Глава 4. Дворец 1 страница

Как озаряет комнату зажженный светильник,

Так и тела озаряет атман.

Какие б ни совершал человек дела в прежних

воплощениях,

Хорошие иль дурные,

Плод всех невольно он вкусит.

Махабхарата

Пришла пора весенних дождей и буйного цветения фруктовых деревьев. Днем все жарче припекало солнце, а ночами тревожно кричали птицы и мерцали, угасая, звезды. Я мало спал в эти дни. Мне казалось, что кровь закипает в теле, вместе с соками деревьев устремляясь к какой-то неведомой пока цели. Это было предчувствие, которому я уже привык доверять, весть без слов, пришедшая из темных бездн моего сердца, оттуда, где кончались все цвета, формы, звуки. Бесшумная волна накатывала, сметая мысли, сокрушая стену моей воли. И неслись, обретая плотность и силу, по полям моего воображения образы колесниц, всадников, развевающихся знамен.

Однажды среди ночи я вскочил на своей жесткой циновке и при свете огня светильника увидел, что глаза Митры тоже открыты. Он неподвижно лежал у другого края комнаты с сосредоточенным выражением лица, словно прислушиваясь к внутренним голосам. Встретившись со мной взглядом, он сказал:

— Ну вот, мы в узоре, — потом, поморщившись, добавил, — я вижу, тебе эта весть тоже не достави ла радости. У меня такое ощущение, что молния ударила с небес и расколола доспехи черепа.

Я мог только кивнуть в ответ. Голова болела нестерпимо, в душе уже зарождалась тревога — пришла весть, и мы должны откликнуться. Значит, предстоит все бросить в этой, ставшей привычной, жизни и окунуться в события, которые до этого были не больше, чем легенда.

У стен кельи я услышал мягкие шаги, и со светильником в руке к нам вошел Учитель.

— На этот раз Матхура, — сказал он, и мне показалось, что в его глазах блеснули слезы. — Вас призывают.

Раннее утро в первозданности красок и звуков, чуть сглаженных прозрачными лоскутьями прерванных снов, щедро раскрыло прозрачные обьятья нашим трепещущим сердцам. Розовые лучи солнца, как перья в хвосте павлина, веером развернулись на восточной стороне неба. Мгла и туман синей водой стояли у подножья горы. Голоса слуг, которые привели нам коней из деревни, доносились смутно и глухо, словно из глубины.

Учитель, помогавший нам собираться в дорогу, был внешне спокоен, но только говорил больше обычного. Мне показалось, что он пытается и в эти последние минуты предостеречь нас от будущих неизбежных ошибок.

Матхура взята штурмом… Наш ашрам, который находился неподалеку от города, уничтожен. Высокая сабха призывает дваждырожденных, не обремененных долгом перед учениками и властью, идти на помощь. В Матхуру отправится и Арджуна. Он окажет вам покровительство.

Но как он узнает нас?

Теперь вы — часть нашего братства, и Арджуна узнает вас так же неизбежно по вашим мыслям, как если бы вы написали на щитах свои имена. Слуги уже оседлали коней. Спускайтесь вниз. Доедете по северной дороге до границ гор, потом за перевалом найдете истоки реки. От них два дня пути до наших застав.

А вам, Учитель, ничего здесь не угрожает? — с тревогой спросили мы.

Он пожал плечами:

— Разбойники не отважатся потревожить аш рам. Местный раджа пока еще не отравлен нена вистью к мудрым. А если случится какая-нибудь беда, то я пошлю зов, и все дваждырожденные, находящиеся поблизости, поспешат на помощь.

Уже отъехав от ашрама, мы с Митрой остановили коней и обернулись. Предрассветная сизая дымка еще окутывала землю, но восход уже позолотил верхушки пальм, и гора, в недрах которой скрывался ашрам, была окрашена кроваво-красным светом, как стены крепости после яростного штурма.

