Калмыки в русских письменных источниках

Арсланг Санджиев

Первые упоминания о калмыках зафиксированы еще в указе царя Ивана IV от 30 мая 1574 года на имя Строгановых («Сибирские летописи»). Уже в то время слово «калмык» четко указывало на принадлежность человека к западным монголам. По высказыванию В.Л.Котвича «Для обозначения западных монголов (ойратов) в русской и иностранной литературе употребляются чаще всего три термина: ойраты – из монгольских и ойратских источников, калмыки – из мусульманских, которым следуют и старые русские источники, в том числе и архивные документы, и элюты – из китайских». Таким образом, возможно, слово «калмык» первоначально имело чисто религиозную составляющую: тюрки-мусульмане так пытались выделить не принявших ислам западных монголов и вкладывали в это некоторый негативный оттенок. Позднее, когда тюркам: узбекам, казахам, киргизам, кара-калпакам, ногайцам и другим, целые века приходилось испытывать массу обид и притеснений со стороны беспокойных и воинственных соседей – ойратов, слово «калмык» (калмак, галмак) наполнилось еще более отрицательным смыслом. Позднее оно постепенно закрепилось именно за волжскими ойратами.

В российских государственных архивах есть множество документов, в которых фигурируют калмыки. Эти материалы лаконичным языком официальных документов красноречиво говорят о многих ярких событиях военной истории калмыков и боевых качествах калмыцкой конницы.

1667г. сентября 20 – 1668г. июля 19 – из Статейного списка переговоров томского сына боярского В.Былина с джунгарским тайджи Сенге. «В прошлом во 175-м году посылан был к ним, тайшам к Сенге и к Чокуру, и к кутухте томский сын боярской Павел Кулыпинскои служилыми людьми великих государей з жалованьем, с сукнами и с камками, с отласы. И ты, Сенга, и Чокур и кутухта про здоровья великих государей не спрашивали, и великих государей жалованья принимали вы не по достоинству. Не чесно, сидя. И тем вы великим государем учинитесь непослушны.

Да в прошлом же во 175-м году приходил ты, Сеньга тайша, да с тобою Чокуров сын Багаманжи с ыными тойшами, с воинскими людьми в Киргискую землю на Лоджана царя и великих государей ясашных людей Томского уезду многих повоевали и лошади и рогатый скот отнимали, и ясак от них забирали. А как ты, Сеньга тайша, с воинскими людьми ис Киргиской земли пошел в свою землю, а в Киргиской земле оставил своих людей черных калмыков многих, и велел ты калмыцким своим людем под Красноярский острог идти войною. И под Красноярским острогом великих государей ясашных людей качинцов и аринцов повоевали, и лошеди и рогатой скот отнимали, и животы их и всякую мяхкую рухлеть поимали без остатку, и красноярских служилых людей и всяких чинов людей многих побили, а иных в полон поимали.

А учиняя под Красноярским острогом, твои Сеньгины, и Чокуровы люди такое разоренье, приходили в Кузнецкой острог посланец твой, Сеньгин, Иши да Чокуров посланец Аксубу с товарыщи, великих государей с ясвшных людей ясак собирать на тебя, Сеньгу».

Физические данные ойрат-калмыцких воинов достигали фантастических размеров в глазах их тюркоязычных соседей не только потому, что «у страха глаза велики». Главным образом это происходило потому, что ойраты очень долгое время успешно воевали против самой могущественной державы – Китая и совершали дерзкие набеги на города и села другой не менее могущественной державы – России. Это обрастало слухами, добавлениями и путем коллективного творческого воображения превращалось в легенды, предания, сказки, со временем вырастая до колоссальных эпических творений – народных эпосов: «Манаса», «Алпамыша», «Алпамыса», «Кобланды Батыра» и других.

1732г. не ранее сентября - Записка, составлен­ная русским послом в Джунгарии майором Л. Д. Угримовым о джунгаро-цинской войне

«…того ж лета при Алтае была у калмык с китайцами другая баталия, при которой было их калмыцко­го войска с тритцать тысячь, а китайцов было тысяч с сорок и болше. Токмо де калмыки оныя их китайские войски разбили и тысячь с семь в полон взяли, и при том 5 пушек медных у них, китайцов, отбили…».

Из книги уйгурского историка Зайн Ад-Дни Муххамад-Амин Садр Кашгари «Асар Ал-Футух»: «Да не осталось тайным от свидетелей, что имперетор Цяньлун прежде не раз пытался захватить Багистан и земли ойратов, не раз водит туда свои войска, и каждый раз терпел поражение. Так было при деде Дабачи-хана Цэван-Рабдане и при его старшем сыне Галдан-Церене. Чужеземцы всякий раз собирали большие силы на границе, происходили кровопролитные сражения, но все попытки хакана поставить ойратов на колени не удавались. Победа в большинстве случаев оказывалась на стороне ойратов, и это вынудило его заключить мир».

Ворвавшись как вихрь на просторы Приволжья, калмыки сразу же грозно заявили о своем присутствии всем своим соседям, которым также пришлось сполна испытать на себе военную мощь новых хозяев огромной территории, которая с тех пор стала называться Кявили хрь на волжские берега. эпосы. нды. менее могущественной державы - России.отому, что " сталмыцкая степь.

2 августа 1678г., из письма царю К. М. Черкасского и во­еводы К. Козлов: «...и у тех гор у всех твоих ратных людей и у калмык с неприятельскими людьми были бои большие. И твои ратные люди и кал­мыки с Чигиринских гор турских и крымских и иных земель войска сбили, и окопы и городки взяли, и, вшед на те горы,... многих неприятелей побили, и обозы и на­меты и пушки и знамена и значки и языки многие пой­мали, а достальных неприятельских людей прогнали за реку Тясьмин...».

Из письма полковника Якова Павловского от 6 марта 1687г.: «Писал в сих не в давних временах визирь к хану, спрашиваясь его о способе, как бы Чигирин взять; ко­торый так отписал: естли бы калмыков не было, кото­рые нам суть страшны, и к замешанию сил наших спо­собны, могло бы это быти. Те прямые слова из уст господаря волоского, который советно с визирем жи­вет и ему тайны открывает».

Из полного собрания законов Российской империи. Т. I. № 533: « Вы, донские атаманы и козаки, и Аюки тайши с калмыцки­ми его улусными людьми 1 октября сего 7181 года (1672) ходили под Азов, промыслом своих многих людей побили и животинные стада отогнали, и в полон взяли брата азовского паши, который ныне сидит у нас, у азовцев, на 200 руб. окупу, да азовцев 500 человек».

Спустя недолгое время о калмыцких воинах хорошо узнали и далеко на севере:

май 1702 года, из сообщения графа Шереметева Петру I: «...желание твое исполнил: больше того неприятель­ской земли разорять нечего... и только осталось целого места Пернов и Колывань (Ревель), и меж ими сколько осталось около моря, и от Колывани к Риге около моря же, да Рига: а то все запустошено и разорено вконец. Пошлю в разные стороны отряды калмыков и казаков для конфузии неприятеля».

из реляции Петра I: «по дорогам и по лесам бегущих неприятелей калмыки и казаки много побили».

Май 1702года, из донесения санкт-петербургского комендан­та Рена: «Казаки и калмыки многие селе­ния шведские истребили огнем и мечом и 117 пленных привели в Петербург...».

Из письма русского посла в Дании В. Л. Долгорукова канцлеру Г.Головкину, ок­тябрь 1708 года: «И все приезжие офицеры из обозу шведского в Стокгольм единогласно сказыва­ют, что превеликую терпят обиду от партий, которые посылаются от войска царского величества, а особенно от калмыков и казаков, которые им выспатца не да­дут».

Их письма канцлера Г. Голов­кина русскому послу в Дании В. Л. Долгорукому, не ранее 14 июня 1709 года: «...гетман Скоропадский, куп­но государственных дел господином князем Долгоруким с четырьмя полками регулярного войска и с несколько тысячми калмыков на шведский обоз напали и генерал-майора Крейца атаковали и по краткому бою с поля сбили и даже до шведского к главному квартиру Жуко­ва за ним гналися».

Из воспоминаний участника Семилетней войны (1756-1763гг.). А. Т. Болотова: «Говорили тогда, что кал­мыки наши оказали при сем случае довольные знаки своего проворства и свойственной таким легким народам храбрости. Семь человек из них, усмотря 20 прусских гусар, удалившихся от прочих, переплыв нагие и без седел, с одними только дротиками через Прегель, ударили с такою жестокостью на них, обратили их в бегство, гнали до самого их стана и, как выше упомянуто, трех убили и одного в плен взяли».

Успехи калмыцкой конницы были настолько впечатляющи, что русское правительство делало все возможное, чтобы калмыки чувствовали повышенное внимание и заботу со стороны патронирующего их Российского государства.

Из письма канцлера Г. И. Головкина казанско­му губернатору П. М. Апраксину: «Извольте, мой государь, выразумя содержания оных, потому поступать с калмыка­ми обходица ласково, ибо нынешнее время есть в них нужда, о чем к милости вашей пишу имянным его царского величества указом...».

Из письма И. Брюховецкого воеводе князю Юрию Долгорукому: «А как то калмыцкое войско и...воеводы П. В. Шереметев из Севска и стольник С. И. Львов из Белгорода с ратными людьми ко мне придут без мотчания (промедления), против неприяте­ля... пойду хоть в Польшу».

Главнокомандующий Апраксин: «Я обойтись не могу об от­менной храбрости сразившихся калмыков, казаков и гусар не донести».

Из письма князя Каспулата Муцаловича Черкасского царю: «калмыцкий Аюки тайши да Солом Сереня тайши с сыном посылали их людей 10000 человек на крымские улусы, они под Перекопом повоевали татар, побили многие ты­сячи, всякую животину угнали и улусы и селы громили и что сам крымский хан для помочи турецкому султану удержан в Крыму».

Из указа Петра I за участие калмыков во втором походе на Азов: «...Аюки и иным тайшам и улусным людям... из приказу Казенного дворца... десять партищ объярей разных цветов, мерою по 5 аршин...»

В пророссийских настроениях Аюки-хана немаловажную роль сыграла незаурядная личность Петра I, с которым он имел личные встречи.

13 мая 1722 года Петр I выехал из Москвы в Астрахань к месту сбо­ра армии для персидского похода. По пути следования 20 июня Петр I остановился в Саратове для встречи и переговоров с ханом Аюкой по вопросу участия калмыков в этом походе.

Хан Аюка кочевал на левом берегу Волги недалеко от Саратова. 23 июня на галере Петр I принял Аюку с семьею.

Шотландский путешественник Джон Белль: «Поехали мы из Нижнего Новгорода и плыли по Волге. В Казань прибыли 6-го числа, откуда его величество выехал накануне. Мы продолжили путь 9-го числа, и прибыли 20-го в Саратов. В сей город приехали мы вместе с императором, которому надобно было здесь переговорить с Аюкой-ханом-калмыцким владель­цем. Кочевал оный тогда на восточном берегу Волги, в недалеком рас­стоянии от сея реки. На другой день его величество изволил звать Аюку-хана и его супругу к себе откушать на галеру, которую ради него подвели к берегу как можно ближе: при нем был сделан с оныя на землю сход для спокойнейшего им на оную всхода.

Аюка-хан приехал на лошади верхом, последуем двумя своими сы­нами и многими офицерами и вельможами своего двора, которые так­же ехали на изрядно убранных лошадях. Хан сошел с лошади около 60 футов от берега, и встречен был тайным советником и гвардии офи­цером. Император, увидя его приближение, сошел на землю, поздравил его, взяв за руку, повел на галеру, и представил его императрице, ко­торая сидела на верхнем помосте под великолепным балдахином. Им­ператор просил Аюку-хана, чтобы дал 10 тысяч человек для персидс­кого похода. Калмыцкий хан ответствовал ему, что они к его услугам, но думает, что и половины его числа для него довольно будет, и тот­час дал приказ, чтобы пять тысяч калмыков соединились с царем в Терках. Император и императрица были очень довольны своими гостя­ми, и отпустили их к вечеру, учинив им пристойные подарки. Императ­рица подарила ханше золотые часы с репетицею, осыпанные алмаза­ми, и несколько кусков парчей и других дорогих материй.

Потребно заметить здесь, что сии два сильных государя заклю­чили сей Договор гораздо в меньшее время, нежели наши европейские полномочные употребляют на обед».

Из письма Суворова А.В.: «Прусский король 120000, русский 60000. На поляков, ежели не покорятся, 20000 бойких. Здесь калмыки, башкирцы и каракалпаки». Вспомним из «Дон-Жуана» великого английского поэтаБайрона: «Суворов, сняв мундир, в одной рубашке, тренировал калмыков батальон…».

Генерал-лейтенант Сибильский: «...рус­ские офицеры говорят, что они сами употребляют кал­мыков только для авангардной службы, освещения пу­ти для армии и распространения страха и ужаса».

Император Пруссии Фридрих II: « Я вовсе не опасаюсь регу­лярной армии, но тем более страшусь казаков, татар и калмыков» и «все избегают столкновения с Россиею, потому, что можно все поте­рять, ограничиваясь даже оборонительною войною, в случае нападе­ния русских - у них в войске много калмыков, татар и казаков».

Когда «грянула гроза двенадцатого года» калмыкам, по просьбе верховной власти вновь пришлось оседлать своих боевых коней, чтобы с боями дойти до Парижа.ь о года" ссийского государстваторых фигурируют калмыки и которые красноречиво говорят о их военных талант

Из указа императора Александра I, от апреля 7, 1811г.

«Для усугубления армии нашей легкими иррегуляр­ными войсками, желая составить два калмыцкие пятисотные полка из орд, обитающих в Астраханской, Сара­товской и Кавказской губерниях и в пределах войска Донского, исключая причисленных к сему войску и службу обще с ним несущих…с тем предположением, чтобы выбор сих пол­ков был произведен преимущественно из родов Чучеева, Тюменева и Ерденева, назначив начальников пол­ков из князей султанов или владельцев сих же родов.

Наряд сей должен быть произведен без всякого принуждения и по доброй воле, уверяя их, что за усер­дие и готовность на службе князья султаны и владель­цы пожалованы будут чинами и знаками отличия, а рядовые Государевым нашим жалованьем; по оконча­нии же военных действий отпущены будут с честию восвояси. Всем им быть одвуконь.

Жалованье имеют получать все рядовые каждый по 12 [рублей] в год и указанный месячный провиант да на одну лошадь фураж в натуре, а на другую за оной деньгами по справочным ценам, офицеры же и стар­шины против офицеров гусарских полков с того вре­мени, как они за сто верст от сборных мест найдутся по самое возвращение.

При выступлении всем как офицерам и старшинам, так и рядовым на справу выдать в зачет полутретное жалование».

Из именного указа Александра I., апреля 7, 1811г.

«Для усиления армии нашей легкими иррегулярны­ми войсками и, чтобы приобучить на будущее время к служению калмык и башкир, обитающих в краю, управлению вашему порученном, признали мы за нуж­ное нарядить три полка, один из ставропольских кал­мыков и два из башкир, для чего повелеваем вам:

Полк Ставропольский составить из 560 человек ря­довых при атамане их и надлежащем числе офицеров и урядников, башкирские же два полка, назвав по но­мерам, должны быть каждый из 500 человек, определя к каждой пятисотенной команде из них же и команди­ра и старшин по примеру прочих иррегулярных войск.

Назначение сборных мест зависит от собственного рассмотрения вашего с тем однакож, чтоб сие проис­ходило со всевозможною поспешностью.

Ставропольские калмыки должны будут иметь исправное оружие по положению, а башкиры употреб­ляемое по их обыкновению. Всем им быть одвуконь».

Газета «Восточные известия» 1814г. декабря 2, № 48 Декабря 2, 1814г, из описания возвращения и встречи 2-го калмыцкого полка в родном улусе.

«Из числа защитников отечества возвратились и наши храбрые калмыки. Сего ноября 18 числа прибыл в ко­чевье владельца князя Тюменя Калмыцкий 2-й полк под командой старшего его сына Серебджапа Тюменя.

Воины сии, бывши угощены вынесенным им вином и солью, разошлись каждый восвояси.

В исходе 1811 года упомянутый сей полк, выступивши отсюда походом в действующую армию, безотлучно и до окончания действия был в числе войск под коман­дой нашего генерала Сакена и прусского фельдмарша­ла Блюхера, с коими и вошел в Париж 19 марта, а 19 ноября сего года в объятья своих друзей и родственни­ков.

Многие нижние чины украшены знаками отличия, а некоторые имеют по два и по три и даже других держав. По большей части рядовые калмыки одеты в хорошие мундиры, шитые серебром и золотом, имеют седлы, кон­ские уборы, пистолеты и ружья наилучшие. Вся добыча досталась им от пораженного неприятеля...

Некоторые из рядовых калмыков постепенно в сра­жениях пожалованы в хорунжие, сотники и есаулы.

Восторг и радость их отцов и братьев, сродников и стекшегося из кочевий почти всего подвластного князю Тюменю народа, составляли трогательное зрелище.

Князь Серебджап, в знак великого своего усердия, подвел в подарок своему отцу князю Тюменю ту самую лошадь, на которой он выехал в армию и действовал на оной во многих сражениях, где она получила семь ран, и одного верблюда, раненного там же. Полк же сей сос­тоял из 500 человек, а возвратилось 350.

«Так царство Русское не рушится врагами,

Доколь ограждено верными сынами».

Очевидец тех событий, участник освободительного похода С. Глин­ка оставил потомкам поэтический документ тех событий:

Я видел, как коня степного

На Сену пить водил калмык,

И в Тюльери у часового

Сиял, как дома, русский штык.

Великий русский поэт В.А.Жуковский вместе со своим слугой-калмыком участвовал в Отечественной войне 1812года, что дало ему повод написать:

И грозно Русская земля

Встает гигантом брани!

Гремит ее призывный щит...

И, гневом мести рдея,

Войной Иртыш и Дон шумит.

Войной-скалы Рифея!

Калмык, башкир, черкес и финн
К знамёнам побежали...

Задолго до этих событий, еще в 1794 году, И.И. Дмитриев в оде «Глас патриота на взятие Варшавы» написал:

Речешь - и двинется полсвета,

Различный образ и язык:

Тавридец, чтитель Магомета.

Поклонник идолов, калмык,

Башкирец с меткими стрелами,

С булатной саблею черкес,

Ударят с шумом вслед за нами.

Воспевание воина-калмыка в русской поэзии, как мы видим, имеет вековые традиции.

Интересно, что много позже после Петра I и Александра I Владимир Ильич Ульянов (Ленин), в жилах которого, как известно, текла калмыцкая кровь, также обратился к калмыкам со специальным воззванием:

Обращение Совета Народных комиссаров к калмыцкому народу

22 июля 1919г.

Братья калмыки!

Все прошлое вашего народа - это беспрерывная цепь страданий. Народ ваш, благодаря своей хозяйственной и политической отсталости, всегда был предметом эксплуатации со стороны более сильных соседей. Самодержавное царское правительство, распространившее кровавым путем захвата свою власть на многие ино­родческие племена, наложило цепи рабства и на свободолюбивый калмыцкий народ. Завладев, самодержавие все время обращалось с вами, как с рабами. Земли, находящиеся в вашем пользовании, урезывались. Вам запрещали обучаться, печатать книги на род­ном языке, вас намеренно держали в темноте для того, чтобы лег­че было вас угнетать. Многих из вас брали на военную службу, чтобы, пользуясь вашей темнотой, употреблять вас как орудие уг­нетения других, как и вы, угнетенных народов.

Так продолжалось до тех пор, пока русский трудовой народ, рабочие и крестьяне не свергли в пропасть ненавистное царское самодержавное правительство, а вслед за ним власть капитали­стов и помещиков. Сделав это, русский рабочий и крестьянин об­разовали новое государство, рабоче-крестьянскую республику, где власть находится в руках самих трудящихся.

Одним из первых шагов рабоче-крестьянской Советской власти было опубликование «Декларации прав народов России», где всем народам было обещано равенство, право самим определять свои судьбы, отмены всяких национальных и религиозных ограничений и свободное культурное развитие.

Но враги рабоче-крестьянской Советской власти, капиталисты и помещики, желая по-прежнему властвовать над рабочими и кре­стьянскими массами, все время не давали возможности Советской власти провести в жизнь данное обещание по отношению к кал­мыцкому народу. Ваша земля была опять захвачена насильника­ми, борющимися за восстановление прав капиталистов и помещи­ков.

Им помогают заграничные английские, французские капитали­сты, угнетающие сотни миллионов ваших соплеменников и едино­верцев в Азии. Только слепой не видит, к чему стремятся эти гос­пода. Они хотят восстановить старые порядки, при которых кал­мыцкий народ будет страдать так же, как страдал сотни лет при царизме. Но теперь этого не будет.

Братья калмыки! В обстановке этой гражданской войны, кото­рую озверелые генералы, капиталисты и помещики ведут с рабо­че-крестьянскими массами России, часто случалось, что ваш народ подвергался различного рода насилиям со стороны отдельных агентов Советской власти. Стоящий во главе Рабоче-Крестьянского правительства Совет Народных Комиссаров сим заявляет вам, братья калмыки, что он боролся, борется и будет бороться со всеми злоупотреблениями этих лиц и строго наказывает и будет наказывать насильников.

Стоящее на защите интересов трудовых масс всех народов Рабоче-крестьянское Советское правительство сим заявляет вам, братья калмыки, что судьба вашего народа лежит в ваших собст­венных руках. Поэтому Совет Народных Комиссаров постановил содействовать трудовому калмыцкому народу в созыве общекалмыцкого трудового съезда. Для организации этого съезда Совет Народных Комиссаров утверждает комиссию в составе: тт. Чап-чаева, Амур-Санана, Лавгаева, Мещерякова, Манкирова, Сарангова и Герценберга, с правом кооптации технически нужных чле­нов. Для того чтобы привлечь к делу строительства калмыцкой жизни как можно больше деятелей из среды самих калмыков, Со­вет Народных Комиссаров решил объявить амнистию многим из тех видных калмыцких деятелей, как-то: Баянова, Очирова и др., которые до сих пор находятся в стане белогвардейцев.

Применение этой амнистии Совет Народных Комиссаров воз­лагает на комиссию по созыву общекалмыцкого съезда.

Совет Народных Комиссаров приложит все усилия к тому, что­бы помочь трудовому калмыцкому народу восстановить разрушен­ное войной хозяйство и чтобы предоставить в его пользование по выяснении действительных потребностей и местных условий хо­зяйства на всекалмыцком съезде достаточное количество земли для ведения восстановленного скотоводческого и других видов хо­зяйства трудового калмыцкого народа.

Братья калмыки! Для того, чтобы осуществить созыв общекалмыцкого съезда, надо освободить от белогвардейских банд значи­тельную часть ваших земель. За это освобождение борется Рабоче-крестьянское правительство и его Красная Армия. Но для то­го, чтобы освобождение совершилось как можно скорее и с мень­шим кровопролитием, нужно, чтобы весь калмыцкий народ, как один человек, восстал против царских генералов, белогвардейцев и помог Красной Армии быстро смять Деникина.

Братья калмыки! Судьба вашего народа в ваших руках. Все в ряды Красной Армии. Все против белогвардейских, казачьих банд Деникина. Все на защиту вашей Советской власти.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин).

Примечательно, что руководитель СССР в небольшом тексте воззвания четырежды (!) называет калмыков братьями. Также заслуживает внимания тот факт, что от имени центральной власти калмыков вновь просят взять в руки оружие, чтобы помочь своей стране в самый решительный момент ее истории. На протяжении столетий, вплоть до начала 20-го века, калмыки рассматривались в глазах высшей российской власти, прежде всего, как воины.

***

Следующим этапом фиксации калмыцкой темы в русском печатном слове стало их «проникновение» в научную литературу. Многие иностранные и отечественные светочи науки, например, Бергман, Паллас, Бэр, Рамстедт, Г.Ф.Миллер, И.Э.Фишер, В.В.Бартольд, К.Ф.Голстунский, Ф.И.Леонтович, И.Я.Гурлянд, А.М.Позднеев, М.Новолетов, Ю.Лыткин, В.Л.Котвич, Б.Я.Владимирцов и другие, в своих, ставших классическими трудах, которые до сих пор не потеряли научной ценности, самым подробным образом освещали историю и быт калыков.

Основатель русской школы синологии Н.Я.Бичурин (о.Иакинф) в одной из своих работ, посвященных калмыцкой теме, книге «Историческое обозрение ойратов или калмыков начиная с 15века и по настоящее время», пишет: «Эсэньв 1449 году привлек к Великой стене все силы Монголии и вступил в пределы Китая. Он расположился в обширной долине от Калгана к Юго-Западу. Повелитель Китая, решась одним ударом сокрушить насильственную дерзость Мон­голов, явился в Калганской долине с полумиллионом ратников. Тщетно министры и полководцы советовали ему укрепиться в горных проходах, представляя, что Монголы пришли в несметных силах. Сорокатысячный корпус, посланный для разведываний, в течение двух суток без остатка был изрублен. Тогда Повелитель Китая увидел из сего всю опасность своего предприятия и немедленно предложил о мире, имея в намерении переговорами выиграть несколь­ко часов времени для обратного перехода чрез горы. Эсэньясно видел цель мирных предложений и, уверив посланного в своем согласии на оные, приказал войскам немедленно двинуться к нападе­нию. Китайцы только что тронулись в обратный путь, как в тылу их показались многочисленные массы неприятельской конницы. Началось сражение, которому мало примеров в Истории. С Китай­ской стороны не осталось в живых ни одного министра, ни одного полководца, ратники потонули в своей крови. Сам Повелитель Китая, узнанный по одеянию, взят в плен и с одним только Офице­ром. Эсэнь пошел к Пекину, чтобы под стенами сего города пред­писать мир Поднебесной Державе, но там уже приняты были ме­ры осторожности, и объявлен новый Государь. И так он удоволь­ствовался заключением мира на выгодных условиях и с держав­ным пленником возвратился в степь». Во время мирных переговоров, начавшихся спустя некоторое время, китайский представитель, упрекая Эссена за нападение, говорил: «Вы, тайши, посылали по два раза в год посольство с данью; число посланцев ваших доходило до трех тысяч человек, и все они были награждены не­сметным количеством золота и шелковых материй; каким же образом мог­ли вы выказать столь черную неблагодарность?» Эссен отвечал: «Зачем же вы уменьшили цены на лошадей и зачем часто отпускали негодный, порченый шелк?». В конце концов, соглашение было подписано и доволь­ный китайский посол заявил: «Подобно тому, как было в старину, мы бу­дет вам жаловать шелка и золото, и в государствах наших будут царить веселье и радость».

В капитальном труде «Кавказская война»(5т.) В.А.Потто отмечает: «Рейтеры Петра Великого были сброшены с кручи натиском чечен­цев. Кумыки и теперь показывают это место на обрывистых берегах Акташа. Чтобы наказать за это горские племена, Петр пригласил кал­мыцкого хана Аюка вторгнуться за Терек со своими ордами. Ряд курга­нов (калмыки, как известно, насыпали курганы в местах, где происходили крупные сражения, массовое унич­тожения и погребение противника) поныне обозначают путь, по которому следовали полчища Аюка, а в двух верстах от крепости Вы­данной показывают большой насыпной холм, где стояла ставка калмыц­кого хана. Внутри одной из котловин Большой Чечни на Мичике есть также остатки укреплений калмыцкого повелителя».

Я.П.Дуброва долгое время живший среди калмыков, хорошо изучил калмыцкий язык, историю, быт, народные обычаи и традиции. Это позволило ему довольно обстоятельно, со знанием изложить свой взгляд на калмыков и их историю в труде «Быт калмыков Ставропольской губернии», где он, в частности, пишет: «…Большинство же калмыков целыми партиями на испытанных, лихих конях днем открыто нападали на табуны лошадей, гурты скота и стада овец, выпасывающиеся в Донской Области или же в степях, прилегающих к соседним русским селам. В случаях сопротивления со стороны табунщиков, пастухов и чабанов калмыки, совершенно пренебрегая опасностию жизни, вступали с последними в бой и угоняли в свои стойбища либо в глубь кочевий столько скота, лошадей и овец, сколько могли захватить и отбить. Если погоня не подоспевала вовремя и хищники успевали пере­гнать отбитое за черту своих кочевий, то успех грабежа почти всегда был гарантирован от дальнейшего преследования грабите­лей. Все знали, что калмыки дружно защищают своих, в силу чего редко кто из потерпевших решался преследовать хищников в их кочевьях, по-видимому, терпеливо сносил потери и только зорко следил и выжидал время, чтобы в свою очередь воспользоваться оплошностию калмыков, напасть на их табуны и " урвать" что-либо из них.

Нужно сказать, что во время своих хищнических набегов и воровства калмыки в видах самозащиты, хотя и вооружаются винтовками и револьверами, но редко и только в крайне безвыход­ном положении пользуются оружием и убивают кого-либо, глав­ным же образом оружие при хищничестве нужно для того, чтобы выстрелами произвести переполох, перепугать и разбить отару овец, ошеломить пастухов и, стреляя в разных направлениях, отвлечь их внимание от товарищей, производящих грабеж.

Занятие хищничеством у калмыков освящено веками и в глазах народа служит признаком доблести, удальства, молодечества. Хищничеством, вопреки категорическому требованию одной из буддийских заповедей, по традиции должно заниматься все муж­ское население. Только старость, физические недостатки и полная неспособность освобождает от участия в хищнических набегах с целью воровства лошадей и скота. Доста­точно знать, что удальство на этом поприще давало право молодым людям на вступление в брак и что девушки отворачивались от неспособных к хищничеству и презирали таковых, - и нам понятно будет, насколько страсть к хищничеству присуща калмы­кам.

Кроме лошадей, скота и овец калмыки ничего не грабят и не воруют. Чужая одежда, веши и вообще какое бы то ни было имущество, исключая конской сбруи, их не соблазняет; но деньги " карапшить" (воровать) они не прочь. Так, в 1891 году калмыки забрались в дом иеромонаха Амвросия (миссионера), сломали замок у сундука и взяли из него только деньги да выпили водку, стоявшую в шкафу. Из вещей же ничего не тронули, хотя кроме носильного платья были серебряные ложки, кресты, часы и т. п.

Избегая случаев убийства, калмыки далеко не прочь истязать свои жертвы и безжалостно бьют их ташмаками(плетьми) иногда до полусмерти. Помню случай, когда четыре калмыка поймали в базу русского крестьянина, старавшегося воровски угнать корову. Дело было ночью. Пойманного вора привели в кибитку и, поколотив его порядком, велели ему спать. Крестьянин лег, спать, разумеется, не мог, но, боясь дальнейших истязаний, притворился спящим. " А! ты спишь! Как ты смеешь спать, когда мы еще сидим? " - крикнули калмыки, заслышав храп притворившегося спящим, и начали будитьего ташмаками. " Ну, спи опять! Да засыпай поскорей! " Вновь закрывал глаза крестьянин, вновь старался усиленно храпеть и вновь " будили" его ташмаками... Так всю ночь и промучили свою жертву и только утром отпустили вора.

Не говоря уже о далеком прошлом, даже недавно, в восьмиде­сятых годах 19-го века крестьянину, раз он не кунак, иначе не заведомый вор, невозможно было в одиночку без оружия решаться заходить в калмыцкие степи. Такой смельчак почти всегда лишал­ся лошади и редко избавлялся от истязаний. Пахать землю, косить траву, убирать хлеб русские всегда ездили партиями и с ружьями.

Ни в одном из наших обществ, если не считать некоторых сектантов, не развито в такой степени чувство братского единства, единодушия, взаимопомощи, - короче сказать полной во всем солидарности одного со всеми и всех с одним, как то есть среди калмыков, что резко и отличает их, да и не их одних, от крестьян-соседей. Не поддержать друг друга, не оказать кому-либо из своих в нужде помощи, выдать преследуемого властям, при допросах русскими чиновниками уличить в преступлении - считается величайшим позором. Мы знаем случаи, и далеко не единичные, когда совершенно невинные калмыки, почему-либо заподозрен­ные в совершении известного преступления, шли на каторгу, ни единым словом не обмолвившись в замозащиту, ни на следствии, ни во время суда о том, что они знают действительных виновников преступления, за которое их постигает кара, и могут фактически, а не облыжно, увертки ради, доказать виновность других и свою правоту.

Бывали случаи, что в окружном суде на скамье подсуди­мых фигурировали ни в чем неповинные калмыки, действительные же виновники по необходимости являлись свидетелями против них; и роли при полной к тому возможности со стороны обвиня­емых не менялись даже под страхом каторги... Мы не говорим уже о том, что нет такого калмыка, который решился бы отказать в принятии участия в том, чтобы всеми зависящими от него мерами и средствами восстановить alibi своего собрата, попавшегося в руки властей. К этому калмыки приучаются с детства и достигают виртуозности. В противном случае изменника традиции постигает жестокая кара.

Вот, между прочим, недавний случай: крещеный калмык Даниил Бугдюков, ослепленный ревностью к своей жене, решился разоблачить некоторые преступления своих врагов. Кал­мыки догадались об этом и ночью, устроив нарочитую попойку, убили его, связали арканом (волосяная веревка) руки, как собаку выволокли в степь саженей за двести от своих жилищ и бросили на краю проезжей дороги. За такую же попытку быть доносчиком другого калмыка, Григория Нормынова, ночью поймали в степи, живому еще прикрутили голову к ногам и бросили в р. Джалгу, где он и утонул.

…Единственно, чем калмык дорожит и что старается держать по возможности в чистоте и порядке – это седло, ташмак (плеть), пояс и сапоги. Седла у калмыков обыкновенного казачьего образца, плеть же делается толстой и весьма искусно плетется. Сила ударов ташмаком такова, что калмык совершенно свободно может убить им человека, изломать ребро и спину лошади и быку. …Калмык до того любит иметь при себе ташмак, что не только верхом на лошади, а даже и пешком никуда не выходит без плети.

Пояса калмыки носят ременные, украшенные чеканными узорчатым серебром, нередко вызолоченные чешуйчатые такие пояса ценятся очень высоко, от ста до двух сот и более рублей. Что касается сапог, то калмыки любят, чтобы они были непременно с длинными голенищами на высоких с подковами каблуках.

К духовному местному главе своей религии «Бакше» (в переводе учитель) все калмыки относятся с глубоким уважением не только наружно, но и в душе. Мужчины (не говоря уже о женщинах) совершенно чужды сквернословию: всякую ругань считают «кислыми словами» и презирают любителей «словесной кислятины». Даже русская классическая ругань – не так как у других народов, пользуется презрением.

В отношениях между собой старики пользуются большим почетом и уважением – молодежь безгласна пред ними. «Стар человек» - лицо, застрахованное от оскорблений.

К детям калмыки относятся с особенной любовью и заботливостью, особенно к сыновьям, как будущим продолжателям своего рода. Как на лучшую черту калмыков необходимо указать на то, что они отличаются полным бескорыстием, строгой честностью и исполнением обязательств друг к другу и сердечностью во взаимных отношениях между собой».

Высокая оценка моральных качеств калмыков, данная Бакуниным, в какой-то мере, перекликается с мнением известного ученого-натуралиста Петра Симона Палласа, много времени проведшего в калмыцких кочевьях, который еще во второй половине 18 века, писал: «…калмыкам свойственны товарищество, приятство, откоровенность и веселость».

В самом начале 20 века Г. Н. Прозрителев, автор вышедшей к столетию Отечественной войны 1812года книги «Военное прошлое наших калмыков», фактически повторит мнение двух вышеназванных ученых.

«За 30 лет судебной практики пришлось провести массу калмыцких дел и убедиться в добрых чувствах народа и частию в вы­соких душевных качествах его. Нам лично известен не один случай, когда калмык спокойно шел в каторгу за другого, не желая выдавать своего «близняка», «собрата». Нам известен случай, когда старший брат из любви к матери спокойно пошел в каторжные работы, един­ственно ради спасения младшего брата, любимца матери, участво­вавшего в разбое.

Все это кажется странным и даже смешным, а между тем это - вполне достоверные факты. Мы, русские, не можем понять той силы «собратства», и «содружества», которые для калмыка являются свя­щенными и за них он готов на все.

Калмык твердо держит данное слово, стойкость его в этом слу­чае изумительна даже и тогда, когда выполнить обещанное невыгодно ему для себя».

И.А.Житецкий, также оставивший заметный след в калмыковедении, в книге «Очерки быта Астраханских калмыков» обращает внимание на присущую калмыкам гостеприимность: «…и относительно гостеприимства калмыки мало различают своего от инородца: и русскому, и татарину, и армянину хозяева равно предложат пищу и в свою очередь никогда не откажутся от угощения инородца или вообще проезжего, раз последний принял угощение хозяина. Вот почему калмык не всегда согласится взять или назначить плату, например, с чиновника или путешественника за взятое в его кибитке мясо или молоко, но он примет их в виде подарка не только что-либо съестное, или вещь, но даже и деньги». Любопытно, что он, описывая, как мужчина-калмык проводит обряд «зулук – эркгехе», отмечает один характерный нюанс: «в четвертый раз льет арьку на «хаптык» (слепок из глины) со словами «Чингис-Богдо-хан сакусн оршаджи» (пусть милует сакусынь Чингис Богдо хана)».

Этот штрих говорит о том, насколько глубоко в сознании калмыков укоренились общемонгольские этнические ценности. Калмыки всегда помнили о своей прародине и на волжских берегах в привольной, широкой степи свои пели древние песни о горных склонах величавого Алтая. Однако в Отечественную войну 1812 года, как и за столетие с лишним до того, калмыки сражались за Россию, уже как за свою родину, что следует из содержания известной калмыцкой народной песни «Длинноносые французы».

О событиях той поры сохранилось немало калмыцких легенд, причем, не всегда именно военной тематики. Одна из них «Как Манка пристава переполошил» представляет несомненный интерес именно в этнокультурном плане, так как замечательно передает некоторые черты национального характера калмыцкого воина вне боевых условий.

«В Отечественную войну 1812 года молодой Манка Талтаев вступил добровольцем в ополчение, геройски проявил себя в сражениях и стал есаулом, а при взятии французской крепости Модлин ворвался туда первым со своими конни­ками. И еще, говорили, была ему вручена награда - позо­лоченный шлем с драгоценными камнями.

Манка жил в ставке улуса, и к нему для охраны были при­ставлены двое дюжих стражников. Как-то эти телохраните­ли, изнывавшие от безделья в степной глуши, раздобыли калмыцкой водки - арьки и напились. Манка был страшно возмущен:

- Вы не исполняете своих обязанностей, не охраняете меня!

Один стражник посмел было возразить:

- А зачем охранять-то? Кому ты нужен?

Манка тут же выхватил шашку и схватился с ним и чуть было не порубил его, за что был призван к ответу. Тогда один старый калмык ему посоветовал:

- Незаметно прихвати с собой воинскую одежду и на­грады.

Манка был посажен в темную. Там он переоделся. Зайдя в карцер и увидев его шлем и награды, русский пристав испуганно замахал руками:

- Освобождаю тебя, уходи на все четыре стороны.

Пусть меня освобождает сам губернатор! - с вызовом ответил ему Манка и стоит. В конце концов, дело до губер­натора, конечно же, не дошло. Манка был доволен и тем, что пристав с перепугу старался поскорее избавиться от него.
Словом, поиздевался над ним Манка да и смилостивился – ушел домой».

***

О калмыках писали многие выдающиеся мастера русской литературы. «Друг степей» во многом обязан своей литературной историей, конечно же, великому Пушкину, который еще в рукописи читал знаменитый труд Бичурина и хорошо знал историю нашего народа, «пред которым – по словам поэта – трепетали кайсак-киргизские орды».

Примечателен один яркий эпизод из повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»: «- Слушай, - сказал Пугачев с каким-то диким вдохновением. – Расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала старая калмычка. «Однажды орел спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете триста лет, а я всего-на-всего только тридцать три года? – Оттого, батющка, отвечал ему ворон, что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной. Орел подумал: давай попробуем и мы питаться тем же. Хорошо. Полетели орел да ворон. Вот завидели палую лошадь; спустились и сели. Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон, чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст! – Какова калмыцкая сказка?».

Эта короткая, но очень емкая сказка – своеобразный шифр к коду калмыцкой ментальности, который дает верное понимание событий богатой, яркой, динамичной и в тоже время во многом трагичной истории калмыков.