Легитимная фальшивка

Обе истории: одна с бароном де Хори, другая с журналистом Ирвингом – подводят нас к важной теме – легитимации подделок.

Обе истории красноречиво говорят о том, что подделки приобретают статус подлинников благодаря экспертизе. Имея в виду эту ловушку, О. Уэлс говорит в своем фильме: «Эксперты – божий дар для мошенника»; без эксперта мошенник так и останется мошенником. Экспертиза – пропуск в легальный мир подлинников[15]. Барона де Хори отчасти оправдывает то обстоятельство, что многие признанные ныне художники в свое время сами подделывали манеру друг друга. Рафаэль подделывал Переджино. Ван-Дейк работал «под Рубенса», Делакруа – «под Веласкеса». Такие картины сегодня считаются «подлинниками», поскольку их настоящая принадлежность установлена экспертами. Но точно таким же подлинниками являются работы «под Пикассо» кисти Элмира. Именно поэтому его картины (хотя и после смерти автора) выставляются в галереях наряду с полотнами признанных мастеров в качестве своеобразных живописных шедевров.

Иногда пропуск подделкам в легальный мир выдавали и сами живописцы – эксперты среди экспертов. Это происходило, когда они сами прилагали руку к имитациям своих работ, а иногда просто подписывали подделки своим именем. Этим «грешил» французский художник Жан-Батист Камиль Коро, благодаря чему сегодня почти не возможно разобраться в том, что из его наследия является подлинным[16].

Но не все дело в экспертах. Эксперты – лишь обслуживающий персонал в индустрии производства и потребления искусства. В основе легитимации фальшивок лежит помимо прочего «общественный заказ», «неудовлетворенный спрос», «общественное ожидание». «Повесьте их в музей среди великих полотен. Если мои картины провисят достаточно долго, они станут подлинными» – говорил де Хори. Подлинными их сделает неудовлетворенный и растущий спрос. Спрос на большого художника в мире искусства сродни спросу на сенсацию в мире информации.

Это хорошо понял Клиф Ирвинг, находящийся в авангарде журналистов, зарабатывающих на хлеб погоней за сенсациями. Он сделал выверенный ход: по примеру де Хори он подобрал отмычку к неудовлетворенному спросу на яркие образцы чужой успешной жизни. В одном из интервью он так сказал о биографии Хьюза: «Даже если это и вымысел, то не более, чем любая другая биография. Вы ведь имеете дело с людьми, то есть с интерпретациями, а не с событиями. Даже вся история в целом – в лучшем случае компиляция полуправды и самооправданий. Моей целью была психологическая правда, а не плен сомнительных фактов»[17]. В некоторых принципиальных моментах биография, выдуманная Ирвингом, могла оказаться даже более правдивой, нежели «настоящая» биография Хьюза, если бы тот, конечно, решил ее написать или продиктовать. Причина проста: человек зачастую видит в своей жизни только то, что он желает видеть.

Это обстоятельство – неудовлетворенное желание – играет решающую роль в легитимации мира фальшивок. Пребывая в позе «метафизического ворчания» (выражение А. Секацкого), легко говорить о фальшивках, что это незаконные или не вполне законные вещи, как незаконны котрафакты и фальситфикаты. Однако это был бы упрощенный и скороспелый вывод. Мир повседневности наполнен всевозможными имитаторами и муляжами, субститутами и суррогатами, имеющими вполне легальный статус. Здесь работает другое правило: «если нет, а очень хочется, то можно». На основе него фальшивое неприметным образом встраивается в нашу обыденную жизнь, где многие фальшивки обретают свое законное место, будь-то корабельный «фальшборт», «ложный карман» или имитация окна в интерьере.

При этом следует различать как явно фальшивую, так и неявно фальшивую стороны действительности.

В случае явных фальшивок речь идет о ложных вещах, которые легитимируются на основе особых социальных конвенций. Любая подделка –следствие вовлеченности человека в производство «второй природы». К числу явных подделок относятся: искусственный мрамор, древесный ламинат, ненатуральные меха и кожи, синтетические газоны, муляжные растения и т.п. Неподлинность (ненатуральность) этих вещей, даже оставаясь неким «секретом», ни для кого не является проблемой. Поддельность здесь лежит открыто «у всех на виду». Имитация «природности» приемлема и условно легитимна, поскольку основана на общественном признании нехватки природных ресурсов или дороговизны редких материалов. Она может быть санкционирована охраной окружающей среды и бережным отношением к природе. При этом общество может хорошо воспринимать одни заменители, но негативно реагировать на другие – «фальсификаты». Покупатели согласны покупать изделия из искусственной кожи только по соответствующей цене и в соответствии с номенклатурой товара. В противном случае они не согласны, ибо их обманывают, в то время как большинство из них предпочитает обманывать себя и других сами. А для этого все средства хороши: будь то кожа «под крокодила» или искусственные жемчуга. Репродукции картин, легально продающиеся в магазинах, так же как муляжи и копии, выставленные в музее, содержат признание того, что они – явные заместители вещей. Они – хотя и ложные вещи, но «без обмана».

Вместе с тем в случаях неявно фальшивых вещей обман все же имеет место. Искусственный мрамор или янтарь должны обманывать глаз, создавая видимость настоящего камня. Неживые цветы или фрукты в интерьере комнат, офисов и магазинов призваны производить иллюзию живости. Суррогатное кофе должно деликатно обманывать вкус и обоняние. Электронные сигареты – внушить иллюзию присутствия никотина, а безалкогольное пиво – соответствовать натурально сваренному продукту. К скрыто фальшивым и в тоже время легитимным вещам относятся всевозможные усилители и заменители вкуса, цвета и запаха, повсеместно используемые в современной пищевой и парфюмерной промышленности. К данному роду фальшивок так же относятся многообразные усилители образа или элементы, восполняющие этот образ. Визуальные обманки сегодня объявлены «незаменимыми» аксессуарами имиджа и моды: накладные плечи, корректирующее белье, акцентирующие аксессуары, подчеркивающий макияж и прочее ухищрения фальсифицирующего разума доводят внешний облик до воображаемой полноты. Задача всей системы поддельных вещей – окружить нас видимостью реального, играть роль повседневных ловушек внимания, привычных, а потому неприметно встроенных в наше бытие и сознание. Включая зимним вечером электрический камин, приятно вытягивая возле него озябшие ноги, наблюдая плазмоподобное движение искусственного огня, мы постепенно забываем о чем-то реальном, например, о том, что нет дыма без огня, как огня без дыма.

В судьбе неявных фальшивок играют свою роль гласные и негласные конвенции. Они регулируют меру присутствия лжи в каждом конкретном случае. В отличие от золотой коронки современный зубной протез должен быть не явно, а скрыто фальшивым. От косметического грима требуется лишь подчеркивать, но ни в коем случае не закрывать настоящее лицо. Силиконовые имплантаты, скрытые в телесной массе, должны естественным образом проступать на поверхности тела, создавая ложный образ натурального и именно этим обманывая прихотливость восприятия.

И дело здесь не только в нашей склонности впадать в иллюзию. Главная интрига заключается в том, что способность представляться подлинной вещью и в «полной мере» ее замещать во многом определяется собственными свойствами фальшивки. Еще раз приведем формулу Ирвинга: когда речь идет о фальшивке важно не то, что это фальшивка, а то, хороша она или нет.

Научно-технический прогресс создал небывалые возможности в деле фальсификации реальности. Он существенным образом видоизменил не только мир вещей, но и самого человека, его сознание. Фальсификация приобрела форму массового самообмана человечества, одержимого манией обладания знаковой реальностью. Субституты, суррогаты, имитаторы и подделки сегодня успешно обслуживают общество потребления. Они с каждым годом все активнее прорастают в наши тела и завладевают нашим сознанием. В эпоху демократизации потребления важен не бриллиант, а видимость бриллианта (находка Сваровски), не крепкое тело, а его знаки (бодибилдинг), не событие, а факт его регистрации – «лук»[18], как говорят современные хипстеры.

Данное течение молодежной субкультуры – особая тема. Знаки события, материализованные в виде фотографии, которые на самом деле являются знаками «собственного я», непосредственно инкорпорируют фальшь (фэйк) в образ хипсера. Регистрация присутствия совершает подмену и замещение самого присутствия. Хипстер в своем образе осуществляется не сам по себе, а лишь как знак чего-то. Его образ – оживший симулякр, срисованный инфантильным молодым горожанином со страниц глянцевых журналов. «Купи гугл-очки – за умного сойдешь»! Здесь следовало бы поставить значок копирайта (©) и продать это корпорации «Google» как рекламный слоган.

В современном театре вещей фальшивки начинают занимать едва ли не равное место с подлинными вещами. Забвение «самих вещей» в итоге может оказаться настолько глубоким, а приближение подделки к изначальному образу настолько радикальным, что на каком-то этапе исторического пути, мы можем утратить внятность дистанции между подлинной и мнимой вещью, между образом и копией, между эйдосом и идолом.

Ну и что? «Природа любит прятаться» – учил Гераклит. И тем не менее, отдавая дань искусству подделки и заполняя жизнь новыми клонами, не стоит забывать о первородной вещи. Человек, вечно подделывающий творение Бога, должен проникнуться сознанием аскезы, хотя бы для того, чтобы не захламлять мир совсем уж ничтожными фальсификатами. Как говорится, если уж подделывать, то по большому.

P.S.

Проблема копии и оригинала возникла еще в глубокой древности. Греческих авторов поражала и, в тоже время, пугала гениальность богов, способных подделывать и клонировать образы людей, животных и предметов. Одним из сюжетов, тематизирующих эту проблему, была легенда о ложной Елене. В постгомеровской Греции распространилось представление, согласно которому многолетняя Троянская война велась не за настоящую Елену Прекрасную, спрятанную богами, а за сфальсифицированный ими призрак. Такой ход мысли позволял поэтам и трагикам (Сесихор, Еврипид и др.) решить мучительную дилемму: что лучше – добро или красота? Стоят ли прелести неверной жены всех тех неисчислимых бедствий, которые легли на плечи эллинов и троянцев? Способна ли красота, безусловно почитаемая греками, затмить общественное благо?

Образ всех обманувшего прекрасного клона – гениальный способ решения проблемы. С его производством все пороки и зло кровавой войны перенесены на негативно маркированный персонаж – призрак («эйдолон»), в то время как настоящая красавица («эйдос») сохранена в первобытной чистоте и непорочности.

Однако простота мифа отнюдь не отменяет сложности драматического выбора: ведь если поддельная Елена столь же хороша, то как отличить ее от настоящей? Эту проблему и пытается решить царь Менелай в трагедии Еврипида «Елена». На мольбу Елены Прекрасной о признании ее в качестве непорочной жены царь отвечает в том смысле, что глаза его не могут различить, кто призрак, кто человек, а ум решить бессилен. В этой ситуации ему не остается ничего кроме того, как оставить за собой ту, что была предметом многолетних чаяний и страданий, труда и кровопролития: «Не прогневись: трудов своих обузе я верю больше, чем тебе, жена»[19].

При всей парадоксальности такой выбор кажется вполне обоснованным. Если истинная Елена – это далекий, эфемерный, а главное, внесобытийный персонаж, то ложная Елена – это настоящая тема. Это – предмет столкновения и борьбы сил, как внешних, так и внутренних. Она – душевная заноза, причина уязвленной гордыни, пошатнувшегося авторитета и новообретенной славы. Она ценна как «фронтовая подруга». Она – добыча, в которую вложены опыт смерти и запредельное усилие. Вместе с тем ложная и падшая Елена – это источник той душевной метаморфозы, которая ведет героя от мук ревности к великодушному прощению. Она – само испытание, без которого нет события истины.

[1] Хайдеггер М. Парменид / пер. с нем. А.П. Шурбелева. СПб.: Владимир Даль, 2009. С. 83.

[2] Хайдеггер М. Указ соч. С. 75–76.

[3] Белый А. Воздушные пути: альманах. Нью-Йорк, 1967. Т. 5. С. 297–298.

[4] Маковский М. М. Историко-этимологический словарь английского языка. - М.: Диалог. 1999. – 416 с.

[5] Латинско-русский словообразовательный словарь / Авт.-сост. Г. Вс. Петрова. М.: «Оникс»; «Мир и образование», 2008. С. 208.

[6] Хайдеггер М. Парменид / пер. с нем. А.П. Шурбелева. СПб.: Владимир Даль, 2009. С. 91.

[7] Цитата из художественно-документального фильма О. Уэлса «Ф. как фальшивка» (F. for fake) – 1974 г.

[8] Данный эпизод запечатлен в фильме Л. Халльстрема «Мистификация» (2006 г.).

[9] Ф. как фальшивка.

[10] Там же.

[11] Там же.

[12] Там же.

[13] Ф. как фальшивка.

[14] Ф. как фальшивка.

[15] Там же.

[16] Коро – один из самых подделываемых живописцев своего времени.

[17] Ф. как фальшивка.

[18] От англ. look – взгляд, вид, наружность. Под «луком» обычно имеется в виду фото хипстера как знак некоего события: «я и собака», «я с моим другом, подругой», «я купил новую сумку», «я на фоне Лувра», «я в деревне», «ой, мне холодно», «как классно я одет» и т.п. Но если под рукой нет фотоаппарата, хипстер все равно делает «лук» – превращает реальность в знак собственного присутствия, иначе говоря, «метит мир под себя». Хипсерство в свою очередь само определяется через понятие «лук».

[19] Еврипид. Трагедии / пер. А. Анненского и С. Шервинского. В 2 т. Т. 2. М.: Худож. литература, 1969. С. 106.