Потом все мое внимание поглотила дорога. У меня почти не было опыта езды верхом, и я все не мог попасть в такт легкой рыси коня. Но постепенно мы привыкли друг к другу. Нелегкое это было путешествие. Неспешные беседы у очага, споры о будущем мира никак не подготовили меня к хлюпающей грязи под копытами, боли в ногах, более привычных к жесткой циновке, чем к крутым конским бокам. И все это время, словно эхо, звучал в нашем сознании далекий зов, стягивающий мысли дваждырожденных к единому центру — объятой пожарами Матхуре. Наше путешествие продолжалось дней пять, и все это время сигнал тревоги не давал нам покоя. А потом вдруг пришло успокоение.

Помню, что мы с Митрой тогда устроили короткий привал.

— Все, — сказал мой друг, растягиваясь на подстилке из травы, с которой недавно поднялся было, собираясь седлать коней. — Не знаю, как это называется, но для нас пора скачки миновала. И, признаться, я рад этому. Седло с непривычки заставило страдать не только твою…

Впрочем, долго нам отдыхать не пришлось. Из пелены листвы, что окружала нашу тропинку неслышно выехал всадник на могучем боевом жеребце. На боку у него висел меч в красных кожаных ножнах. Грудь и спину прикрывал бронзовый панцирь. Большего я тогда рассмотреть не успел, мысленно прикидывая, степень опасности.

Не торопясь, воин спрыгнул с седла и привязал поводья к ветке дерева. Потом, поприветствовав нас небрежным поклоном, спокойно сел на траву напротив, словно не замечая наших кинжалов, наполовину вытащенных из ножен.

— Отдохнули? — спросил он, — я послан за вами. В Матхуре вам уже делать нечего. Живых увели в безопасное место, погибших предали погребальному огню. Дваждырожденным на этот раз удалось отбросить врагов. Но мы пришли слишком поздно.

Предвидя наши нетерпеливые вопросы, он покачал головой:

— Нет-нет, у нас еще будет время наговориться.

Мне поручено проводить вас на запад, в Двараку. Арджуна с телохранителями движется туда.

Я услышал, как облегченно вздохнул за моей спиной Митра. Мои пальцы на рукояти кинжала тоже расслабились, но все равно настороженность не пропала. Слишком много страшных рассказов услышал я в ашраме. У незнакомца был широкий, покатый лоб, высокие выдающиеся скулы, рельефные надбровные дуги, нависавшие над темными, глубоко посаженными глазами. Широкие плечи и царственная осанка вызывали мысли о горе, чреватой громами и лавинами. Короче говоря, он мало походил на нашего риши.

Откуда мы знаем, что вы — посланец братства?

А как бы иначе я вас нашел? Да и вы должны узнавать своих братьев без лишних слов.

И вдруг я почувствовал, как ожил, затрепетал язычок пламени над моими бровями. Теплая волна приязни достигла моего сердца, заставила непроизвольно улыбнуться, забыв сомнения и страхи. Я бросил взгляд на Митру. Он тоже улыбался.

Я вижу, друг друга вы понимаете без слов, — сказал наш новый знакомый. — Пора научиться понимать и других.

Это вы нас научите? — спросил Митра, и даже я не понял, была ли в его словах доля иронии.

Я? Нет. Я буду учить вас совсем другому искусству, — и воин ударил тяжелой ладонью поножнам меча. — Меня зовут Крипа. Я — дважды-рожденный, познавший искусство боя. Я послан проследить, чтобы птенцы, так поспешно вылетевшие из гнезда, не сломали крылья.

Теперь, аккуратно воплощаясь в его сущность, я возблагодарил карму, за то, что сделала нас союзниками, а не врагами этого человека. Текучая, бурлящая сила густо-фиолетового цвета переполняла ножны его духа. Могучее тело, воплотившее силу и невозмутимость, казалось лишь тонким сосудом, едва сдерживающим пыл брахмы.

Мы не птенцы, — почти уважительно возразил Митра. — Мы тоже кое-что повидали.

Не сомневаюсь, — в голосе не было и следа снисходительности или насмешки. Крипа отмерял слова четко, сильно, почти грубо, подобно ударам меча. —– Боги каждому отпускают испытания по силам…

Так он вежливо, но решительно дал понять, что наши силы его не впечатляют. Но оспаривать его суждения не хотелось. Что-то неведомое, грозное проступало сквозь обычные человеческие черты. Казалось, его лицо было подсвечено изнутри темным огнем. На этом лице почти не было морщин, так, пара бороздок по краям рта, теряющихся в густой черной бороде. Но, заглянув ему в глаза, я увидел в них такую же глубину и ясность, которую замечал только у своего Учителя.

«Сколько лет Крипе?» — подумал я. По тому, как прямо он держал спину, как легко сидел на коне, я бы дал ему не больше сорока, но глаза, глаза…

— Да, для воина, хотя бы и дваждырожденно– го, срок моей жизни чересчур длинен. Я давно слу жу братству, — сказал Крипа, — я уже умел стре лять из лука, когда Панду и Дхритараштра играли на коленях у Бхишмы.

Мы с Митрой почти одновременно поднялись с земли и почтили нового Учителя безмолвным поклоном. Он опять рассмеялся, открыв крепкие зубы, сверкнувшие над черной жесткой бородой:

— Будете прилежно учиться, может, и протя нете с мое. А теперь на коней, нас ждут в Двараке.

Наше путешествие продолжалось много дней, и Крипа коротал время, рассказывая нам историю города Двараки, который стал столицей нового государства рода ядавов. С незапамятных времен этот народ селился далеко от океана к югу от земель, принадлежащих Хастинапуру. Их столица была в Матхуре. Но за много лет до нынешних событий могучий царь Магадхи Джарасандха вытеснил ядавов с плодородных земель, которые принадлежали им на берегах реки Ямуна. Несколько раз он подступал к Матхуре, уничтожая деревни по всей округе. Однажды его войска атаковали столицу ядавов глубокой ночью.

— Да, Джарасандха хоть и не наделен мудро стью дваждырожденного, но решительности и ко варства ему не занимать, — признал Крипа. — Во ины Магадхи прошли берегом Ямуны через владения нескольких царей. Шли скрытно. Огней не зажигали. Когда вошли в земли ядавов, то копыта лошадей, ноги слонов и их морды обмотали мягкой тканью. Колеса колесниц щедро смазали маслом. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы цари ядавов Кришна и Баладева не ощутили вовремя приближение врага.

Значит, они дваждырожденные? — спросил я. Крипа, к моему изумлению, пожал плечами:

Они чувствуют брахму. Они так же легко управляются с ней, как обычный кшатрий с мечом и кубком вина. Мне иногда кажется, что они только притворяются простыми смертными. А на самом деле… — Крипа тряхнул головой, будто отгоняя ненужные мысли, — короче, сражаются они, как настоящие дваждырожденные. Очевидцы той ночной битвы на стенах Матхуры рассказывают, что оба брата стреляли в кромешной темноте так, что стрелы летели непрерывной лентой, и каждая из стрел приносила кровавую жертву богу смерти Яме. Но в конце концов ядавам пришлось отступить. Слишком близко Матхура была от неспокойных своих соседей — Магадхи, Панчалы, да и Хастинапур с севера грозился вот-вот задушить ядавов в своих дружеских объятиях.

Так Крипа начал посвящать нас в историю переселения ядавов. Советом их старейшин было решено построить новую столицу, а Матхуру сделать сторожевой крепостью, тем более, что стены ее были недостаточно высоки, чтобы противостоять долгой осаде. Правильное решение, если учесть, что теперь Матхура пала. А тогда, десять лет назад, оставив небольшой гарнизон в Матхуре, ядавы двинулись на запад, минуя страны Матсьев и Чеди.

Бесконечная вереница повозок и колесниц тянулась через джунгли и степи много лун, пока не выбралась к берегам могучего океана в великолепную долину с красной плодородной почвой. Одним концом долина выходила к рокочущей полосе прибоя, а с другой стороны вход в нее надежно прикрывала лесистая гора Райвата. У подножия горы разбили временный лагерь, укрывшись на ночь в островерхих шатрах. Ранним утром все племя собралось на берегу моря для омовения и молитвы. Брахманы читали священные заклинания, лили масло в жертвенный огонь. Потом за дело взялись все остальные: отмерили веревками границы будущей крепости и жилых кварталов и, взяв инструменты, приступили к строительству нового города. Сначала вырыли огромный ров и поставили на нем стены с башнями и бойницами. Мужчины и женщины работали, не думая об усталости, опасаясь, что и в это прикрытое океаном и горами место нагрянет враг. И вот вскоре между горой Райвата и полосой прибоя встал город с широкими улицами, просторными дворцами, лавками торговцев и мастерскими ремесленников. Ворота крепости обили сияющей медью. На башни поставили часовых. Своей новой столице Кришна дал имя Дварака, что значит «многовратная».

— Вам там понравится, — с уверенностью ска зал Крипа и мечтательно прикрыл глаза, покачи ваясь в седле. — Тенистые рощи вокруг города, прозрачная вода в искусственных водоемах, бесед ки резного дерева. По вечерам там собираются го родские красавицы послушать сладкоголосых ча– ранов. Когда ветер дует с океана, то до города до носится мощный гул, словно морские драконы — макары приветствуют человеческие дерзания. В такие дни смиряется жара и пропадает пыль. Воз дух пахнет соленой водой и простором…

И вдруг настроение у Крипы испортилось, словно тень от облака легла на его выпуклый лоб и притушила огонь в глубоко посаженных глазах. Он продолжал говорить но уже не мечтательным тоном, а резко, как бы продолжая давно начатый спор:

— Теперь, когда пал гарнизон, оставленный в Матхуре, царь Магадхи может двинуть войска на запад. Поэтому Арджуна и спешит в Двараку. Са мое время помочь ядавам. Для Пандавов, лишен ных собственной армии, такой союз необходим.

Неужели все царства ТАК связаны друг с другом? — спросил Митра.

Сейчас такое время, — ответил Крипа, — что в одиночку ни один царь не может считать себя в безопасности. Пока у Пандавов не так-то много союзников. Ядавы колеблются несмотря на то, что Кришна — ближайший друг Арджуны. Но Кришна не единовластный правитель. Большинство старейшин рода считают более благоразумным сохранять союз с Хастинапуром. Конечно, Пандавов поддерживает Друпада, царь панчалов, ведь он приходится тестем всем пятерым. К тому же, у него уже была война с Хастинапуром, и Дрона — военачальник Кауравов — отбил у него часть его владений на север от великой реки Ганги. Это, я думаю, не прибавило Друпаде любви к Хастана-пуру. Интересно, был ли какой-нибудь тайный договор у Дурьодханы с царем Магадхи? Хотя, вряд ли. Скорее всего, он воюет с ядавами ради собственных интересов. Если бы ему удалось прибрать территорию Матхуры, то он мог бы соединиться со своим ближайшим союзником — царем страны Чеди Шишупалой. Тогда образовался бы огромный военный союз, способный оспаривать власть и Хастинапура и Двараки.

Но теперь, когда заставили его отступить от Матхуры, этой опасности больше нет? — спросил Митра.

Джарасандха не соединится с Шишупалой по той простой причине, что Кришна предусмотрительно отправил царя чадиев в царство Ямы. Ча-раны уже сложили песнь о соперничестве Кришны и Шишупалы из-за прекрасной принцессы Рук-мини: якобы Кришна похитил Рукмини, когда она была уже сговорена за Шишупалу. И тогда обманутый жених, будучи в гостях у Пандавов в Индрапрастхе, оскорбил Кришну, пытаясь вызвать его на поединок. Злосчастному Шишупале это удалось. Кришна в гневе взялся за оружие. Чего не мог предвидеть царь чедиев, — это того, что Кришна снесет ему голову с плеч первым же броском диска. Так поют в песнях.

Но чараны, как всегда, многое перепутали. Кришна убил Шишупалу не за Рукмини. Как вы знаете, у царя ядавов сотня жен, и любовь вряд ли может повергнуть его на безумства. Трагедия разыгралась в Хастинапуре, где царь Кауравов Дхри-тараштра и многие другие цари этой земли пытались убедить Шишупалу и Джарасандху отказаться от завоеваний. Разумеется, при этом присутствовали и патриархи Высокой сабхи.

Бхишма был обеспокоен военным союзом Ма-гадхи и Чеди не менее, чем все остальные. Но Ши-шупала и Джарасандха, рассчитывая на мощь своих армий, вели себя нагло. В Шишупалу словно вселился ракшас. Он крикнул Бхишме: «Предводитель рода, питающийся лесными плодами и одетый в шкуру антилопы, тебе ли направлять удары колесничих армий и давать советы царям»! И это он посмел сказать патриарху, прославленному подвигами, которого даже цари Хастинапура чтят, благоговейно сложив ладони!

Кришна потребовал от Шишупалы соблюдения приличий перед лицом высокого собрания. А Шишупала ответил словами, не достойными царя. Я думаю, что Кришна очень этому обрадовался. Он уже понял, что умиротворить царей-завоевателей разговорами не удастся. Необходимо было устранить Шишупалу или Джарасандху, не нарушая дхармы кшатрия.

Шишупала первым дал повод сделать это.

Я сам видел, — невозмутимо продолжал Крипа, — как острые края метательного диска снесли голову Шишупалы с плеч, и кровь фонтаном ударила прямо на стол, уставленный явства-ми. Тело еще мгновение стояло, не двигаясь, а голова уже стукнулась о плиты пола. Все остолбенели, а потом схватились за оружие. Только непререкаемый авторитет Бхишмы, да, пожалуй, малочисленность сторонников Шишупалы предотвратили резню. В царстве Чеди трон унаследовал Дхриштакету — дружелюбный и утонченный дваждырожденный. Он и не помышлял мстить Кришне. По дхарме кшатрия Кришна не мог не убить Шишупалу, иначе он считался бы опозоренным. Ну, а Высокой сабхе царь ядавов не отчитывается, так что законами дваждырожденных не связан.

Вот так это было — просто и грубо, — продолжал Крипа, — А чараны продолжают петь про поединок из-за Рукмини. Конечно, царь Магадхи, Джарасандха, понял смысл того, что произошло и убрался восвояси. Теперь вот — нападение на Матхуру. Он решил отомстить ядавам. Но пока не рассчитал силы…

Так мы и ехали, слушая захватывающие рассказы Крипы, до тех пор, пока нам в лицо не повеяло острым запахом соли и йода. Я никогда раньше, не знал, как пахнет морская вода, но ясно понял, что мы у цели, как будто кто-то написал огненными буквами в моем сознании «ОКЕАН».

Впрочем, его я тогда не увидел, как не увидел ни рощ, ни беседок. Была глубокая безлунная ночь. В вышине над нашими головами едва угадывались смотровые площадки боевых башен. Чадящее пламя факелов на мгновение зажгло медные ворота под каменной стрельчатой аркой. Копыта лошадей гулко цокали по каменной вымостке улиц. Дома неприветливо смотрели темными глазницами окон.

От ворот крепости с нами поехали двое стражников с зажженными факелами. Они проводили нас до длинного каменного дворца, стены которого были украшены причудливой резьбой. Вокруг него был разбит парк. Силуэты деревьев таинственно шептались о чем-то за гранью светлых бликов, отбрасываемых факелами. Крипа спрыгнул с коня, и мы последовали за ним.

— Смотри, какие молодые дваждырожденные, — услышал я шепот за спиной. Это переговари вались слуги, принявшие в темноте поводья на ших коней. Я огляделся — кроме нас с Митрой никого не было под сводом галереи, ведущей во дворец.

Митра подмигнул мне:

— Слышал? «Дваждырожденные»! Это они о нас…

Скрипнули входные двери, желто-розовая дорожка протянулась к нашим ногам. Голос Крипы раздался где-то над нашими головами.

— Входите, братья давно ждут вас.

Из дверного проема вместе с ласковым светом шел поток теплой живой силы. Забыв про усталость, мы шагнули навстречу этой силе, впитывая ее каждой порой своей кожи, как путник в пустыне ловит ниспосланные с неба капли дождя.

* * *

Первые дни в Двараке были для меня настолько наполнены самыми различными впечатлениями, что все они смешались в пеструю картину, из которой очень трудно выделить детали. Утром нас разбудило солнце, и я обнаружил, что, лежу не на циновке, а на деревянном ложе, покрытом мягким толстым покрывалом. Под головой у меня был не деревянный брусок и не свернутая конская попона, а пуховая подушка.

Служители принесли нам свежевыпеченные лепешки, фрукты и густое парное молоко. Во дворцах, судя по рассказам Митры, можно было ожидать более изысканную пищу. Но я привык довольствоваться малым, поэтому ел с аппетитом, впрочем, как и Митра, который бодро работал челюстями, ничем не выказывая своего разочарования.

рапрастхе, оскорбил Кришну, пытаясь вызвать его на поединок. Злосчастному Шишупале это удалось. Кришна в гневе взялся за оружие. Чего не мог предвидеть царь чедиев, — это того, что Кришна снесет ему голову с плеч первым же броском диска. Так поют в песнях.

Но чараны, как всегда, многое перепутали. Кришна убил Шишупалу не за Рукмини. Как вы знаете, у царя ядавов сотня жен, и любовь вряд ли может повергнуть его на безумства. Трагедия разыгралась в Хастинапуре, где царь Кауравов Дхри-тараштра и многие другие цари этой земли пытались убедить Шишупалу и Джарасандху отказаться от завоеваний. Разумеется, при этом присутствовали и патриархи Высокой сабхи.

Бхишма был обеспокоен военным союзом Ма-гадхи и Чеди не менее, чем все остальные. Но Ши-шупала и Джарасандха, рассчитывая на мощь своих армий, вели себя нагло. В Шишупалу словно вселился ракшас. Он крикнул Бхишме: «Предводитель рода, питающийся лесными плодами и одетый в шкуру антилопы, тебе ли направлять удары колесничих армий и давать советы царям»! И это он посмел сказать патриарху, прославленному подвигами, которого даже цари Хастинапура чтят, благоговейно сложив ладони!

Кришна потребовал от Шишупалы соблюдения приличий перед лицом высокого собрания. А Шишупала ответил словами, не достойными царя. Я думаю, что Кришна очень этому обрадовался. Он уже понял, что умиротворить царей-завоевателей разговорами не удастся. Необходимо было устранить Шишупалу или Джарасандху, не нарушая дхармы кшатрия.

Шишупала первым дал повод сделать это.

Я сам видел, — невозмутимо продолжал Крипа, — как острые края метательного диска снесли голову Шишупалы с плеч, и кровь фонтаном ударила прямо на стол, уставленный явства-ми. Тело еще мгновение стояло, не двигаясь, а голова уже стукнулась о плиты пола. Все остолбенели, а потом схватились за оружие. Только непререкаемый авторитет Бхишмы, да, пожалуй, малочисленность сторонников Шишупалы предотвратили резню. В царстве Чеди трон унаследовал Дхриштакету — дружелюбный и утонченный дваждырожденный. Он и не помышлял мстить Кришне. По дхарме кшатрия Кришна не мог не убить Шишупалу, иначе он считался бы опозоренным. Ну, а Высокой сабхе царь ядавов не отчитывается, так что законами дваждырожденных не связан.

Вот так это было — просто и грубо, — продолжал Крипа, — А чараны продолжают петь про поединок из-за Рукмини. Конечно, царь Магадхи, Джарасандха, понял смысл того, что произошло и убрался восвояси. Теперь вот — нападение на Матхуру. Он решил отомстить ядавам. Но пока не рассчитал силы…

Так мы и ехали, слушая захватывающие рассказы Крипы, до тех пор, пока нам в лицо не повеяло острым запахом соли и йода. Я никогда раньше, не знал, как пахнет морская вода, но ясно понял, что мы у цели, как будто кто-то написал огненными буквами в моем сознании «ОКЕАН».

Впрочем, его я тогда не увидел, как не увидел ни рощ, ни беседок. Была глубокая безлунная ночь. В вышине над нашими головами едва угадывались смотровые площадки боевых башен. Чадящее пламя факелов на мгновение зажгло медные ворота под каменной стрельчатой аркой. Копыта лошадей гулко цокали по каменной вымостке улиц. Дома неприветливо смотрели темными глазницами окон.

От ворот крепости с нами поехали двое стражников с зажженными факелами. Они проводили нас до длинного каменного дворца, стены которого были украшены причудливой резьбой. Вокруг него был разбит парк. Силуэты деревьев таинственно шептались о чем-то за гранью светлых бликов, отбрасываемых факелами. Крипа спрыгнул с коня, и мы последовали за ним.

— Смотри, какие молодые дваждырожденные, — услышал я шепот за спиной. Это переговари вались слуги, принявшие в темноте поводья на ших коней. Я огляделся — кроме нас с Митрой никого не было под сводом галереи, ведущей во дворец.

Митра подмигнул мне:

— Слышал? «Дваждырожденные»! Это они о нас…

Скрипнули входные двери, желто-розовая дорожка протянулась к нашим ногам. Голос Крипы раздался где-то над нашими головами.

— Входите, братья давно ждут вас.

Из дверного проема вместе с ласковым светом шел поток теплой живой силы. Забыв про усталость, мы шагнули навстречу этой силе, впитывая ее каждой порой своей кожи, как путник в пустыне ловит ниспосланные с неба капли дождя.

* * *

Первые дни в Двараке были для меня настолько наполнены самыми различными впечатлениями, что все они смешались в пеструю картину, из которой очень трудно выделить детали. Утром нас разбудило солнце, и я обнаружил, что, лежу не на циновке, а на деревянном ложе, покрытом мягким толстым покрывалом. Под головой у меня был не деревянный брусок и не свернутая конская попона, а пуховая подушка.

Служители принесли нам свежевыпеченные лепешки, фрукты и густое парное молоко. Во дворцах, судя по рассказам Митры, можно было ожидать более изысканную пищу. Но я привык довольствоваться малым, поэтому ел с аппетитом, впрочем, как и Митра, который бодро работал челюстями, ничем не выказывая своего разочарования.

Смахнув с удовлетворенно расплывшихся губ сок папайи, Митра заявил, что полон сил.

— А что касается придворных явств, то о них сожалеть не стоит, — сказал он. — После чрезмерных возлияний и жареного мяса во дворце раджи мы имели обыкновение засыпать прямо на циновках среди объедков и посуды, и наутро были ленивые, как удавы, обожравшиеся обезьянами.

Слуги принесли нам свежую одежду. Никаких драгоценных тканей, тяжелых украшений, как можно было бы ожидать по рассказам Митры. Вся одежда жителя Двараки состояла из двух кусков ткани. Один обертывался вокруг бедер, а второй прикрывал грудь или накидывался на плечи. В своих домах или на берегу купальни и женщины и мужчины часто пренебрегали верхней частью одежды, что, впрочем, считалось здесь вполне благопристойным. Дополнив свой наряд кожаными ремнями и сандалиями, мы предстали перед изучающим взором наставника. Крипа с удовлетворением оглядел нас с головы до ног и сказал:

— Кое-кто из придворных предпочитает одеваться с большей пышностью и блеском, но мы, дваждырожденные, знаем, как отягощают жизнь роскошные вещи, словно опаленные алчностью и вожделением. Ваша одежда не стесняет движений, не препятствует дыханию жизни, а уважение окружающих вам придется завоевывать благим поведением и умными речами. Еды и питья здесь у вас будет вдоволь, оружие я вам достану, а стремиться к накоплению богатства вам не пристало. Вещи отягощают жизнь, храня ауру прошлых владельцев. Пусть они пребывают с теми, кто может их улучшить и легко передать дальше чистыми и незапятнанными.

После еды мы пошли гулять по дворцу. Моим босым ногам с непривычки было холодно ступать по полированным каменным плитам полов. Но Митра приучил меня носить сандалии из тонкой кожи. Он-то чувствовал себя в этих каменных залах, как рыба в воде. Даже иногда позволял себе замечания, вроде: «А во дворце, в котором я вырос, колонны были выше и залы просторнее.» Но я не очень верил ему в тот первый день, поскольку вообще не представлял, что возможны дома еще больше, чем этот дворец.

Лишь потом, когда мы вышли погулять по городу, я убедился в том, что наши покои далеко не самые роскошные.

Много удивительного увидел я тогда в Двара-ке: глиняные дома, выстроившиеся в стройные ряды вдоль улиц, вымощенных плоскими плитами, с которых в жару пыль смывали пахучей сандаловой водой, царские конюшни, где содержались сотни великолепных лошадей. Вдоль прямых дорог были посажены ряды деревьев, дарящих спасительную тень путникам. В зелени увесилительных рощ и садов щебетали птицы, журчала вода в каналах, шумно и радостно гудела толпа на базарах.

Меня потрясли не столько размеры дворцов царей и знати, сколько мысль о колоссальном человеческом труде, вложенном в украшения домов и храмов. Везде прихотливые узоры, статуи, беседки. Даже стены дворцов больше походили на каменные кружева. Благодаря им солнечные лучи не проникали внутрь здания, а ложились золотым орнаментом на плиты пола. Зато ветер свободно скользил по комнатам, наполняя дворец даже в самую жаркую пору прохладой.

Город на берегу великого океана благоденствовал под сенью державного зонта братьев Кришны и Баладевы. Их появление на свет и юные годы дали пищу для огня вдохновения сотен чаранов. Но никто не прозревал их внутренней сущности и не измерил подлинных границ могущества.

Баладева был замкнут, медлителен в движениях и словах, но добр к простым людям. Он с почтением относился ко всем решениям совета старейшин и, тонко разбираясь в вопросах дхармы, служил оплотом законам и традициям ядавов.

В отличии от него, темнотелый, порывистый Кришна никогда не считал себя связанным традициями седой древности или взглядами окружающих. Он не любил сражаться, хоть и был способен своим метательным диском разрезать надвое любой панцырь. Он терял голову от игры на флейте, часто используя этот возвышенный инструмент для возбуждения страсти в своих женах, которых насчитывалось не менее ста. Любой богатый правитель мог позволить себе такой гарем, но добиться искреннего обожания от всех жен мог только Кришна. Сам он объяснял это не колдовством, а простым умением уделять окружающим достаточно внимания. Чувство, которое испытывали подданные к этому царю можно назвать благоговейным непониманием.

Невозможно было не восхищаться Дваракой. Если бы еще там не было столько людей! Я не привык к толпам, к тому же, начинал ощущать тонкую пульсацию чужих мыслей и стремлений, поэтому мозг мой находился в смятенном состоянии. Примерно то же самое испытывал и Митра. Крипа, который ходил с нами по городу, утешил нас обещанием научить защите от чужого влияния. Он дал нам возможность освоиться в городе и через несколько дней заявил, что отдых окончен и пора приступать к учению.

Дворец, в котором мы жили, принадлежал Кришне, как, впрочем, и многие другие дворцы в Двараке. В одном из них, как мы узнали, остановился Арджуна со своей свитой. А этот, самый маленький и скромный из всех, предоставили Крипе и нам. Его и дворцом-то никто не называл, кроме нас с Митрой. Просто красивый дом с пятью комнатами, резной аркой над входом и большим двором, в котором был разбит сад и оставлена площадка для военных упражнений. Именно здесь нам было суждено встречать и провожать колесницу солнца еще много месяцев.