотнее. Он отслужил четыре года и вернулся как раз к очередным вступительным экзаменам. Соскучившись за годы службы по своей Импале, и зная, что после поступления о гонках придётся забыть, в ночь перед экзаменом он оторвался по полной. Самоуверенность, до сих пор оправданная, в этот раз его сгубила: он и в хорошей форме с трудом щёлкал математические задачки, а с сильным похмельем после победной пьянки у него не было ни единого шанса.
Когда пришли результаты, был сильный скандал. Они оба оказались вспыльчивы и упрямы. И когда Джон в сердцах сказал: «Такой недоумок не может быть моим сыном», Дин собрал вещи и захлопнул за собой дверь родного дома. Он всегда был уверен, что это Сэмми будет тем, кто окончательно разругается с отцом и уйдёт из дома, но вот ведь...
С тех пор Дин так ни разу и не был дома. Связующей нитью между ними служит Сэм. Дин никогда не спрашивает его об отце, для этого он слишком гордый. И Сэм это знает. И потому он упоминает о Джоне, рассказывая, как прошёл день: «Вчера пришлось просидеть в библиотеке допоздна, пока работу писал. Препод дико привередливый! А папа, кстати, гаражную дверь починил. К нему заходил Бобби, они вместе провозились в гараже. А потом весь вечер пили пиво. Бардак устроили жуткий!»
– Дин, ты чего отстал? — окликает его Сэм.
– Да что ж ты меня всё время торопишь, — раздаётся в ответ ворчание.
Он входит вслед за ними в широкие двери. Взгляд сразу натыкается на несколько почтовых ящиков у стены. Один из них, стоящий чуть в отдалении, отличается особенно крупными размерами.
– Ого, — восхищённо присвистнув, выдаёт Дин.
– Это распаковывать не надо, — успокаивает его Джесс. — Посылка предназначена какой-то «Аркольдао». Она тоже пришла из Греции, и на почте, видимо, перепутали, решили, что всё сюда. Я уже сообщила, завтра должны забрать.
– А, ну ладно, — Дин принимается за один из ящиков. С лёгким треском крышка поддаётся, являя содержимое ящика сквозь пенопластовый наполнитель. Амфора. Судя по рисункам, та самая, о которой рассказывала девушка, или очень похожая — Дин в этой «наскальной» живописи совершенно не разбирается.

– ИДИОТЫ! — от яростного крика дрожат стёкла. Выдохнув, покрасневший от гнева представительный мужчина поправляет безукоризненно повязанный галстук. Перепуганная секретарша осторожно заглядывает в кабинет.
– Сэр? Что-то случилось?
– Случилось! Эти бестолочи, зовущие себя работниками почты, доставили наш важный заказ в музей! — каждое слово звучит на всё более повышающихся тонах. Прикрыв на мгновение глаза, мужчина продолжает уже спокойно: — Разберись. Отправь людей. Он нужен мне здесь уже сегодня. И пришли уборщицу, — он кивает в сторону настольной лампы, грудой осколков валяющейся у стены.
– Да, сэр, — секретарша спешно скрывается за дверью.
Мужчина садится в кожаное кресло за внушительный стол из красного дерева. На столе на видном месте стоит золотая табличка «Генеральный директор Фергюс М. Кроули».
Раздаётся звонок телефона.
– Сэр, вам звонит мисс Лилит.
Кроули досадливо морщится.
– Соедини, — он поднимает трубку. — Здравствуй, Лилит.
– Здравствуй, милый, — голос звучит ласково, но от него холодеет в позвоночнике. — Как у нас дела?
– Всё замечательно. Как и договаривались, жду твоих мальчиков вечером.
– Правда? А я слышала, у тебя возникли затруднения...
– Ничего подобного, — он делает мысленную зарубку отчихвостить отдел безопасности. — У тебя ложные сведения.
– Вот как. — В воображении Кроули рисуется улыбка собеседницы — так улыбаются акулы своему завтраку. — Я рада. С нетерпением жду.
– Всё будет. Моя фирма всегда соблюдает договор.
Завершив разговор, директор поворачивается к окну во всю стену. Сделка не должна сорваться. Это невозможно. Тем более, сегодня в музее выходной. А значит, кроме безобидного сторожа, там никого не будет, и никто не потревожит «посылку»…

Вскрыв последнюю коробку, Дин достаёт из неё продолговатый свёрток и осторожно его разворачивает. Его взгляду предстаёт длинный меч. На обоюдоостром лезвии несколько мелких боевых зазубрин, но не видно ни пятна ржавчины. Простая полуторная рукоять с оплёткой удобно ложится в руку. Винчестер делает несколько пробных взмахов.
– Круто смотришься, Дин, — усмехается брат. — Только не порежь кого-нибудь.
– Да ладно, когда его в последний раз точили, — Дин небрежно проверяет остроту и тут же, ойкая, отдёргивает руку. На подушечке пальца выступает кровь. Он слизывает каплю, рассчитывая этим ограничиться, но порез оказывается глубже, чем он думал.
– Сейчас достану пластырь, — спохватывается Джессика.
– А я думал, тебя там научили обращаться с оружием, — ехидничает Сэм.
– Заткнись.
Дин с обидой и уже внимательней смотрит на оказавшееся таким подлым лезвие и замечает выгравированную надпись на неизвестном ему языке и рисунок у самого эфеса: жезл с крыльями, обвитый двумя змеями. На мгновение ему кажется, будто одна из змей отстранилась от жезла и подняла голову, взглянув на Дина узкими зрачками, он даже видит крошечный раздвоенный язык, мелькнувший меж зубов. Но стоило моргнуть, как картинка пропадает, вернее, становится прежней, такой, какой ей и полагается быть: двухмерной и неживой.
– Джесс?
– Что? — девушка аккуратно накрывает ранку пластырем.
– А это что за меч?
– В документах по нему мало информации. Судя по рукояти без украшений, он принадлежал простому мечнику, значит установить владельца мало шансов. Надеюсь, на хвостовике найдётся хотя бы клеймо мастера. По выгравированному кадуцею можно предположить, что меч выкован во имя Гермеса, может даже он никогда не участвовал в боях и был создан как дар богу. Хотя это маловероятно, такой подарок оценил бы воин Арес, но никак не вестник Гермес.
– А что значит «Non timebo mala»? — Дин по слогам читает незнакомые слова.
Практикантка ненадолго задумывается.
– Кажется, это... — её прерывает неожиданный треск.
Дин и Джессика одновременно оборачиваются к Сэму, но тот пожимает плечами с видом «я тут не причём». Треск между тем нарастает, и становится ясно, что он раздаётся из таинственной посылки.
– Джесс, а что было написано в документах на эту посылку? — Дин машинально отодвигает девушку за спину. Сэм становится рядом.
– «Хрупкое. Скульптура химеры». Что происходит?
– Может, на почте были неаккуратны? И скульптура развалилась? — судя по голосу, Сэм сам не верит в своё предположение.
– Сейчас узнаем, — старший брат выставляет перед собой меч.
От мощного удара изнутри от коробки отлетает кусок, и в проёме показывается львиная морда, старательно принюхивающаяся, в оскаленной пасти виднеются внушительные клыки. Тварь, угрожающе рыча, делает пару шагов вперёд. Из её хребта промеж лопаток неожиданно торчит козлиная голова с длинными и острыми на вид рогами, вместо хвоста — десятифутовая змея с ромбовидным рисунком на спине, растущая прямо из лохматой задницы.
