Версия третья. Новейшая суверенная

На протяжении веков сменявшие друг друга орды захватчиков делили между собой землю Украины, грабили ее богатства, терзали и растлевали душу украинского народа. Насилием и обманом чужеземцы пытались заставить украинцев забыть родной язык, лишить их веры в свои силы, приучить смотреть на самих себя, как на второсортных «хохлов», «малороссов». В тяжелейший для судеб Украины час, после трагической гибели УНР и оккупации украинских земель Польшей и советской Россией, лучшие представители украинского народа создали Организацию Украинских Националистов. Нация, ее интересы, ее будущее — вот та единственная путеводная звезда, которая вела их на тернистом пути борьбы и самоотвержения. Украинский национализм создавал новый тип человека с железным, несгибаемым характером, готового в любой момент пожертвовать собой и другими ради великой цели — Украинской Соборной Независимой державы. С твердостью и прозорливостью истинных вождей народа лидеры ОУН отбросили блестящую мишуру разлагающей либеральной болтовни о «правах человека» и «демократических свободах». Только силой, только огнем и мечом строятся и рушатся государства, и не вина украинского народа в том, что ему выпало на долю создавать свою державу в 20-м веке, веке мещанского лицемерия и засилья ханжеской морали.

Разорванная на части многочисленными противниками, Украина нуждалась в сильном союзнике, и руководители ОУН твердо и последовательно взяли курс на сотрудничество с новой, динамичной европейской силой — гитлеровской Германией. У союзников была общая цель — воссоздание своего (германского и украинского) государства в его справедливых этнических границах, и общий враг — загнивающая Польша и агрессивный, нацеленный на безостановочную экспансию Советский Союз. С огромным политическим мастерством лидеры украинских националистов использовали ситуацию ожесточенной схватки мировых держав для достижения своей неизменной цели — освобождения Украины от многовекового московского ига. Поддерживая в тактическом плане Германию, они старались в максимально возможной степени переложить на немецкую армию тяжесть борьбы со сталинской империей, сберегая тем самым жизненные силы украинского народа для последнего решительного боя. Трагическое стечение обстоятельств сделало невозможной реализацию этого замысла, но и перед лицом неизбежного поражения лидеры украинских националистов проявили несгибаемую твердость духа. Они воевали на своей, не чужой земле; они вели на смерть тысячи своих соратников, они требовали полной самоотдачи от малодушных обывателей, но и сами без минутного колебания отдавали за отчизну свою кровь и жизнь. Слава Украине! Героям слава!

* * *

Самое невероятное — это то, что в известной степени все вышеизложенное (за исключением митинговой риторики) недалеко от истины (да и сам текст составлен из вполне аутентичных цитат). Найдется ли в истории 20-го века еще один, столь же многоликий, феномен? Найдется ли еще одна политическая организация, которая бы совершила столь невероятный «дрейф» от тоталитаризма к декларируемому демократизму и обратно?

С чего следует начать краткий обзор истории бандеровского движения? С географии.

«Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный Лемберг (Львов. — MC.), идут рядами высоковерхие горы… Там и вера не та, и речь не та». Так писал известный путинский пропагандист, доктор коммунистических наук, великодержавный шовинист и украинофоб (я ничего не упустил из стандартного перечня ярлыков?) Н.В. Гоголь. Именно такой («и вера не та, и речь не та»), далекой от украинского края, казалась в 19 веке Галичина.

Восточная (украинская) Галиция, т. е. территория восточных предгорий Карпат с городами Львов, Самбор, Стрый, Галич, Станислав (ныне Ивано-Франковск), Коломыя, Тернополь, Збараж, Броды, никогда, ни одного дня, не была частью Российской империи. Расцвет Галицко-Волынского княжества в середине 13 века был подорван нашествием Батыя; после этого удара княжество просуществовало еще целый век (став на короткое время первым и единственным восточнославянским королевством), но к концу 14 века его земли были окончательно разделены между Великим княжеством Литовским (к нему отошла Волынь) и Польшей, в состав которой вошла Галичина. Столица края — город Львов — с течением времени превратился в один из важнейших экономических и культурных центров Польши, в 1661 г. был учрежден Львовский университет. После первого раздела Речи Посполитой (1772 г.) и вплоть до Первой мировой войны Галичина была составной частью огромной многонациональной империи Габсбургов (т. н. «Австро-Венгрии»).

Географическая, историческая и административно-государственная удаленность Галичины от «центральной», Приднепровской, Украины усугублялась и различием в вероисповедании. Многовековая кровопролитная борьба православия и католицизма привела к возникновению и закреплению в Галичине «греко-католической» (униатской) церкви. Проблема, разумеется, не В ТОМ, ЧТО ГАЛИЦИЙСКОГО и, к примеру, ВОЛЫНСКОГО или житомирского крестьянина разделяли противоречия в догматике двух конфессий (едва ли безграмотные крестьяне могли разобраться в этом хитросплетении). Все было гораздо проще — и жестче. Православная украинская дивчина и галичанский хлопец из униатской семьи не могли обвенчаться в одном храме, не могли совместно крестить народившихся в браке детей. Более того, с течением времени в Галичине сложилась весьма необычная (если не уникальная) традиция определения национальности в семье. Вот как об этом пишет украинский историк Виктор Полищук:

