Виды эмоционально-экспрессивной стилистической окраски

Вторую сторону стилистической окраски составляет эмоционально-экспрессивная стилистическая окраска. Она связана со способностью речи воздействовать на эмоции воспринимающего речь, вызывать у него те или иные чувства и передавать эмоции говорящего, а также усиливать экспрессивность, т. е. выразительность речи. Так, например, слово дети стилистически нейтрально (и в плане функционально-стилевой окраски, и в плане эмоционально-экспрессивной), так как никаких коннотаций сверх его лексического значения в нем нет; тот же денотат может быть обозначен словом ребята (Ср.: Дети играли во дворе у школы/Ребята играли во дворе у школы), которое характеризуется разговорной функционально-стилевой окраской, но эмоционально-экспрессивной окраски оно лишено, как и слово дети. В отличие от приведенных, слова ребятишки к ребятня, кроме разговорной функционально-стилевой окраски, обладают также и эмоционально-экспрессивной окраской, поскольку на их основное лексическое значение наслаиваются коннотации фамильярности и ласкательности. Чтобы определить виды эмоционально-экспрессивной окраски, следует рассмотреть содержание и соотношение четырех понятий: эмоциональность, оценочность, образность и экспрессивность.

Эмоциональность речи- это выражение в речи чувств говорящего и воздействие речи на чувства слушающего; она передается различными языковыми средствами. К. ним относятся: 1) интонация, на письме передаваемая пунктуационными и другими графическими знаками, а также нарушением объективного порядка слов, т. е. инверсией; например: Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось... (Пушкин) (так называемая восклицательная интонация оформляет отчлененную тему (именительный темы), передавая торжественно-взволнованное эмоциональное состояние автора); Мам, а я ноги промочил... (разговорная речь): здесь в словосочетании с управлением нарушен объективный порядок главного и зависимого компонентов, так как при объективном порядке слов в словосочетании со связью управления главный компонент должен быть в препозиции, а зависимый — в постпозиции; нарушение этой нормы порядка слов на уровне словосочетания отмечается появлением эмфатического ударения на препозитивном управляемом компоненте; ср. со словосочетанием без инверсии: промочил ноги. В устной форме речи показателем ее эмоциональной окрашенности может служить произношение гласных звуков в качестве долгих, «растянутых»; например, обычный вопрос оформляется с помощью местоимения что?; которое произносится с обычным [о] ударным, а тот же вопрос, но осложненный эмоциями удивления или возмущения, негодования, прозвучит с долгим, «растянутым» [6]: Что-о-о? /тон на [6] будет резко идти вверх; при этом ярче обнаружится дифтонгоидный характер [6], т. е. наличие [у] в фазе экскурсии: [о]; 2) повторы: Объясняешь тебе, объясняешь, — и все без толку! (разговорная речь); 3) риторические восклицания и риторические вопросы, например: Господа думцы! Неужели нам безразлична судьба наших детей, судьба нашей молодежи, нашего будушего?! (публицистическая речь); 4) некоторые разряды слов, например, междометия и такие частицы, которые не содержат оценки и выражают «чистые» эмоции: радость, удивление, испуг, страх, горе, ужас, сожаление и др.; например: Батюшки! Глядите~ка... смотрите-ка... помер! Убили! (М. Горький). Неужели?!

Среди других частей речи трудно обнаружить собственно эмоциональные слова, так как в них на выражение чувств говорящего уже накладывается оценка — одобрение или неодобрение. Например, эх в сочетании с местоимениями второго лица (Эх, ты/или Эх, вы!) служит для выражения отрицательного отношения к собеседнику, его осуждения: Наши командиры разбежались, продали командиры. Мы как бараны мечемся. — Эх, вы! — только и сказал на это Хведин. — Эх, вы, сухопутные! (А. Толстой).

Таким образом, понятия эмоциональности и оценочности тесно связаны, но не тождественны. Эмоциональность связана исключительно с психической стороной личности и с выражением эмоций в речи, а оценочность — и с психикой, и с мыслительной деятельностью говорящего. Эмоциональные слова, в частности: эмоциональные междометия и частицы, не содержат оценки; оценочные же слова обычно эмоциональны. Приведем примеры слов-характеристик с различной функционально-стилевой окраской, т. е. принадлежащих к различным функциональным стилям, передающих эмоциональное отношение к обозначаемому, его эмоциональную оценку: дивный, зачинатель, захватывающее (например, зрелище), взяточник, допотопный, деляческий, загрызть (перен.), затереть (перен.), зануда, ковыряться (в значении медлить), пастырь, благо, дообродетель, кротость, бандформирования, экстремисты; примеры слов с суффиксами субъективной оценки: солнышко, старикашка, ручища, пальтецо.

Как видим, эмоциональная оценка накладывается во всех случаях на номинативное, понятийное значение слова, а не сводится к нему. Поэтому такие слова, в которых именно оценка, притом не эмоциональная, а интеллектуальная, составляет само номинативное содержание слова, нельзя квалифицировать как эмоционально-оценочные, например: плохой, хороший, одобрять, неодобрительный, положительно, отрицательный, истинный, ложный и т. п. Их следует характеризовать с точки зрения эмоционально-экспрессивной стилистической окраски как нейтральные.

Когда речь идет об эмоционально-экспрессивной стилистической окраске, то одной из ее сторон, одной из ее составляющих, является также коннотация образности. Примеры образной речи находим, естественно, чаще всего в художественной литературе, но элементы образности могут быть и в текстах, выдержанных в газетно-публицистическом, церковно-религиозном и разговорном стилях (подробнее об этом — ниже, а также при характеристике функциональных стилей).

Образность — это живописующее качество слова, качество речи, благодаря которому языковые средства, называя предметы, признаки или действия, одновременно вызывают у адресата представление, образ обозначаемого; например: Листья клена, похожие на лапы, резко выделялись на желтом песке аллеи (А.Чехов). Еще АЛ. Потебня говорил об образности слова, связывая это по­нятие с понятием внутренней формы слова, впервые введенным в лингвистику В. Гумбольдтом. Согласно концепции А.А. Потебни, всякое слово в момент его возникновения включает три элемента: 1) звук (= внешний знак значения), 2) представление (= внутренний знак значения, или внутреннюю форму) и 3) самозначение. Звук и значение в слове существуют всегда, а представление, легшее в основу именования, с течением времени может исчезнуть, стереться. Когда это представление живо, жива и внутренняя форма слова, — и тогда слово образно; а если слово утратило свою внутреннюю форму, оно стало безобразным. АЛ. Потебня пишет: «Все значения в языке по происхождению образны, каждое может с течением времени стать безобразным... Развитие языка совершается при посредстве затемнения представления и возникновения, в силу этого и в силу новых восприятий, новых образных слов» (Потебня 1905: 302; 22). Перекликаясьс А.А. Потебней, французский исследователь Ж.-П. Рихтер образно назвал язык «кладбищем метафор». Когда сейчас носители языка употребляют слова минута, дюйм, берег, сметана, они не чувствуют их внутренней формы; но при возникновении этих слов в основу были положены представления о маленьком, мелком (отсюда — минута), о большом пальце (отсюда — дюйм), о горе (ср. немецкое Bergw русское берег), о действии сметать, снимать с поверхности (отсюда слово сметана). Таким образом, АЛ. Потебня связывает образность с внутренней формой слова и распространяет понятие образности на язык вообще. Оценивая эту концепцию, можно заключить, что ученый прав, когда считает, что в принципе каждое слово обладает способностью стать образным, т. е. передать какое-либо явление в его конкретности и наглядности; но совсем не обязательно связывать такую способность только с наличием или возрождением, оживлением внутренней формы слова. Если сопоставить с изложенной концепцией А.А. Потебни взгляды таких ученых, как A.M. Пешковский, Г.О. Винокур, В.В. Виноградов, то можно обнаружить, что они солидарны с АЛ. Потебней в том, что образность не ограничивается только использованием каких-либо тропов (сравнений, метафор, эпитетов и т. п.), а понимается широко; они также считают, что в принципе любые языковые средства могут вызывать конкретно-чувственное представление обозначаемого. Однако, в отличие от А.А. Потебни, условие для этого он и видят не в наличии или возрождении внутренней формы слова, а в наличии контекста с образным заданием, т. е. контекста художественной речи. Только здесь, в художественном тексте, на создание образа «работают» Самые различные, часто сами по себе нейтральные, языковые средства. (Вспомним пример из поэмы А.С. Пушкина «Граф Нулин»: с. 61). Образность здесь достигается системой всех использованных писателем языковых средств. Так, анализируя «Мертвые души» Гоголя, А.М. Пешковский пишет, что для читателей образность Чичикова слагается из всех слов «Мертвых душ», рисующих Чичикова прямо или косвенно. Развивая мысль A.M. Пешковского, ГО. Винокур подчеркивает, что образность языка —это применение языка в его эстетической функции. Он пишет, что художественное слово образно не только в том отношении, что оно метафорично. Дело в том, что действительный смысл художественного слова никогда не замыкается в его буквальном смысле. Здесь часто более широкое содержание передается в форме другого слова, понимаемого буквально. Например, в повести А.Н. Толстого «Хлеб» слово, вынесенное в заглавие, имеет и то значение, которое ему присуще в общелитературном языке, и в то же время, как пишет ГО. Винокур, оно «представляет собой известный образ, передающий в художественном синтезе одно из крупных событий революции и гражданской войны» (Винокур 1959: 247). Это явление носит название приращение смысла. Приращение смысла и создает образность художественной речи. Об этом же писал и В. В. Виноградов, отмечая, что слово в художественном произведении, совпадая по своей внешней форме со словом соответствующей национально-языковой системы и опираясь на его же значение, обращено и к миру художественной действительности. Оно двупланово по своей смысловой направленности и, следовательно, образно. Итак, широко понимаемая образность (не сводимая к внутренней форме слова) есть свойство только художественной речи.

В ряде работ образность трактуется, напротив, очень узко: как употребление в речи переносного значения слова, т. е. как исполь­зование тропов, а также как использование различных фигур речи (сравнения, олицетворения, гиперболы, литоты и др.)

Образность в широком смысле — это свойство языка художественной литературы, а образные средства языка в узком смысле (эпитеты, сравнения, метафоры, олицетворение и т. д.), т. е. отдельные образные элементы, свойственны также публицистической, научно-популярной, церковно-религиозной и разговорной речи. В научно-популярной речи, например, цель употребления образных элементов чисто иллюстративная, они предназначены пояснить какую-то мысль автора, сделать ее более наглядной и потому более доступной адресату; например, Д.И. Менделеев в тексте лекции сравнивает запах озона с запахом вареных раков. Из четырех названных выше понятий, с которыми связано наличие эмоционально-экспрессивной стилистической окраски (эмоциональность, оценочность, образность и экспрессивность), самым широким, включающим остальные, является понятие экспрессивности.

Экспрессивность — это усиление выразительности речи, увеличение ее воздействующей силы. Любая речь, если она обладает эмоционально-оценочными или образными коннотациями, является экспрессивной. В то же время экспрессивность не обязательно сводится к эмоциональности, оценочности и образности. Например, из двух высказываний: (1) Встаньте. (2) Встать/— второе высказывание, не обладая ни оценочностью, ни эмоциональностью, ни образностью, может быть, тем не менее, охарактеризовано в сравнении с первым как более экспрессивное, так как на значение побуждения, имеющееся в обоих случаях, во втором накладываются еще два коннотативных значения: категоричности, не допускающей возражения, и подчеркнутой официальности.

Экспрессивная окраска речи создается за счет самых различных оттенков коннотативного характера, в частности, оттенка непринужденности, живости речи; сравним: Мы к нему и так, и эдак, а он в ответ — (1) только молчит (нейтрально) / (2) ни слова (экспрес­сивно) / (3) ни гу-гу (еще более экспрессивно). Сравним также такие ряды: привык/сжился, перестал обращать внимание/махнул рукой; неожиданно закричал/как закричит.

Это может быть также оттенок, передающий большую интенсивность проявления признака; например, обладающие этим коннотативным элементом вторые (и третьи) члены приведенных рядов более экспрессивны в сравнении с первыми: темнота/мрак/хоть глаз выколи; просить/упрашивать/клянчить; много/уйма/бездна; мало/кот наплакал/с гулькин нос.

Иногда выделяют как два вида экспрессии противопоставленные друг другу оттенки книжности и разговорности речи. Напри­мер, в рассказах Тендрякова:

(1) Председатель — так он Юркин дружок!

— Я ушел. — Л может ушли тебя? (экспрессия разговорности как средство стилизации разговорной речи). Примером книжной экспрессии может служить описание в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя библиотеки Кошкарева, где Чичиков нашел шесть огромных томов под названием «Предуготовительное вступление в область мышления. Теория общности; совокупности, сущности в применении к уразумению органических начал обоюдного раздвоения общественной производитель. посты». Сразу же подчеркнем, что о двух названных оттенках как об экспрессивных можно говорить прежде всего по отношению к художественной литературе, где осуществляется стилизация либо книжной, либо разговорной речи. Но так как и разговорная, и книжная окраска являются не эмоционально-экспрессивными, а функционально-стилевыми, то, следовательно, разговорная окраска не будет экспрессивной коннотацией в контексте разговорной речи (Например: Сегодня у нас на обед жареная картошка) и книжная окраска не будет экспрессивной коннотацией в книжных стилях (Например: Исследовались особенности мышления больных афазией). Иными словами, экспрессия разговорности может возникнуть при переносе единиц с разговорной окраской в тексты книжных стилей или в контекст художественной речи, а экспрессия книжности — при переносе единиц с общекнижной функционально-стилевой окраской в контекст разговорной или художественной речи.

Поскольку экспрессивность — самое широкое из всех четырех вышеназванных понятий, то в число языковых средств усиления экспрессивности речи попадают все эмоциональные, эмоционально-оценочные, а также образные средства, о которых шла речь выше. Кроме того, любое преднамеренное нарушение языковых норм на всех уровнях структуры языка также служит основой возникновения экспрессивного эффекта.

Так, на фонетическом уровне основой экспрессивного эффекта может служить намеренное изменение нормативного произношения: например, чеховская героиня произносила: У нас в Пютюрбюрге (писатель имитирует здесь жеманное произношение); у А. Куприна в «Кадетах» также используется воспроизведение ненормативного произношения как характерологическая черта: «Кэ-эк смэтришь? Кэ-эксмэтришь, кэзак?!» У Ю. Нагибина встречаем этот же прием: «Если занесена инфэкция...» — важно начал Шелухин, гордясь словом «инфекция» и произнося его через [э], но Рахманинов не дал ему кончить... Экспрессивно также усиленное произношение гласных или согласных, звукоподражания, замедленный или, наоборот, ускоренный темп речи, особое паузирование и др.

На уровне морфем экспрессивным является необычное использование словобразовательных аффиксов. Так, целям усиления экспрессии служат авторские неологизмы — окказионализмы, создаваемые по существующей словообразовательной модели, но с изменением узуального аффиксального состава; например, известные неологизмы — окказионализмы В. Маяковского: паспортина, молоткастый, серпастый и т. п.; по модели мгла - мглистый, лес - лесистый А.П. Чехов от существительного француз создает прилагательное франиузистый и пишет в письме Я.П. Полонскому: Ют нечего делать написал пустенький франиузистый водевильчик под названием " Медведь"».

В морфологии эмоционально-экспрессивными являются такие формы, которые выступают в необычном для них значении, т. е. когда одна форма используется в значении другой (явление транспозиции); например: И вот оно могло тебя обидеть?! (о мужчине); употребление местоимения среднего рода вместо мужского передает презрительное отношение говорящего к лицу - предмету речи.

Экспрессивно так называемое настоящее историческое (Praesens historicum), т. е. форма настоящего времени глагола, употребленная вместо и в значении формы прошедшего времени; с помощью такой транспозиции говорящий как бы приближает к моменту речи событие, имевшее место в прошлом, делает его конкретно-наглядным: И так проходит год и два. И наконец три. И проходит пять лет, и дело приближается к нашим дням. И вот наступает 1933 год... Вот они едут в Ленинград. Заходят в «Асторию». Ковры. Столики. Играет оркестр. Танцуют великолепные пары. Вот они садятся за столик, заказывают себе цыплят и так далее (М. Зощенко). Использование этой формы экспрессивно еще и потому, что благодаря ее употреблению повествование от автора как бы переводится в план повествования от действующего лица: события излагаются так, как видит их персонаж.

Из синтаксических средств усиления экспрессивности можно назвать уже упоминавшуюся выше инверсию; например: 1) Белеет парус одинокий в тумане моря голубом (М. Лермонтов); 2) Весомы успехи строителей Москвы в этом году/(Из газет). Предложения с объективным порядком слов начинались бы с локального детерминанта в голубом тумане моря (в первом предложении) или темпорального детерминанта в этом году (во втором), поскольку именно они в обоих случаях служат темой в актуальном членении этих предложений; за детерминантом должен следовать в первом предложении сказуемостно-подлежащный комплекс, выполняющий функцию ремы белеет парус (как ответ на латентный вопрос: «Что имеет место? Что происходит?)», а во втором предложении за детерминантом должно следовать развернутое подлежащее успехи строителей Москвы, являющееся вторым компонентом комплексной темы, и только за ним должно располагаться сказуемое весомы (как ответ на латентный вопрос: «Каковы успехи строителей Москвы в этом году?») При этом все словосочетания, включенные в тему или в рему, также должны были бы иметь объективный порядок слов в неэкспрессивном тексте (например, в голубом тумане). Лишенные инверсии предложения с объективным порядком слов выполняли бы ту же самую коммуникативную задачу, что и предложения в реальных текстах, передавали бы тот же самый коммуникативный смысл, но были бы лишены экспрессии, которая возникает благодаря инверсии; сравним с приведенными экспрессивно окрашенными предложениями из текстов экспериментальные предложения без инверсии, имеющие то же самое актуальное членение, но объективный порядок слов:

1) В голубом тумане моря (развернутый, распространенный детерминант — тема) // белеет одинокий парус (сказуемостно- подлежащный комплекс = рема);

2) В этом году / успехи строителей Москвы (детерминант + развернутое подлежащее = тема) // весомы (сказуемое = рема).

Как видим, экспериментальные предложения без инверсии, с объективным порядком слов, лишились экспрессии.

Изучением и описанием экспрессивных возможностей языковых средств всех уровней занимается стилистика ресурсов (далее они будут более подробно рассмотрены в гл. 3), приведенные выше примеры призваны показать, что, во-первых, эмоционально-экспрессивной окраской могут обладать языковые средства всех уровней, а во-вторых, что виды эмоционально-экспрессивной окраски чрезвычайно разнообразны и разнородны, поэтому классификация этих видов (или типов) представляется делом весьма сложным и единства взглядов по этому вопросу среди лингвистов нет. Даже вопрос об эмоционально-экспрессивной окраске лексики решается неоднозначно. При этом далеко не все лингвисты разграничивают две стороны стилистической окраски, как это было сделано выше. Например, А.Н. Гвоздев в «Очерках по стилистике» выделяет около 20 групп эмоционально-экспрессивно окрашенных слов; в частности:

—риторические {непреоборимый — «непобедимый», незабвенный— «памятный»);

—поэтические (лазурный — «голубой», лелеять — «ласкать»);

—«свежие слова» (глядеть — «смотреть», взор — «взгляд»);

—народно-поэтические (пригожий — «красивый», родимый -«родной»);

—напыщенные архаически-комические (чревоугодие — «обжорство», медоточивый — «льстивый»);

фамильярно-ласкательные (бабуся — «бабушка», пичуга — «птичка»); — неодобрительные (швырять — «бросать», искромсать — «изрезать») и др.

И.Н. Шмелева делит все слова русского литературного языка с точки зрения их стилистической окраски на две группы. В первую группу входят слова:

—торжественные: чаяния, ведомый, восславить, вершиться, грядущий, нерушимое, горнило, деяния, вовеки;

—официальные: впредь до..., изыскание (средств), именовать, информировать, возлагать, мероприятия, присвоить (звание, степень), настоящий (в значении «этот»);

—разговорные: зачетка, овсянка, бестолковый, выдыхаться (в значении «устать»), загорать (в значении «не работать»);

—разговорно-фамильярные: вкуснота, ржать (в значении «смеяться»).

Хотя автор этой классификации указывает, что эти слова объединяет то, что они обнаруживают ту или иную соотнесенность с функциональными стилями, однако очевидно, что разграничения между функционально-стилевой и эмоционально-экспрессивной сторонами стилистической окраски здесь не проводится, вследствие чего классификация оказывается непоследовательной.

Во вторую группу входят «особо окрашенные элементы художественной речи, не соотносящиеся с функционально-речевыми стилями»:

—традиционно-поэтические: пламень, смежить, измлада, немолчный, чело, огнь, вежды, чертог, огневой, пенный;

—народно-крестьянские (слова, «несущие печать исконно русского, крестьянского происхождения. Они редко употребляются в живой речи современных носителей литературного языка, но используются в художественном творчестве как выразительное средство с особым " народно-крестьянским" колоритом»): зоревать, родимый, солоница;

—областные: баз, сиверко, хата;

—ненормативные (это группа слов, закрепившихся в художественной литературе как средство речевой характеристики): учительша, прощевай, рисковый;

—народно-поэтические: полымя, дубрава, краса (Шмелева 1975).

Вторая группа также выделена непоследовательно, так как характеристики «областная» и «ненормативная» лексика не относятся к разновидностям эмоционально-экспрессивной окраски, а кроме того, это слова, не входящие в лексическую систему литературного языка. Таким образом, стилистическая литература обнаруживает, во-первых, отсутствие единства среди лингвистов по вопросу о характере и типах стилистической окраски лексики; во-вторых, неразличение языка художественной литературы и литературного языка, следствием чего является включение в стилистически окрашенные пласты лексики литературного языка тех слов, которые используются в художественных текстах, но в качестве диалектизмов или просторечных элементов, т. е. нелитературных лексических средств, не теряющих при таком употреблении своей функциональной принадлежности и не преврашающихся в «художественные» языковые единицы; в-третьих, неразличение функционально-стилевой и эмоционально-экспрессивной сторон стилистической окраски, что проявляется, в частности, в следующем: в отнесении к риторическим (например, у А.Н. Гвоздева) слов и с газетно-публицистической функционально-стилевой окраской {непреоборимый), и с эмоционально-экспрессивной (незабвенный), и в том, что в один ряд (например, у И.Н. Шмелевой) поставлены торжественные слова (этот термин говорит об эмоционально-экспрессивной окраске), и официальные, разговорные (термины, характеризующие функционально-стилевую окраску).

Поскольку типы эмоционально-экспрессивной окраски не представляют собой закрытого, конечного списка, можно остановиться (с известной долей условности) на такой классификации видов эмоционально-экспрессивной окраски, которая позволит приблизить ее к представленной выше шкале функционально-стилевых характеристик, состоявшей, как мы помним, из трех делений: + (плюс) /О (ноль) / — (минус).

Выделим три основных вида эмоционально-экспрессивной окраски

(повторяем, очень условно):

\) стилистический + (плюс): а) возвышенная, торжественная и б) мелиоративная (с положительной эмоционально-оценочной кон­нотацией);

2) стилистический 0 (ноль): нейтральная;

3) стилистический — (минус): а) сниженная, фамильярная и б) пейоративная (с отрицательной эмоционально-оценочной коннотацией).

Поскольку эмоционально-экспрессивная стилистическая окраска связана с выражением в речи чувств, с воздействием речи на чувства, с усилением выразительности слова, понятно, что многообразие эмоций, оценок, экспрессивных коннотаций никак не позволяет такую классификацию сделать строго логической, а перечень видов окраски — закрытым. Можно только для удобства анализа предложить данную типологию как позволяющую достаточно непротиворечиво характеризовать лексику в аспекте и функционально-стилевой, и эмоционально-экспрессивной стилистической окраски.

Возвышенная, торжественная эмоционально-экспрессивная стилистическая окраска характеризует тексты, отличающиеся приподнятым, торжественным эмоциональным тоном. Это имеет место в ораторской публичной речи, выдержанной в (1) газетно-публицистическом или (2) церковно-религиозном стилях. Например: (1) Восславим же всех женщин мира — тружениц, созидательниц, подруг и матерей! (2) Сестры и братья! Возрадуемся и вознесем хвалы Всевышнему!

Возвышенной, торжественной эмоционально-экспрессивной окраской обладают такие, например, слова: година, горнило, соратник, вовеки, отныне, всепобедный, ведомый, всепобеждающий, грядущий, непреоборимый, незабвенный, начертать, восславить.

Коннотациями эмоционально-экспрессивного характера «со знаком +» обладает также мелиоративная лексика, т. е. положительно-оценочная: зачинатель, новатор, труженик, поборник, праведник, милостивый, богоспасительный.

К нейтральным в аспекте эмоционально-экспрессивной окраски можно отнести такие, например, слова: флексия, протокол, начало, стабильный, народный, быстро, много, пять, и, знать, работать, хорошо, отрицательный.

Сниженная, фамильярная эмоционально-экспрессивная стилистическая окраска наблюдается в тех случаях, когда речь отличается крайней степенью непринужденности; например: бабуся, ловкач, милашка, рожица, болтун, взбучка, сотенка, отлынивать, растянуться («упасть»), орать, вопить, никудышний, кудлатый, скоренько, пятерочка.

Эмоционально-оценочная коннотация «со знаком — (минус)», т. е. отрицательно-оценочная, называется пейоративной. Эта стилистическая окраска свойственна таким, например, словам, как вояж, бандит, пособник, агрессор, шалопай, замухрышка, сатана, бесовский.

При установлении стилистической окраски важно помнить, что эмоционально-экспрессивно окрашенное языковое средство (в частности слово) способно определенным образом окрашивать речь, т. е. обогащать ее соответствующими коннотациями. Без них речь воспринимается как эмоционально-экспрессивно не окрашенная; например: Инициатор этих дел —мальчик из пятого «Б» класса. Это предложение не передает субъективного отношения говорящего ни к описываемому в нем факту, ни к самому сообщению. Напротив, предложение Зачинщик этих делишек — из пятого «Б» мальчишка! — воспринимается как эмоционально-экспрессивно окрашенное, поскольку на денотативное содержание (оно в обоих случаях одно и то же) во втором предложении наслаиваются эмоционально-оценочные коннотации. Поэтому такие слова, как доброта, ласковый, грубость, грубить, вежливость, любить, печаль и т. п. нельзя считать стилистически окрашенными: то, что связано с эмоциями и оценкой, составляет само номинативное значение этих слов, и сверх номинативного значения никаких стилистических коннотаций они не содержат. Поэтому по такому высказыванию, как Он опять проявил доброту, нельзя судить об отношении говорящего к явлению, обозначен ному, словом доброта (пример Е.Ф. Петрищевой). Напротив, в предложении Он опять добреньким показаться захотел! выражено отрицательное эмо­циональное отношение говорящего к обозначаемому событию и одновременно оценка говорящим своей речи как непринужденной, фамильярной. Следовательно, здесь есть коннотации функционально-стилевого и эмоционально-экспрессивного характера.

§5.