Второй сеамс

Случилось так, что по разным причинам второй сеанс состоялся лишь пять месяцев спустя после первого. А все последующие сеансы будут проходить с очередностью раз в две недели.

Сегодня на моей консультации помимо меня присутствуют еще четыре психоаналитика. Матиаса, которому уже год и десять месяцев, приводят ясельная нянечка и сотрудница социальной службы. Он отказывается входить и самостоятельно спускается по лестнице в зал ожидания. Разговаривая с сопровождающими его дамами, я оставляю дверь открытой, чтобы он мог вернуться.

Нянечка рассказывает, что Матиас часто падает и бьется головой об пол, изо рта у него выделяется обильная пена, легочные заболевания не прекращаются, он часто капризничает, когда ему дают рожок с питанием. А в остальном он развивается вполне нормально.

Родители навещают его каждый день, но, по наблюдениям ясельных нянечек, отношения с ребенком

складываются у них нелегко: мать то прижимает его, то отталкивает; отец играет с сыном, но быстро раздражается и начинает его шлепать. Известно, что соседи этой семьи жалуются, что у них живут пять кошек, две собаки и черепаха, так что им опять угрожает выселение из квартиры.

Во время нашего разговора Матиас лежит внизу под лестницей. Я иду к нему и предлагаю ему подняться. Он отказывается. Тогда я посылаю нянечку. Она приносит его на руках, и он не вырывается. Может быть, он хотел, чтобы его принесли? Как только нянечка ставит его на ноги, он укладывается на пол, а голову кладет между туфлями нянечки. Рукой он трогает ботинки психоаналитика, к которому направился во время первого сеанса (пять месяцев назад), после чего начинает тихо плакать и мурлыкать.

Я говорю ему: «Ты Матиас К. и ты не маленький зверек, из тех что так любит твоя мать. Ты - человеческий детеныш». При слове человеческий, на котором делаю я ударение, он совершенно отчетливо произносит: «ДА». И продолжает плакать. И вот он плачет, а я говорю: «Я понимаю, что ты очень сильно страдал. Тебе так хотелось стать маленьким зверьком, чтобы тебя больше любили». Матиас продолжает плакать, и я спрашиваю его: может быть, он хочет, чтобы нянечка утешила его? И тут, ко всеобщему удивлению, он очень твердо и спокойно говорит: «НЕТ». И продолжает тихо плакать, оставаясь на полу.

Я говорю Матиасу о его боли, но и о его силе. О том, что ему можно помочь, а он отказывается от помощи. Возможно, он старался стать котенком, чтобы утешить опечаленную маму, когда ей на время пришлось расстаться со своими животными? Ему не удалось ее утешить, а его собственную боль никто не смог понять.

Сеанс заканчивается. Нянечка берет его на руки, чтобы унести. Он не сопротивляется, тут же прекращает плакать и улыбается всем присутствующим: он весь преобразился.

Этот сеанс поразил всех присутствующих, а я от него ужасно устала! Всех потрясло, как этот ребенок вдруг мгновенно вспомнил средства выражения, которые он должен был усвоить в пяти-шести месячном возрасте - это говорит о том, что в то время в его истории произошел какой-то разрыв, никак не выраженный словами. Его поведение во время сеанса не имело ничего общего с обычным поведением в яслях, когда он, по словам нянечки, «ребячится» или «капризничает». Грудной Матиас стал идентифицировать себя с маленьким зверьком и начал мурлыкать. Но свою принадлежность к роду человеческому и свои страдания он выразит словами, своими «да» и «нет», отвечая на обращенные к нему слова, которые помогут ему возвратиться в ту сферу, из которой он выпал, стараясь угодить матери.

Свалившаяся на меня усталость сродни той, что испытываешь после непривычной физической работы. Стараясь услышать и понять этого ребенка, я мобилизовала все свои скрытые возможности, которые в обычной жизни не находят применения. И это впервые в жизни, столкнувшись с дыхательной недостаточностью у маленького ребенка, я объясняю ее стремлением идентифицировать себя с животным...