– Так вот ты какая, химера, — растерянно выдаёт Дин.
– Бежим! — Сэм хватает подругу за руку и они устремляется к выходу.
Химера тут же переводит взгляд на выбегающую за дверь парочку, но с места не трогается. Дин не знает, считать ли это хорошим признаком. С одной стороны, это означает, что тварь явилась по его душу, с другой — Сэм и Джессика не пострадают, если, конечно, мелкому не взбредёт в голову вернуться за братом.
Он начинает обходить химеру по широкой дуге. Зверюга, дёрнув ухом, оборачивается к нему, шумно вдыхает носом и слегка припадает к полу. На секунду Дину кажется, будто она намерена прыгнуть, но затем химера разевает пасть и изрыгает смерч огня, Дин едва успевает метнуться в сторону. Химера разворачивается, собираясь прыгнуть на него, но её бьёт по затылку кем-то метко брошенная каменная голова. Яростно взревев, химера меняет направление, прыгая в сторону вернувшегося Сэма. И одновременно с её прыжком Дин делает выпад мечом, перерубая хвост химеры почти у основания. Он едва успевает отдёрнуть ногу, чтобы в неё не вцепилась шипящая змеиная голова. Взвыв от боли, тварь, сильно оттолкнувшись от пола, выпрыгивает в высоко расположенное окно.
Дин чертыхается от осознания, что опасный монстр сбежал и теперь любой житель города может пострадать, но решает побеспокоиться об этом чуть позже, вначале — более насущное.
– Сэм, какого чёрта ты здесь делаешь?!
– Это была голова Антиноя, — уныло и невпопад отвечает Винчестер-младший.
– Что? — Дин смотрит туда же, куда и Сэм: на осколки скульптуры.
– Антиной, — поясняет Сэм, — греческий любимец римского императора Адриана. Скульптор, изображая его обожествлённым после смерти, добавил к голове маленькие крылья...
– Сэмми, этот Антиной давно мёртв, и изображающих его скульптур дохрена! Я же уникален, и благодаря его каменной башке всё ещё жив. Жив настолько, что собираюсь надрать тебе задницу за то, что ты вернулся!
– Ты сам только что сказал, что жив «благодаря его каменной башке». Конечно, я не тренировался в том лагере и ни разу не видел ничего сверхъестественного и мифического, кроме моего брата-обалдуя. Но не мог же я оставить тебя с ней один на один!
– Надеюсь, ты хотя бы Джесс с собой не потащил?
– Она ждёт снаружи.
Дин заворачивает отрубленную змею в первый попавшийся под руку мешок.
– Ладно, идём, нехорошо заставлять девушку ждать.

Джессика сидит на ступенях, обхватив себя руками. Уже наступил вечер и похолодало. Но она боится отлучиться хоть на секунду, даже за горячим кофе. Она порывисто оборачивается каждый раз, как слышит за спиной шум, похожий на шаги. Когда она действительно слышит их, то тут же вскакивает на ноги, облегчённо выдыхая: живы.
– Вы убили... это?
– Химера выпрыгнула в окно, — Сэм беспомощно ей улыбается, и она понимает, что кошмар ещё не закончился.
– Господи боже, — губы Джессики дрожат. — Откуда эта тварь там взялась? Химеры же миф!
Сэм косится на брата и обречённо вздыхает. Он так и не решился рассказать девушке про странности своей семьи.
– Этот монстр слишком живой, чтобы быть мифом, — буркает Дин, закидывая змею в мешке в багажник, а завёрнутый в тряпку меч — на пол у заднего сиденья, и садится в Импалу.
Сэм обрисовывает Джесс ситуацию:
– У нас есть один знакомый, дока в подобных вопросах. Мы хотим к нему съездить и посоветоваться.
– Зачем? Неужели нельзя поручить это кому-нибудь другому? Ведь есть полиция, спецслужбы...
Дин и Сэм переглядываются, младший Винчестер продолжает:
– Мы и поручим. Бобби как раз имеет хорошие связи со спецслужбами. Но ему нужны показания очевидцев.
– И вы хотите ехать к нему прямо сейчас? На ночь глядя? Может, с утра заедем? — Джессике очень хочется, чтобы этот безумный день поскорее закончился.
– Он живёт далеко, так что нам стоит пораньше отправиться. И, Джесс, поедем только мы с Дином. А ты позвони на работу, скажи, что заболела, и езжай к тёте в Филадельфию.
– Но...
– Джесс, так будет лучше, поверь мне. Я приеду к тебе, как только мы закончим.
Дин смотрит на дорогу, не вмешиваясь в разговор. Ему и без того хватает тяжёлых мыслей о вернувшемся прошлом, которое он старательно игнорировал и старался забыть.
После того, как они высаживают Джессику у её дома, Винчестерам приходится потратить ещё час, чтобы заехать за своими вещами.
Они гонят всю ночь, и только под утро Сэм уговаривает брата остановиться в мотеле. Когда Дин валится на постель, ему кажется, что в голове слишком много мыслей и он не уснёт. Но десять часов за рулём делают своё дело, он мгновенно вырубается. Он закрывает глаза лишь на минуту — и вот Сэм будит его, потому что уже середина дня.
Вечером они тормозят на заправке. До цели остаётся последний рывок, и уже утром они будут у Бобби. Пока Дин заправляет Импалу, Сэм идёт в магазинчик за водой.
Внезапное чувство опасности вынуждает Дина осторожно повесить шланг на место. Он старательно прислушивается, нервно оглядываясь в сторону магазина. Не выдержав, вытаскивает из-за пояса «игл», снимает его с предохранителя и идёт за Сэмом. На грани слышимости он различает тихое рычание — и едва успевает отскочить в сторону, когда на то место, где он только что стоял, приземляется химера, вспарывая асфальт когтями.
– Твою мать! — вырывается у Сэма, когда он выходит на улицу и видит химеру.
Дин выпускает в монстра всю обойму, заставляя того хаотично метаться. Но Сэм не успевает проскочить к Импале, его подцепляют на рога и отправляют в полёт. Дин перезаряжает пистолет и вновь открывает огонь, а затем ему приходится уворачиваться от потока пламени. Чертыхаясь и моля Бога, чтобы химера не попала в колонки или Импалу, Дин вскидывает вверх руку с пистолетом, но химеру, прыгнувшую на него, сбивают с курса раньше. От удара о землю ломается древко стрелы, засевшее в боку монстра. Следом, в открывшийся незащищённый живот, впивается вторая стрела. Химера яростно рычит, и Дин стреляет в неё. Рык превращается в клёкот и бульканье, когда шею пробивает третья стрела. Дин разряжает в тварь «таурус» Сэма. И химера разлетается, как песочный замок от мощного порыва ветра, рассыпается желтой пылью, будто испаряясь на месте, оставляя после себя только запах серы.
Сэм с трудом садится, стараясь не шевелить сломанной ногой.
– Сэмми, ты как?
– Жить буду. Как она нас нашла?
– Полагаю, по запаху, — отвечает незнакомый Сэму голос.
Дин удивлённо переводит взгляд на неспешно подошедшего к ним парня:
– Кас?

Лагерь полукровок

«Такой недоумок не может быть моим сыном».