«В Галичині, з причини пануючого (господствующего) там серед українців греко-католицького (уніатського) віровизнання, догматичной організаційно підпорядкованого (подчиненного) Римсько-католицькій Церкві, членами якої були переважно (преимущественно) поляки й галицькі українці, дійсні шлюби (венчание, бракосочетание) могли відбуватися то в одній, то в другій церкві, тобто (т. е.) в церкві римсько-латинського, або ж східного (восточного, т. е. униатского) обряду… В такій сімьї сини (мальчики, сыновья), коли йдеться (если речь идет) про віровизнання, а навіть (и даже) національність, ішли по батькові, а дочки по матері. Складалися на перший погляд дивовижні сімьї, в яких одні діти були римсько-католиками і поляками, а інші греко-католиками й українцями…»

Понятно, что такая традиция, с одной стороны, вела к взаимной ассимиляции поляков и украинцев, с другой — усугубляла разрыв между униатской Галичиной и православным центром и востоком Украины. Длинная череда поколений, родившихся и состарившихся в Речи Посполитой, с неизбежностью вела к насыщению языка галицийских украинцев полонизмами и германизмами до такой степени, что житель Восточной Украины не всегда мог понять галичанина. В любом случае Тарас Бульба едва ли признал в галицийских униатах «своих» — скорее наоборот, сказал бы что-то вроде: «Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить…» Да и страшно подумать, чем бы в реальности могла закончиться встреча запорожских казаков с семьей Степана Бандеры, отец которого был униатским священником, а мать — дочерью священника («Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги…»).

Вхождение Галичини в состав империи Габсбургов привело к значительным изменениям в социальном статусе галицийских украинцев. Империя в рамках традиционной политики «разделяй и властвуй» вела искусную линию поддержки слабых в их противостоянии с сильными. Доставшиеся Австро-Венгрии земли представляли собой польско-еврейские города в окружении украино-польских сел. Именно в такой пропорции. Так, согласно энциклопедии Брокгауза и Эфрона, в конце 19 века население Львова состояло из 67 тыс. поляков, 36 тыс. евреев, 21 тыс. украинцев. А поскольку в любую эпоху власть, деньги и знания находились в городе, а город был польский, а потом еврейский и уже совсем чуть-чуть украинский, то австрийские власти сочли целесообразным поддерживать украинцев, используя их как противовес полякам.

Во Львове и Вене издавались украинские газеты, печатались книги на украинском языке, открывались украинские национальные школы (а в 20 веке — и украинские университеты). В последней четверти 19-го века во Львове существовало множество украинских национально-культурных, молодежных, просветительских организаций; действовала (правда, на «общественных началах», без властных полномочий) Украинская Народная Рада. В атмосфере национального возрождения, в «карпатском Пьемонте», как тогда называли Львов, у галичан формировалось весьма своеобразное отношение к восточным украинцам — как к «бедным (во всех смыслах этого слова) родственникам», угнетенным и даже не понимающим всю меру своего угнетения.

С началом мировой войны львовская Народная Рада призвала украинцев Австро-Венгрии встать в первые ряды борцов против Российской империи, «угнетающей единокровных братьев-украинцев». На базе молодежных военно-спортивных обществ был создан так называемый «легион Сичовых стрельцов», ставший одной из наиболее боеспособных частей австрийской армии. Русскую императорскую армию в Карпатах встречали отнюдь не цветами. Российские власти в долгу не остались, и из Галичины были депортированы десятки тысяч украинских активистов, представителей интеллигенции и униатского духовенства (правда, до Сибири эти эшелоны так и не доехали — в России началась революция…).

Едва ли простым совпадением является тот факт, что книга Д. Донцова «Национализм» была впервые издана на Галичине (в г. Жовква) в типографии греко-католического монашеского братства, что учредительный съезд Организации Украинских Националистов (ОУН) состоялся в Вене, а первым руководителем организации стал полковник Сичовых стрельцов Евген Коновалец, а большая часть руководителей движения (С. Бандера, А. Мельник, Я. Стецько, Р. Шухевич, Д. Клячкивский, В. Кук, И. Гриньох, М. Матвиейко) родились на Галичине, и так называемый «Акт восстановления независимости Украины» от 30 июня 1941 г. был провозглашен во Львове, и первая (она же единственная) украинская дивизия ваффен-СС формировалась во Львове и получила название «Галиция»…

В скобках заметим, что любое обсуждение тезиса о том, что оуновский национализм был скорее галичанским, нежели общеукраинским феноменом, приводит нынешних апологетов бандеровщины в неописуемую ярость. Еще бы, ведь вся их «аргументация» строится на том, что «бандеровцы — это и есть украинский народ», а «народ всегда прав, потому что право имеет», и «отношение к Бандере и ОУН является лакмусовой бумагой, выявляющей украинофобов и имперских шовинистов». В русле таких представлений в последние 10–15 лет были произведены тщательнейшие «раскопки», долженствующие выявить хотя бы малейшие следы бандеровского движения на востоке Украины (дело дошло аж до такой бессоромной брехни, как утверждение об ОУНовском происхождении краснодонской «Молодой Гвардии»).

