Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть 2. Лиам волновался, что всё между ними приобретёт ещё большую неловкость, но испытал облегчение, когда обнаружил






Лиам волновался, что всё между ними приобретёт ещё большую неловкость, но испытал облегчение, когда обнаружил, что всё было гораздо проще; он, казалось, заработал некое доверие со стороны Зейна. Также он начал вполне обычно одеваться по поручению мальчика, что было более разумно, так как они идеально гармонировали вместе. Лиам проработал телохранителем всего лишь два месяца, но Зейн уже составлял главный момент каждого его дня. Он словно принёс всплеск ярких цветов в его серый мир. Лиама беспокоило, что каждый день он шёл на работу с волнением из-за того, что скоро были выборы, и, вероятно, после них его услуги больше не понадобятся. Он задавался вопросом, кто будет охранять Зейна после всего этого.

Не то чтобы он воспринял эту роль несерьёзно. Для других это могло выглядеть как хорошо построенный эскорт, но правда была в том, что Лиам всегда был в боевой готовности, он всегда был в курсе, где и с кем находился Зейн. И что он не понимал, так это то, что его чувства защитить мальчика стали немного больше того, что на самом деле входило в его обязанности.

Пока что ему пришлось лишь однажды применить силу, чтобы защитить его от фактической угрозы. Мужчина, который был примерно его возраста, был сильно пьян, отказался принимать отказ за ответ и попытался силой привлечь внимание Зейна к себе в клубе. Это было своего рода облегчением — оттащить от него мальчика. Мужчина попытался подраться с Лиамом, что было очень глупо с его стороны, и дело не обошлось без синяков и крови. Зейн, казалось, слишком сильно наслаждался, наблюдая, как Лиам защищал его честь, затем ухаживая за его ссадинами в машине.

Но такого рода стычки не были его главной заботой. Вскоре после того, как он начал работать, он был отведён в сторону и информирован полицией о сделанных угрозах, хоть Зейн и не считался ключевым объектом. Лиам иногда сомневался, справится ли с этой работой, и был ли его образ приоритетом для безопасности. Он попросил Арека, чтобы тот нанял хотя бы ещё одного человека, но опять же его заставили чувствовать себя так, словно он был там для того, чтобы защитить компанию мистера Малика от Зейна, чем защищать самого Зейна от любых потенциальных опасностей.

Имея свойство проводить свои дни в одиночестве (и некоторые ночи тоже), у Зейна всё же было несколько регулярных встреч, в которые входило еженедельное посещение местного центра мусульманской общины. Он объяснил свою роль, когда впервые пришёл туда, поэтому ему было разрешено проверить помещение. Он выяснил, что там всё было безопасно, поскольку это было необходимо исламской общине в нынешней политической обстановке. Этой пятницей, что уже вошло в привычку, Лиам сидел на жёстком пластиковом стуле в фойе у главного входа и слушал проповедь, хотя она была слишком тихой, чтобы что-то чётко услышать. Но это пение молитв, даже несмотря на то, что оно было на арабском языке и совершенно ему непонятное, показалось ему красивым.

Через некоторое время, он стал слишком нетерпеливым и заскучавшим и решил достать свой телефон, чтобы проверить сообщения, но решил, что это было бы неуважительно. Он всё ещё пытался выяснить, как ему нужно было вести себя, не допустив ошибок.

Пока он ждал, он тряс ногой, что было его единственным внешним признаком дискомфорта от необходимости сидеть тихо и спокойно в течение слишком долгого времени. Он сложил руки на коленях, чтобы не начать грызть ногти, и попытался перестать выглядеть привлекающим к себе внимание. Собрание закончилось, и мужчины постепенно начали выходить из зала, разговаривая между собой, а одна женщина, вышедшая с антресольного этажа, выше главного зала, начала спускаться по лестнице, которая находилась сбоку. Он продолжал сидеть, опустив глаза, пока они все искали свою обувь на стеллажах, расположенных вдоль стены. Они все постепенно проходили мимо него, возвращаясь в свои жизни, и вскоре он остался один в гнетущей тишине.

Как обычно, в холле не было никаких признаков Зейна, потому что, как правило, по поручению отца он оставался там на час, чтобы поговорить с имамом. Якобы это помогало договориться о различных встречах и способствовало укреплению отношений между кампаниями его отца и этой общиной. Хотя учитывая задумчивое, а иногда и огорчённое состояние Зейна, когда они уезжали (тот пытался скрыть это), Лиам подозревал, что этот разговор был частичной попыткой противостоять стилю жизни мальчика. И, возможно, этот разговор был также о том, кем Зейн являлся, и как он себя чувствовал. Хотя Лиам сомневался, что кто-либо из них об этом знал.

Он не думал, что кто-то из жизни Зейна предполагал, кем они становились друг для друга, даже несмотря на все его усилия оттолкнуть от себя Зейна и подавить свои чувства. Поэтому он сомневался, что это обсуждалось. Он слишком хорошо знал о неявном и, возможно, явном неодобрении от тех, если бы им было это известно. Он чувствовал вес вины за то, что являлся ещё одним источником отчуждения в жизни Зейна, не зная, отвергнут его или примут.

Хотя он мог поставить галочку возле «христианин» в бланке, этого у него никто не просил, и сам он не задумывался об этом в течение многих лет. Мысли об этом вернулись к нему, когда он сидел там, так близко к верующим, обдумывая вопросы, на которые у него не было ответов. После того как он начал работать с Зейном, он начал исследовать ислам – чтобы знать как себя вести и никого не обидеть – и был удивлён, когда узнал, что многое из того, что делал Зейн, совершенно не одобрялось религией. Для него Зейн, казалось, находился в ловушке между конфликтующими мирами и не был принят всецело ни в одном из них. Лиам не был уверен, как Зейн с этим смирился. Принимал он это, противоречил или отрицал.

В конце концов, мальчик появился из комнаты, направляясь к нему с созерцательным взглядом, как это было обычно, сжатой челюстью и нахмуренными бровями, складочку между которых Лиаму захотелось разгладить.

Вместо этого он молча стоял у главного входа, наблюдая, как Зейн натягивал обувь, встав на колени, чтобы завязать шнурки, и затем надевая куртку. Он придержал Зейну дверь, и они вышли. Как только они скрылись из виду, Зейн выглядел облегчённым, останавливаясь, чтобы вытащить пачку сигарет из кармана и зажигалку. Кончик загорелся оранжевым угольком, когда он втянул дым в лёгкие, затем убирая сигарету из плотно сжатых губ. Его глаза были закрыты в течение этого краткого момента блаженства.

Желая отвлечь его, Лиам позволил себе говорить, рассказывая всё, что приходило на ум, не пытаясь обдумывать и взвешивать свои слова, зная, что в таком случае они покажутся абсолютной чепухой. Он легонько пихнул Зейна плечом в товарищеском жесте, зарабатывая в ответ благодарную улыбку, когда Зейн взглянул на него, свободной рукой погладив его ладонь. Лиам всё ещё пытался приспособиться к частым ласковым прикосновениям мальчика, и вдруг обнаружил для себя, что скучал по ним, когда они были не вместе.

От здания до парковки было довольно долго идти, и она была уже почти вся заполнена, когда они пришли. Зейн опоздал, как и всегда, поэтому им пришлось припарковаться в свободном углу возле тонких деревьев. Покрывающие их машину листья, шумели из-за порывов ветра, и, срываясь, приземлялись в лужи дождевой воды. Сейчас же осталось только несколько автомобилей, которые, вероятно, принадлежали персоналу или местным жителям, большинство из которых всё же предпочло бесплатную парковку. Пройдя переполненную мусорку, возле которой валялись пустые бутылки, Лиам подумал, что, возможно, местные жители парковались также и здесь. Когда Лиам вытащил ключи от небольшой симпатичной классической модели машины, Зейн выкинул сигарету на землю и раздавил её под толстой подошвой.

Лиам не мог понять, что его беспокоило. Что-то просто было не так. Возможно, тени под машиной падали по-другому. Возможно, это была новая царапина на обычно безупречно гладкой покраске, в сочетании с парой суровых, смотрящих на них мужчин, которые сидели в белом фургоне в противоположном углу стоянки, также далеко от здания. У них был интенсивный разговор взглядами, когда один наклонился через руль, решительно схватив телефон на приборной панели. Когда мужчина поднял взгляд, его глаза на мгновение остановились на Лиаме — они были слишком сосредоточенные, слишком внимательные, его голова была бритой, а на подбородке виднелась щетина.