Слова отца всё ещё отзывались в ушах Дина, хотя с тех пор прошло уже три часа, два из которых он обретался за стойкой шумного бара в компании виски. Почувствовав руку на плече, Дин резко обернулся, едва не сверзившись со стула — выпито было уже очень много. Это был Бобби Сингер, старый приятель его отца, мужчина лет шестидесяти. Бобби был инвалидом — какое-то мышечное заболевание ног, из-за которого он передвигался неуклюже и смешно. А ещё он вечно ходил в потрепанной бейсбольной кепке.
– Бобби?
– Привет, Дин.
– Что ты здесь делаешь?
– Слышал о твоей ссоре с отцом.
Дин помрачнел.
– Даже не пытайся. Я не вернусь, — сказал он, отворачиваясь к своему стакану. Судя по последовавшей за этим тишиной, Бобби действительно пришёл поговорить о возвращении.
– Хорошо, парень. Я не буду тебя уговаривать. Но у тебя уже есть идеи, что делать дальше?
– Я об этом ещё не думал.
– Тогда я бы хотел тебе кое-что предложить.
– Что? — Дин с интересом обернулся, недоумевая: что может предложить ему владелец автомобильной свалки?
– Давай прогуляемся.
Дин бросил осторожный взгляд на ноги друга, но помня о тяжёлой руке Сингера, решил не подвергать сомнению его предложение.
– Хорошо.
Они дошли до Импалы. Остановившись у машины, Бобби протянул руку:
– Можешь дать ключи?
– Зачем?
– Потому что я хочу показать тебе одно место. А ты слишком пьян, чтобы садиться за руль.
– Но как ты..?
– Не переживай. Управляться с педалями я умею.
Не веря, что он действительно это делает, Дин отдал ключи от «малышки» и сел на пассажирское место. Бобби ловко вырулил со стоянки на дорогу.
– Так куда мы едем?
– Что Мэри рассказывала тебе о твоём отце? — ответил Бобби вопросом на вопрос. — Я имею в виду, о родном отце.
– А это тут причём?
– Место, куда мы едем, — это лагерь, имеющий самое прямое отношение к твоему происхождению.
– Ты можешь говорить человеческим языком?
– Просто ответь на вопрос.
– Мама рассказывала, что он был воином, храбрым солдатом, и пропал на войне.
– И всё?
– Да. Она мало вспоминала его, но всегда с грустью.
– А ты не помнишь, кто был её любимым богом в греческих мифах?
Дин ненадолго задумался. Воспоминания из детства были смутными и больше походили на образы и ощущения: как мама кормила его завтраком, как напевала колыбельную, как мазала его разбитые коленки и рассказывала сказки. Он помнил запахи и голос, но не мог вспомнить детали.
– Нет.
– Жаль. Хотя я всё же догадываюсь, каким будет ответ.
– И каким же?
– Ты всё поймёшь, когда мы приедем.
– Что за тайны? — возмутился Дин. Но Бобби больше не произнёс ни слова, и Дин уставился в окно, читая щиты и дорожные знаки.
– Мы едем в Лонг-Айленд?
– Да, — всё же соизволил ответить Сингер и опять надолго замолк.
Не выдержав, Дин вставил кассету в проигрыватель, и тишину заполнила музыка «Цеппелинов».
Винчестер успел задремать, когда машина, наконец, остановилась. Он сонно потёр глаза кулаком.
– Мы приехали?
– Да.
К его удивлению, он не увидел поблизости никаких домов, только лес.
– Где мы?
Бобби выбрался из машины, и Дин последовал за ним. Его начинала раздражать вся эта таинственность.
– Может, ты уже объяснишь мне всё?
Бобби снял ботинки — Дин мельком увидел в них пенопласт с круглой выемкой. Он успел задаться вопросом, как пенопласт в ботинках не мешает Сингеру носить их, а затем до него всё же дошло, что он видит вместо ступней мужчины: раздвоенные копыта.
– Какого чёрта?!
Бобби закатал штанины, чтобы ему было удобней идти. И Дин вдруг понял, почему тот всегда хромал при ходьбе — он бы тоже хромал, будь его колени вывернуты назад. Но если бы всё дело было лишь в коленях! У Бобби были волосатые козлиные ноги.
– Идём.
Бобби сошёл с дороги, углубляясь в лес и поднимаясь на холм. Дин в шоке отправился следом.
– Это что, какая-то мутация? А, нет, я знаю, это костюм! На Хэллоуин, да?
– Нет, они настоящие. Ты помнишь греческие мифы? О богах, наядах и сатирах? Так вот, это не мифы. Я сатир.
– Издеваешься? Сатиров не существует.
– О, ещё как существуют, и ты сам скоро в этом убедишься, если одного меня недостаточно. И, кстати, я гораздо старше, чем выгляжу.
Дин хотел выдать что-то вроде: «Ты сбрендил» или «Это полная чушь», но споткнулся и чуть не прикусил язык. Тогда он решил отложить разговор до того, как они поднимутся наверх.
Когда они достигли огромной сосны на вершине холма, взгляду Дина предстала раскинувшаяся внизу зелёная долина с большим домом. Четырехэтажный, небесно-голубого цвета, с белой отделкой и бронзовым флюгером в виде орла, он напоминал солидный приморский отель.
– Где мы?
– В Лагере полукровок.
Спуск вниз был не в пример легче подъёма, хотя на первых порах под ботинками скользили листья. Когда под ногами, наконец, оказалась ровная земля, Дин тут же завертел головой, осматриваясь, и различил в стороне от большого дома какую-то спортивную площадку, на которой несколько подростков играли в волейбол. А когда они с Бобби стали обходить дом и он увидел, что тот заслонял собой, то и вовсе замер в изумлении. Похоже, они находились на северном берегу Лонг-Айленда, потому что с этой стороны долина простиралась до самой воды, которая поблескивала примерно в миле от них. Лежавшее между ними и заливом пространство представлялось непостижимым, как мираж. Ландшафт был испещрён зданиями, напоминавшими древнегреческую архитектуру — открытый павильон, амфитеатр, круглая арена, — только всё это выглядело новым, современным, и беломраморные колонны ярко блестели на солнце. По глади небольшого озера скользили лодки. Ребята в ярко-оранжевых футболках гонялись друг за другом вокруг рассыпанных по лесу домиков. Некоторые стреляли по цели из лука. Другие катались верхом по лесной тропе, и, если это не было галлюцинацией, несколько лошадей были крылатыми.
– Всё, я бросаю пить, — сказал Дин.
– Дин, не стой столбом! — вывел его из оцепенения оклик Бобби, уже поднявшегося на террасу. Дин поспешил было за ним, но замер на ступеньках при виде Бобби, жмущего руку самому настоящему кентавру. Потеряв дар речи, Дин с усилием потёр глаза и даже ущипнул себя, но видение мужского торса, плавно переходящего в лошадиное тело, никуда не делось.
– Здравствуй, Роберт, — сказал кентавр. — Рад видеть тебя в добром здравии.
– Здравствуй, Хирон. Я привёл новичка, — Сингер махнул рукой в сторону оторопевшего Винчестера.
– Я думал, ты отошёл от дел.
– Отошёл. Но мне на глаза попался этот паренёк. Я давно наблюдаю за ним и убеждён, что он один из наших. А тот факт, что он смог пересечь границу лагеря, лишь подтверждает это.
– Проходите, — кентавр, названный Хироном, посторонился, — но мистер Д. сегодня не в духе. Проиграл мне в безик, — добавил он, будто извиняясь, но его глаза блеснули таким озорным блеском, что Дин засомневался в искренности сожаления.
В дальнем конце террасы за карточным столиком лицом к ним сидел мужчина. Он был невысоким, но тучным. Красный нос, большие водянистые глаза и вьющиеся волосы, такие черные, что даже казались немного фиолетовыми. На нем была рыже-красная гавайская рубашка, а в руках он мял игральные карты.
– Это мистер Д., — шепнул Дину Бобби. — Он директор лагеря. Так что будь вежлив.
Мистер Д. посмотрел на Дина налитыми кровью глазами и тяжело вздохнул.
– Полагаю, я должен сказать: «Добро пожаловать в Лагерь полукровок». Вот. А теперь проваливай.
В груди Дина начало подниматься раздражение. Мало того, что он ни черта не понимает, что происходит, так ему ещё и грубят, хотя самого просят быть вежливым! Хирон, будто почувствовав его настроение, ободряюще улыбнулся и спросил Сингера:
– Роберт, его отец известен?
– Всё указывает на воинственного папашу, — хмыкнул сатир.
– Что ж, тогда, полагаю, его можно сразу поселить в пятый домик. Идёмте, я провожу вас.
Как только они покинули негостеприимный дом, Дин взорвался.
– Может, мне хоть кто-нибудь объяснит, какого чёрта тут творится?!
Хирон удивлённо посмотрел на Бобби.
– Ты не рассказал ему?
Бобби смущенно почесал подбородок.
– Подумал, у тебя лучше получится. Давненько я не занимался молодняком.
Кентавр укоряюще покачал головой.
– Дин, полагаю, ты давно заметил, что ты несколько... отличаешься от остальных.
– Да ладно! — Дину совершенно не хотелось соглашаться, даже несмотря на то, что Хирон озвучил давно мучающие его мысли.
– Спорим, что ты переходил из школы в школу? Из-за импульсивности, рассеянности, с диагнозом дислексия?
– Откуда вы..?
– Что ещё? — продолжал размышлять Хирон. — Полагаю, должно было достаться что-то от отца. Сила, выносливость...
– Откуда вы всё это знаете? Бобби рассказал?
– Нет. Просто всё это верные признаки полубога.
– Полубога? — Дин подумал, что ослышался.
– Дин, тебе уже известно, что твой друг Бобби — сатир. Ты видишь перед собой кентавра. А вот что ты вряд ли знаешь — это то, что в твоей жизни действуют могущественные силы. Боги — те силы, которые вы называете греческими богами, — очень даже живы. Великие существа, которые контролируют силы природы и человеческие усилия. Бессмертные боги Олимпа.
Дин перевёл изумлённый взгляд с Хирона на Бобби и тот кивнул, подтверждая только что сказанное.
– Вы меня разыгрываете. Это мифы, которые создавали, чтобы объяснять молнии, смену времён года, ну и прочее.
– Di immortales, — вздохнул Бобби. — Парень, посмотри на нас. Мы похожи на миф?
Крыть было нечем.
– Дин, — сказал Хирон, — хочешь верь, хочешь нет, но бессмертный и означает бессмертный. Ты хоть на мгновение можешь представить себе, что никогда не умрешь? Никогда не исчезнешь? А будешь существовать вечно, таким, какой ты есть?
Дин поёжился. Мысль о бессмертии раньше казалась соблазнительной, но то, как это произнёс кентавр, отбило желание продолжать расспросы.
За разговором они успели пройти мимо волейбольной площадки. Там подпрыгивали и разминались несколько жителей лагеря, и Дин с удивлением увидел среди них таких же, как Бобби, сатиров. Они все, как один, щеголяли в оранжевых футболках с надписью «Лагерь полукровок» — это единственное, что прикрывало их лохматые бедра. И Дин порадовался, что Бобби всё ещё в штанах.
Затем они пересекли клубничные поля, где обитатели лагеря собирали ягоды в большие корзины, пока сатир наигрывал на тростниковой дудочке. Его мелодия заставляла побеги клубники разрастаться в разные стороны, наподобие людей, бегущих из горящего дома. Хирон сказал, что лагерь собирает достаточно большой урожай, чтобы отправлять его в нью-йоркские рестораны и на Олимп.
– Это покрывает наши расходы, — пояснил он. — К тому же клубника почти не нуждается в уходе.
Кентавр добавил, что мистер Д. оказывает благоприятный эффект на растения: они начинают плодоносить со страшной силой, когда он оказывается поблизости. Хотя лучше всего это срабатывало с винной лозой, но мистеру Д. было запрещено выращивать виноград, поэтому пришлось переключиться на клубнику.
– Вы сказали, гора Олимп, — спросил Дин. — Но разве она не в Греции?
– Да, в Греции есть гора Олимп. И там место обитания богов, точка, в которой сходятся их силы, действительно существовавшие на горе Олимп. Гора продолжает называться Олимпом из уважения к старине, но чертог перемещается, так же как перемещаются и боги.
– Вы имеете в виду, что греческие боги здесь? В Америке?
– Ну конечно. Боги перемещаются вместе с сердцем западного мира.
– С чем?
– Не тормози, Дин. С тем, что вы называете «западной цивилизацией». Ты думаешь, это абстрактное понятие? Нет, это живая сила. Коллективное сознание, которое ярко пылает на протяжении тысяч лет. Боги — часть этого. Можно даже сказать, что они — его источник или, по крайней мере, так тесно связаны с ним, что не могут стереться из памяти, пока не будет уничтожена вся западная цивилизация. Огонь зажёгся в Греции. Затем сердце огня переместилось в Рим, а вслед за ним и боги. О, возможно, им и давали другие имена — так, Зевса назвали Юпитером, Афродиту Венерой и так далее, — но могущество, как и сами боги, оставалось неизменным.
– А потом они умерли.
– Умерли? Нет. Разве Запад умер? Боги просто на время перемещались в Германию, Францию, Испанию. Там, где пламя пылало ярче всего — там были и боги. Несколько столетий они провели в Англии. Тебе нужно всего лишь взглянуть на архитектуру. Люди не забывают богов. В каждом месте, где они правили последние три тысячи лет, ты можешь видеть их на картинах, в мраморе, на порталах главных зданий. И конечно, Дин, сейчас они в Соединенных Штатах. Взгляни на ваш символ — это орел Зевса; взгляни на статую Прометея в Рокфеллеровском центре, на греческие фасады ваших правительственных зданий в Вашингтоне. Назови-ка мне хоть один американский город, где олимпийцы не были бы представлены в самых разнообразных местах. Нравится тебе это или нет — кстати, поверь, многие не были в таком уж восторге от Рима, — сердце огня ныне в Америке. Это великая западная держава. Поэтому и Олимп здесь. И мы тоже.
– Мы? — Дин вспомнил начало беседы. — Причём тут я? Почему вы назвали меня полубогом? И что это за признаки?
– Буквы плавают у тебя перед глазами, когда ты читаешь, потому что твой мозг настроен на греческий алфавит. А твоя импульсивность и неусидчивость — это рефлексы воина. В настоящем бою ты наверняка остался бы в живых. Твои чувства более обострены, чем у простых смертных. Все эти факты, вместе взятые, указывают на то, что ты — полукровка. Что один из твоих родителей — бог Олимпа.
– Это… безумие.
– Да? А что делало большинство богов в старых историях? — внёс Бобби свою лепту в разговор. — Влюблялись в обыкновенных людей и заводили от них детей. Думаешь, они изменили своим привычкам за последнее тысячелетие?
У Дина голова шла кругом от такого количества шокирующих новостей. Он вспомнил мамины сказки, рассказы об отце и вопрос Бобби «кто был её любимым богом в греческих мифах».
– Мой отец... Арес?
Вдалеке загрохотал гром.
– Ну, наконец-то дошло! Вот только, пожалуйста, не упоминай почём зря его имя или имя любого другого бога.
– Мой отец — бог войны? — принять существование сатиров и кентавров оказалось легче, чем поверить, что твой отец — самый настоящий греческий бог.
– Да.
– А мама знала?
– Скорей всего.
– Почему он её бросил?
– Богам не полагается задерживаться на Земле, среди смертных. Они должны быть на Олимпе и выполнять свои обязанности. К тому же, бог войны просто не может долго усидеть на одном месте, ему обязательно надо оказаться в гуще военных событий.
– Почему он её не спас? Его обязанности оказались важнее жизни его любимой?
– Боги — существа занятые. У них так много детей, что они не всегда... Иногда они не заботятся об оставленных детях. Просто не хотят знать.
«Просто не хотят знать». Дин вспомнил улыбку мамы, с которой она всегда рассказывала о богах, и решил для себя, что кем бы ни был его отец, он обязательно ему врежет, когда встретит.
Хирон будто задался целью не просто отвести новичка в его новый дом, но и показать окрестности. После клубничных полей они достигли огромного, раскинувшегося на немалую территорию леса. Он занимал по меньшей мере четверть долины, и деревья в нем росли такие высокие и толстые, что можно было представить, что вряд ли сюда забредал кто-нибудь со времен аборигенов Америки.
– В лесах небезопасно. Можно, конечно, надеяться на удачу, но лучше вооружиться, — сказал Хирон.
– Небезопасно? — переспросил Дин. — Чем вооружиться?
– Мечом или копьём и щитом. Завтра с утра зайдём в оружейную лавку.
– Мечом? Копьём? Пистолеты нынче не в моде?
Хирон оставил комментарий без ответа, только Бобби насмешливо фыркнул, и они продолжили путешествие. Они осмотрели тир для стрельбы из лука, озеро, в котором соревновались гребцы на лодках, конюшни (кажется, кентавру они не очень-то нравились), плац для метания дротиков, амфитеатр и арену, где, по словам Хирона, устраивались бои на мечах и копьях.
– Бои на мечах и копьях? — опять переспросил Дин.
– Один домик вызывает другой, ну и так далее, — объяснил Хирон. — Летальный исход не обязателен. Как правило. А, да, вот и место, где можно перекусить.
Он указал на открытый павильон, обрамленный белыми дорическими колоннами. Тот располагался на холме, с которого открывался отличный вид на море. В павильоне стояло около дюжины каменных столов, как для пикника. Никаких стен и крыши.
– А что вы делаете, когда идет дождь?
За кентавра, похоже, решившего не отвечать на неугодные вопросы, ответил Бобби:
– В лагере умеют управлять погодой. Так что дождь нам не докучает, — он усмехнулся.
– Круто, — присвистнул Дин.
Наконец, Хирон показал Винчестеру домики, двенадцать штук. Они уютно устроились в лесу возле озера. Расположены они были буквой «U»: два стояли у основания, остальные растянулись по пять в ряд с каждой стороны. И, вне всякого сомнения, эти строения представляли собой самые причудливые здания, которые Дину только доводилось видеть.
Не считая того, что у каждого на двери красовался большой медный номер (нечетные слева, четные справа), они были совершенно не похожи друг на друга. Над номером девять, как над крохотной фабрикой, высились дымовые трубы. Стены четвертого номера были увиты побегами томатов, а крыша сложена из самой обычной травы. Номер седьмой казался сделанным из литого золота, которое так сверкало на солнце, что смотреть на него было практически невозможно. Все они выходили на общую площадку размером с футбольное поле, уставленную изваяниями греческих богов, фонтанами, цветочными клумбами и — что развеселило Дина — парой баскетбольных корзин.
В середине поля была большая, выложенная камнем яма для костров. Хотя день стоял теплый, очаг дымился. Маленькая девочка не давала пламени угаснуть, вороша угли палочкой.
Два домика в начале поля, номер второй и первый, напоминали парные мавзолеи — большие беломраморные коробки с тяжелыми колоннами по фронтону. Домик номер один был самым большим и массивным из всех двенадцати. Его полированные бронзовые двери поблескивали, как голограмма, так что — как ни взгляни — казалось, по ним пробегают молнии. Второй домик выглядел в некотором смысле более изящным: его колонны, увитые гирляндами гранатов и цветов, были тоньше и стройнее. Стены украшали высеченные в камне павлины.
– Зевс и Гера? — высказал Дин свою догадку, припомнив всё, что в детстве рассказывала мама.
– Верно, — ответил Хирон.
– Их домики кажутся пустыми.
– Это правда. Но не только их, еще восьмой домик пустует. Если Гера — богиня брака и выше её достоинства путаться со смертными, то Артемида дала обет всегда оставаться девственницей. Поэтому, само собой, никаких детей.
– Тогда зачем домики, если там всё равно некому жить?
– Потому что они как маленькие храмы. Богини бы сильно разгневались на их отсутствие.
– Значит, двенадцать домиков для двенадцати олимпийцев?
Дин остановился перед первым домиком слева — домиком номер три.
Он был не таким большим и не производил такого мощного впечатления, как первый, напротив — длинный, невысокий и крепкий. Стены снаружи сделаны из грубого серого камня с вкрапленными в них кусочками ракушек и кораллов, так, будто глыбы эти подняли прямо с океанского дна. Дин заглянул в открытую дверь и уловил исходивший изнутри соленый запах — так пахнет ветер на морском берегу. Внутри стены переливались, как морские раковины. Там стояло шесть пустых кроватей, застеленных шелковыми простынями. Но лишь на одной кровати Дин заметил забытую кем-то книгу, остальные выглядели, будто на них никто никогда не спал. Место казалось печальным и заброшенным, так что Дину вдруг стало жалко единственного жильца этого домика.
Хирон положил руку ему на плечо и сказал:
– Пошли дальше, Дин.
Домик номер пять был ярко-красный и ужасно окрашен, будто краску на него выплескивали ведрами или горстями. По крыше протянулась колючая проволока. Чучело головы вепря нависало над дверью, и казалось, что его глазки следят за Дином. Внутри он увидел кучу ничем не примечательных подростков, они занимались армрестлингом и спорили под оглушительные звуки рок-музыки. Кровати были двухъярусные и стояли близко друг к другу, как в казарме.
– Мне сюда? — ему с первого взгляда не понравились соседи. И было неприятно осознавать, каким кобелем был его родной отец. Тот факт, что Дин сам любил увиваться вокруг девушек, не мешал ему оскорбляться за честь мамы.
При виде кентавра все обитатели пятого домика почтительно затихли.
– Да. Чувствуй себя как дома, Дин. Увидимся за ужином, — попрощавшись, Хирон галопом припустил к стрельбищу лучников.
Бобби ободряюще хлопнул Дина по спине, тем самым подтолкнув его, нерешительно замершего на пороге. Ему навстречу выступил парень чуть старше него, с коротким ёжиком тёмных волос и холодными серыми глазами. На его плечах была кожаная куртка, и смотрел он развязно и оценивающе.
– Добро пожаловать...
– Дин. Дин Винчестер, — он пожал протянутую руку.
– А я Кристиан Кэмпбелл, главный в пятом домике. Я так понимаю, ты тут впервые?
