Глава 4. Дворец 6 страница

Может быть я ошибся в своих ощущениях… Наши мысли соприкоснулись только на мгновение. Но под доспехами бесстрастной силы, в которые был закован Крипа, мне почудилось растерянное недоумение.

— Я пойду к Арджуне, — сказал он, — сооб щу о вашем приходе. А вы пока отдохните в поко ях дворца.

Учитель покачал головой:

— Я отдохну в садовой беседке. Хватит с меня дворцов.

Крипа ушел, а мы с Митрой увели Учителя в сад, где у небольшого тенистого пруда еще сохранился клочок прохлады и легкий ветерок парил под ажурной крышей беседки. Слуги принесли Учителю воду для омовения ног и медовую настойку, утоляющую жажду. Учитель с благодарностью принял эти знаки внимания и удовлетворенно откинулся на подушки, прикрыв глаза.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Митра. — Сейчас лучше, — сказал Учитель. — С годами щит брахмы слабеет, а в Хастинапуре было так мно го враждебных слов и устремлений, что напряже ние стало чрезмерным. Здесь под благодатным зон том брахмы царей ядавов я смогу отдохнуть.

Хастинапур! Это слово рождало в нас образ набухающей силы, пурпурного пламени. Оно вскипало невиданным скоплением народа, пузырилось куполами храмов и беседок, топорщилось круглыми глиняными башнями. Далекий, враждебный, затягивающий мираж…

Мыслимо ли, чтоб дваждырожденный нарушил слово? — тревожно спросили мы, — Что движет тем, кто свободен от жажды власти и привязанности к богатству?

Великодушное желание спасти братство дваждырожденных, осчастливить подданных, оправдать ожидания соратников.

А Пандавами?

— Те же благие побуждения.???

Дурьодхана принял на себя бремя властелина и не выдержал ноши, — сказал риши с усталой горечью, — попав под власть кармы своего народа …Ему теперь кажется, что прямой путь воли (его воли!) — кратчайшая дорога к благоденствию страны. Устремленность к цели породила страсть, лишив разум ясности. Человеческая воля — ничто против законов мира, а они-то и ускользают от разума, затуманенного страстью.

Неужели властелин, наделенный мудростью дваждырожденных, не в силах соблюсти закон причин и следствий, наставить подданных на истинный путь?

Увы, в потоке свершений, полагаясь на волю и силу, кто сохранит отрешенность от плодов усилий? Не может правитель принять очевидную истину, что он бессилен изменить закон причин и воздаяний. Сокровенные сказания гласят: «Сколько людей рождается под одной и той же звездой, и сколь различны обретаемые ими плоды. Один стремится обрести потомство, совершая жертвоприношения богам, а в результате на свет появляется тот, кому суждено опозорить семью. Те, у кого еды вдосталь, страдают болезнями желудка, другому валит богатство, хоть он и не прилагает усилий, а этот — деятелен, да не достигает желаемого». Карма не подвластна нашему разумению. Бессильно созерцает властелин, как разбегаются по жизни круги последствий его деяний. Он жаждет, страдает, гневается вместо того, чтобы хотя бы полюбоваться великолепным и страшным узором кармы, оплетающим и жизнь и смерть.

Учитель устало прикрыл глаза и погрузился в самосозерцание. Мы спокойно сидели рядом, завороженные его абсолютным покоем, скрытой от посторонних глаз силой. Учитель молчал, а перед нашим внутренним взором вновь вставали пещеры ашрама, насыщенные покоем и мощью первоосновы мира. Эта первооснова сейчас проступала в старческих знакомых чертах.

Потом, видя, что мы достигли какой-то необходимой для него глубины постижения, Учитель продолжал:

— Я думаю, что Дурьодхана искренне пытал ся проложить для нас благой путь среди хаоса ми роздания. Но эта задача оказалась не по нему, да и не знаю я, кому она по силам в одиночку. Те перь, столкнувшись с преградой, он винит Пан– давов, не осознавая, что Пандавы — только про явление одной из мировых сил. Он видит ненави стные образы людей, не понимая, что столкнулся с потоком кармы.