В результате националисты высекли себя больнее, чем гоголевская унтер-офицерская вдова: ничего похожего на существование сколь-нибудь активного бандеровского подполья к востоку от Днепра найти так и не удалось; среди установленных 254 имен руководителей ОУН, УПА, УГВР лишь 63 человека не были уроженцами Галичины (да и те занимали третьестепенные должности). Впрочем, самым объективным и показательным «исследованием» стали результаты первого тура президентских выборов в Украине 2010 г. За Тягнибока, кандидата от национал-экстремистов, открыто воспевающих бандеровщину, проголосовало аж… 1, 4 % избирателей. Даже во Львове (!!!) Тягнибок набрал всего лишь 5, 35 % голосов, уступив «пророссийскому» Януковичу (5, 67 %). Максимальный уровень поддержки был отмечен в Бродовском районе Львовской области — 9, 8 %. В центральных же и восточных, областях Украины за Тягнибока проголосовало исчезающе малое число избирателей, что и сформировало конечный, весьма плачевный для националистов, результат. И это, заметим, в обстановке затяжного политического и экономического кризиса, при остановившихся заводах, падающей гривне, массовой безработице, параличе власти — то есть в идеальной для развития экстремистских движений «питательной среде»…

Вернемся, однако, к истории. Две империи (Российская и Австро-Венгерская) не выдержали напряжения многолетней мировой войны и рухнули; на их обломках немедленно началась ожесточенная кровопролитная борьба «всех против всех». Для украинского народа результаты этой войны стали, без преувеличения, трагическими. Созданная в Галичине ЗУНР (западно-украинская народная республика) была разгромлена армией возродившейся Польши; в центральной Украине левыми националистами (т. н. «петлюровцами») была провозглашена УНР (Украинская народная республика), армия которой терпела одно за другим поражения от Красной Армии советской России. В этой ситуации в апреле 1920 г. Петлюра и Пилсудский заключили соглашение о создании «польско-украинской конфедерации», при этом граница между Польшей и Украиной была проведена по реке Збручь (т. е. Галичина и Волынь переходили в состав Польши). Как известно, в Москве план создания польско-украинской конфедерации «не одобрили». В мае 1920 г. началась советско-польская война, в ходе которой Красная Армия сначала гнала поляков от Киева до Варшавы, затем сама в беспорядке бежала от Варшавы до Минска. В конце концов 18 марта 1921 г. в Риге был подписан мирный договор между Польшей и… отнюдь не Советским Союзом (которого на тот момент не было вовсе), а двумя формальными противниками Польши — советской Россией и советской Украиной. По условиям Рижского договора граница между Польшей и Украиной также была проведена по реке Збруч; таким образом, включение Волыни и Галичины (то, что позднее получило название «Западная Украина») в состав воссозданной Польши было подтверждено подписями двух (петлюровского и советского) украинских правительств.

К востоку от Збруча появилась «суверенная» советская Украина, вскорости включенная в состав СССР. Политические игры с партийно-коммунистической «украинизацией» 20-х годов быстро закончились («игроки», равно как и их политические оппоненты и союзники были почти поголовно расстреляны в эпоху Большого Террора), и на советскую Украину обрушились все бедствия, все «казни египетские» сталинской тирании, включая рукотворный голод 32–33 гг., жертвами которого стали миллионы украинцев. На Волыни и в Галичине, т. е. в «польской Украине», складывалась значительно более сложная и неоднозначная ситуация.

Об обязательстве предоставить украинцам права широкой автономии власти 2-й Речи Посполитой быстро забыли; с другой стороны, формально-юридически все национальные меньшинства в Польше (т. е. прежде всего украинцы и евреи) обладали равным с поляками правами, украинцы были и в составе депутатов Сейма (парламента), и в органах местной власти, и в офицерском составе польской армии. В то же время проводилась вполне осознанная политика «полонизации» — сокращалось число украинских школ, закрывались украинские газеты и издательства. На Волынь из центральной Польши переселяли т. н. «осадников», которым отдавали лучшие земли (по версии современных украинских историков — с целью изменить национальный состав населения в пользу поляков; по версии же польских авторов, имело место всего лишь возвращение поляков на земли отцов и дедов, конфискованные царским правительством после поражения польского восстания 1863 года). Наконец, самое большое напряжение создавали незафиксированные ни в одном своде законов, но, увы, ставшие «именем нарицательным», польская спесь и польский гонор. Нетрудно догадаться, как разгорелись эти недостойные чувства в новообретенном польском государстве, которое спешило «взять реванш» за два столетия поражений и национального унижения.

В целом приходится констатировать, что руководство 2-й Речи Посполитой (приведшее страну прямиком к катастрофе сентября 1939 г.) вело национальную политику самым глупым образом, какой только можно придумать: польский национальный гнет был достаточно силен для того, чтобы его нельзя было не заметить, но совершенно недостаточен для того, чтобы (по примеру товарища Сталина) задавить всякую возможность сопротивления. Что и возымело свои, вполне предсказуемые, последствия.

Горечь поражения особенно остро переживалась украинцами Галичины, которым из привилегированного (в условиях бывшей Австро-Венгрии) меньшинства пришлось превратиться в объект неприкрытого давления со стороны польских властей. Руководители и активисты разгромленной ЗУНР переместились в весьма близкую (в Вену и Прагу) эмиграцию, и уже в сентябре 1920 году возникает «Украинская военная организация» (УВО), во главе которой стал полковник легиона Сичовых стрельцов Евген Коновалец (внук униатского священника). Название организации вполне откровенно говорило о предполагаемых методах борьбы за восстановление украинской государственности. Впрочем, в начале 20-х годов резко негативное отношение к либерально-демократическим идеям стало общеевропейской (а не только западно-украинской) тенденцией. Под влиянием «новостей с Востока» (т. е. из сталинского СССР) быстро теряли былой авторитет и столь распространенные ранее лево-социалистические взгляды. Образовавшийся вакуум требовал заполнения. Для галичанских экстремистов ядром идейной консолидации стал «интегральный национализм» Дмитрия Донцова.