Дину не понравился снисходительный тон, которым был задан вопрос. Так старшеклассники общаются с мелюзгой, а ведь у них разница от силы в пару лет.
– Ну да, и что такого? — Дин прошёл внутрь, чуть потеснив Кристиана, и огляделся, выискивая свободное место.
– Да нет, ничего, — усмехнулся Кристиан. — Ты можешь устроиться там, — он махнул рукой в сторону кровати, на которой пустовала верхняя койка, и Дин закинул на неё свою куртку.
– Дин? — окликнул с улицы Бобби.
Винчестер со скрытой радостью от возможности с достоинством убраться оттуда покинул жилище. На обеспокоенный взгляд Бобби он широко ухмыльнулся, стараясь показать, что всё в порядке.
– До ужина ещё есть время, да? Тогда давай продолжим осмотр окрестностей.
Почти все остальные домики оказались переполнены обитателями лагеря. Бобби показал Дину кузницу, где подростки ковали себе мечи, артистическую мастерскую, где сатиры вовсю трудились над огромной мраморной статуей козлоногого человека, а также стену для желающих приобрести навыки альпиниста — практически две стены, которые, отчаянно раскачиваясь, осыпались, извергали потоки лавы и сталкивались, если кто-то не успевал достаточно быстро вскарабкаться наверх.
Наконец они вернулись к озерцу, где практиковались гребцы на лодках и откуда тропа сворачивала к домикам.
– Почему ты столько времени молчал? — повернулся Дин к Бобби.
– Я не был до конца уверен... Да и не мог я отобрать тебя у Джона. Пусть ты ему не родной сын, но ты сын Мэри и он любит тебя так же, как своего.
– Вот только я его разочаровал...
– Дин, всё, что наговорил Джон сгоряча... На самом деле он так не думает, поверь мне. Я уверен, что он уже пожалел о своих словах, но ты же знаешь, каким упрямым сукиным сыном он бывает.
– Да уж, — хмыкнул Дин. Он хотел бы поверить Бобби, но воспоминания о собственном провале и ссоре с отцом были ещё слишком свежи. — Значит, мой дом теперь здесь? — он решил сменить болезненную тему.
– Если ты захочешь. Некоторые остаются здесь только на лето. А кому-то слишком опасно покидать лагерь, и они находятся здесь круглый год. В смертном мире они привлекают монстров. Те чуют их и бросают им вызов. Как правило, монстры не обращают на вас внимания, пока вы не становитесь достаточно взрослыми и не можете причинить им вред. Но потом большинство полубогов либо пробираются сюда, либо их убивают. А иным удается выжить во внешнем мире и стать знаменитыми. Поверь мне, я могу назвать их по именам, ты их слышал. Некоторые даже не знают, что они полубоги. Но таких очень, очень мало.
– Пожалуй, я останусь, — ухмыльнулся Дин, разглядев девушек, сидящих, скрестив ноги, у причала, футах в двадцати внизу. На них были джинсы и поблескивающие зеленые футболки, каштановые волосы свободно развевались на ветру. Они улыбались и махали ему руками, как старому другу. Он помахал в ответ.
– Осторожней, наяды те ещё кокетки.
– О, это как раз то, что надо, — настроение Дина всё больше улучшалось. — Подожди-ка... Полукровки перенимают какие-то черты у своих родителей, так?
– Да.
– И все олимпийцы любят развлекаться на Земле?
– Большинство, — Сингер не мог понять, к чему ведёт Дин.
– И конечно же Афродита не могла остаться в стороне.
– Дин!
– Что? Если мифы об Афродите правда, то я был бы рад познакомиться с её дочерями.
Бобби досадливо закатил глаза, что-то бормоча про отца.

Дин довольно быстро влился в жизнь лагеря. Жить по расписанию он привык ещё дома, да и служба в армии приучила к распорядку и постоянным тренировкам. Ему легко давалось владение любым оружием, особенно мечом и копьём. Природная ловкость и быстрая реакция помогали в скалолазании и волейболе. Хотя в верховой езде и гребле на лодках ему пришлось приложить немало усилий, чтобы достичь успехов. В свободное время Бобби занимался с ним историей, мифологией и древнегреческим языком. Несмотря на то, что читать по-древнегречески для Дина действительно оказалось не сложно, он всё равно старался смыться с занятий — к примеру, на очередное свидание.
На ужин по звуку рога они ходили строем. В трапезной собиралось около сотни полукровок, несколько дюжин сатиров, а также дриады и наяды. В павильоне вокруг мраморных колонн ярко пылали факелы. Центральный огонь полыхал в бронзовой жаровне размером с ванну. Дриады подносили блюда с едой: гроздья винограда, яблоки, клубнику, сыр, только что испеченный хлеб и мясо, жаренное на углях. Напитки появлялись прямо в кубках, стоило только захотеть. Перед тем как приступить к ужину, все совершали огненное жертвоприношение богам — подходили с тарелками к жаровне и бросали в неё лучшие куски еды.
У каждого домика был собственный стол, покрытый белой скатертью, обрамлённой пурпурной полосой. Три столика пустовали, но за тем, что принадлежал одиннадцатому домику, собиралась целая толпа — яблоку было негде упасть. Как пояснил Бобби, в одиннадцатом домике — домике Гермеса — также принимали тех, чей божественный родитель ещё неизвестен, ведь Гермес — бог странников и не слишком-то разборчив, кому покровительствовать.
В свой первый в лагере ужин Дин увидел таинственного жильца третьего домика. Им оказался обычный, ничем не примечательный парень, одетый в светлые потёртые джинсы и тёмно-зелёную безрукавку, скрытую под кожаным доспехом — в подобную экипировку, доспехи и наручи, одевались все — без неё на тренировках было не выжить. Он был высоким, но всё же пониже Дина, явной мускулатурой не отличался и немного сутулился. Короткие тёмные волосы были вечно взъерошены, в чём Дин убедился на последующих ужинах. Парень выглядел слегка не от мира сего, и, казалось, его совершенно не беспокоил и не смущал тот факт, что за своим столиком он сидел один. Такую обособленность Дин не смог бы выносить долго.
На любопытство Дина Бобби ответил, что у Большой Троицы получаются слишком могущественные дети, поэтому они договорились не развлекаться со смертными. Но то один, то другой время от времени нарушали договор. К счастью, это происходило достаточно редко, чтобы братья переругались между собой на эту тему. И сейчас в лагере обитал лишь один — сын Посейдона, он жил тут с самого детства и никогда не покидал территорию.
После ужина все направлялись к амфитеатру, где пели песни, сочиненные жителями лагеря и посвященные богам, и ели традиционное сладкое угощение: маршмеллоу. Временами сигнал отбоя — звук рога, или точнее поющей раковины — заставал Дина в темноте вне костра в компании наяды или прелестной дочери Афродиты.
Но больше всего из традиций Дин полюбил пятничные учения — «Захват флага». Домики заключали друг с другом временные союзы за различные привилегии, вроде времени для душа, и в результате лагерь делился на две команды. Чаще всего зачинщиками были домики Афины и Ареса; для победы в игре необходимо было захватить шёлковое знамя противника, футов десять в длину: серое, с изображением совы над оливковым деревом, или красное, с изображением окровавленного копья и кабаньей головы.
Первые две игры завершились победой команды Ареса. С немалой заслугой Дина, в руках которого любое оружие становилось продолжением его самого, благодаря чему он выходил победителем из большинства схваток. В третью игру Джо Харвелл, светловолосой предводительнице домика Афины, удалось заключить союз с ранее не участвовавшим в учениях домиком Посейдона.

Соперники

Учения начались как обычно. После ужина огласили список команд, затем Хирон оглушительно цокнул копытом по мрамору.
– Герои! — возгласил он. — Правила вам известны. Пограничная линия — ручей. Весь лес — законная игровая площадка. Допустимы любые вида волшебства. Знамя должно быть выставлено у всех на виду и охраняться только двумя участниками состязания. Пленных можно разоружать, но запрещается связывать или вставлять кляп в рот. Убийства, а равно и нанесение тяжких телесных увечий — воспрещается. Судить, а также оказывать медицинскую помощь во время сражения буду я. К оружию!
Кентавр распростёр руки, и на столах появилось оружие: шлемы, бронзовые мечи, копья, щиты из воловьих шкур, украшенные металлом. Шлемы всех, кто сражался на стороне Ареса, венчал красный плюмаж из конских волос. У команды Афины и их союзников цвета были синие.
– Команда красных, вперед! — гаркнул Кристиан.
Все «красные» разразились приветственными воплями и, потрясая мечами, строевым шагом последовали за ним по тропе, ведущей в северные леса. Команда «синих» взяла направление на юг.
Ночной воздух был жарким и липким. В лесу царила полная тьма, не считая светляков, мелькавших перед глазами. Охранять знамя поставили Виктора Хендриксена, крупного темнокожего парня, сына Гефеста, и Эша, щуплого длинноволосого сына Диониса. Затем их команда рассыпалась по лесу.
Дин устремился на вражескую территорию. По дороге он столкнулся с парой аполлонцев, затем ему попался сын плута-Гермеса — первых он успешно разоружил, второго обратил в бегство. Наконец он достиг границы возле широкого ручья, журчащего среди камней. До сих пор никого не оставляли охранять этот участок, но сегодняшний раз отличался. Винчестер замер на противоположном берегу, присматриваясь к будущему противнику.
Им оказался тот самый сын морского бога. Он сидел на гальке, скрестив ноги и положив на колени меч, щит лежал рядом. Глаза были прикрыты, и поза казалась расслабленной, но Дин отчего-то был уверен, что это обманчивое впечатление. Он попытался припомнить его имя: «Кассиль, Кассиэль... А, фиг с ним!..»
– Привет, Кас!
Парень открыл глаза, посмотрев точно в его сторону. Дин почувствовал себя неуютно под его пронзительным взглядом, и это его разозлило.
– Меня зовут Кастиэль, — было произнесено низким, чуть сиплым голосом, будто владелец не привык много разговаривать.
– Неважно, — нахально ответил Дин, переходя через ручей, и тут же замер, чуть не уткнувшись грудью в клинок противника. Он не успел заметить, когда Кастиэль поднялся на ноги, удобно перехватив меч и щит. — Ловко.
– Тебе лучше повернуть назад.
– Вот как? А может, это тебе лучше убраться с моей дороги? — Дин отвёл своим мечом меч противника в сторону, но тот опять вернулся — Кастиэль убираться не желал. — Как хочешь!
Дин резко ударил по клинку, одновременно отпрыгивая в сторону, затем развернулся, нанося рубящий удар сверху. Кастиэль блокировал удар мечом и, отводя его в сторону, скользнул кончиком лезвия к эфесу Дина, намереваясь обезоружить. Винчестер вывернул клинок, проводя его понизу, и Кастиэль был вынужден сделать шаг назад, чтобы не получить порез на ноге. Всё это заняло какие-то секунды, но мышцы Дина уже приятно загудели, предвкушая жаркую схватку.
Предчувствие не обмануло. Они вились ужами на нешироком берегу ручья. Дин активно атаковал, нанося удары сверху и сбоку, Кастиэль больше прятался за щитом, рубя по ногам и по корпусу.
Дин получил пару лёгких порезов: на бедре и под коленом, злость добавила ему скорости и ловкости — и он всё же достал клинком предплечье Кастиэля. Порез оказался достаточно глубоким, чтобы вынудить Каса сменить тактику. Он выбросил вперёд руку со щитом, оттесняя Дина, а затем отступил в ручей. Винчестер облизнул пересохшие губы, стараясь восстановить сбитое дыхание.
Сын Посейдона, ещё секунды назад дышавший так же тяжело, выпрямился и приподнял левую бровь, будто спрашивая, чего Винчестер застрял. Дин не мог проигнорировать столь открытый вызов и ринулся в бой. Они вновь схлестнулись, и Кастиэль бился так, будто у него открылось второе дыхание. Брызги от их ног и взмахов оружием слепили и отвлекали, Дин напирал, стараясь отыграться стремительностью и силой ударов. Но Кастиэлю каким-то образом всё же удалось провести обманный манёвр. Приняв удар клинка на кромку щита, скользящим движением он вдруг оказался за спиной противника — и холодное лезвие его меча коснулось разгорячённой кожи шеи Дина. Винчестер замер, смаргивая воду с ресниц. Несколько горячих капель крови скатилось к ключице, и он понял, что ему никак не поможет тот факт, что меч всё ещё в его руке.
Внезапно лес взорвался победными воплями, от неожиданности Дин неудачно вздрогнул и тут же зашипел от боли. Следом раздался звук раковины, означающий, что игра окончена, и Кастиэль убрал меч. Дин развернулся, с мрачным торжеством различая в воплях хвалу Аресу, и успел увидеть досаду на лице Каса, прежде чем тот вновь спрятался за маской равнодушия. А затем его внимание привлёк порез на предплечье Каса — вернее, быстро затягивающаяся длинная белая царапина.
– Что за чёрт?!
Кас, проигнорировав вопрос, убрал меч в ножны и вышел из ручья. Устало ссутулившись, он направился назад в лагерь.
Дин же повернул в сторону радостно вопящей толпы, но провёл среди своих совсем немного времени — смылся с празднования под предлогом очередного свидания. Лёжа на своей койке, он полночи разглядывал потолок, вспоминая схватку, оценивая действия свои и Каса. Кастиэль — тихий невзрачный парень, но только не в бою: Дин надолго запомнил яростно-хладнокровный взгляд синих глаз, на который наткнулся, когда они близко сошлись. Дин смог заснуть лишь под утро, пообещав себе, что возьмёт реванш.
Наутро, едва продрав глаза, он первым делом разыскал Эша, чтобы поинтересоваться насчёт сверхъестественных способностей Каса. Эш не был хорош в тренировках и спорте, зато в добыче информации ему не было равных. Даже в консервативном древнегреческом лагере он не расставался с ноутбуком и прочими компьютерными примочками, в которых Дин не разбирался и не понимал, как они могли здесь работать. А ещё он замечательно гнал вино из клубники, выращиваемой в лагере. Как говорил Эш, талант к виноделию достался ему от отца.
– Он сын морского бога. Его стихия — вода. Она даёт ему силы и позволяет исцелять раны.
– Ах вот как.
Было приятно тешить самолюбие, что он проиграл лишь из-за того, что Кас воспользовался ручьём. Но, по правде говоря, Дин не был полностью уверен в том, что смог бы победить, не окажись там воды. Кас действительно мастерски владел клинком — ну ещё бы, столько лет провёл в лагере...
– А со скольки он здесь живёт?
– Лет с трёх. Поначалу Анна действительно была хорошей матерью, но потом встретила другого парня и захотела жить новой жизнью. Кастиэль оказался лишним, и она подбросила его сюда.
– И он ни разу не покидал лагерь?
– Нет. Я как-то спрашивал у него, не думал ли он для разнообразия свалить осенью вместе со всеми и поступить в обычную школу. Я перечислял ему то, ради чего стоит это сделать: кино, интернет, пиво, бургеры,... Чувак, здесь кормят отлично, но бургеры и картошка фри — пища богов! А Кастиэль так и не смог этого понять, ему хватает всего того, что даёт лагерь.
– Серьёзно? Нет, я понимаю, жить здесь летом. Отличный летний лагерь. Можно даже вообразить, что участвуешь в затянувшихся ролевых играх. Но жить здесь круглогодично? Нет, спасибо. Блага современной цивилизации не для того были придуманы, чтобы ими не пользоваться.
– Так выпьем за это!

* Non timebo mala — (лат.) Не убоюсь зла.
* Di immortales — (лат.) Боги бессмертные.

Эш раздобыл для Винчестера расписание Каса, и Дин постарался подстроить свой график так, чтобы их тренировки чаще совпадали. Он также старался на тренировках заполучить в противники именно его. Поначалу Кастиэль никак на него не реагировал, обращая внимания не больше, чем на остальных. Но со временем он осознал, что Дин попадается ему на глаза чаще, чем другие. Гораздо чаще. Он продолжал всё молча терпеть, даже сокращение его имени до фамильярного «Кас». Но каждый раз, замечая в глазах Каса не хладнокровие, а раздражение и досаду, Дин внутренне торжествовал.
Их тренировки больше походили на настоящий бой, и после каждой встречи они расходились с мелкими порезами и ушибами. На следующем учении по захвату флага Дин поспешил к тому месту у ручья, где они встретились в прошлый раз, но никого там не нашёл. Он знал, что Кас опять участвовал, и продолжил искать, но его поиски прерывались стычками с соседней командой — честь Дина не могла позволить ему проигнорировать какой-либо бой. Только после звука раковины и вести, что победили «синие», Дин узнал, что на этот раз Кас охранял знамя. Всю следующую неделю Дин гадал: это случайный шаг, или Джо специально поставила Каса на охрану знамени, рассчитывая выиграть (и ведь оказалась права!), или Каса всё же зацепила брошенная Дином на тренировке фраза про читерство, и он сам решил сменить место на то, где нет помогающей ему воды.
В очередную пятницу Дин целенаправленно занялся поисками знамени. Он прислушивался, опасаясь, что в любую минуту его могут опередить «синие», вновь захватив флаг Ареса. К счастью, в этот раз Тихе улыбнулась ему, и Дин нашёл Кастиэля раньше окончания учений. Хотя когда он только выскочил на поляну и увидел там лишь серое знамя, то ощутил укол разочарования. Додумать мысль, с каких пор сражение с Касом стало для него важнее победы его команды, он не успел — спрыгнув откуда-то сверху, между Дином и знаменем приземлился Кастиэль, клинок в его руке был направлен на Дина. Сейчас он был без щита (вероятно, сидеть с ним на дереве было неудобно), и Дин откинул в сторону свой щит.
Теперь Винчестер не напирал бездумно, как в их первую схватку, не обменивался ударами оценивающе, как на тренировках. Он намеревался победить, приложив все свои таланты и умения, полученные за прошедшие недели. Бой был жёстким — ни один не собирался быть снисходительным к противнику: у Кастиэля оказались острые локти, у Дина — тяжёлая рука. Они так увлеклись, что Дин не сразу понял, почему вдруг Кас, отбив в очередной раз его меч и заехав ногой ему в живот, метнулся в сторону. Он хотел возмутиться, когда увидел, что Кас перегородил дорогу Кристиану, явившемуся за знаменем, про которое Дин успел забыть. Парни скрестили клинки, Дин же с досадой убрал оружие в ножны.
– Дин, может, всё-таки поможешь? — зло спросил лидер «красных», отступая под вихрем ударов. В отличие от Дина Кристиан не стал отказываться от щита, и потому Кастиэль активно атаковал, не давая возможности противнику воспользоваться преимуществом.
Дин мог бы присоединиться к приятелю или спокойно пройти и захватить знамя — он с трудом мог представить, как Кас разорвался бы на два фронта. «Кстати, а почему он один, где второй охранник?» — подумал Дин и решил спросить об этом, когда всё закончится.
– Я предпочитаю честный бой, — он сел на мшистый валун в стороне от дерущихся. Взгляд Криса, брошенный на него, ясно выразил, что они об этом ещё поговорят.
Кэмпбелл не гнушался использовать подлые приёмы, и в Дине назревало желание всё-таки вмешаться — но не на стороне своих, а чтобы помочь Касу. Этот поступок явно бы никто не оценил, но, к счастью, наконец прозвучала раковина, знаменующая, что победа опять досталась «синим», и воины прекратили бой, ставший бессмысленным. Кристиан сплюнул на землю, бросил ещё один злой взгляд на Дина и пошёл к своим, прихрамывая. Кастиэль, устало дыша, сел на землю, опираясь спиной о древко знамени, и снял шлем, чтобы удобней запрокинуть голову. На автомате облизнулся и поморщился — на губах была кровь из разбитого щитом носа; он вытер кровь рукой. Дин подобрал свой щит, окинул взглядом окружающий их лес.
– А где ты сидел в засаде?
– Там, — Кас махнул левой рукой в сторону. Дин посмотрел на деревья, парочка показалась ему подходящими, но уточнить, откуда же Кас спрыгнул, он не успел — до них донеслись возбуждённо переговаривающие голоса — победители шли за своим флагом. И Винчестер решил, что ему тоже пора. Он успел сделать несколько шагов, когда услышал сзади «Спасибо». Он обернулся и наткнулся на прямой взгляд Кастиэля. И понял, что это благодарность за честный бой, но, не зная, как на неё правильно ответить, и чувствуя неловкость, он лишь отсалютовал. Только отойдя далеко, он вспомнил, что так и не спросил про напарника, но возвращаться уже не стал.

Этот случай будто что-то изменил, Дин больше не горел желанием непременно взять реванш и перестал целеустремлённо попадаться Касу на глаза. Когда они всё же случайно пересекались — на ужине или тренировке, то кивали друг другу, как приятели. Дин всё также по вечерам тискал девушек или распивал клубничное вино с Эшем, но теперь его иногда стало тянуть на философские размышления.
– Эш, вот скажи, почему так? Почему боги командуют нам, с кем общаться и с кем враждовать? Почему мы должны быть их отражением?
– Потому что они боги, — пожал плечами Эш и отхлебнул из кубка. — И наши родители. А мы биологически запрограммированы следовать за своими родителями. К примеру, в прошлом наша совиная богиня победила самого бога войны, а это большой удар по самолюбию мужчины-воина. И поэтому истинный сын своего отца, Кристиан терпеть не может Джо, истинную дочь своей матери. Грубо говоря, его папа проиграл её маме, и поэтому их дети теперь соперничают. Все эти отношения заложены в нашей крови.
– К чёрту кровь! Я не хочу кого-то ненавидеть только лишь потому, что наши родители не в ладах, — Дин с досадой стиснул кубок.
Эш пьяно рассмеялся.
– Так нас же и не заставляют. Не все столь прямолинейно принимают сторону родителя. Вон, Афина и Посейдон не особо ладят, но это же не мешает Кастиэлю и Джо общаться.
– А Посейдон и Арес? — осторожно спросил Дин. Несмотря на старания Бобби,