Пытаясь добиться полной ясности пути, отделить друзей от врагов, он невольно воздвигает дополнительные преграды, через которые его сознание, замутненное ненавистью, уже не в силах перебросить созидательную мысль. Дурьодхана ищет врагов в человеческих обликах, но не находит и лишь больше гневается. Так властелин впадает в неразрешимое противоречие: — пытаясь очистить луковицу, снимает чешуйку за чешуйкой и, в конце концов, обнаруживает в своих руках лишь пустоту. — сказал учитель, не скрывая печали.

* * *

Вечером того же дня к нам пришли дворцовые слуги и сказали, что Крипа уехал во дворец Кришны, и нам надлежит отправляться туда же. Мы вышли из покоев на улицу и увидели, что нас ожидает Лата в своей колеснице, запряженной парой белых лошадей.

— Меня прислали за вами, — сообщила она. Мы взошли на колесницу, и легкая повозка со сту ком и лязгом понеслась по пустынным темным улицам Двараки. У ворот дворца Кришны Лата сдержала лошадей. Слуги приняли из ее рук вожжи, и мы сошли на землю. У обитых медью дверей дворца как раз менялись стражники с обнаженными мечами в руках.

Лата удовлетворенно кивнула: мы точны! Наступает вторая стража ночи.

Разве принцы еще не отдыхают? — спросил я.

Кришна и Баладева не уходят спать или предаваться удовольствиям, пока не выслушают последние донесения надзирателей дворца и тех, кто следит за делами города. Днем для этого нет времени: с утра правители заняты делами государства –— выслушивают советников, обсуждают законы, принимают купцов, путешественников или устраивают смотр войскам. Потом отдыхают в садах в тени беседок и водоемов или объезжают коней и слонов.

В Хастинапуре живут так же?

Да, и в Хастинапуре, и в других городах…

А я думал, хоть правители могут от души наслаждаться жизнью, — вздохнул Митра.

Лата улыбнулась чуть снисходительно:

— Кто так поступает, недолго остается прави телем. Власть — тяжелая ноша, она не всякому под силу.

Лата не договорила, потому что перед нами встали два стражника с короткими мечами в руках. Они повели нас по длинному коридору, украшенному причудливыми барельефами, едва заметными в чадящем свете масляных светильников, прикрепленных на равном удалении друг от друга к угрюмым каменным стенам.

Мне тревожно становится от такого обилия вооруженной охраны. Хотя, казалось бы, она должна внушать спокойствие… — признался я.

Увы, здесь невозможно спокойствие горного ашрама, — сказала Лата, неслышно и гибко скользя меж каменных колонн. — Сам Кришна каждый вечер обходит все посты, беседует с начальником караула. И все-таки Дварака — оазис безопасности. В Хастинапуре охрана есть в доме каждого состоятельного горожанина, купца, путешественника. Окружая себя вооруженными людьми, те, кто имеют власть, пытаются отвратить страх. Но его становится все больше. Он клубится в каменных коридорах каждого дворца и отступает на время лишь перед огнем факелов и блеском клинков охраны…

Мы вошли в небольшую залу и при свете ярких многочисленных светильников увидели своего Учителя. Он сидел на подушке рядом с Арджу-ной, Кришной, Баладевой и Крипой. Чуть поодаль расположились еще несколько дваждырожденных — домашние жрецы царского дома ядавов. У стен, недвижимые, как изваяния, застыли стражники с обнаженными мечами. Простота помещения резко контрастировала с пышной, кричащей роскошью дворцов, в которых жили придворные и военачальники ядавов, да и другие помещения дворца Кришны были обставлены с большим блеском и богатством. Здесь же только тонкие ткани мягких расцветок прикрывали каменные стены. Не было ни статуй божеств ни дорогой мебели, только чистые простые циновки да подушки, на которых сидели и гости и хозяева. Но зато здесь ярко пылали огни в начищенных до блеска медных сосудах, курились благовония, и в глиняных чашах, стоявших в причудливом беспорядке прямо на полу, плавали огромные свежие цветы лотоса. Ар-джуна, Кришна и Баладева были без привычных богатых доспехов и украшений, в простых белых одеяниях с гирляндами цветов. Склонившись в глубоком поклоне, мы услышали, как Кришна и Арджуна ласково приветствуют Лату и приглашают нас всех сесть радом. Нас допустили до участия в совете дваждырожденных! Мне стало жарко от гордости. На циновку, покрытую мягким покрывалом, я опустился, как будто это был золотой трон. При этом, как ни странно, где-то в сердце гнездился страх, что я сделаю или скажу что-нибудь не так, неверным жестом покажу собственную малость, делающую меня недостойным этого высокого совета. Но смущение быстро прошло, потому что все собравшиеся, приняв нас в свой круг, вновь вернулись к прерванному разговору, как бы приглашая принять в нем участие. В этой обстановке и Арджуна и оба царя ядавов, как мне тогда показалось, потеряли часть своего блеска, но стали ближе, доступнее. Да и манера общения была до удивления естественной: неспешные речи, простые слова, ни знаков почтения, ни лишних церемоний — совет равных с равными. Но речь шла совсем не о простых будничных проблемах. Кришна получил известия о том, что царь Магадхи Джа-расандха, вытеснивший ядавов из Матхуры, готовится к новому походу.

Мы делаем все от нас зависящее, чтобы укрепить Двараку, — говорил Кришна. — Но один раз мы уже почти проиграли. Великое равновесие сил нарушено. Под зонтом Джарасандхи самые плодородные земли равнин Ганги. Его народ молод, потому горяч и безрассуден. Магадхи мало чего смыслят в дхарме кшатриев, но точно знают чего хотят от соседей — приращения богатств и земель. Победив в сражении, Джарасандха не берет выкупа. Он раздвигает границы своего царства, обращая проигравших раджей в заложников. Они у него под замком в столице Раджагрихе, а их кшатрии пополнили войско магадхов. Скоро его сила достигнет Хастинапура.

Но это же хорошо? Пусть наши враги обескровят друг друга, — заметил кто-то из присутствующих ядавов.

— Кто предскажет будующее? — возразил Кришна, — Джарасандха может пойти по южным границам Хастинапура. Тогда его колесницы уда рят по нашим оплотам у самой Двараки. Чтобы выжить, нам придется собирать не меньшие силы. И какую пользу принесет нам эта война?

Значит, опять отстраненное ожидание? Видеть набухающее зло и не остановить его — такое же преступление, как и прямое насилие, — веско сказал Арджуна.

Джарасандха смог заручиться поддержкой многих мелких царей, которые не столько его любят, сколько боятся. Многих он просто держит заложниками в своей столице Раджагрихе. Воевать с Джарасандхой сейчас чистое безумие. — заметил Кришна.

Нам больше некуда отступать, — мрачно сказал Баладева — дальше на запад только океан. Будем сражаться.

Кришна покачал головой:

— Если бы не эти заложники в Раджагрихе.. У нас не хватит сил.

Горестный вздох вырвался из груди Арджуны:

— Вот когда бы пригодилась военная мощь Инд– рапрастхи. Наши колесницы в Панчале, наши кшатрии вынуждены были искать службу у дру гих царей. Кто-то ушел к тригартам, кто-то нашел новых господ в Дашаратхе. Некоторые служат даже у Кауравов.

Баладева добавил:

— И если вы думаете вернуться, то они встре тят вас стрелами, защищая новых господ.

Арджуна кивнул:

— Юдхиштхира перемудрил со своей кротос тью и приверженностью к карме? Может быть, прав был Бхимасена, сказавший, что мы превра тились в послушных ягнят, которых приносят в жертву невежественные жрецы.

Баладева поднял на Арджуну спокойные, кажется, даже чуть сонные глаза:

— Ты забыл, что главная добродетель дваж– дырожденного — преданность братству. Одумай ся, царь. Неужели пыл воителя вытеснил в твоем сердце мудрость брахмана! Нарушив решение Вы сокой сабхи, вы бы опозорили свои имена.

Но Арджуну неожиданно поддержал Кришна:

— Какой смысл прятаться за пеленой майи и от рицать ужасную правду? Война уже началась, хоть Высокая сабха и говорит о мире. И что хуже все го, мы начинаем проигрывать битву. Дваждырож денных становится все меньше.

Арджуна кивнул:

— Я как-то во время скитаний набрел на заб рошенный ашрам.

Тлен и безмолвие там, где некогда били хрустальные ключи сокровенного знания. Где ушедшие братья? Не докличешься. Новый народ вытесняет нас с этих земель, наша прародина скрыта в океане, и нам некуда отступать. Остается только бороться, идти к власти, чтобы использовать ее для блага тех, кто обладает знанием и милосердием.

— Новому времени нужны новые вожди! — воодушевленно сказал Кришна, — Пандавы готовы принять вызов, который бросает нашему братству черная эра. Высокая сабха должна поддержать их или погибнуть под колесницами кшатрийских колесниц.

Высокая сабха теряет власть даже в Хасти-напуре, — тихо подал голос Учитель. — Сам Дхритараштра больше слушает собственного сына, чем мудрых патриархов, а Дурьодхана так опьянен властью, что забывает о долге дважды-рожденного. Многие члены нашего братства считают, что он становится опасным, но в его руках армия и казна Хастинапура. Что делать патриархам? Неужели призывать к войне? Я иногда думаю, что лучше нам попасть под власть времени, чем обагрить руки человеческой кровью.

Так или иначе, сейчас начинать войну не время, — сказал Баладева.

Но как ее предотвратить? — спросил Кришна и добавил со скрытой усмешкой. — Может быть отправить тебя в заложники к Джарасандхе? Высокая сабха помогла нам отбить последнее нашествие на Матхуру, но со всей армией Джарасанд-хи дваждырожденным не справиться, а разрешить Пандавам сейчас поднять свое знамя и собирать верные войска нам на помощь, вы, мои мудрые советники, не желаете.

Учитель и Баладева решительно сказали:

-Да!

Лата тоже поддержала их кивком головы. Крипа пожал плечами и зачем-то похлопал рукой по рукояти своего меча, но возражать не стал. Тогда вступил в разговор Арджуна:

Мой брат Юдхиштхира считает, что во имя конечной победы нам лучше всего скрыться в безопасном месте и начать собирать сторонников. На это может уйти целый год. Но я не могу поверить, что шпионы Дурьодханы не найдут нас. Скорее, солнце незамеченным пройдет по небу.

Вам обещана защита, — сказал Учитель. — Высокая сабха, вернее те из патриархов, кто сочувствует вам, еще в силах отвратить шпионов и любые злые помыслы от своих друзей.

Опять выжидать! — воскликнул Арджуна. — Надо действовать!

Когда в Гималаях тронутые осенними холодами листья желтеют и лавиной низвергаются наземь, какая сила может удержать их на ветках? Раса дваждырожденных состарилась, — сказал Учитель. — Мы уступаем место новому народу, устремившему свой взор не в глубины души, а на землю, океан, небо. А мы уходим. Ранее объединяющее нас поле брахмы тает, как лед под солнцем. Это расплата за то, что мы потеряли чистоту мысли. Если бы мы не свернули с пути ненасилия и не уподобились бы кшатриям, мы бы не стояли сейчас на пороге войны.

Еще бы, нас бы просто перебили пару веков назад, — возразил Крипа.

