Декабря 1908 г. Сегодня День моего ангела, и Господь сподобил меня Своей великой милости: принятия Христовых Таин вместе со всею братиею

Сегодня День моего ангела, и Господь сподобил меня Своей великой милости: принятия Христовых Таин вместе со всею братиею. Служил и Батюшка и перед благодарственными молитвами после обедни сказал короткое слово. Вот оно вкратце:

— Мы сподобились, — говорил Батюшка, — великой милости Божией. Мы слышали, как сейчас говорил диакон: «Прости приимши Божественных, Святых, Пречистых, Бессмертных, Небесных и Животворящих, Страшных Христовых Таин, достойно благодарим Господа». Но как мы можем достойно благодарить Господа? Поистине страшное и неизреченное совершилось сейчас Таинство. Господь возлюбил нас, окажем и мы Ему любовь. А на тех, кто любит Господа, указал нам Сам Господь Иисус Христос, сказав: «Аще любите Меня, заповеди Мои соблюдите»(см. Ин. 14, 15). Значит, любить Господа и исполнять заповеди Господни — одно. Весь закон, все подвиги, всё, всё сводится к одному: «Возлюби! «Отцы и братья, старайтесь иметь любовь и святыню между собою.«Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь».

< …>

Еп. Феофан, да и другие отцы учат, что когда благодать коснется человека, в нем появляется ревность к богоугождению. Если он не подавит ее, то появятся дела. И эти дела он будет совершать легко, ибо собственно не он, а благодать за него будет совершать их. Эту легкость телесных деланий испытал на себе и я, но я ничего не понимал: ни сущности этих деяний, ни цели, ни причины. Не заметить изменения было невозможно, но я или приписывал это себе, или не обращал на это внимания. Теперь я вижу, что я был под особым действием благодати в миру до приезда в Оптину в первый раз, во время всего нашего пребывания в Оптиной, затем, во время нашего пребывания в миру после Оптиной. Не знаю, как хранила меня благодать, только бывали заметные расслабления. Наконец, при поступлении в Скит Божия благодать опять воздействовала. Быть может, в миру благодать и более помогала мне, но ее действие было только охранительное, дабы я не погряз совсем, а внешних, видимых проявлений, кажется, не было. И теперь Господь хранит меня, но начинает отнимать от меня благодать, дабы испытать силу и твердость моего произволения. Теперь я кое–что понял, прозрел немного, чем я обязан Батюшке и чтению книг святоотеческих по его благословению. Я понял, что монашество есть непрерывная борьба, непрестанное умерщвление плоти, и я, помня это, должен готовиться к борьбе и скорбям.

Еп. Игнатий говорит, что подвижник по Божию смотрению, подвижник Христов значительную часть жизни проводит в скорбях, часто очень тяжелых. Поэтому мне надо запастись терпением. Мне припоминается, что когда я еще был мирским, Батюшка, вероятно, испытывая меня, во время нашего последнего приезда в Оптину, начал мне указывать на трудности, скорби и искушения, связанные с монашеством, советовал мне подумать. Я не скрыл от Батюшки моих сомнений и спросил его:

— Смогу ли я при Божией помощи перенести все это, то есть сообразно ли с моими силами будут попущены мне искушения и скорби?

— Конечно, так.

— Если так, — сказал я, — то я согласен (на монашество).

Это было 9–го декабря, насколько помню. Я все еще благодушествую, значит, скорби впереди, если будет угодно Господу продлить мою жизнь. Нельзя мне попускать себе расслабления, иначе при нашествии скорбей я буду совершенно не приготовлен к ним и могу пасть под бременем их. Я имею в виду расслабление душевное и телесное, и душевное даже более, ибо вся жизнь монаха внутри него, все делание монаха внутреннее делание, а внешнее воздержание и подвиги есть только пособие.

Недавно Батюшка мне рассказал про батюшку о. Амвросия, что он очень любил уху из свежей рыбы.

— Иногда ему посетители приносили даже животрепещущей рыбки. Вот некоторые и скажут: «Какой же это монах? Уху из свежей рыбы ест?! «А про него вот что известно (этому свидетель о. Анатолий, ныне здравствующий, он был у о. Амвросия келейником). О. Анатолий и о. Исаия читали однажды батюшке Амвросию молитвы попеременно, то один, то другой. Когда читал о. Исаия, о. Анатолий видит, что о. Амвросий стоит на коленях на воздухе, а не на кровати. Он удивился, быть может, испугался, и когда окончилось правило, он спросил о. Исаию: «Видел?!» — «Видел!» — отвечал тот. Значит, это было на самом деле. А ведь любил уху, да и так, по внешности, был как простой монах.

Вот и батюшку о. Анатолия (покойного) тоже видели молящимся на воздухе. Видел его о. Тимон. Видел и испугался старик. (Батюшка улыбнулся). Из этого я заключаю, что эти старцы были велики именно вследствие своего внутреннего делания, которое неизмеримо выше внешних подвигов, которые даже может заменить телесная немощь, так как их цель»держать в порядке окаянную плоть», по изречению преп. Петра Дамаскина.

Однако, я очень расписался, да простит меня Господь, если чем согрешил во время сего писания, ибо тщеславие всюду следует за мной. Скажу об этом Батюшке.

< …>