Этот человек родился в Мелитополе, в русской семье, рано осиротел, жил и учился в Петрограде, Вене, Львове, Берлине, был лично знаком с Петлюрой, работал в прогерманском правительстве гетмана Скоропадского в Киеве. Он пришел в мир как Митька Шелкоперов, но поскольку заниматься публицистикой с такой фамилией решительно невозможно, будущий кумир украинских националистов взял себе псевдоним «Донцов». Первые «антимоскальские» статьи были опубликованы им еще в 1913 г., а в 1926 г. вышел в свет фундаментальный труд Д. Донцова «Национализм». На этой книге было воспитано два поколения украинских националистов (а на излете президентства Ющенко изучение «Национализма» Донцова даже включили в вузовские программы).

Интеграл — это объединение, соединение, суммирование. В данном случае это слово было, по сути дела, «калькой», синоним того же понятия («связка», «пучок»), которое в итальянском языке легло в основу термина «фашизм» (с работами Муссолини Д. Донцов был не просто знаком, но и перевел «Dottrina del Fascismo» на украинский язык). Донцов связал воедино две, на первый взгляд, не очевидно связанные вещи. Во-первых, идущие еще из 19 века ницшеанские идеи, культ «сильной личности», для которой не существует ни закона, ни морали. Этот посыл мог быть истолкован и как оправдание крайнего эгоизма и гедонизма, но Донцов соединяет его с идеей Нации, превращаемой в абсолютную ценность. Нация выше человека, выше партий, выше классов, при этом воля нации реализуется через активные действия охваченного фанатическим порывом меньшинства, освободившегося от «мещанских ограничений» морали и права. Эти положения Донцов декларировал предельно жестко и с удивительной откровенностью:

«Національний фанатизм, це зброя (оружие) сильних народів, якою докопуються (вершатся) великі вчинки (деяния)… Фанатик визнає (признает) свою правду за об явлену (единственно верную), загальну (всеобщую), яка має бути (должна быть) прийнята іншими. Звідси (отсюда) його агресивність і нетерпимість до інших поглядів (взглядов)… Будьте напасниками і здобувцями (агрессорами и захватчиками), поки не зможете бути володарями і посідачами (властителями и владельцами). Воля життя є однозначна з жадобою панування… Суть життя — це посідати і панувати (владеть и господствовать); суть — боротьба за перевагу (превосходство), за зріст (рост) і поширення, за могутність, бо жага могутності, це власне жага життя (ибо жажда могущество и является, по сути дела, жаждой жизни)… Людський рід, хоч і отарна (стадной) порода, все ж таКи завжди був і тепер лишається (всегда был и теперь остается) ще хижацькою (хищной) породою… Закон природи є право сили, експансія — не тільки самоутвердження власної (своей) волі до життя, а й заперечення її (отрицание, неприятие её) в інших… Воля життя і воля влади (стремление к власти) перемінюються в волю війни… Воля війни між націями вічна. Вічна є війна… Природа та історія не знають рас агресивних і неагресивних, лише (а только) раси сильні і слабкі. Раси сильні — визволяються, коли вони підбиті (ослабли), і розширюються коштом (за счет) слабших, коли є вільні…»

И так далее. На сотнях страниц идет бесконечная вариация на тему: «Человек человеку — волк», причем этот тезис перенесен на уровень межгосударственных и межнациональных отношений и возведен в ранг Абсолютной Истины. Без тени смущения Донцов называет в качестве основных «вимог чинного націоналізму» (требований активного, действенного национализма) «романтизм, догматизм, ілюзіонізм, фанатизм і «аморальність». Да, слово «аморальность» поставлено им в кавычки, но, как видно хотя бы из приведенных выше высказываний, кавычками Донцов хотел лишь усилить выражение своего презрения к «слабакам», которые ищут себе жалкое утешение в нормах общепринятой морали.

Идеи Донцова легли в воспаленное сознание галичанских националистов, как патроны в обойму. Да, кстати, при вступлении в ОУН новообращенный приносил клятву верности, положив руку не на Евангелие, не на распятие, не на Устав организации, не на Конституцию будущей суверенной Украины, не на горсть родной земли, а на… револьвер! В январе — феврале 1929 г. в Вене состоялся учредительный Съезд (1-й Великий Сбор, ряд авторов использует термин «1-й Конгресс»), на котором была создана Организация украинских националистов (ОУН). Во главе ОУН стал все тот же Евген Коновалец (УВО еще некоторое время просуществовала в неофициальном статусе «вооруженного крыла» движения). В обращении Съезда к украинскому народу, в частности, было сказано:

«…Повнеусунення (полное устранение, изгнание) всіх займанців (захватчиков) з українських земель, що наступить в бігу національної революції, відкриє можливості для широкого розвитку Української Нації в межах власної держави (в границах собственного государства)… У своїй зовнішньо-політичній чинності (внешнеполитической деятельности) Українська Держава стремітиме до осягнення меж (установления границ), що охоплюють (которые охватывают) всі українські етнографічні терени… Лиш національна диктатура, витворена в ході національної революції, зможе забеспечити внутрішню силу Української Нації…»

Для того чтобы по достоинству оценить, что именно пообещали будущие творцы «национальной диктатуры», каких «займанців» вознамерились они «полностью устранить с украинской земли», следует принять во внимание, что под «украинскими этнографическими землями» лидеры ОУН понимали не только всю без изъятия территорию сегодняшней Украины (с Крымом, Одессой и Донбассом), но и Перемышль, Холм, часть Люблинского воеводства в Польше, Брест и Пинск в Белоруссии, Курск, Воронеж, Таганрог, Ставрополь, Краснодар в России. В некоторых официальных заявлениях границы описывались совсем просто: «от Дуная и Карпат до Каспия».

Слово «диктатура» также было использовано не для красоты речи. В п. 16 Постановления Великого Сбора читаем: «Організація Українських Націоналістів побудована на засадах (построена на принципах) всеукраїнства, надпартійності і монократизму». Все три сводятся к одному, и на современном политическом языке это называется «тоталитаризм». Один из главных на тот момент идеологов ОУН (к слову говоря, сын униатского священника) С. Ленкавский составил текст «Декалога», в котором в форме «десяти заповедей», обращенных к участнику движения, в яркой и доступной форме были сформулированы основные принципы и задачи. Прежде всего провозглашалось: «Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за неї». Пунктом (грех и назвать-то такое «заповедью») седьмым стояло: «Не завагаєшся виконати найбільший злочин, якщо цього вимагатиме добро Справи (не остановишься перед совершением наитягчайшего преступления, если того потребуют интересы Дела)». Пункт восьмой: «Ненавистю і підступом прийматимеш ворогів Твоєї Нації (ненавистью и вероломством одолеешь врагов твоей нации)».

Была установлена и форма «большого националистического приветствия» — правая рука с открытой ладонью, поднятая вверх. Обращение: «Слава Украине!», ответ: «Слава вождю!» (много позднее, после гибели Коновальца и раскола организации на мельниковцев и бандеровцев, бандеровцы, которые не признавали Мельника в качестве «вождя», ввели в качестве ответа «Героям слава»). В августе 1939 г., когда возник вопрос о том, что немцы, разгромив Польшу, может быть, разрешат ОУНовцам создать на ее обломках какую-то «мини-Украину», Мельник и Сцыборский экстренно составили текст Конституции будущей державы. Начиналась она так: «Украина является суверенной, авторитарной, тоталитарной, профессионально-сословной державой». Во главе «суверенной тоталитарной» Украины должен был стоять назначаемый пожизненно Вождь Нации, имеющий право созывать и распускать правительство и парламент, причем в своих действиях Вождь несет ответственность только «перед Богом, историей и собственной совестью».

Есть такая хорошая поговорка: «Если птица ходит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, то это — утка». Как же должна называться организация, которая пропагандирует культ силы, открыто воспевает агрессию, экспансию, межнациональную вражду и войну? Не имея к тому ни малейших полномочий, начинает вещать от имени «всей нации»? Готовится к насильственному захвату власти? Обещает установить диктатуру несменяемого «вождя» и провести тотальные этнические чистки? Не существует ли некий общеизвестный термин, которым принято обозначать подобные организации и движения? Молчат нынешние апологеты бандеровщины, молчат и не дают ответа. Или, напротив, истошно вопят, демонстрируя возмущение оскорбленной невинности — совсем как воспитанницы пансиона благородных девиц, которым показали голую лошадь. А иные идут еще дальше, пускаются «во все тяжкие», начинают фальсифицировать документы — в результате в конце 60-х годов, в среде канадской украинской эмиграции, сочиняют «новый декалог», в котором вместо откровенно «хижацького» пункта семь («совершишь наитягчайшее преступление») появляется вполне вегетарианское «выполнишь наиопаснейшее задание»…

Отдадим должное галичанским фашистам — они своего идейного «родства» не стеснялись, соратниками и единомышленниками не брезговали. Еще в 1923 году в издаваемом УВО журнале «Литературно-научный вестник» Д. Донцов публикует статью под названием «Чи ми фашисти?», в которой всецело одобряет «політичний і морально-психологічний дух» этой новой (на тот момент) общеевропейской заразы. В формате литературного приложения к «Вестнику» («Книгозбірня Вісника») была выпущена серия брошюр, рассказывающих о боевом пути лидеров европейского фашизма. Вот некоторые названия: «Муссоліні — людина і чин», «А. Гітлер», «Вогнистий хрест — полковник ля Рок» (это про несостоявшегося французского «фюрера»), «Франко — вождь еспенців».

В предисловии к брошюре про Муссолини Донцов пишет: «Своїм чином (действием, порывом) очистив він народ від розкладаючих (разлагающих) сил інтернаціональності і рідної колтунерії, а Італію з країни-провінції зробив нацією, без якої не сміє нічого важного статися на нашім континенті, а подекуди й поза ним…»

Упомянутый выше Мыкола Сцыборский в 1935 г. написал большую книгу «Нациократия», где был 4-й раздел под названием «Фашизм». На этих страницах просто гремит торжественный гимн фашизму:

«Фашизм та інші націоналістичні рухи (движения) відкрили забутий світ великих ідей; в основу своєї чинності (деятельности) вони поклали здорові принципи авторитарності проводу (руководства) нації, гієрйрхії, обов'язку (долга) й дисципліни. На цих ідеях і принципах оперта їх велика місія лікарів хворої епохи… Диктатура є тим творчим, мобілізуючим і виховуючим (воспитывающим) фактором, що пориває за собою більшість (увлекает за собой большинство) і твердою рукою скеровує її (руководит им) до розбудови (построения) духових і реальних цінностей. Не признавати цього можуть лише сліпці, або озлоблені прихильники (приверженцы) старих, збанкротованих талмудів…»