В секунду сменив улыбку на серьёзное выражение лица, Лиам почувствовал, как его желваки дрогнули, когда он прочно сжал челюсть, отталкивая мальчика назад, чтобы быть между ним и незнакомцами. Положив руку Зейну на спину и толкая его вперёд, откуда они пришли, он повелительно прошептал:

— Мы возвращаемся внутрь.

Зейн в замешательстве посмотрел на него, и как только они поспешили к зданию, весь мир, казалось, взорвался. Звук ударил по ним, как физическое воздействие, а воздух вдруг приобрёл ошеломляющую силу, ударяя по ним вспышкой тепла и энергии.

Он навалился на спину Зейна, заставляя его лечь на землю, когда острая, жгучая боль вонзилась в него, словно разрушая всё его тело сзади. Она чувствовалась, словно тысячи раскалённых осколков металла и стекла прорезали слои его одежды, уверенные в своей решимости проникнуть в его плоть. Он тяжело рухнул на траву, всё ещё влажную от последних осадков. Лиам накрыл шокированного Зейна своим телом, защищая его и руками прикрывая голову мальчика, обхватывая безупречно уложенные волосы. Зарываясь лицом в открытую и уязвимую шею Зейна, Лиам зажмурился, когда плотный воздух, наполненный дымом и пеплом — воспоминание о пожаре врезалось в него словно грузовик, удушая его так, как это сделали бы дымовые газы — ударом заставил обломки железа обрушиться на них.

В его ушах резко звенело, и когда он открыл глаза, всё вокруг них обволакивал чёрный, густой туман, не давая ничего разглядеть. Он закашлялся, пытаясь дышать воздухом, переполненным ядовитыми газами, а его глаза заслезились. Время, казалось, остановилось на мгновение, но потом всё произошло слишком быстро. Воспоминание о его обучении закралось в разум, и он попытался поднять Зейна на ноги, когда услышал чей-то злобный крик, прорывающийся сквозь дымку. Пытаясь определить голоса и понять, откуда они шли, те, казалось, стали ещё громче в сочетании с маниакально ревущими сигнализациями автомобилей, оглушающе раздаваясь по всем его органам чувств.

Когда он толкнул мальчика вперёд, позади них раздался ещё один взрыв, но потише, когда что-то просвистело над его ухом, как разъярённая металлическая пчела, и облако песчаной пыли сорвалось со стены впереди них. Впервые в жизни, Лиам пожалел, что носить с собой оружие было незаконно, но ведь он даже никогда не держал в руках пистолет. Это стоило бы ему дополнительных денег и поездки за границу, где бы его обучили обращению с огнестрельным оружием, но это не беспокоило его в то время, и сейчас он быстро переоценил своё решение.

— Блять. — Лиам едва мог слышать свой потрясённый голос, вырвавшийся из его рта, и он толкнул Зейна ещё сильнее, прежде чем приказать ему: «Беги!». Опустив голову и разворачиваясь, Лиам ринулся к человеку, стреляющего в них, решив находиться между пистолетом и Зейном, когда другая пуля пролетела мимо него, задев плечо, но, не оставив ущерба. К счастью, густой дым вокруг них сделал точное прицеливание невозможным.

Их противник, однако, стоял меж пламень, когда то, что осталось от их автомобиля вспыхнуло раскалённым добела, словно они стояли посреди ада. Оранжевое пламя красными язычками устремилось в небо, сопровождаясь клубами чёрного дыма.

Переполненный еле подавляемой яростью, Лиам толкнул его с полной силой, не останавливаясь, пока не заставил его упасть прямо на землю. Он почувствовал, как из замешкавшегося тела под ним выбился воздух, и Лиам воспользовался возможностью, чтобы схватить мужчину за запястье и несколько раз ударить им о землю, пока выпавший из его рук пистолет не стукнулся об асфальт.

Лиам, наконец, увидел его вблизи: он был молод, с сухим взглядом в его серых глазах цвета грифеля, словно в нём уже потухла жизнь, заменяясь жёстким, холодным безумием оставшегося в нём яростного гнева. Даже в неестественном мраке Лиам мог увидеть рисунок свастики, набитый на его шее и метку, расположенную между его глазами, манящую неизбежным. Слюна бешено вспенилась в уголках его рта, когда его повалили, и он казался не в состоянии справиться со своей целью, ускользающей из его рук. И, возможно, объект его разрушительного желания больше не имел значения, потому что сейчас у него был Лиам.

Мужчина ухватился рукой за его горло, цепляясь другой, чтобы оттолкнуть. Они оба потянулись за пистолетом, только лишь тем самым оттолкнув его дальше, отправив вне зоны досягаемости.

Наплевав на оружие, мужчина схватил Лиама за одежду с одной стороны, чтобы удержать его на месте, и, отведя кулак в сторону, затем ударил им по его челюсти со всей силы. Его зубы клацнули, и тошнота прошла по его телу, отдаваясь привкусом крови во рту, когда мужчина перевернул их, взбираясь на Лиама. Он чувствовал себя бессильным и униженным, не в состоянии управлять своим телом, чувствуя ту растерянность, которую чувствовал тогда, в огне. Потеря себя ударила по нему сильнее, чем физическая боль.

Пока они возились на земле, а боль взрывалась в теле Лиама огненными вспышками, другой мужчина прибежал на место происшествия, начиная пинать его ногами и кричать то, что Лиам не мог расслышать из-за ярости пламени и громкого рёва в своих ушах. Хотя, учитывая пистолет, направленный на них, прибывший мужчина хотел, чтобы атакующий слез, таким образом, получая чёткий прицел на Лиама, убирая сначала его, а потом и Зейна, что Лиам совершенно не мог допустить.

Пока он старался удерживать тело над собой, чтобы избежать пули, что-то над ними резко хрустнуло. Лиам посмотрел на пришедшего мужчину вовремя, чтобы увидеть зелёные осколки стекла, покрывшие его лицо. Потоки крови начали стекать с него, застилая глаза, превращая его шокированное лицо во влажную, ярко-красную массу. Дезориентированный мужчина отшатнулся, его пистолет выпал из его обмякших рук на землю, открывая вид на стоявшего позади него Зейна с яростным взглядом на лице и с зубчатыми останками бутылки в крепко охватившей её руке.

Мужчина, находящийся на Лиаме, тоже на мгновение отвлёкся, и Лиам воспользовался возможностью, чтобы перевернуть их и совершить ещё один удар. Он никогда не ненавидел кого-то так, как сопротивляющееся тело, прижатое к земле. Оседлав мужчину, он ударил его по лицу со значительной силой, вкладываясь в это всем телом, снова и снова, чувствуя боль в своём сломанном носу, а полившаяся из него кровь начала заливать лицо. Он не останавливался, просто не мог, и всё, о чём он мог думать, это о том, что чуть не потерял Зейна.

— Лиам! — голос Зейна послышался сквозь кровь и ярость, когда он схватился за плечи Лиама, насильно потянув его на себя, пока они оба не упали на землю, подальше от того, из чьего рта текла кровь с мокрым булькающим стоном.

Зейн обхватил руками тело Лиама, удерживая его на месте. Мальчик дрожал, его грудь часто вздымалась напротив кровоточащей спины Лиама, сидящего меж его ног. Звук сирен проник к Лиаму через звон в ушах, позволяя ему расслабиться.

Полиция прибыла с визгом шин, пожарные машины ехали следом, а люди начали выбегать из зданий. Лиам сплюнул кровь на землю, наклоняясь, чтобы взять пистолет, лежащий рядом с ними, и навёл его на человека, которого оглушил Зейн. Не убирая пальцы с пускового крючка, он снова навалился на Зейна. Сквозь туман он не сводил взгляда с пистолета, лежащего слишком близко к горящему автомобилю, и с их потенциального убийцы, который больше не являлся угрозой. Он убедился, что оба из них были взяты руками полиции, пока другие из них осматривали территорию на вторичные атаки, а врачи спешили по направлению к ним.

Перед тем как двери машины скорой помощи закрылись, чтобы отвезти его и Зейна в больницу, он наблюдал, как пожарные тушили пламя. Он почувствовал сюрреалистический укол за то, что словно был на другой стороне зазеркалья. Осознание ударило по нему: это больше не была его жизнь, и никогда не будет снова. Его новая жизнь ощущалась как перерыв от реальности, но он, наконец, принял это, позволяя сожалениям быть сожжёнными на остающейся позади них тлеющей парковке. Когда они уезжали, Лиам думал только о своей новой роли и о человеке, за которого был ответственен.

 

***

Учитывая характер того, что произошло, они оба были взяты на попечительство, а также им были даны собственные палаты в отделе больницы, который был оцеплен охранниками, находившимися на въездах. Лиам даже не знал, что в больницах появились частные номера. Осколки, которые ударили по нему, были кропотливо удалены из его разрезанной плоти. Этот процесс занял довольно долго времени, но порезы были неглубокими, и с помощью анестезии он совсем ничего не почувствовал. Ему не понадобилось много швов, хотя он знал, что они только добавятся к исчезающим шрамам, которые у него уже были. Его ушибленные и окровавленные костяшки пальцев были обработаны, на лице остались ссадины от ударов, а кожа была красной и болела из-за последствий от взрыва. Пуля слегка задела его, содрав кожу, поэтому ему понадобилась одна лишь повязка. Зейн лечился отдельно, но врачи пообещали Лиаму, что с ним всё хорошо. С ним должно было быть всё хорошо, иначе Лиаму пришлось бы уйти, чтобы его отыскать.

Когда врачи закончили, он позвонил своей семье, которые всё это время отчаянно писали ему сообщения — он и Зейн, по-видимому, были во всех новостях. Он заверил их, что с ним было всё прекрасно, и им не стоило приезжать. Честно говоря, ему больше не нужны были беспокоящиеся о нём люди в окружении. К нему в палату приходили сотрудники полиции, чтобы сказать, что оба нападавших находились в заключении; второй мужчина не успел далеко уйти из-за своего окровавленного и полубессознательного состояния. Они заверили его, что их с Зейном поступок был ничем иным, кроме самообороны, поэтому против них не будет предпринято никаких действий. Первоначальная оценка заминированного автомобиля показала, что бомба была сделана вручную, и приведена в действие с помощью мобильного телефона, который у них был. У Лиама создалось впечатление из-за их озабоченной и раздражённой манеры поведения, что его начальство сократит его из-за провала.

После их ухода довольно молодая медсестра с зачёсанными назад длинными тёмными волосами пришла, чтобы проверить его с немного слишком большим интересом. Она, должно быть, слышала шёпот о «пострадавшем герое». Зейн просунул голову в его комнату прямо в то время, когда она возилась с подушками, спрашивая, мог ли он войти. Он выглядел усталым, с несколькими порезами и ушибами, но в остальном был почти невредим. Он нахмурился на бедную медсестру, пока она не сдалась и не ушла, осторожно закрывая за собой дверь и предоставляя им капельку личной жизни.

— Они дают тебе хорошие лекарства, — сказал Зейн, кивая в сторону капельницы, воткнутую в руку Лиама, как только они остались одни. — Я пытался выпросить, но они мне дали только несколько таблеток.

— Хорошо. Я думаю, что я, наверно, никогда не видел тебя полностью трезвым и вменяемым.

Пожав плечами, Зейн справедливо отметил:

— Жизнь становится легче, если сгладить её остроту. — Он осторожно сел на кровать. — Хочешь, чтобы я остался?

— Нет, ты пойдёшь домой. Твоя мать разве не приезжает?

— Она приезжает завтра. Я разговаривал по телефону сотню лет, чтобы её успокоить.

Лиам кивнул, радуясь, что к Зейну вот-вот прибудет больше поддержки.

— Ты будешь в порядке?

— Разве я не всегда такой? — Он попытался поднять настроение, но провалился, зная, что это было неправдой.

Зейн заговорил снова, чтобы заполнить окутавшее их неловкое молчание.

— Там дохуя СМИ снаружи, так что они собираются вывести меня через чёрный ход. У них есть команда защиты, наблюдающая за мной. — Он склонил голову в сторону двери. — Там меня ждут двое, мужчина и женщина. Они чертовски горячи и вооружены. — Но его улыбка была полна заботы и нежности.

Лиам приподнял бровь, до сих пор радуясь его словам.

— Хорошо. Но даже не думай об этом, солнышко.

С этими словами улыбка Зейна исчезла, и он прикусил губу, даря ему посерьёзневший взгляд.

— Спасибо за-

Качая головой, Лиам остановил его.

— Всё нормально, мне платят за это, к тому же, ты сделал столько же для меня, как и я тебе.

Он подумал, что Зейн выглядел немного разочарованным, но его голова по-прежнему была словно в тумане, поэтому он не был ни в чём уверен. Когда они закончили, он удостоверился, что Зейн был сопровождён домой.

Лиама хотели оставить в больнице, чтобы наблюдать за возможностью сотрясения мозга, но игла в его руке противно зудела, и он просто хотел, чтобы его отправили домой. Они выпустили его, как только он сказал им, что у него дома была семья, которая о нём позаботится (даже если их там не было), и что машина полиции будет охранять его дом в маловероятном случае атак мести (и это хотя бы было правдой).

Вернувшись домой, Лиам принял больше болеутоляющих, затем осторожно лёг в постель, переворачиваясь на бок, и заснул, как только его голова коснулась подушки.

 

***

 

Проснувшись на следующий день, он попытался встать с кровати, как это обычно и делал, но на него обрушилась стена боли. Несколькими попытками позже, ему удалось медленно встать, и он принял ещё больше обезболивающих. Уже была вторая половина дня, и его телефон кишел сообщениями, которые он смог пролистать вскользь. Он чувствовал себя немного тревожно, когда читал их, но, к счастью, ничего не случилось. Он спешно отправил сообщения друзьям и семье, говоря им, чтобы они больше не волновались. На телефоне также была серия звонков от журналистов, записанных голосовой почтой. Лиам задался вопросом, как они добыли его номер, удаляя все их сообщения.

Он решил позвонить Зейну вместо того, чтобы отправить сообщение; ему нужно было услышать его голос. Зейн только кратко рассказал ему, как все вокруг него сходили с ума, что пресса столпилась возле его дома, и что его отец работал из дома из-за опасения за своего сына, что Лиам принял как хороший знак. Ему нужно было убедиться, что Зейн был в порядке, и затем Лиам позволил себе вернуться к окружающему его безумию.

Лиам включил телевизор, оставляя двадцати четырёх часовой канал BBC тихо вещавшим в углу, даже когда он спал, на всякий случай, если что-то случится с Зейном, и он не удосужится ему позвонить. Затем он сделал себе поесть и вернулся в постель, вставая только из-за приезжавшей к нему медсестры, чтобы сменить повязку.

 

***

 

На следующее утро он встал, неуклюже снимая повязку со своей спины, чтобы принять душ. Для него было невероятным облегчением чувствовать тёплую воду, смывающую грязь с его спины, всё ещё цепляющуюся за его волосы и засохшую кровь, корочкой покрывавшую его ещё заживающие раны. Затем он неловко обмотал бинтом рану на плече, чувствуя боль каждый раз, когда двигал рукой. Он аккуратно протёр полотенцем остальные раны, оставляя их открытыми — их перевязка вызвала бы ещё больше раздражения.

Его родители и сёстры следили за ним через слишком частые видеозвонки, и Зейн отправил ему несколько коротких сообщений, чтобы Лиам знал, что он, по крайней мере, поправлялся. Вопрос о том, когда Лиам возвратится к работе и о том, какая у него теперь будет роль, остался нерешённым. Он знал, что не владел на все сто этой профессией.

Лиам согрел в микроволновке немного еды и сел смотреть телевизор, начиная снова чувствовать себя собой, кем бы он ни был. Вечер тянулся медленно, он потягивал виски, и уже подумывал над тем, чтобы пойти спать, как внезапный звонок домофона изменил его планы.

Ожидая, что это был журналист, он был готов сказать ему, чтобы он отвалил (хотя ещё ни один не появился в его доме, будучи больше заинтересованными в отце Зейна и его семье), но вместо этого в динамике прозвучал голос Зейна, просящий войти.

У него была всего лишь пара минут, чтобы привести себя в порядок, хотя даже если бы у него было всё время в мире, он бы не смог превратить свою скромную квартиру-студию в нечто впечатляющее. Он жил только в нескольких минутах езды от широких деревьев вдоль аллей, где жил Зейн, но выглядела эта местность совершенно как другой мир.

После того как он быстро взмахнул одеялом, словно рухнувший парус, он сложил его у подножья кровати. Как только он откинулся на спинку, он поймал взглядом своё отражение в зеркале. Одна сторона его челюсти была в глубокого фиолетового цвета синяках; он выглядел уставшим и потрёпанным, и кроме того, старше своих лет. Из-за того, что он избегал воздействия солнца после пожара и кожных трансплантаций (донорская кожа осталась воспоминанием на его плоти), цвет его лица был мертвенно-бледным, особенно после последних травм, нанесённых на его тело. Хотя он всё ещё, как минимум, выглядел сильным. С боевыми шрамами, но всё ещё борющийся.

Лиам критически осмотрел свою свободную белую футболку, оголяющую швы на шее, удобные серые тренировочные брюки, под которыми больше ничего не было, а их пояс еле держался на его бёдрах — ещё стройные, даже после того как он долго работал, качая мышцы в тренажёрном зале — и босые ноги. Но было уже слишком поздно, чтобы что-то менять.

Когда он открыл дверь, Зейн стоял там в окружении своей новенькой личной охраны военного образца. Мальчик только дразнился по поводу их горячей внешности, потому что в них не было ничего особенного. Они сказали Зейну, что будут ждать его в машине, наблюдать за зданием, и для него, чтобы он позвонил им, когда будет готов уехать. Они одарили Лиама неодобрительным взглядом, когда удостоверились, что Зейн прошёл внутрь, и закрыли за собой дверь, словно подозревая, что Лиам переступал свои границы, что, в принципе, так и было.

Зейн был чисто выбрит и особенно хорош сегодня, как будто планировал нечто особенное. Может быть, он собирался куда-то идти после него, из-за чего Лиам немного расстроился. Зейн никогда не был у него дома раньше и оглядывался с любопытством, когда Лиам предложил ему выпить и спросил, зачем он пришёл.

— Я пришёл, чтобы ты трахнул меня.

Лиам сделал паузу, его обычный ответ сомнительно балансировал на кончике языка, уже готовый выскользнуть, но всё же…

— То, что я сказал тебе в больнице, было неправдой. Я бы отдал свою жизнь, защищая тебя, и не только потому, что это моя работа. Ну, это тоже, хотя я бы всё равно так поступил, — сказал он вместо всего другого, потому что мысль об этом разъедала его день за днём.

Зейн выглядел немного озадаченным, на этот раз ответив: «Я знаю». Он кивнул, сказав это, выглядя выжидающе и немного нервничая, когда втянул губу между белоснежных рядов зубов, рассеяно её прикусывая.

Лиам мог составить длинный список причин, почему им не следовало этого делать, но не смог найти ни одну из них.

Зейн решительно заговорил, когда Лиам осознал свои мысли.

— Я подготовил себя, прежде чем ушёл. Разработал себя пальцами, использовал своё дилдо, думая о твоём члене… Хотя бьюсь об заклад, что ты гораздо больше. Затем я использовал пробку. Хотел сделать это лёгким для тебя. Подготовиться. Я сел в машину с ней в своей заднице и представлял себе, что было бы, если бы они знали, какой я разработанный и мокрый. Они бы вероятно заняли свою очередь, когда бы ты закончил, чтобы довести меня до обессиленного состояния. И я бы позволил-

— Заткнись, — почти прорычал Лиам, притягивая мальчика к себе, а его голос был глубоким, предавая его и намекая на собственничество, которое он так пытался скрыть в прошлом. Лиам обнаружил себя, охваченным в ещё одном огне, из которого он не мог сбежать, чувствуя, как он пожирал его изнутри.

Зейн улыбнулся, выглядя довольным собой за то, что ему удалось вывести Лиама из себя. Он хотел стереть ухмылку с лица мальчика. Хотел заставить его кричать.

Он пообещал себе, что если поцелует Зейна снова, то всё будет по-другому. Поцелуй будет медленным и нежным, чтобы Зейн почувствовал себя особенным, но сейчас он был просто не согласен со своими ожиданиями. Обхватив затылок мальчика, он наклонился, целуя его ещё сильнее и грубее, чем в последний раз. Никаких сомнений сейчас. Целуя слишком отчаянно, после того, что произошло. Всё, о чём он мог думать, было: «Я почти потерял его, чуть не провалился снова, он почти ушёл», пока держал стройное тело в своих объятиях, которое самостоятельно льнуло к нему.

Он провёл руками вниз, чтобы смять задницу мальчика, словно они были парочкой подростков, хотя Зейн им всё ещё был. Он ощущался таким худым под руками Лиама, каким, в принципе, и являлся. На нём не было никакого жира, но он был сильным и чувствительным, словно породистое животное. Он стоял на цыпочках, но затем подался вперёд, обвивая ногами бёдра Лиама, и крепко держась руками за его широкие плечи, застонал ему в рот.

Когда Лиам прошёл с ним, засасывающим кожу на его шее, к кровати, он знал, что на ней останется более приятный взгляду синяк, которые оставит хорошую память, если он посмотрится в зеркало. До кровати было недалеко, так как буквально ничего не отделяло гостиную от места, где он спал, и Лиам продвигался, руководствуясь своей интуицией.

Он положил Зейна на кровать так мягко, как мог — нетерпеливый в ожидании — распутывая себя из цепких конечностей мальчика.

Когда Лиам сказал ему: «Раздевайся», он удивился, насколько глубоко звучал его голос. Затем он порылся в комоде, зная, что где-то в нём лежали презервативы, ведь он был бойскаутом — всегда готов — хотя не использовал их ещё до пожара. Он изменил его внутри и снаружи, и Лиам смущался отметок, оставленных на его теле. В комоде была полупустая баночка смазки, которую он регулярно использовал в одиночку, лежащая сверху, чтобы до неё было удобно дотягиваться с кровати.

Он издал небольшой триумфальный звук, когда нашёл всё, что было необходимо, и разорвал обёртку, обернувшись к Зейну спиной, чтобы держать себя в порядке.

Когда он повернулся, Зейн снимал последнюю вещь из своей дизайнерской одежды, не слишком о ней заботясь и бросая её в беспорядочную кучу на полу.

Он встал на колени, лицом к изголовью, и непоколебимо посмотрел на Лиама, когда опустился на четвереньки, представляя себя пленённой аудитории. Когда он завёл руку позади себя, его спина выгнулась, представляя собой идеальный изгиб, а его рёбра в форме перевёрнутого моста, слишком отчётливо проступили под его кожей. Взгляд Лиама путешествовал от гордой птицы, веером раскинувшей свои татуированные крылья чуть пониже шеи, затем спускаясь вниз по долине позвоночника. Зейну потребовалось пара попыток своими цепкими пальчиками, когда Лиам увидел медленно выходящую из него анальную пробку. Он вовсе не был удивлён, что Зейн серьёзно имел это в виду. Мальчик застонал — отчасти из-за усилий и отчасти для придания эффекта, хотя его лоб сморщился, а плечи напряглись. Объект отказывался выходить из плотно натянутого вокруг него тела, прежде чем сдался, и выскользнул, оголяя конической формы головку.

Как только она оказалась на виду, она не была особенно больших размеров, но всё же впечатляла. Зейн выбросил её на вершину кучи одежды, не имея теперь к ней никакого интереса, так как его цель уже была подана. Пробка приземлилась с приглушенным стуком, сверкнув чёрным блеском дразнящей влажности. Этот спектакль оказался опрометчивым соединением вызова и приглашения, из-за чего Лиам задавался вопросом, как, блять, ему удавалось так долго сопротивляться, и как же ему повезло.

Зейн рухнул на спину, положив голову на белую дешёвую подушку, глядя на него с надеждой.

Он был так же красив, как Лиам знал, что он будет. Он всегда предполагал, что Зейн эпилировал свою грудь воском, которая была татуирована рисунком, похожим на крылья падшего ангела, но он оставил тонкую полоску волос, спускающуюся по его животу и переходящую в лобковые волосы. Прекрасно ухоженные, конечно. Лиам почувствовал себя неловко по сравнению с ним, оставив всё в естественном состоянии. Член Зейна был так же хорош, как и всё остальное, чуть темноватый, и уже наполовину эрегированный. Он был почти прижат к его животу, когда Зейн провёл по нему пальцами, влажному и обрезанному, подверженному и уязвимому.

Он стоял загипнотизированный на мгновение, чувствуя себя легкомысленным, и как вся кровь ушла вниз, заставляя набухнуть его член. Между ног, обтянутых изношенной тканью, стало тяжело.

Лиам не двигался, пока Зейн не простонал:

— Пошевеливайся, чёрт возьми, я и так слишком долго ждал.

Это разрушило чары и заставило его двигаться, так что он быстро обнаружил себя на коленях между ног Зейна, рассеяно кладя рядом с собой презервативы и смазку.

Лиам знал, что в его глазах можно было прочитать все эмоции, и старался не выглядеть слишком истосковавшимся и внимательным, когда оценивающе осматривал всё тело Зейна. На его бёдрах было несколько порезов, кожа на которых была бесцеремонно надрезана. Небольшие взбухшие отметины были мягкими и смертельно бледными, словно нежное мясо выудили на поверхность, затем оставляя затягиваться. Порезы, за которыми Лиам ухаживал собственноручно, зажили, по крайней мере, хорошо, присоединяясь к другим так, словно сказали свою часть истории жизни Зейна.

На его руке, которую постоянно посягающие на кожу чернила ещё не достигли, были глубокие круглые ожоги, похожие на разъярённое воспоминание от сигарет, насильно затушенных о кожу. Отметки были покрыты коростой, и Лиам не спросил о них, полагая, что однажды они всё равно к этому вернутся. Лиаму было страшно из-за его хрупкости и из-за того, что что-то в нём, вероятно, уже было сломано.

Лиам отвёл взгляд, снимая футболку через голову, и, равнодушно бросая её на кровать рядом с собой, стянул свои свободные штаны до бёдер. Он едва осмеливался прикасаться к своему члену, не желая быть смущённым из-за того, что мог кончить слишком быстро, даже не успев ничего начать. Его член был уже довольно твёрдым и истекающим, и Лиам несколько раз провёл по нему рукой, чтобы оттянуть крайнюю плоть и вытереть прозрачную жидкость, скопившуюся под головкой. С недавнего времени, он обнаружил, что ему нравилось, когда его член был мокрым, и затем он натянул на него презерватив, выдавливая смазку себе на пальцы. Зейн облизнул губы, наблюдая за ним и выглядя пошло и распутно. Он нагнулся к дырочке Зейна; она выглядела настолько привлекательной, настолько его жаждущей-

— Я сказал тебе, что я, чёрт подери, готов, просто сделай это, — сказал Зейн, стараясь оттолкнуть его руку.

Но Лиам всё равно хотел проверить, он не хотел причинять ему боль, никогда не хотел причинять ему боль и не хотел причинять боль себе. Ему было так хорошо, когда он, наконец, коснулся пальцами влажного отверстия. Чувствовалось некое сопротивление, но затем тело мальчика жадно поглотило их, сжимаясь вокруг, пока Лиам трахал его ими. Ему не нужно было делать многого, большая часть работы уже была проделана. Он чувствовал трепет, когда расслабленное и уже приспособленное тело Зейна приняло его. Лиам чувствовал скользкие и гладкие стенки, когда тот задвигал бёдрами, такой готовый. Лиам застонал. Он ещё никогда не желал кого-то настолько отчаянно.

Он даже не понял, что сказал свои мысли вслух, пока не услышал ответ Зейна:

— Да. Скажи мне, что я шлюха… Мне. Блять... Нужно это.

Выругавшись и убрав пальцы, он толкнул колени Зейна назад, затем наклоняясь над ним, и поддерживая член одной рукой, ввёл его внутрь.

Лиам почувствовал себя виноватым, когда толкнулся в мальчика слишком быстро, слишком небрежно, но всё это время, что они знали друг друга, было одним большим актом прелюдии, и он больше не мог терпеть. Он чувствовал постоянное давление на себе и сейчас был рад избавиться от него. И Зейну тоже было плевать, когда он умолял его как одна из дешёвых шлюх в домах, брошенных владельцем, в которые он обычно ходил покупать наркотики, за исключением того, что Зейн действительно имел это в виду. Лиама потрясло это осознание, и он снова задался вопросом, кем он теперь являлся.

Кажущийся прочитавшим его мысли, мальчик всегда был слишком умён, всезнающ, он хрипло пробормотал ему в плечо, словно демон:

— В следующий раз ты разработаешь меня своим языком… Я хочу почувствовать, как ты трахаешь им меня. Хочу почувствовать свой вкус, когда ты поцелуешь меня-

Лиам не собирался слушать эту грязь, кладя ладонь на рот мальчика и тем самым заставляя его замолчать, чтобы всё, что он мог услышать, было его собственное прерывистое дыхание, когда он начал вколачиваться в него слишком сильно и быстро. Он чувствовал себя тупым инструментом, жестоким и грубым, и часть его продолжала настаивать, что всё должно было быть не так, но мудрая его часть приказала ему заткнуться, потому что это был единственный способ, как всё могло быть.

Рот Зейна был горячим и влажным напротив его ладони, он смотрел на Лиама улыбающимся взглядом, нечестиво её облизывая, обдавая тыльную сторону частым и тёплым дыханием. Лиам убрал ладонь и вытер её о простыни, упираясь руками около плеч Зейна и начиная неумолимо в него толкаться. Он услышал собственный ритмичный стон и понимал, что не сможет остановиться.

Зейн почти зарыдал, выгибаясь в спине, толкая себя на член Лиама и, задыхаясь, провёл по его спине, впиваясь ногтями, возобновляя небольшие раны. Но Лиама это совершенно не беспокоило, ведь это только ещё больше его стимулировало.

Лиам чувствовал, что был полностью голый, что его плоть словно сняли с костей, и он был ничем иным, кроме подверженных воздействию нервных окончаний и органов, чувствительный и нуждающийся как самец во время гона. Его рот был приоктрыт, брови нахмурены, а тело туго вытянулось. Сломанный голос Зейна умолял, чтобы он продолжал трахать его снова и снова, как будто бы он был в силах остановиться, как будто бы он мог.

Член Зейна тёрся о него: мокро и настойчиво, и Лиам чувствовал, что мальчик словно пытался сократить расстояние между ними, чтобы увеличить трение, но Лиам не хотел, чтобы он отвлекался, хватая его за руку и прижимая её к матрасу, переплетая их пальцы. Зейн в отчаянии заскулил, наконец, без слов. Свободной рукой он скользнул Лиаму на задницу, пытаясь приблизить его ещё ближе, ещё сильнее, как будто бы это было возможно.

Затем он оттолкнул Лиама за плечи, говоря ему остановиться, и тот на секунду запаниковал, думая, что ему стало больно. Но Зейн просто столкнул его с себя, переворачиваясь и смахивая подушки на своём пути. Затем он вздохнул, словно так было гораздо лучше.

Быстро стянув с себя штаны, пока у него был шанс, Лиам встал на колени меж его ногами, разводя ягодицы мальчика руками, смотря на его содрогнувшееся от прикосновения колечко мышц.

— Лиам, — Зейн тянул его имя так долго, насколько мог. — Я чувствую себя пустым

— Блять. — Он выглядел настолько прекрасно. Лиам наклонился вперёд, смочив дырочку слюной, и Зейн застонал, когда Лиам провёл по ней языком, чтобы попробовать на вкус, затем толкаясь глубже. Смазка дала привкус горечи, но ему всё ещё хотелось большего. Лиам не мог продержаться дольше, целуя колечко последний раз, затем спешно размазывая ещё больше смазки по своему члену, склоняясь вперёд и тем самым ложась на мальчика. Введя свой член внутрь, он застонал от того, насколько хорошо это чувствовалось в таком положении, и как тело Зейна приняло его ещё глубже. Лиам охотно начал двигаться, зная, что Зейн наслаждался тем, каким сильным он был и как легко он мог его одолеть.

Пока он лежал на спине Зейна, по нему ударило осознание того, что всего несколько дней назад, он был в том же положении, защищая собой его маленькое тело. Лиам плотнее прижался к Зейну, продолжая трахать, отдавая всего себя, и зарываясь носом в его шею, прямо как тогда.

Крепко ухватившись за простыни под ним, Зейн почти зарыдал, когда Лиам, сменив угол, начал толкаться в него быстро и глубоко.

Лиам так хотел продержаться, заставить Зейна кончить только из-за этого, затем трахая его содрогающееся от оргазма тело, но он не мог больше сдерживаться, не мог остановиться, даже если бы попытался. Чувства внутри него были слишком подавляющими, он чувствовал себя распадающимся на кусочки, и как его тело беспомощно двигалось рывками, когда он кончил в презерватив, замедляя движения, толкаясь так глубоко, насколько это было возможно. Его окровавленная, потная спина напряглась, когда он застонал слишком громко, даже для самого себя.

Лиам думал, что услышал: «Я люблю тебя, ми-и-илый», мягко промурлыканное куда-то в матрас. Но он думал, что не смог бы справиться, зная это наверняка, ещё нет, или зная хоть что-либо о нежности, хотя он мог рискнуть, чтобы предположить, если бы себе позволил.

Он продолжал двигаться напротив тела, лежащего под ним, пока у него не осталось ничего, что можно было дать, и уткнулся лицом в шею мальчика, засасывая кожу и оставляя свои следы. Лиам обнаружил, что шепчет ломаные слова в кожу Зейна, говоря ему, каким тот был хорошим мальчиком, как сильно он в нём нуждался и как не мог остановиться.

После того как он смог оторваться от него, Лиам осторожно снял презерватив, неловко завязывая его и выкидывая на пол, не пытаясь вставать.

Он перекатился на бок, чтобы Зейн смог перевернуться. Он смотрел на Лиама помутневшим взглядом, а его губы были красные и припухшие. Его член был налившимся и капающим, пока он ждал, не прикасаясь к себе, а целиком и полностью предаваясь Лиаму.

Было так много вещей, о которых Лиаму хотелось сказать, но он никогда не был хорош в поисках нужных слов, и в этот момент он даже не мог говорить. Он наклонился, чтобы поцеловать Зейна, что было довольно грубо, но ему всё же удалось передать через поцелуй все эмоции, которые ему хотелось высказать, когда он снова расположился меж разведённых ног мальчика.

Отрываясь от его губ, Лиам проложил дорожку поцелуев вниз по его телу, ощущая губами вены и сухожилия в его изогнутой для большего доступа шее. Он узнал, насколько были чувствительны соски мальчика, когда исследовал их своим ртом. Лиам улыбнулся, когда Зейн выпустил смех, извиваясь от ощущения языка в его пупке (Лиам сделал заметку о месте, где Зейн боялся щекотки). Хотя он стал более мрачным, когда Лиам оцеловывал кощунственные шрамы, оскверняющие поверхность его бёдер.

Чуть приподнявшись, Лиам задел носом мошонку Зейна, вдыхая тёплый аромат секса. Затем он обернул руку вокруг основания его члена, и обхватил губами головку, чувствуя сладко-солёный привкус. Он сочился из щёлки мальчика, когда Лиам исследовал её языком, смакуя всё стремительнее нарастающее переполнение эмоциями мальчика. Он поднял взгляд, пока делал это, выглядя немного самоуверенно, хотя был довольно хорошо осведомлён о своей неопытности. Но Зейн, казалось, был более, чем доволен его усилиями, хватаясь за простыни с одной стороны, откидывая голову на подушку, а другой рукой резко хватая Лиама за волосы, пытаясь толкнуться.

Лиам провёл по шероховатым рёбрам вниз, глотая ещё больше. Член Зейна был меньше, чем его собственный, но достаточно большой, чтобы быть не в состоянии взять его в рот целиком. Его горло сократилось, а дыхание сорвалось, и Лиаму пришлось отстраниться, чтобы отдышаться, затем пробуя снова. У него не было никакой возможности заглотить его член так, как это делали люди в порно. Он изо всех сил пытался регулировать своё дыхание через нос, заставляя себя сохранять спокойствие и контроль над собой, чтобы не позволить появиться панике от удушья, рвано дыша Зейну в кожу. Но он чувствовал себя хорошо, когда его рот был настолько заполнен. Он чувствовал власть, контроль над удовольствием Зейна, так как его самая уязвимая часть была полностью его.

Оставляя одну руку прижатой к его торсу, чтобы удержать на месте, Лиам на мгновение снова вобрал его изнывающий от желания член себе в рот. Зейн сделал своё недовольство очевидным, когда бесстыдно попросил сделать так снова, пытаясь опустить Лиама вниз. Сопротивляясь, он повернул голову, снисходительно целуя его запястье, прежде чем облизать два своих пальца, вводя их обратно в мальчика и чувствуя, каким хрупким он был, но всё же жаждущим быть заполненным. Он склонился, обхватывая губами член Зейна снова и пытаясь выработать одинаковый ритм, как для пальцев, так и для его рта и языка. Его рот наполнился слюной, что заставило его легче скользить по горячей плоти.

Прежде, чем он закрыл глаза, он увидел, как Зейн приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, а звуки, которые он издавал, звучали почти болезненно. Лиам сделал всё, чтобы найти заветное местечко Зейна, сгибая пальцы и толкая их дальше, пока не нашёл его, начиная поглаживать, зная по вздоху Зейна, что преуспел. Не то чтобы у него не было анального секса раньше, просто не с мужчиной, но это было тем, о чём он читал (и по общему признанию смотрел) после его встречи с Зейном.

Лиам смаковал ощущение жёсткой пульсации плоти и дрожь на своём языке. Он просто пробовал член на вкус, не пытаясь взять его глубоко, когда Зейн схватил его за волосы, поднимая его вверх. Зейн звучал удивлённо, когда резко выдохнул и бурно кончил, белой полоской спермы ударяя по подбородку Лиама. Он быстро скатился с его бёдер, оборачивая руку вокруг его основания, и позволяя Зейну толкаться в его кулак. Остальная сперма Зейна была неаккуратно разбрызгана по его животу и на руке Лиама, поглаживающего его. Он исполнил своё желание, трахая Зейна пальцами, чувствуя как плотно сжималось вокруг них его колечко мышц.

Абсолютно наплевав на то, каким он был потным, он осторожно убрал пальцы и лёг на Зейна, целуя мальчика, который дрожал и прижимался к нему, пока не успокоился. Член и яйца Лиама до сих пор были тяжёлыми, чувствительными и превосходно использованными, и это ощущалось так хорошо.

Внезапно он почувствовал острое ощущение в своём рту, ближе к задней стенке горла, к которому он не привык. Он чувствовал себя заполнено, словно член Зейна всё ещё был там. Каждый раз, когда он глотал, он вспоминал чувство и вкус его члена, и задавался вопросом, сколько это будет продолжаться, надеясь на довольно длительный промежуток времени.

Когда Зейн восстановил дыхание, Лиам вытер свои глаза, и если они были чуть влажными, если он был немного растерян из-за облегчения освобождения, никто из них об этом не сказал.

— Ты в порядке? — спросил он мальчика под ним, ожидая саркастический ответ, но остроумный рот Зейна молчал на этот раз, когда он кивнул головой, занятый вылизыванием попавших капель спермы на короткую, мягкую щетину Лиама.

Простонав, Лиам схватил свою футболку и вытер их обоих до чистоты, затем укладывая Зейна на свою вздымающуюся грудь. Тот казался довольным — таким, каким Лиам его никогда не видел — с закрытыми глазами, тёмные длинные ресницы на которых отбрасывали тени на его безупречно скульптурные скулы.

Пока они лежали, их сердцебиения замедлялись, достигая устойчивого ритма, и Зейн приоткрыл глаза, проводя пальцами по старому, исцелённому шраму на руке Лиама. Он продолжал обводить его татуировки, которых было значительно меньше, чем у Зейна, и которые были более тщательно обдуманны. Он провёл по грубым волоскам на груди Лиама, ведя линию вниз по его торсу. Он задержался над развитой мускулатурой, исследуя, лаская, и, казалось, словно он пытался запомнить всё. Лиам чувствовал, что читался на ощупь, словно его кожа была тонким пергаментом с высеченной на нём душой, как шрифт Брайля.

Вдруг глаза Зейна распахнулись и он резко сел, на мгновение сожалея о засохшей крови, оставшейся под его ногтями, когда он расцарапал раны на спине Лиама, заставляя их снова кровоточить. Лиам успокоил его, потянув обратно к себе в объятия и сказав ему, что это не имело никакого значения, пока оглаживал к счастью невредимую гладкую кожу на спине и плечах мальчика.

Лиам старался не думать. Не думать о том, что будет дальше; смогут ли двое потерпевших поражение людей совместить их сломанные кусочки жизней вместе, или они просто будут продолжать резать друг друга, удерживаясь на острых краях. Он старался не думать о том, что мог чувствовать каждое из рёбер Зейна под натянутой на них кожей, и как ему хотелось накормить этого мальчика досыта. Как он хотел сделать всё, что Зейн ему сказал. Он просто хотел удержать этого мальчика рядом, чтобы мир не заметил, чтобы никто не сказал им об этом ни слова. Был ли Зейн достаточно сильным, чтобы выдержать неизбежный шторм, но, прежде всего, был ли он сильным сам? Потому что он знал. Знал, что иногда нужда, потребность, даже любовь не являлись достаточными. Он изо всех сил старался не думать. Он думал, что это никогда не сработает.

Он смаковал это краткое затишье столько, сколько мог, пока реальность снова не обрушилась на него.

— Малыш? — Он нежно потряс мальчика, который начал дремать. Неважно, насколько Лиам хотел спать с ним, он не хотел причинять ему ещё больше неприятностей, оставляя его на ночь.

— М-м-м?

— Если ты не позвонишь им в ближайшее время, они придут за тобой.

— Блять. Я не могу просто остаться?

— Не сегодня. Люди должны знать, где ты находишься, чтобы держать тебя в безопасности.

— Мне безопаснее всего здесь.

Лиам понял то, что, вероятно, было правдой. Зейн встречался со многими опасностями в мире, но последней из которых был он сам. Лиам поцеловал его медленно и глубоко, прогоняя из мягкой и тёплой постели обратно в суровый мир.

Болеутоляющие, которые он неразумно смешал с алкоголем, начали одерживать над ним верх, и он дрейфовал где-то между сознанием и сном, наполовину слушая, как Зейн отправился в ванну, чтобы привести себя в порядок. Он перевернулся на бок, чтобы уменьшить давление на спину, вздыхая и не открывая глаз, когда Зейн вернулся и вытер его порезы на спине, которые были усугублены царапинами. Это немного жалило, но он чувствовал себя прекрасно, принимая заботу в ответ.

Потом он слушал, как Зейн надевал одежду и звонил охране, чтобы она пришла и встретила его у дверей Лиама.

Он сонно улыбнулся, когда Зейн поцеловал его в щёку, говоря ему, что они свяжутся завтра, затем выходя за дверь. Он услышал, как щёлкнул замок, закрываясь, и затем провалился в глубокий, истощённый сон.

 

***

 

В какой-то момент Лиаму удалось подняться с кровати, чтобы сходить в туалет и смыть остатки шелушившейся засохшей спермы на его животе, затем глотая ещё больше обезболивающего. Всё это он проделал буквально без сознания, затем заползая под одеяло и проваливаясь обратно в сон — и даже если ему что-то снилось, он не мог этого вспомнить — пока настойчивый писк телефона не разбудил его.

Со стоном он включил лампу у кровати и схватил мобильник с тумбочки; хотя он мягко улыбнулся про себя, когда воспоминания о вчерашнем вечере затопили его, уничтожая остаточную боль. Часы в нижнем углу экрана безразлично сообщили ему, что времени было ещё задолго до рассвета. На экране показывало одно сообщение от Арека со срочной просьбой приехать. Запаниковав, если что-то случилось с Зейном после его ухода, Лиам со скоростью света написал ответное сообщение, даже не пытаясь исправить своё всегда сомнительное правописание, с вопросом, был ли тот в порядке. Ответ не очень обнадёживал, просто сказав ему снова приехать.

Натянув джинсы и футболку, затем хватая кожаную куртку и ключи, он вышел за дверь через десять минут и помчался к дому Зейна. Хотя он рискнул совсем немного зайти за ограничение скорости, потому что всё ещё было темно, небо над головой было чёрное, как смоль, и усеяно звёздами, а дороги были скользкими из-за сильного ночного дождя.

Его пропустили через ворота, затем он первый раз в жизни был встречен у двери Ареком, который сердито пихнул ему газету в грудь. Лиам инстинктивно поднял руки, чтобы взять её, наклоняясь на стойку регистрации.

Собравшись с силами, он посмотрел на первую страницу. Название газеты было «The Daily Mail», и на первой фотографии было нечёткое изображение его самого, прижавшего Зейна к стене, пока они целовались. Лиам сразу узнал тот момент — неподвижное изображение располагалось на улице между двумя клубами в тот день, когда они встретились. Заголовок, расположенный выше, кричал: «Взорванный бомбой герой сблизился ещё сильнее с проблемным сыном политика».

Лиам почувствовал тошноту, просматривая статью, где детали личной жизни Зейна были обнажены для всеобщего просмотра: секс, наркотики, попытка самоубийства и последующее пребывание в психиатрическом отделении, о чём Лиам даже не знал. И также там было написано про их отношения, заставленные звучать грязно и тайно, что, в принципе, так и было. По крайней мере, последнее. А затем там было небольшое высказывание от владельцев клуба, говорящее о том, что камеры были установлены, чтобы ловить наркодилеров, и что никто понятия не имеет, как кадры просочились в сеть.

Его рот наполнился слюной, и он с трудом сглотнул, пытаясь сдержать тошноту от страха. Ему было больно осознавать увиденное с каждым вздохом, с каждым ударом сердца. Лиам скомкал бумагу в кулаке, следуя за гневной фигурой вниз по коридору до его кабинета, спрашивая:

— Зейн в порядке?

Взглянув на него из-за коробки, Арек ответил:

— Нет, он не в порядке.

Когда он увидел пострадавшее лицо Лиама, он вздохнул, и его гнев заметно рассеялся, превращаясь в обычную усталость. Поставив коробку на край стола, он опустился на стул и жестом велел Лиаму сесть.

— Мы получили некоторые сведения прошлой ночью, и один репортёр позвонил нам, чтобы выпросить цитаты. Зейн пришёл домой в неподходящее время. Вам повезло, что вы не видели его отца. Я никогда не видел его таким разъярённым. Никто из нас не лёг спать в ту ночь.

— Где Зейн? — Лиам не заботился ни о чём другом.

Арек замялся, словно тщательно подбирая слова.

— Его отец угрожал ему некоторое время, чтобы отослать его подальше, но мне удалось найти для него место в реабилитационном центре в Америке. Он уже уехал, мы не хотим, чтобы он сталкивался с прессой. Эти газеты всегда переворачивают всю информацию вверх дном, и они отчаянно нуждались в истории, такой как эта. Зейн… недостаточно силён, чтобы справиться с этим. Он ранил себя прежде, сломал однажды руку, ударив по зеркалу. И делал нечто похуже со стеклом.

Голова Лиама кружилась, хотя всё больше вещей приобретало смысл.

— Я организовал полёт, он уже в воздухе. Мистер Малик и его жена отправились вместе с семьёй отдыхать на север. Этот скандал может негативно отразиться на его выборах. Я был уволен за то, что нанял вас. Видимо, мне следовало лучше думать, — горько закончил Арек, с укором глядя на Лиама.

— Мне очень жаль, — пробормотал он, слишком опешивший, чтобы чувствовать вину. В его груди что-то тянуло, сердце сжалось, а жилы словно залили свинцом.

Арек пожал плечами.

— Я хорош в том, чем я занимаюсь — обычно — и есть ещё много рабочих мест в этой сфере, и вскоре, я найду другую работу, — его голос смягчился до такого уровня, который Лиам никогда не слышал прежде, и продолжил, — что бы то ни было, вы хорошо относились к Зейну. Но просто отпустите его, он нуждается в этом. Это займёт довольно долгое время. И не беспокойте меня вопросами, где он находится, вы сейчас не в очень хорошем положении. Ему нет смысла звонить, так как его телефон остался здесь, чтобы пресса его не достала. В любом случае ему не разрешается иметь телефон или ноутбук на объекте, куда он прибудет.

Лиам кивнул, наконец рухнув в кресло и ослабляя хватку; чернила газеты отпечатались на его коже алой буквой.

— И не беспокойтесь, его отец дал слово, что не причинит вам никаких проблем, если с Зейном всё будет в порядке.

— Я и не волновался по этому поводу. — Он удивлённо поднял глаза, нахмурив лоб.

— Больше нам не требуются ваши услуги, — речь Арека врывала Лиама из оцепенения, когда он взял себя в руки. — И не говорите со СМИ, вы сделаете всё только ещё хуже.

Лиаму действительно было нечего сказать, и Арек отвернулся к своей коробке, как будто Лиама даже не было там, молча его увольняя.

Так или иначе, Лиаму пришлось ехать домой, выпить чего-нибудь крепкого и свернуться калачиком на диване, обняв подушку. Лёжа в тишине, Лиам задавался вопросом, как, чёрт возьми, всё могло разрушиться так быстро.

 

***

 

Средства массовой информации потеряли интерес к нему после нескольких дней времяпровождения под его окнами, глядя на закрытые шторы и преследуя раздражённых соседей. Лиам наблюдал за ходом выборов по телевизору и увидел, что отец Зейна проигрывал с небольшим перевесом, и послушал его «благодарную» речь. Лиам задумался, насколько он был в этом виноват. Затем он позволил себе хандрить в течение нескольких недель, думая сначала, что каждый раз, когда звонил телефон или стучали в дверь, ему принесли его заработную плату, но нет. Он получал льготы каждый месяц и чувствовал себя немного виноватым, но было гораздо легче знать, что деньги капали на его банковский счёт, чем стараться и пытаться их отработать.

Он прочитал одну цитату, которая гласила: «Ты забыл человека, если перестал искать информацию о нём в социальных сетях». Лиам знал, что он не забыл Зейна, потому что он продолжал искать любой его знак, всякий раз, когда его решимость колебалась. Но про Зейна не печатали нигде. Все средства массовой информации словно провалились в жуткой тишине, когда Зейн уехал, как и обещал Арек. Не было даже непристойного шёпота о нём в светской хронике или на таблоидах. Зейн, казалось, исчез с лица Земли, и эта потеря была почти парализующей для Лиама. Он знал, что если действительно попытается, то он мог пойти и найти его, но не позволял себе этого. Зейн знал, где он был, и если бы захотел, то обязательно ему позвонил. Лиам сознательно остался жить по тому же адресу и сохранил все свои контактные данные, чтобы его можно было легко найти, если Зейн когда-либо попытается… Что ж, не было никого, кто бы смог осудить его за это, кроме самого себя. Лиам был рад, что Зейн, по крайней мере, сбежал от СМИ, и боялся сделать ему только хуже. Поэтому он ждал.

Лиаму казалось, что его жизнь была постоянной неопределённостью и чем-то, в очередной раз, нереальным. Но всё же, это продолжалось.

Все кадры их встречи в переулке были выложены в сеть. Он старался избегать и не думать об этом вторжении и разоблачении их первой близости. Лиам знал, что Зейн тоже бы это возненавидел. Выяснилось, что охраннику клуба понравилось это настолько, что он решил сохранить фотографии себе, даже не понимая, на кого он смотрел, пока они не появились во всех новостях после нападения. В прессе была целая война за ценные кадры, и Лиам чувствовал себя звездой мягкой порнографии, хотя подозревал, что такое бесконечное количество фотографий было у всех, просто к ним не было вызвано никакого интереса.

Террористическая ячейка, что целила на Зейна, была посажена за решётку, все они признали свою вину, что, к счастью, отрицало проведение судебного разбирательства, и Зейну не нужно было приезжать, чтобы дать показания. Они оказались небольшой неонацистской группой, работающих по всей фанатичной Европе. Спецслужбы, казалось, были уверены, что Зейн был в безопасности, теперь, когда полиция подавила действия террористов, а политическая карьера отца Зейна была сорвана.

Из необходимости, Лиам нашёл другую работу - не телохранителем на этот раз, он чувствовал, что полностью в этом провалился. Он занимался боксом в течение нескольких лет, и местный тренажёрный зал взял его к себе, преподав несколько уроков по личному тренерству, что заставило его чувствовать себя полезным для кого-то, когда в его руках не было ничьей жизни.

Секунды превращались в минуты, затем в часы, дни, недели и месяцы. Время никогда не останавливалось, даже когда должно было. Его раны, больше психологические, чем физические, медленно заживали, и он стал работать над тем, кем он был, намного усерднее, чем прежде.

 

 

***

Было солнечное утро на пороге весны, и Лиам метался по своей квартире, собираясь на работу, когда его домофон зазвонил. Он на автомате ответил, бросая небрежное: «Да?», даже едва заметив, что сделал это, с чашкой кофе в одной руке, глазами всё ещё осматривая квартиру в поиске того, где оставил ключи от машины.

После короткой паузы болезненно знакомый голос ответил:

— Лиам? Это я… Я могу войти?

Он замер.

— Да… Да. — Он нажал на кнопку, чтобы открыть Зейну дверь, и поставил чашку на сервант. Затем он открыл замок на двери, волнуясь с каждым новым вздохом, пока ждал.

Лиам открыл дверь прежде, чем Зейн смог даже постучать в неё, и они просто смотрели друг на друга; нервозность и счастье вели войну за превосходство внутри него.

— Блять… Заходи, — сказал Лиам, понимая, что стоял там как идиот, оставив Зейна стоять в коридоре. Он отошёл с дороги и жестом показал Зейну, чтобы тот вошёл, закрывая за ним дверь.

— Ты выглядишь потрясающе, — выпалил Лиам, как только они оба были внутри. Зейн всегда был красивым, но сейчас он выглядел ещё лучше. Здоровее. Он набрал вес, хотя до сих пор был худым, но уже не таким отощалым. Он выглядел приятнее, с загорелой кожей, а его глаза были яркими и ясными. Белая прядка на его волосах исчезла, и его стрижка теперь была немного короче, но всё также безупречна. Небольшие серебряные обручи были продеты в его уши, и у него, казалось, появилось ещё больше татуировок, которые интригующе выглядывали из-под манжетов его кожаной куртки. Его стиль не сильно изменился, хотя он выглядел мужественнее и, к тому же, хорошо отдохнувшим.

— Я в порядке, — кивнул Зейн, словно пытался успокоить их обоих, а затем добавил. — Ты выглядишь именно так, как я тебя запомнил. — Он посмотрел на Лиама, говоря это, прямо как в тот раз, когда они впервые встретились, но с большей нежностью. Хотя в его взгляде присутствовал тот же голод, что заставляло Лиама еле сдерживаться, когда Зейн облизнул свои губы.

— То, что мы делаем — нормально? — спросил Лиам, так как не был уверен, что Зейн будет чувствовать к нему теперь, когда он был под большим контролем и влиянием того, что случилось.

— Это чертовски замечательно, — улыбнулся Зейн, но тут же расстроился, добавляя: — прости меня. Прости, что я не-

— Всё в порядке, — прервал его Лиам, ведь так оно и было. Зейн был здесь, вот всё, что имело значение. — И ты меня прости.

Зейн покачал головой.

— Не надо. Ты помог мне больше, чем кто-либо. Я не жалею об этом. Я думал о тебе каждый день, но мне нужно было справиться со своим дерьмом. — Зейн нервничал, и Лиаму так хотелось успокоить его, но он только мог представить, через что Зейну пришлось пройти, когда он уехал. Лиам не хотел двигаться слишком быстро и тем самым напугать его, поэтому он привёл в порядок своё иногда неадекватное самообладание и ждал, хотя был готов взорваться вопросами, чем занимался Зейн, и как были дела у его семьи.

Зейн потёр нижнюю губу указательным пальцем, словно успокаивая себя.

— Я знаю, что нам нужно много чего нагнать, да? Я даже не знаю, встречаешься ли ты с кем-то сейчас.

Лиам покачал головой. У него не было никого другого.

— Хорошо… Это хорошо, — кивнул Зейн, выглядя облегчённым. — Могу я отвезти тебя на ужин сегодня? Поговорим.

Никто больше не смотрел на Лиама так, как это делал Зейн. Та нужда, которая исходила от него, и вообще все чувства вернулись, словно они никогда и не расставались друг с другом. Лиам вздохнул, чувствуя облегчение, струящееся по венам.

— Да, чёрт возьми. Что угодно.

Зейн, наконец, усмехнулся, в нетерпении прикусив язык. Когда Лиам улыбнулся в ответ, он почувствовал, как уголки его глаз покрылись сеточкой морщин, почти закрываясь. Он чувствовал, как всё напряжение уходило из него, и не понимал, как существовал всё это время.

— Я только что вернулся, но у меня есть своя собственная квартира… Я иду в университет скоро. — В глазах Зейна виднелось тоскующее тепло, а в его голосе промелькнули нотки надежды, как будто завершив трудный и долгий путь, он наконец прибыл.

Лиам дотронулся до щеки мальчика — юноши. Зейн закрыл глаза, потершись о ладонь, выглядя более умиротворённо, чем когда-либо. Лиам почувствовал, что все его острые изгибы гораздо смягчились. Лиам хотел сказать ему, что ему всегда было его достаточно, но решил, что сделает это позже. В конце концов, у них было для этого время.

Они составили план на вечер, а затем Лиам пошёл на работу, как и в любой другой день, хотя всё было иначе. По нему снова ударило осознание того, как


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.053 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал