Воцерковление

Что касается обрядов сорокового дня, то с ними в Церкви произошло недоразумение, которое необходимо устранить, если эти обряды должны обрести подобающую им и, как мы надеемся показать, существенную функцию в жизни Церкви.

Очевидно, в основе этого недоразумения лежит неправильное понимание самого обряда воцерковления. Мы можем спросить: кто воцерковляется? С одной стороны, мы видим здесь обряд, связанный с возвращением матери, после того как она выздоровела от " недуга и слабости" чадоношения, к полноценному участию в сакраментальной жизни Церкви; и, таким образом, это ее воцерковление. С другой стороны, обряд включает в себя молитвы о младенце, принесенном матерью, который, согласно указанию требника, еще не крещен; таким образом, это принесение в Церковь некрещеного младенца и называется воцерковлением:

В четыредесятый же день паки приносится отроча к храму, во еже воцерковлятися, сиестъ начало прияти вводитися в Церковь. Приносится же материю...

В самом же конце этого чинопоследования мы находим другое воцерковление; однако этот обряд уже должен совершаться, в соответствии с указанием, " аще младенец крещен есть".

Попытаемся ответить на вопрос, отчего произошло это противоречие, столь очевидное даже в этих указаниях.

Приносится же материю уже очищенною и омовенною сущею, предстоящу и хотящему прияти то по крещении.

Что " прияти"? И почему " по крещении", если, как мы только что видели, каждое слово предполагает, что обряд совершается до крещения?

Вопрос может показаться сложным, но ответ на него прост. Случилось так, что два обряда - первоначально полностью различные и независимые - соединились в один, и это произошло опять-таки под влиянием несостоятельного литургического богословия, приведшего к неправильному пониманию богослужения. Это следующие обряды: предкрещальное воцерковление матери и младенца и послекрещальное принесение младенца в Церковь. И в то время, как только первый обряд есть - и поэтому должен так называться - воцерковление, в действительности это название было присвоено - несправедливо и ошибочно - второму, что и привело к описанному выше недоразумению.

Мы уже знаем, что первоначальное чинопоследование крещения, предназначенное, главным образом, для взрослых оглашенных, не включало в себя особого обряда воцерковления. Даже теперь, когда крестится взрослый, он не " воцерковляется", и на то есть очевидная причина. Крещение само по себе уже есть воцерковление в самом глубоком и полном смысле этого слова: вступление в Церковь как Тело Христово, Храм Святого Духа, участие в новой жизни. Поэтому то, что мы сегодня называем " воцерковлением" - послекрещальный обряд принесения ребенка в храм, а если это мальчик, то даже внесение в алтарь, - не есть воцерковление и не должно так называться. О его значении мы скажем ниже. А сейчас мы хотим подчеркнуть, что отдельный обряд воцерковления появился и развился в связи с практикой крещения младенцев, как обряд, предшествующий крещению. Этот обряд есть литургическое выражение и ознаменование, прежде всего, определенного факта: в прошлом в Церкви было принято, чтобы мать приносила с собой на литургические собрания Церкви своего еще не крещеного ребенка. Именно этот факт, этот обычай и утвердила Церковь в обряде воцерковления, основной смысл которого касается поэтому не только крещения, но также церковного понимания христианской семьи.

Действительно, особенность этого обряда состоит в том, что мать и дитя полностью объединяются, образуют, так сказать, одну человеческую реальность и, таким образом, единый объект благословения, освящения и молитвы:

Приклониши же ей главу вкупе со младенцем, творит священник креста знамение над ним, и касался главы его, глаголет молитву...

Но это обрядовое объединение является справедливым в жизни, это, прежде всего, выражение некоторой реальности. Свойством младенчества является его полная, даже физиологическая, зависимость от матери, а свойством материнства, по крайней мере, в его начальной стадии, является столь же полная зависимость от ребенка. Они не только нуждаются друг в друге, не только жизнь одного зависит от жизни другого, но они живут одной и той же жизнью: жизнь одного является жизнью другого. Мы не должны забывать, что так же, как и замена кормления грудью кормлением из бутылочек, система нянь есть относительно недавнее нововведение. В прошлом было необходимым и, следовательно, обычным, чтобы мать носила с собой ребенка всюду, куда бы она ни шла, т. е. всегда составляла с ним одно целое. Можно сказать, что в начале человеческой жизни, на ее формирующей стадии, мать поистине выражает личность ребенка, и ребенок поистине есть жизнь матери как личности.

Наше современное богословие, которое во многом перестало быть личностным, т. е. сосредоточенным на христианском опыте личности, тем не менее - а может, и в результате этого - стало в высшей степени индивидуалистическим. Все в Церкви - таинства, обряды и даже саму Церковь - оно рассматривает главным образом, если не исключительно, как " средство индивидуального получения благодати", нацеленное на индивидуума, на его индивидуальное освящение. Оно даже утратило категории, позволяющие выразить Церковь и ее жизнь как ту новую реальность, которая как раз преступает и преодолевает всякий индивидуализм, преобразует индивидуальности в личности; реальность, в которой люди - личности только потому и постольку, поскольку они соединены с Богом и в Нем соединены друг с другом и с полнотой жизни.

Таким образом, в нашей теперешней практике, сформированной ущербным, односторонним индивидуалистическим богословием и такой же экклезиологией, обряд сорокового дня довольно часто совершается над одной только матерью, как будто это касается только ее, а не ее единства с ребенком, самого ее материнства, самой реальности в этом мире того единства, в котором одна личность реализует себя принятием жизни другой личности, отождествлением своей жизни с другой, - как будто бы единственное истинное " очищение" матери не состоит, по существу, в принесении своего ребенка в Церковь и тем самым к Богу.

Но именно это и являет нам обряд сорокового дня - одновременное воцерковление матери и еще не крещеного младенца. А, утверждая принесение младенца, делая это началом введения в Церковь, он являет также церковное понимание христианской семьи или, скорее, предназначенной ей особой функции внутри Церкви. Ибо не всякий младенец может быть воцерковлен, а только младенец, родившийся в христианской семье у родителей-христиан, а это означает - в семье, которая именно в качестве семьи принадлежит Церкви, является органической единицей в семье Божией. Быть семьей и реализовывать себя как семью - это и есть истинная сущность Церкви. Человечество было сотворено как семья, чье естественное единство должно было осуществляться как единство с Богом, как разделение всеми одного и того же божественного дара любви и жизни. Поэтому первый плод греха представлен в Библии как убийство одного брата другим, т. е. как разрушение семьи и начало " небратской" жизни. Но тогда искупление человека состоит также и в его искуплении как члена семьи, в восстановлении самой жизни как семьи: "...все мы братья" (Мф. 23: 8).

Эта новая семья есть Церковь. Но именно потому, что она есть семья Божия, Церковь восстанавливает и " естественную" семью, которая, как и все в этом мире, разделяет его падение; но в то же время ее собственная реализация как семьи Божьей зависит от искупленной человеческой семьи. Церковь искупляет " естественную" семью, разрушая ее эгоизм, эгоцентризм, замкнутость; семья сама начинает служить Богу, и это выражается в таинстве брака и в принесении младенца, который есть естественный плод и реализация брака, Богу. С другой стороны, от этой искупленной семьи зависит Церковь в своей собственной реализации как Церкви, потому что в этом мире семья остается единственным божественно установленным и утвержденным источником самой человеческой жизни.

Новорожденный младенец принадлежит семье. У него нет какого-либо автономного существования; его жизнь полностью определяется и формируется - как в настоящем, так и в ближайшем будущем - этой принадлежностью. А семья - если это христианская семья - принадлежит Церкви, находит в Церкви источник, содержание и трансцендентную цель своего существования в качестве семьи. Поэтому ребенок, который принадлежит семье и в более конкретном, биологическом смысле - матери, тем самым принадлежит Церкви, есть поистине ее ребенок, уже принесенный, препорученный Богу. Получая свою жизнь от матери, составляя с нею одно целое, ребенок получает жизнь, уже освященную благодатью и открытую ее действию, так же, как оглашенного готовят к крещению тем, что " принимают в Церковь" (см. Литургию оглашенных), и еще до крещения он считает Церковь матерью и жизнью.

Все это выражено в молитве, читаемой священником, когда он " преклоняет главу" матери и благословляет младенца, которого она держит на руках:

Господи Боже Вседержителю, Отче Господа нашего Иисуса Христа, все естество словесное же и безсловесное словом Твоим создавый, вся от несущих во еже быти приведый, Тебе молимся, и Тебе просим, Твоею волею спасл еси рабу Твою (имярек), очисти от всякаго греха и от всякия скверны, приходящую ко Святей Твоей Церкви, да неосужденно сподобится причаститися Святых Твоих Тайн.

И от нея рожденное отроча благослови, возрасти, освяти, вразуми, уцеломудри, удобромудрствуй, яко Ты привел еси е и показал еси ему свет чувственный, да и умного сподобится света, во время еже определил еси: и сопричтется Святому Твоему стаду...

Для женщины Воцерковление есть возвращение в Храм Божьей славы, от которого она была отделена на сорок дней из-за своего " недуга и слабости", возвращение в Церковь как приобщение Телу и Крови Христовым. " Мир всем", - говорит священник, и это означает, что воцерковление происходит во время собрания верующих и есть возвращение женщины к зримому единству христианской общины. И затем он читает молитву, в которой просит Бога: "...омый ея скверну телесную и скверну душевную... творяй ю достойну и причащения Честнаго Тела и Крове Твоея..."

Что касается младенца, то его воцерковление состоит в том, что его приносят в Церковь, т. е. предлагают Богу так же, как Сам Христос был "...в четыредесятый день Младенец законному храму принесенный от Марии... и на объятиях праведнаго Симеона носимый..." Это начало шествия ребенка к крещению, как ясно говорится в третьей молитве:

...Сам и ныне, сохраняяй младенцы, Господи, благослови отроча сие, вкупе с родители и восприемники его, и сподоби е во время благопотребное, и водою и Духом отрождения: сопричти е святому Твоему стаду словесных овец, нарицающихся именем Христа Твоего...

Но высший смысл и радость этого обряда могут быть найдены - как это понимает и испытывает Церковь - в свете и радости тайны Марии, Матери Христа. Когда мать стоит у входа в церковь, держа на руках своего младенца, готовая принести его и самое свое материнство Богу, она встречает другую Мать с другим Младенцем на руках: икону Богородицы, икону Воплощения и его приятия творением. В своих молитвах Церковь объединяет эти два материнства, наполняет человеческое материнство неповторимой радостью и полнотой божественного Материнства Марии. Младенец, Которого Она носила, и с Которым как Мать была полностью соединена, Который был всей ее жизнью, соделал ее благодатной. И теперь эта благодать наполняет Церковь. И именно эту благодать, благодать Марии, благодать Церкви - получает и излучает каждая мать, приносящая свое дитя Богу.

Воцерковление заканчивается после четвертой молитвы обычным отпустом. И в свете вышесказанного мы теперь можем понять смысл послекрещального обряда, который в настоящее время даже в богослужебных указаниях называется воцерковлением, но который фактически является заключительной частью крещения младенца, в отличие от крещального чинопоследования для взрослых. Последнее, как мы знаем, реализуется в шествии новокрещенных из крестильни в церковь и в их участии в Евхаристии. Однако ребенок не может " шествовать", а должен быть взят и принесен в церковь. Таким образом, в действительности это то же самое шествие, но приспособленное к обстоятельствам крещения младенца:

Таже прием священник отроча, начертавает крест им пред враты храма, глаголя:

Воцерковляется раб Божий (имярек), во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Во-первых: " врата". Крещение как вступление в Церковь и в ней - в новую жизнь Царства Божия.

Таже вводит е во храм, глаголя:

Внидет в дом Твой, поклонится ко храму Святому Твоему.

После входа: сама жизнь Церкви предстает как восхваление и поклонение, как " радость, мир и праведность" Царства.

И входит посреде храма, глаголя:

Посреде Церкве воспоет Тя.

И, наконец: Церковь сама как шествие и восхождение к небесному Царству, конечному исполнению всей жизни в Боге.

Таже вводит пред дверьми жертвенника...

И обряд завершается эсхатологической песнью св. Симеона Богоприимца: " Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром: яко видеста очи мои спасение Твое..." Крещение приводит нас в Церковь; а Церковь, приводя нас ко Христовой трапезе, делает нас - сейчас, в этом мире, в этой жизни - участниками и свидетелями Спасения, уготованного Богом и исполненного во Христе.

Предкрещальные чины по современному Требнику.

Смысл и значение таинства Миропомазания.

Чинопоследование Таинства Крещения плавно перетекает в последование Таинства Миропомазания. В Таинстве Миропомазания на крещенного человека нисходит Святой Дух. Миропомазание есть «исполнение» Крещения – как его восполнение и как его реализация. Если Крещение можно сравнить с рождением или сотворением Богом нового человека, то Миропомазание дарует духовно новорожденному, новосотворенному христианину саму способность жить дальше, дышать, чувствовать и воспринимать касающуюся его и освящающую все его существо Божественную благодать. По слову священномученика Киприана Карфагенского, «Рождение христиан совершается в Крещении…Рождающийся рождается не чрез возложение рук, когда он приемлет Святого Духа, но в Крещении церковном, а Святого Духа приемлет уже родившись, как это совершено было и над первым человеком Адамом; Бог сперва образовал его из персти, а потом уже “вдунул в лице его дыхание жизни” (Быт. 2, 7). Ибо не может Дух быть принят, если не будет прежде приемлющего»[38]. Само Начало Жизни, Дух Святой обитает отныне и действует в человеке, даруя ему подлинное бытие, наполняя его Своим освящающим дыханием.

Мы с вами хорошо помним о двух новозаветных событиях, напрямую связанных с двумя этими Таинствами – Крещением и Миропомазанием: крестная смерть с последующим Воскресением Христа, которое лично для нас с вами реализуется в христианском Крещении, и сошествие Святого Духа на апостолов в пятидесятый день после Воскресения Христова, – сошествия, к плодам которого мы приобщаемся в Миропомазании. Это – две важнейшие составляющие истории Церкви, два события, с которыми мы с вами – каждый из нас – тесно соприкасаемся через участие в церковных Таинствах, и благодаря которым мы идем по пути Спасения.

В Таинстве Миропомазания с нами происходит то же самое, что произошло с апостолами в Сионской горнице, когда на Богоматерь и учеников Христа сошел Святой Дух. По внешней, видимой форме два эти события заметно отличаются: некогда, почти две тысячи лет назад, сошествие Святого Духа совершилось в образе схождения огненных языков; ныне же оно осуществляется через крестообразное помазание святым миром. И вместе с тем следует помнить: сегодня точно так же, в той же мере, в той же полноте, как и тогда в Иерусалиме, Святой Дух сходит на нас при совершении Миропомазания, освящая христианина, делая его вместилищем Своего благодатного огненного присутствия. Таинство Миропомазания – это наша личная Пятидесятница. Псевдо-Дионисий (древний церковный писатель V—VI вв.) пишет о том, что помазание миром преподает удостоившемуся этого Таинства «священнейшее свершение богорождения, явление (излияние. – П.М.) Богоначального Духа»[39].

Принять дар Святого Духа, воспринять совершенное призвание члена Церкви Христовой может только тот человек, истинная природа которого уже восстановлена во Христе: именно поэтому Крещение и предшествует Миропомазанию. Хотя оговорюсь, что в Священной истории известен единственный случай, когда все произошло наоборот, когда сошествие Святого Духа предварило собой Крещение: я имею в виду описанную в книге Деяний Апостольских историю сотника Корнилия. На него и на находившихся рядом с ним уверовавших во Христа язычников сначала сошел Дух Святой, а уж следом за тем они приняли Крещение (Деян. 10).

Миропомазание – это, с одной стороны, дар Духа Святаго, вселение Духа Святого лично в человека, а с другой – духовные благодатные дары, подающиеся нам как некая духовная пища. Любому младенцу для его физического роста необходима материальная пища. Для духовного же роста «новорожденного» христианина, возрожденного в крещальной купели человека, нужна духовная пища, действие благодати Божьей: нас с вами насыщающей, вскармливающей, помогающей духовному росту.

Вы… люди, взятые в удел», — говорит, обращаясь ко всем христианам, в своем Первом Послании апостол Петр (1 Петр. 2, 9). Эти слова апостола Петра как раз и реализуются в Таинстве Миропомазания. Миропомазание – это еще и принятие участвующего в Таинстве человека в удел Божий, в Божие достояние. Благодаря Миропомазанию человек подлинно приобщается Небесному Царству. По свидетельству посвященного духовному смыслу этого Таинства канона Лаодикийского поместного собора, «подобает просвещаемым (то есть крещаемым — П. М.) быти помазуемым помазанием небесным, и быти причастниками Царствия Божия»[40].

Мы находим целый ряд новозаветных свидетельств о плодах действия Духа Святаго, осуществляющихся в христианах благодаря их участию в личной Пятидесятнице – Миропомазании. Так, апостол Иоанн Богослов приводит следующие слова Спасителя, затем их поясняя: «...кто жаждет, иди ко Мне и пей; кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него; ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен» (Ин. 7, 37—39). Что означают эти слова: «не был прославлен»? Слава Христова явилась и осуществилась в Его предельном уничижении – Распятии, смерти, а также в Его победе над грехом и адом – в Воскресении. Зримое явление этой славы Христовой человеку осуществилось также и в Его Вознесении. Именно Вознесение стало одним из условий возможности дарования Духа Святого апостолам. Христос в Своей Прощальной беседе с учениками говорит им: «...если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин. 16, 7), то есть если Господь не вознесется к Отцу, то Он и не пошлет апостолам Духа Святаго. И только после Вознесения Христова в Сионской горнице на учеников Христовых сходят пламенеющие языки Святого Духа. Тем самым и Таинство Миропомазания – идентичное той древней Пятидесятнице – стало для нас с вами доступно именно как плод явленной нам предельной славы Христовой: как в Его славном «кеносисе» – уничижении, умалении, так и в Его победе над смертью, увенчанной событием Вознесения к Небесному Отцу.

Не следует смешивать восприятие Духа Святого как личностной Ипостаси, Третьего Лица Пресвятой Троицы, с дарами Святого Духа, под которыми Святые Отцы зачастую понимают безличную и общую для всей Пресвятой Троицы Божественную благодать. Благодать всегда подается человеку Духом Святым в том смысле, что Дух всегда является Завершителем Божественных промыслительных действий, но при этом все Три Лица Пресвятой Троицы всегда действуют совместно, хотя и подобающим Каждому из Них образом. Об образе излияния такой благодати Святого Духа на нас святитель Афанасий Великий пишет: «...можно сказать, что Отец – это источник, Сын – река, а из реки мы пьем Духа. Ибо написано: „все мы… напоены одним Духом“ (1 Кор. 12, 13)»[41]. Следует помнить, что этот тройческий святоотеческий образ – конечно же, условный, несовершенный, как и все символические образы, претендующие на то, чтобы выразить тайны Пресвятой Троицы и Божественного Домостроительства Спасения. И вместе с тем этот образ святителя Афанасия до некоторой степени помогает нам уразуметь, что происходит с нами в Миропомазании: дарование общей для всей Пресвятой Троицы Божественной благодати. И все же в Миропомазании мы получаем не только благодать Божию как единый дар всей Пресвятой Троицы. В этой нашей личной Пятидесятнице мы становимся храмом Божьим еще и потому, что отныне Дух Божий, Третья Ипостась Пресвятой Троицы, лично обитает в нас. Осуществляется это по слову апостола Павла: «Разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16).

Итак, в Миропомазании, точно так же, как и при схождении Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы, Третье Лицо Пресвятой Троицы начинает ипостасно, лично обитать в человеке, делая его Своим Храмом. Святой Дух, по слову святителя Григория Богослова, после дня Пятидесятницы не только «действием уже, как прежде, но существенно присутствует… сопребывает и сожительствует»[42] в христианине. Об этом же личном пребывании Святого Духа со дня Пятидесятницы в христианах свидетельствует и замечательный богослов XII столетия епископ Николай Мефонский: Святой Дух «в праздник Пятидесятницы сошел на апостолов существенно уже не по общей только сущности, разумеемой и созерцаемой в действии (через энергию. – П.М.), но ясно и в отдельности, или – сошла Сама Ипостась Духа. Потому что не Отец и не Сын, но Сам Дух виден был в виде огненных языков и разделяющимся»[43].

Получаемый в Миропомазании Дар Святого Духа – это то, что не может принадлежать нашей тварной человеческой природе. Человек был сотворен для того, чтобы в своем совершенствовании при помощи Божьей и по Его милости стяжать этот дар – как осуществляющийся союз любви между Творцом и Его творением, достигнув через это обожения. Как пишет апостол Павел: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас [есть] Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2 Кор. 1, 21—22). Эти слова о запечатлении нас Духом как раз отсылают нас к тем важнейшим, поистине центральным словам, которые мы находим в чинопоследовании Таинства Миропомазания: «печать Дара Духа Святаго».

Мы хорошо знаем, что означает для нас с вами слово «печать» в его обыденном, житейском смысле. Печать ставится на документы для подтверждения их подлинности, печать удостоверяет принадлежность человеку какого-либо имущества, печать препятствует прочтению не имеющими на это право людьми чужих писем, печатью опечатывают место преступления, чтобы никто незаконно туда не проник и не повредил или не похитил возможные улики.

Все эти современные, обыденные значения слова «печать» вполне созвучны с некоторыми толкованиями древними Святыми Отцами Православной Церкви смысла запечатления христианина печатью Миропомазания. Преподобный Ефрем Сирин говорит: «...печатью Святого Духа запечатлены все входы в душе твоей, печатью помазания запечатлены все члены твои»[44]. Двери нашей души накрепко «запечатал» при Миропомазании Святой Дух, и сатане уже трудно проникнуть в нашего «внутреннего человека» (ср. 2 Кор. 4, 16), если только мы сами не сломаем эту печать своими грехами. Святитель Григорий Богослов учит: «...если преградишь себя печатью, обезопасишь свою будущность лучшим и действительнейшим пособием, ознаменовав душу и тело Миропомазанием и Духом, как древний Израиль нощною и охраняющею первенцев кровью и помазанием (Исх. 12, 13); тогда что может тебе приключиться?»[45] Вы помните, что когда ангел-губитель проходил в ночь первой ветхозаветной Пасхи по Египту и поражал египетских первенцев, он не притрагивался к еврейским первенцам, узнавая их дома по своеобразной «печати»: евреи помазывали косяки дверей кровью жертвенных агнцев. И это событие – еще и ветхозаветный прообраз того, что Бог в час ожидающего всех нас Суда узнает Своих сынов, верных чад, по Своей печати Миропомазания и не попустит им погибнуть – конечно, если они эту печать сохранят, сберегут. Святитель Василий Великий рассуждает подобным же образом, говоря о том, что ожидает человека после его смертного часа: «...как будет оспаривать тебя ангел себе, как исхитит у врага, если не знает печати… Или не знаешь, что погубляющий миновал дома запечатленные и убивал первенцев в домах незапечатленных? Незапечатанное сокровище удобно похищается ворами, непомеченную овцу безопасно можно отманить»[46].

Миропомазание дает дар понимания Истины Христовой. Сам вселяющийся в нас Дух Святой учит нас понимать Писание, понимать церковное учение, понимать то, что происходит в Таинствах; Сам Дух научает нас всему, потому что Дух Святой живет в нас и дает нам новый разум, новый душевный мир, новую молитву, новый образ постижения путей Спасения. Как говорит апостол Иоанн Богослов в своем Первом послании: «...вы имеете помазание от Святого и знаете все. < …> Помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то чему оно научило вас, в том пребывайте» (1 Ин. 2, 20, 27). Конечно же, все это отнюдь не означает, что мы с вами должны полагаться лишь на собственный «внутренний голос», а не на советы наших духовных наставников, учителей, рассчитывая при этом, что Господь Сам нас всему как-нибудь да научит. Подобное действие Божественной благодати, конечно же, известно нам из истории православной святости, но оно было доступно лишь высочайшим христианским подвижникам, не имевшим никакого богословского образования, но в тонкостях постигшим православное вероучение (таков был, например, преподобный Силуан Афонский). Мы же с вами можем получить просвещение действующим в нас Духом Святым как бы «опосредованно»: через участие в церковных службах, через окормление у духовника, через чтение святоотеческой литературы, усваивая – с помощью Божией – важнейшее для нашего Спасения и обретая – благодаря дару личной Пятидесятницы – все новые силы для следования по этому пути.

Основные элементы чинопоследования Крещения и Миропомазания по современному Требнику (без предкрещальных чинов).

Чины, совершаемые после Крещения и Миропомазания. Время и образ их совершения в Византии.

После ектении совершаются так называемые обряды «восьмого дня». Что же это за обряды? В древней Церкви на восьмой день после Миропомазания новокрещеные приходили в храм, чтобы быть омытыми от мира руками священника. Дело в том, что в течение недели после Крещения новокрещеные ходили в тех самых одеждах, которые на них возложили при совершении этого Таинства. Кроме того, миро до этого момента, до восьмого дня, с них не отиралось, не смывалось, но оставалось на их теле. Наверное, вы обращали внимание на то, что батюшки говорят новокрещеным при Миропомазании: «Только не трогайте, пожалуйста, те места, которые я сейчас помажу святым миром». Это делается потому, что миро – особая святыня; нельзя, чтобы она случайно попала на какие-нибудь посторонние предметы: мы можем коснуться его пальцами, а затем случайно взяться за дверную ручку, за что-то еще… В древней Церкви на помазанное миром место человеческого тела даже налагалась особая «шапочка» – чтобы миро не попало на посторонние предметы, и люди в течение недели, с покрытым челом, ходили в храм, слушали особые тайноводственные беседы, посвященные истолкованию смысла Таинств, причащались Тела и Крови Христовых. И вот наступал восьмой день, когда этим людям нужно было вернуться к повседневной жизни. Тогда-то они и переоблачались из белых одежд в одежды повседневные, с их тела аккуратнейшим образом омывалось миро, которое до сих пор оставалось под шапочками.

Сегодня обычай изменился. Никто из новокрещеных уже не ждет наступления восьмого дня, не ходит в шапочках. Но сами обряды «восьмого дня» в Церкви сохранились. Правда, совершаются они сразу же после Миропомазания, и потому эти восемь дней как бы сокращаются здесь до нескольких минут, воспринимаясь уже символически.