Правды ради надо отметить, что в какой-то момент Сциборский вспоминает про свою любимую «незалэжность» и уточняет: «Український націоналізм, признаючи за фашизмом велику історичну заслугу, і дійсно (действительно) наближаючись до нього своїм ідеологічним змістом (содержанием), є водночас рухом наскрізь оригінальним (является в то же время движением насквозь оригинальным) і ні від кого незалежним. Він орієнтується лише на завдання власної (задачи своей) нації…»

К сказанному остается лишь добавить, что в апреле 1941 г. на 2-м Великом Сборе (Съезде) бандеровской ОУН в качестве символа движения был принят черно-красный флаг (у германских нацистов — черная свастика в белом круге на фоне красного знамени), а после т. н. «восстановления независимости» (30 июня 1941 г.) самозванное «правительство» Я. Стецько 4 июля 1941 г. разослало приветствия Адольфу Гитлеру, Герману Герингу, Иоахиму Риббентропу, Бенито Муссолини, Франциско Франко и Анте Павеличу (главарь хорватских усташей). Весь «фашистский интернационал» в сборе, никого не забыли…

Стоило ли в рамках небольшой статьи уделять столь много места и времени обсуждению идеологии и фразеологии галичанского фашизма? Не лучше ли было сразу же начинать рассказ о «боях-пожарищах»? Убежден, что без хотя бы минимального знакомства с историей создания и идеологией ОУН невозможно понять всю дальнейшую эволюцию украинского национализма. В частности — по достоинству оценить тот ошеломляющий, небывалый «поворот на 180 градусов», произошедший на рубеже 43–44 годов. Организация, построенная на идеях «вождизма», террора, тоталитарной диктатуры и национальной вражды, декларирует вдруг принцип равенства всех граждан Украины без различия национальности и вероисповедания, да еще и дополняет его розкладаючими лозунгами личной свободы, свободы совести, слова, печати и собраний. Что это с ними случилось? Был ли искренним этот, едва ли не единственный в истории, молниеносный поворот от проклятий и глумления над идеалами свободы и демократии к их прославлению?

Зная предысторию бандеровского движения, памятуя об его исходных идеологических основах, мы без труда, находим ответ на эти, вопросы. Ответ предельно прост — для бандеровских лидеров понятия «искренний» не существовало вовсе. С тем же успехом можно было обратиться к дальтонику с вопросом о том, какие обои ему больше нравятся: нежно-розовые или небесно-голубые… Какая «искренность» могла быть у людей, воспитанных в духе «фанатизма, догматизма, иллюзионизма и аморальности»? Трудно ли было им произнести «полезные» слова, если 15 лет назад они уже дали клятву совершить в «интересах дела» найбільший злочин и сокрушать своих врагов «ненавистью и вероломством»?

Ну, а те, кому такой вывод кажется необоснованным (или даже оскорбительным по отношению к «борцам против сталинской тирании»), пусть ответят на два простых вопроса. Сменились ли после 3-го Чрезвычайного Сбора (август 1943 г.) лидеры движения? Осудили ли они свои прежние взгляды, программы и действия? Или замечательный лозунг «Свобода народам! Свобода человеку!» выдвинули те самые деятели, которые чуть раньше приняли программу «повнего усунення всіх займанців з українських земель», да так здорово преуспели в осуществлении этого самого усунення, что были залиты кровью невинных жертв не по локоть даже, а по самую макушку? И, наконец, самый главный критерий — черт с ними, со словами и программами, изменились ли вслед за словами дела бандеровцев?

Вот теперь самое время обратиться к истории дел. Про деятельность ОУН в 30-е годы (постоянное провоцирование польских властей с целью «поддержания масс в состоянии революционного кипения», разорванные и втоптанные в грязь польские флаги, избиения польских учителей, выстрелы из-за угла, «экспроприации», теракты против польских чиновников, постоянный поиск и убийства «изменников» среди своих, убийства «пособников польских оккупантов» из числа здравомыслящих украинских интеллигентов) написано немало, все интересующиеся без труда найдут соответствующую литературу. В самом кратком изложении напомним, что реакция польских властей была вполне предсказуемой: тысячи украинцев были арестованы, сотни крестьянских хат сожжены в ходе «зачисток», проводившихся польской жандармерией в украинских селах во время т. н. «пацификации» («замирения») 1930 года (правда, по версии польских историков, «пацификация» была вызвана волной массовых поджогов польских крестьянских хозяйств). Вершиной «достижений» боевиков ОУН стало убийство 15 июня 1934 г. министра внутренних дел Перацкого.

Как видим, убийство Перацкого и убийство Кирова произошли в одном и том же году. Вполне сопоставимым был административный «вес» этих чиновников. Схожими были даже обстоятельства убийства (Перацкий безо всякой охраны приехал на обед в варшавском ресторане, когда к нему подошел террорист Мацейко и трижды выстрелил в министра из пистолета). Совершенно различными были последствия. В сталинском СССР в тот же (не на следующий!) день, 1 декабря 1934 г., было принято Постановление ЦИК «Об особом порядке ведения дел о террористических актах». Срок ведения дела сокращался до 10 дней, суд рассматривал обвинение без участия сторон (прокурора и адвоката), приговор к расстрелу обжалованию не подлежал и немедленно приводился в исполнение. Фактически это была чуть прикрытая фиговым листком законности «лицензия на отстрел».

В панской Польше дело об убийстве министра внутренних дел рассматривалось в открытом судебном процессе, который растянулся на 56 дней, превратился в грандиозное политическое шоу и привлек внимание «всей прогрессивной общественности». В результате ни один из 12 подсудимых (сам Мацейко благополучно бежал за границу и мирно прожил в Аргентине до 1966 года) — в их числе были Степан Бандера (25 лет) и Мыкола Лебедь (24 года) — не был казнен; все они получили длительные срока тюремного заключения, Бандера и Лебедь были приговорены к пожизненному заключению.

Чешская полиция (до того весьма снисходительно относившаяся к нахождению структур ОУН на ее территории) арестовала в Праге одного из крупных функционеров движения, Емельяна Сеныка, у которого был изъят архив ОУН, содержавший учетные дела 2000 активистов и финансовые документы организации; все это было передано в распоряжение польских властей (по другой, менее распространенной версии, польская полиция захватила архив ОУН с помощью внедренного в организацию осведомителя, а история про «чешскую полицию» была вымышлена в целях дезинформации). Сразу же после убийства Перацкого в местечке Береза-Картузска (Брестская область современной Белоруссии) был создан концлагерь, в который без суда и следствия, простым решением административных властей направляли на 3-месячное «перевоспитание» посредством побоев и изощренных издевательств активистов ОУН и подпольной компартии Западной Украины; всего до начала германо-польской войны через этот концлагерь прошло более 3 тыс. человек. В 1938 г. в Роттердаме был убит (как считается, агентом НКВД Судоплатовым) Евген Коновалец. В целом руководящим структурам и боевому активу ОУН был нанесен серьезный удар, и организация имела немалые шансы навсегда исчезнуть во мраке истории.

Начавшаяся 1 сентября 1939 г. война перевернула все. Польша, против которой украинские националисты вели многолетнюю борьбу, исчезла с политической карты мира за один месяц. Из полуразрушенной немецкими бомбами тюрьмы в Бресте бежал (ушел) С. Бандера и его «подельники». Галичина и Волынь были оккупированы советскими войсками и торжественно присоединены к «братской семье советских народов» — так галичане впервые в истории оказались в составе государства со столицей в Москве. В сравнении с методами, при помощи которых органы НКВД приводили Западную Украину к «общесоюзному знаменателю», репрессии бывших польских властей могли показаться нестрогим выговором в детском саду…

В ОУН начался острый внутренний кризис. После гибели Коновальца на роль «вождя» был назначен Андрей Мельник — давний соратник и близкий друг Коновальца (их жены были родными сестрами). Возможно, на принятие решения повлияла и позиция главы униатской церкви (польского графа по происхождению) митрополита Шептицкого — фигуры в Галичине чрезвычайно влиятельной (Мельник не просто был знаком с Шептицким, но и одно время работал управляющим в его имении). Вышедшие на свободу «молодые герои» не согласились с тем, что «старые функционеры», прохлаждавшиеся в сытой и безопасной эмиграции, оказались во главе движения. Как это всегда бывает в подобных организациях (т. е. подпольных военизированных структурах, принципиально отвергающих демократические методы управления и согласования интересов), конфликт вылился в раскол со взаимными обвинениями в «предательстве идеалов» и «провокаторстве». В феврале 1940 г. сторонники Бандеры провозгласили создание новой, «революционной» партии. К началу 1941 года бандеровская ОУН(б) и мельниковская ОУН(м) существовали фактически как две отдельные, конкурирующие и во многом враждебные друг другу экстремистские организации.

Вооруженное подполье требует денег, и немалых. В отличие от современных афганских талибов или бирманских «маоистов», ОУНуновцы не могли финансировать свою деятельность за счет продажи героина и макасырца. В таких обстоятельствах сотрудничество со спецслужбами иностранных государств, враждебных Польше, было вполне естественным и предсказуемым. В межвоенный период главным финансовым спонсором галичанских фашистов была Литва (что, в частности, было подтверждено и документами «архива Сеныка»), а сам Е. Коновалец до конца своей жизни имел литовское гражданство, что и позволяло ему беспрепятственно перемещаться по Европе.

Контакты со спецслужбами Германии (сначала — веймарской демократической, затем — гитлеровской) начались еще в 1923 г. и были весьма «плодотворными» — в немецких разведшколах было подготовлено несколько сотен боевиков, а суммарный объем финансовой помощи (с 1923 по 1938 год) некоторые авторы оценивают в 5 млн марок. С другой стороны, после убийства Перацкого немецкая полиция по первому же требованию польских властей арестовала и депортировала в Польшу М. Лебедя, арестовала и заключила в немецкую тюрьму еще одного активиста ОУН, тесно связанного с германскими спецслужбами, Рико Ярого (уроженец Австрии, немец по отцу и венгр по материнской линии).

На этапе подготовки к советско-германской войне (насколько можно судить по документам ОУН и мемуарам его активистов, в неизбежности скорой войны между партнерами по пакту Молотова — Риббентропа никто даже не сомневался) сотрудничество между всеми группировками украинских националистов и немецкими спецслужбами резко активизировалось. Значительно возросло и финансирование — за один только 1940 год обе фракции (ОУН(м) и ОУН(б)) получили более 5 млн марок. В тренировочных лагерях абвера (военная разведка) на территории Германии и Австрии были подготовлены два разведывательно-диверсионных батальона (иногда их называют «легионы»), укомплектованные активистами бандеровской ОУН. Батальоны, получившие название «Роланд» и «Нахтигаль» (соловей), были организационно подчинены немецкой военной разведке (а вовсе не СС, как иногда ошибочно пишут), обмундированы в стандартную форму вермахта, но с двумя особыми эмблемами: жовто-блакитной нашивкой на рукаве и «трезубом Владимира» на кокарде.

