Теория «Земли и Государства» К.С. Аксакова

Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860) был одним из «младших» членов

славянофильского кружка. В его историко-социологической концепции оказались

причудливо смешаны элементы взглядов старших славянофилов. У Хомякова он

заимствовал трепетное отношение к крестьянской общине, у Киреевского —

ретроспективный утопизм построений. В результате же К.С. Аксаковым была создана во

многом совершенно оригинальная концепция русской истории, ставшая в конце концов

своего рода «визитной карточкой» исторических воззрений славянофилов.

Особенности историко-социологической схемы Аксакова явственно выступают в

сравнении со взглядами Хомякова. Алексей Степанович воспринимал историческое развитие

России как процесс постепенного проявления «начала» народной жизни, заключающегося в

сельской общине. Процесс проявления «народного начала» славянофильский мыслитель

напрямую связывал с влиянием православия. В концепции Хомякова исторический процесс

рассматривается как результат взаимодействия двух факторов: церкви как воплощения

духовного начала и общины как воплощения начала народного. Содержание духовного и

народного начал были одинаковы, но они различались по сферам и степени проявления.

Церковь выступала одновременно как факт духовной жизни русского народа и как идеал, к

воплощению которого в своей общественной жизни он стремится.

Аксаков в своих построениях не учитывал фактор церковного влияния. Если Хомяков

рассматривал процесс исторического развития в двух плоскостях: духовной и социальной,

«народной», то его единомышленник ограничивал свои построения только социальной

сферой. Смешение Аксаковым в своей концепции социального и духовного (чего никогда не

допускал Хомяков) обусловливало идеализацию им процесса исторического развития

России. Христианская сущность русского народа проявлялась, по мнению славянофильского

мыслителя, в особенностях его социальной организации. Отсюда идеализация традиционных

социальных институтов допетровской Руси. В мировоззрении К.С. Аксакова община

подменяет собой церковь.

Несмотря на свою «вторичность», концепция Аксакова имела достаточно большое

влияние на развитие славянофильства. Он сумел взглянуть на проблематику, традиционно

интересовавшую членов «московского направления», несколько под иным углом зрения,

нежели его старшие единомышленники. Антитезу Россия — Запад, являющуюся стержневой

в учении славянофилов, Аксаков е поместил в плоскость общественных отношений. Конечно,

приоритет и здесь принадлежал Хомякову и Киреевскому, гораздо раньше него

заговорившим об «условности» западного общества. Однако Аксакову принадлежит заслуга

оформления этих разрозненных высказываний в целостную концепцию. Каково же было ее

содержание?

Аксаков противопоставлял друг другу внутреннюю правду — совесть, нравственное

чувство человека и внешнюю правду — закон, юридическую норму. По мнению

славянофильского мыслителя, именно совесть, нравственность являются основой

общественных связей. Именно они — сила, обусловливающая само существование социума.

Но он же отмечает, что этот идеал в реальной жизни не достижим и можно лишь стремиться

к нему, бесконечно совершенствуя при этом общественные отношения. Для того чтобы

сохранить единство, общество вынужденно прибегает к другой силе — к силе «внешнего

закона». «Закон, — пишет Аксаков, — не требует искренности, не требует, чтобы поступок

человека был согласен с его совестью; он требует, чтобы поступок был таков, а не другой, —

и только; до внутренней правды, до души закону нет дела... Его цель — устроить такой

совершенный порядок вещей, чтоб душа оказалась не нужна человеку, чтоб и без нее люди

поступали нравственно и были бы прекрасные люди, Дело бы делалось как следует, и

общество бы благоденствовало. Внешняя правда требует внешней нравственности и

употребляет внешние средства.... Внешний закон, внешняя правда в обширном и вместе

определенном смысле, есть государственное устройство, государство одним словом».

Противопоставление Аксаковым «внутренней» и «внешней» правды приводит его к

противопоставлению государственного устройства и общины, основанной на нравственных

связях. Важно иметь в виду, что противопоставление «внутренней» и «внешней» правды

носит абстрактный характер. «Внутренняя» и «внешняя» правда, имеют значение

«принципов______________», «начал» общественного устройства. Аксаков нигде не говорит об их

проявлении в «чистом виде». При анализе сущности конкретных социальных явлений он

говорит лишь о возможности преобладания в них того или иного из этих «начал», о пути

«внутренней», и о пути «внешней» правды. Второй путь выглядит более удобным и простым

— «…внутренний строй переносится вовне, и духовная свобода донимается только как

устройство, порядок (наряд); основы, начала жизни понимаются как правила и предписания.

Все формулируется». Вместе с тем он имеет «неисчислимые невыгоды», и главная из них

состоит в том, что внешний, принудительный закон избавляет человека от необходимости

внутренней нравственной деятельности. Перу Аксакова принадлежит замечательный

афоризм, выражающий эту его мысль в концентрированной форме: «Цель Государства —

сделать ненужною совесть». Именно по пути «внешней» правды, по пути государства

двинулось «западное человечество». Издержки его не замедлили сказаться. Стремление к

идеалу порядка, внешней стройности способствовали оскудению нравственного начала в

западном человеке. «...Вера в Государство, во внешнюю правду, — отмечает Аксаков, —

сильна повсюду на Западе, и повсюду там обеднел человек внутренний, человек свободный,

человек собственно».

Совершенно иные начала лежали в основе исторического развития России. Русский

народ, по мнению Аксакова, выбрал путь «внутренней» правды. Вот почему его социальная

организация коренным образом отличалась от западноевропейской. «Под влиянием веры в

нравственный подвиг, — отмечает славянофильский мыслитель, — возведенный на степень

исторической задачи целого общества, образуется своеобразный быт, мирный и кроткий

характер; и, конечно, если можем найти у кого-нибудь такой нравственный строй жизни

(хотя бы и с набегающими диссонансами), то это у племен бытовых, по преимуществу у

племен Славянских». Древнерусское общество было основано на более высоких

нравственных началах, нежели общества европейские, и, следовательно, с точки зрения

Аксакова, находилось на более высоком уровне общественного развития. Такое

общественное устройство он называл «Землей».

Однако его «христианский анархизм» абсолютно не вязался с реальными фактами

истории, свидетельствовавшими о большом значении, которое традиционно играло

государство в России. И вот Аксаков выдвигает концепцию «союза Земли и государства в

допетровской Руси». Путь «внутренней» правды, отмечал он, для русской «Земли» был

труден. «Первая и главная помеха — бранные, неугомонные соседи, которые налетали на

славянские земли и покоряли их, возмущая, весь их быт... Земля, чтобы спасти себя, свою

земскую жизнь, решается призвать на защиту Государство. Но надо заметить, Славяне не

образуют из себя Государство, они призывают его; они не из себя избирают князя, а ищут его

за морем; таким образом, они не смешивают Земли с Государством, прибегая к последнему

как к необходимости для сохранения первой. Государство, политическое устройство — не

сделалось целью их стремления, — ибо они отделяли себя, или Земскую жизнь, от

Государства и для сохранения первой призвали последнее... Призвание было добровольное.

Земля и Государство не смешались, а раздельно стали в союз друг с другом. В призвании

добровольном означились уже отношения земли и государства — взаимная доверенность с

обеих сторон. Не брань, не вражда, как это было у других народов, вследствие завоевания, а

мир, вследствие добровольного призвания». Таким образом, в основании всей русской

истории, по мнению Аксакова, лежали две силы: «Земля» и «Государство». Эти силы

находились в дружественных, союзных отношениях. «Государство» охраняло «Землю» от

внешних врагов, «Земля» же признавала «Государство» и, не смешиваясь с ним, жила своей

жизнью, в основе которой лежала «внутренняя» правда.

Необходимо отметить, что, несмотря на признание Аксаковым значительной роли

государства в истории России, его оценки этого института оставались весьма и весьма

сдержанными. Признавая государство в допетровской России как объективный

исторический факт, он субъективно явно с трудом примирял с ним свои утопические

построения. Он, например, отмечал: Призывая государство как необходимое зло, смотря на

него лишь как на постороннее средство, а не цель, не идеал своего народного бытия, славяне

(в России) не обратили сами себя в государство, не из себя выстроили его устройство, а

призвали государство из-за моря, со стороны, из чужбины, как явление чуждое». В статье

«Несколько слов о русской истории, возбужденных историей г. Соловьева», также читаем:

«Государство создано было славянами как необходимая крайность — и они признали его, не

смешивая его с общиною...» Это признание государства «необходимым злом»,

«необходимой крайностью» весьма наглядно характеризует его восприятие Аксаковым в

контексте русской истории и лишний раз оттеняет систему приоритетов его историко-

социологической концепции.

Антитеза «внутренней» и «внешней» правды, как «пути России» и «пути Запада» в

общественной жизни, появилась также в контексте «отталкивания» мыслителя от

гегельянства. Сама идея о том, что Запад избрал в своем развитии путь «Государства», что на

Западе государство — «принцип», цель, безусловно, является результатом влияния на

Аксакова гегелевского понимания исторического процесса как процесса развития

государственных форм. Естественно, что в качестве сугубо рационального, лишенного

нравственного основания института (а именно так понимал его Гегель), государство

воспринималось им, как безусловное зло. Общество, основанное на «внутренней» правде,

Аксаков мыслил именно в качестве противовеса этому злу.

Естественным образом возникает вопрос: на что опирался в своих построениях

Аксаков? Лежали ли в основе его концепции какие-либо факты, или она являлась лишь

плодом его воображения? Безусловно, доктрина Аксакова строилась не на пустом месте. Она

опиралась и на осмысление социальных реалий России XIX в., и на исторические изыскания

славянофильского мыслителя. Аксаков первым из славянофилов взглянул на социальную

организацию Древней Руси с позиций историка-исследователя. И Киреевский, и Хомяков

раньше него обратили внимание на общину как на традиционный социальный институт,

игравший большую роль в общественной жизни Древней Руси, но именно Аксаков

подтвердил своими историческими изысканиями правомерность оценок своих старших

единомышленников. Поводом для их обнародования послужила полемика славянофилов с

С.М. Соловьевым по вопросу о «родовом быте» Древней Руси. В своей работе «О древнем

быте у славян вообще и у русских в особенности», опубликованной в «Московском

сборнике» (1852), и последующих статьях Аксаков, опираясь на целый ряд исторических

источников, убедительно опроверг «родовую теорию» Соловьева. «Мы привели достаточно

примеров, — писал он в своем исследовании «О древнем быте у славян...», —

доказывающих, что в Древней Руси было общественное, именно общинное устройство —

общинный быт. Здесь нет и места родовому быту». «Из исследований наших выводим

заключение — русская земля есть изначально наименее патриархальная, наиболее семейная

и наиболее общественная (именно общинная) земля». Исторические исследования Аксакова,

таким образом ясно показывают ту огромную роль, которую в Древней Руси играло

общинно-вечевое устройство, и тем самым доказывают правомерность рассмотрения

проблемы «земли», как одной из важнейших составляющих русского исторического

процесса.

Необходимо отметить, что исторические изыскания Аксакова получили высокую

оценку многих видных представителей русской интеллигенции середины XIX в. Даже

некоторые западники, несмотря на свои «партийные» пристрастия, положительно отозвались

о его статье «О древнем быте у славян...». Т.Н. Грановский, например, признавал ее

«чрезвычайно дельною» и говорил, что в ее свете «...ошибки Соловьева и Кавелина

очевидны». И.С. Тургенев, прочитав вышеупомянутую статью Аксакова, писал ему 16

января 1853 г.: «Насколько я могу судить в этих вещах, согласен с вами на счет родового

быта. Мне всегда казался этот родовой быт — так как его представляет Соловьев и Кавелин,

— чем-то искусственным, систематическим, чем-то напоминавшим мне наши давно

прошедшие гимнастические упражнения на поприще философии... Я русскую историю знаю,

как только может знать ее человек, не изучавший источников; суждение мое о ней вытекает

более из сочувствия к тому, что теперь делается в русской жизни; стоит хорошенько

присмотреться к современному распорядку деревенскому, чтобы понять невозможность

Соловьевского родового быта».

Правомерность выводов Аксакова признали во второй половине XIX в. и многие

русские ученые-историки, среди них Костомаров, Беляев, Щапов и ряд других. В настоящее

время точка зрения славянофильского идеолога на роль общины и вече в Древней Руси

принята исторической наукой. Современные исследователи раннего периода русской

истории вполне определенно утверждают, что в основе социальной организации славянских

племен лежала территориальная община, значительно отличавшаяся, в первую очередь

отсутствием иерархии, от кровнородственной (патриархальной) общины, господствовавшей

в то время на Западе Европы. Городское и сельское общинно-вечевое самоуправление имело

большое значение и в эпоху Киевской Руси. Его не смогло уничтожить и татаро-монгольское

иго. Оно время от времени выступает как значимый политический фактор и в период

«Московской Руси». Таким образом, данные современной исторической науки вполне

подтверждают многие выводы, сделанные Аксаковым.