— Может быть и так, — сказал Учитель. — Но это бы сделали наши враги, а сейчас дважды– рожденные будут уничтожать дваждырожденных. И Пандавы и Кауравы провозглашают своей це лью благо всей общины. Нелепая игра. В нас слов но вселились ракшасы, а мы не осознаем этого, запутавшись в хитросплетениях отношений меж ду царями, государствами, линиями наследства.

Баладева сказал:

Но откуда взялись эти мысли, пожирающие нашу общину изнутри? Ведь в наших ашрамах мы по-прежнему говорим только о единстве и милосердии, никто не учит жадности, не пробуждает жажды власти.

Изменилось течение мира, — смиренно ответил Учитель, — и наши усилия ничтожны против его холодного дыхания. А тогда не так уж виноваты и Пандавы с Кауравами: они, при всей своей мудрости и силе — только щепки в великом водовороте. И все наши мудрые заповеди не могут противостоять надвигающейся Калиюге. В Хастинапуре я слышал, как семейный брахман наставлял одного из молодых царевичей в науке управлять: «Охраняй сокровищницу, амбары и женские покои верными слугами. Но в первую очередь охраняй от прислужников самого себя! Никому нельзя верить ни внутри дворца, ни вне его. Остерегайся своих родственников и охраняй их друг от друга»! Подобные назидания показывают, что действительно наступили черные времена. Там, где вызревает зло, пропадает безопасность и для тех, кто его замышляет.

Кришна пожал плечами:

— Я тоже теперь расставляю охрану не толь ко на стенах Двараки, но и внутри города.

Арджуна изумленно поднял брови:

Неужели ты опасаешься предательства даже здесь? Кажется, мы еще способны почувствовать злонамеренность так же ясно, как запах дыма в чистом воздухе леса.

Многочисленные тревоги и заботы отнимают наши силы, рассеивают внимание. Не надо позволять случайностям отягощать плоды кармы, — отметил Кришна. — Люди видят страшные знамения, и сердца их могут утратить стойкость ко злу.

— Знаток дхармы Юдхиштхира еще до ухода в изгнание говорил, что необходимо исправлять нравы суровыми законами, а Высокая сабха обви нила его в нарушении дхармы дваждырожденно– го! — с горечью сказал Арджуна. — И вот к чему мы пришли всего за десять лет!

Учитель успокаивающе коснулся его плеча:

— Самые мудрые предсказания бессильны, пока люди на собственном опыте не поймут их правоту, а тогда, как правило, бывает слишком по здно. Это карма, и против нее бессильны даже пат риархи. Невежество порождает вражду и подозри тельность, из них проистекают война и смерть, а они, в свою очередь, порождают невежество. И даже вы, облаченные мудростью и властью, не желаете разорвать этот порочный круг.

— Так в соответствии с дхармой и надлежит рассуждать Учителю, берегущему наши законы и знания в заповедном ашраме, — сказал Кришна. — Но Пандавы — цари, и наша дхарма — беречь подданных! Сейчас не время увещеваний. Джара– сандха скоро двинет войска на Двараку и никакие мудрые рассуждения о карме и высшем предназ начении дваждырожденных не спасут жен и де тей ядавов от рабства, а их мужей — от смерти. Мой царский долг — сражаться!

Долго, до четвертой стражи ночи продолжался этот необычный военный совет, больше похожий со стороны на задушевную беседу. Хоть иногда голоса спорящих и звенели от страсти, но никто ни разу не прервал говорящего, никто не усомнился в искренности речей и в доброй воле возражающего. Нам с Митрой не все было понятно в словах и мыслях, явленных на совете, многое казалось ненужной тратой времени, однако мы чувствовали, как в неспешной беседе начинает звучать неуловимая общая нота, которая связывает, соединяет противоположные мнения в единую гармонию. После всех разговоров и споров не осталось горечи или обид, лишь радостное ощущение единства и сопереживания.

После окончания совета мы простились с Датой, умчавшейся домой на быстрой колеснице, и вместе с Крипой и Учителем отправились через пустынный город домой. Прохладный утренний ветер, настоенный на аромате цветов, несколько прояснил наши головы. Лучи ранней зари освежили чувства, и мы еще долго беседовали, петляя по мощеным улочкам Двараки.

— Очень скоро этот город может превратить ся в осажденную крепость, — сказал Крипа, по гладывая на дышащие покоем окна домов.

— Да, и опять больше всех пострадают не цари, а те, кто кормит и строит дворцы, шьет одеж ду и лепит посуду, — сказал Учитель. — Никто не защитит их от страданий и смерти.

Мое сердце сжалось от мысли о том, что ждет этих людей. Я вспомнил о своих родителях, о тех, кто остался в деревне. Обреченные на тяжелый труд, ойй так и проживут свою ждаш,, не зная ничего, кроме работы на поле. Сколько неиспользованных возможностей, непрозревших сердец, бесцельных потерь!

Учитель повернулся ко мне, уловив грустный тон моих мыслей.

— Жизнь поколений проходит в темноте не вежества и страданий.

Никто не учит их противостоять потерям и несправедливости так же, как и грозному оружию кшатриев. Я рад, что ты понял. В этом ваше различие с Митрой. Он — потомок кшатриев — никогда не знал, что такое отчаяние попранной свободы и замкнутость кругов жизни.

Митра обиженно возразил:

— Кшатрии рождены, чтобы сражаться, а цари враждовали друг с другом и тысячи лет назад. Что изменилось теперь? Будет нужно, и мы с Муни обнажим мечи. Кое-чему нас здесь научили…

Учитель с укоризной взглянул на Крипу:

Да, сражаться научились многие дважды-рожденные, и это погубит наше братство.

Но почему? — Воскликнул Митра.

Брахма не существует сама по себе. Огонь горит на алтаре, брахма пробуждается в прозревшем сердце. Наши сердца — словно замкнутый узор каналов, по которым течет огненная сила. Стоит прорвать канал, как сила иссякнет. Если начнется война и распадется наш узор, то брахма исчезнет, как вода уходит в землю.

Учитель замолчал. Некоторое время мы шли молча, глядя, как на гордых башнях Двараки и крышах домов золотисто-розовые блики зари борются с тенями ночи.

Значит, все обречено? — не вынес Митра собственных грустных мыслей. Учитель взглянул на розовеющий небосвод, где медленно гасли последние утренние звезды.

Мир движется своим чередом. Уйдут в землю стены наших домов, забудутся слова общего языка, но на пустоши и пепелища придут люди и снова возведут стены и очаги. Они оставят или переиначат названия, которые донесет до них далекий порыв памяти. И услышат они эхо великих событий…

Но никто не знает, как помянут они нас в своих песнях, хмуро добавил Крипа. Весь оставшийся путь до дома мы прошли молча. Учитель прожил в Двараке несколько дней, а потом ушел не торопясь по пыльной дороге в долгий и многотрудный поиск новых учеников, ждущих того, кто поможет прозреть их сердцам. Крипа и мы с Митрой вышли проводить Учителя.

Неужели падет и этот остров света? — сказал Учитель, оглядывая каменные стены Двараки, над которыми утренний ветер колебал яркие флаги с символами рода ядавов. И как бы отгоняя дурные предчувствия, Учитель тряхнул головой:

Нет, пока Кришна и Баладева охраняют это благодатное место, зло сюда не войдет. Я счастлив, что вы попали к лучшим наставникам нашего братства — Крипе и Лате. Но как мало осталось времени для вашего обучения! Скоро вы примете карму нашего братства, когда каждому придется сделать выбор: встать в ряды воинов или уйти в ашрам, чтобы хранить знания и помогать непрозревшим. Так или иначе, мы обрекли наших учеников на страдания. Вы не сможете спрятаться в толпе, отвратить очи ваших сердец от чужих страданий, смириться с властью тупых и жестоких. Приходит время, предсказанное в Сокровенных сказаниях, когда лишь собственность даст положение, богатство станет залогом преданности, угрозы и самонадеянность заменят ученость. И если вы не смиритесь с этим, то сильные мира обратятся против вас и никто не придет к вам на помощь.

Так что же нам делать? — спросили мы с Митрой.

Пытаться спасти то, что заслуживает спасения, хранить знания и ждать, когда вас позовут на помощь.

Но останется ли кто, чтобы ответить на этот зов?

Не знаю. Может быть, в каком-нибудь далеком горном ашраме сохранится огонь брахмы…

Учитель не договорил, а обнял нас всех троих поочередно и повернулся лицом к дороге. В тот момент я снова заметил, как сильно он постарел за прошедшие полгода. Совершенно седые волосы падали на плечи, согнувшиеся под бременем тревог. Но сухие пальцы крепко сжимали посох и по-прежнему ясно смотрели на мир глаза.

Он ушел, а мы долго говорили о нем. Мне кажется, я впервые в жизни проник в бездонный колодец его сердца и увидел там печаль и надежду. Я понял, как страшно ему было выпускать в мир новых найденных учеников, как страдал от того, что был бессилен изменить течение событий. И все же он оставался верным долгу Учителя — единственной золотой нити, удерживающей его от шага в черную бездну небытия.

* * *

Ну, что же, пророчества получены, — сказал Крипа.

Пора возвращаться к нашим упражнениям.

Да, и как можно скорее, — с готовностью ответили мы с Митрой. Я чувствовал, что разрываюсь между двумя полюсами — Учителем и Кри-пой. Чей путь избрать мне? Пойти за Учителем? Но у меня нет духовной мощи, нет достаточных знаний и сил, чтобы помогать новым ученикам, я и сам не закончил ашрам ученичества. Идти по пути Крипы — значило принести всю возможную пользу, на которую могла рассчитывать община, обучая меня кшатрийской науке. Но решиться встать на него было страшно, на нем ясно обозначились следы крови… Несколько дней я пребывал в мучительном раздумье. Мне очень хотелось посоветоваться с Латой, но она куда-то пропала, ее не было дома, она не заезжала ко мне. Ее отсутствие начинало меня тревожить, будило ревность, мешало сосредоточиться. В эти дни я занимался плохо. К изматывающим упражнениям с оружием я понемногу привык и они не лишали меня способности думать. Митра, как всегда очень чуткий во всем, что касалось моего внутреннего состояния, сам вызвал меня на откровенный разговор, причем сделал это со свойственным ему чувством юмора.

— О, безупречный, победивший страсти! Мо жет ли ничтожный ваш собрат предложить вам уме рить свой пыл? — легкомысленным тоном обра тился он ко мне. — Здесь в городе, даже во дворце немало прекрасных дев, которые за плату могут ра зогнать твою тоску. И нечего корчить презритель ную мину. Большинство мужчин посещают этих прекрасных созданий, умеющих петь и танцевать, умащивающих груди сандаловой пастой, так что во время поцелуя кажется, будто опускаешь губы в распустившийся бутон лилии. И если хочешь знать, эти безупречные красавицы помогают мужьям не пресыщаться собственными женами и тем самым сохраняют покой в семьях благонамеренных горо жан. И плату берут не очень большую, намного ниже, чем в Хастинапуре или Магадхе.

Я не принял веселого тона и ответил не очень любезно, что в услугах танцовщиц не нуждаюсь.

Ну, и долго ты будешь себя истязать? — спокойно спросил Митра.

Не понимаю, как это касается тебя! — огрызнулся я.

Ты же со мной упражняешься, а мне нет никакой надобности доводить себя до истощения. Вот она, карма! Очевидно, я пожинаю ее плоды. Не надо было вмешиваться в твою жизнь…

При чем здесь Лата? Просто я не могу сделать выбор, тот самый выбор, о котором говорил Учитель…

Митра кивнул, он понял, о чем я говорю. «Он меня всегда понимает», — подумал я. Но в следующий момент убедился, что был неправ.

Какой выбор ты собираешься сделать? Все уже решено, как всегда, за нас. Мы зачислены в отряд телохранителей Арджуны.

А как же ашрам?

Да какие из нас учителя? Ты посмотри на себя и меня. Крипа спросил, что мы решили, и я не колебаясь, ответил, что выбираем путь воинов.

Но я же еще не решил!

А я тебе говорю, что тут и решать нечего! Все решено за нас, иначе зачем бы, скажи, Крипа тратил столько времени с нами? Мы давно уже не занимаемся самосозерцанием и не приобретаем новых знаний, мы только и делаем, что совершенствуемся в науке убивать. И, признаться, я рад этому. Никаких тебе сомнений, все ясно и определенно, как дхарма кшатрия.

Ты заставляешь меня почувствовать себя почти рабом.

Я тебе больше скажу — я себя детской игрушкой чувствую! У меня пропала свобода воли!

Да нет же, — возразил я, — мы свободны. Просто это и есть течение кармы.

Но не карма же вытащила нас из скорлупы ашрама и бросила сюда, в Двараку! Не карма предопределяет расписание наших занятий, время приема пищи, сна. Мы живем словно в клетке долга и обязательств, но называем это дхармой и радуемся…

Я никогда так на это не смотрел…

Потому что ты всегда так жил! У тебя не было выбора в деревне, ты всегда был во власти традиций, предписаний и так привык, что не хочешь понять даже теперь, глядя на мир вокруг, что другие живут по-иному.

Дваждырожденные и должны жить не как все. Учитель и Крипа говорили, что мы — лишь звенья в общей цепи…

Нет! Это МЫ — звенья, а кто они — мы с тобой не знаем. Они свободны и независимы, они сами приказывают, а не исполняют команды. Не делай большие глаза! — почти закричал Митра. — Ты сам, Муни, все время сомневаешься. Разве с тех пор, как ты ушел из своей родной деревни, тебе ни разу не казалось, что ввязался в дела, которые тебя не касаются, что ты не дваждырожден-ный? Как ни стараемся, мы не становимся похожими на Учителя и Крипу.

Мы же только начали…

А откуда мы знаем, с какого уровня начали они? Может быть, они в предыдущем воплощении уже были иными? Да и есть ли оно — второе, третье воплощения? Ты разве можешь быть в этом уверен? Ты же просто веришь тому, что тебе говорят. Стараешься верить, как и я… Ну, чтобы хоть какую-то точку опоры приобрести взамен потерянной... А где находится Высокая сабха? Где патриархи, о которых мы так много слышим? Ведь все это — разговоры. Да и Арджуна с Крипой что-то не очень похожи на богов.

Но ведь ты сам говорил мне, что я изменился. Изменился и ты, Митра. Ты бы смог так думать и так говорить год назад, когда был просто одним из головорезов мелкого властителя?

Хорошо, мы изменились. В нас оказалось больше сил, чем казалось вначале. А где в окружающем мире подтверждение высоких истин, о которых говорил Учитель? Почему все, что ты слышишь, ты не пытаешься применить к своей жизни?

Высокие истины для тех, кто достиг прозрения…

Ну нет. Если то, что нам внушают — правда, то мы уже должны чувствовать высокие поля, как обещание солнца перед рассветом.

Не понимаю, чего тебе надо, — сказал я, чувствуя, как растет во мне возбуждение и гнев и стыдился этого. — В тебя что, ракшас себялюбия вселился? Обратно в дружину удельного раджи захотелось, беззащитных крестьян грабить, глотки резать? Для тебя мир брахмы открыли, а тебе все насилие над свободой чудится. А я, представь себе, свободным себя чувствую. И поэтому, пойду сейчас к Крипе и скажу, что ни в какие телохранители я не собираюсь. Это не моя карма…

И сделаешь напрасными многомесячные усилия Крипы и Латы?

При чем здесь Лата?

Ну, она же — твой наставник и, значит, в ответе за тебя перед общиной, — ответил Митра.