С точки зрения митинговой риторики факт получения немецких денег, да еще и службы в немецких диверсионных частях, исключительно «ценен». Неудивительно, что советская пропаганда эти обстоятельства усиленно педалировала, а апологеты бандеровщины — столь же усиленно и неуклюже маскировали. Я же не считаю уместным придавать этим частностям решающее значение — не они определили «лицо», цели и задачи галичанских фашистов. Ульянов (Ленин), скорее всего, получал немецкие деньги, но сводить грандиозное явление большевистской революции в России к «проискам немецких агентов» просто смешно. Да и всенародно-любимый Штирлиц носил немецкую форму (да еще какую — черную форму СС, а не скромную серо-зеленую гимнастерку вермахта, которую носил Шухевич), разъезжал по Берлину в немецкой машине и зарплату в кассе РСХА получал отнюдь не в рублях…

Очень бы хотелось современным политическим наследникам бандеровщины представить своих кумиров в роли эдаких «штирлицев», которые ловко обманули беспечных немцев, втерлись в доверие, а на самом-то деле… Но, увы и ах — даже под электронным микроскопом невозможно обнаружить хотя бы одну песчинку, которую бойцы «Нахтигаля» всыпали в мотор немецкого танка, да и разведывательных донесений, направленных ОУНовскими «юстасами» в лондонский (вашингтонский, московский) «Центр», в природе не существует, зато существуют пухлые тома документов, свидетельствующих о разведывательной (в интересах Германии, разумеется) деятельности бандеровского подполья на территории Польши и СССР. Поэтому, вдохновляясь предписанным Д. Донцовым принципом «иллюзионизма», они пошли другим путем: оказывается, бандеровцы не обманывали немцев, а, напротив, сами были ими подло обмануты; оказывается, лидеры ОУН надеялись на то, что замена советских «оккупантов» на немецких осчастливит украинский народ, но обманулись в своих лучших чувствах…

Мне эти рассуждения всегда казались чем-то непостижимым. Ведь не в Новой же Зеландии находились в 1940–1941 гг. бандеровские лидеры, а на территории оккупированной немцами Польши; «новый порядок», который устанавливали гитлеровцы в порабощенной Европе, видели они с самого близкого расстояния. И ничего не увидели? Ничего не поняли? Ни о чем не догадались? Впрочем, на все эти вопросы есть вполне конкретный ответ. Его дал самый авторитетный знаток истории бандеровского движения — сам Степан Бандера. В июле 1948 г. в Западной Германии отдельной брошюрой была опубликована его статья под названием «Слово до українських націоналістів-революціонерів за кордоном». В ней прямым текстом, безо всяких экивоков сказано:

«3 весною 1941 року, напередодні вибуху німецько-совєтської війни стали очевидними гітлерівські плани супроти України:.. запрягти до свого імперіялістичного воза, а потім зробити з України терен колонізації, господарської (хозяйственной, экономической) експлуатації і джерело (источник) невольничої робочої сили». И чуть далее: «Було ясно, що гітлерівська Німеччина не думає позитивно ставитися до справи (до дела) державної самостійносте України».

Согласитесь, такой текст отлично смотрелся бы и на первой полосе газеты «Правда». Но, разумеется, с одним необходимым дополнением — надо же поставить на место те слова, которые я коварно скрыл от читателя, заменив их троеточием. А слова эти вот какие: «підманути туманними кличами и обіцянками». Вот, оказывается, в чем дело! Підманули проклятые, с ума с розума свели наивного и доверчивого Бандеру; так затуманили ему голову, что он приказал своим соратникам с оружием в руках поддержать колонизаторов, которые (что уже весной 1941 года стало для Бандеры очевидным!) намеревались превратить Украину в «зону эксплуатации и источник подневольной рабочей силы».

Все понятно, одно непонятно — чем? Чем, какими именно «обіцянками» ввели немцы Бандеру в такой соблазн? Что и, главное, кому они обещали? К настоящему времени опубликованы многотомные сборники документов бандеровского движения, написаны десятки пухлых монографий, защищены сотни диссертаций, опубликованы многие тысячи статей — и хоть бы одна бумажка, один обрывок чьих-то воспоминаний с ответом на простой и наиочевиднейший вопрос: «Что хорошего обещали сделать немцы для украинского народа?»

Именно так — для украинского народа, а не для самозваных «вождей» хижацкой породы, охваченных необузданным желанием посідати і панувати (владеть и господствовать). Прозвучали ли с немецкой стороны хотя бы обещания — обещания построить на Украине (за немецкий счет, разумеется) еще парочку ДнепроГЭСов и «Запорожсталей», наладить производство дешевых «Фольксвагенов» на бывшем танковом заводе в Харькове, выстроить 100 млн квадратных метров благоустроенного жилья (примерно столько было построено после войны в советской Украине), предоставлять ежегодно 10 000 стипендий для обучения украинской молодежи в университетах Германии (думаю, что не меньшее число украинцев ежегодно получали высшее образование в советских вузах)… Молчат апологеты бандеровщины, не дают ответа.

Затянувшуюся неловкую паузы позвольте заполнить анекдотом, старым еврейским анекдотом.

Прибегает маленькая девочка со двора в дом, вся в слезах, и кричит: