Линия религиозно-реформаторская

Представлена очень большим разнообразием форм вероучений. Всех их объединяет вера в существование неких “Святых Сущностей”. Они для человека непостижимы, святы, совершенны, абсолютны во всем. Иногда даже попытку их постигнуть объявляют грехом. В отдельных случаях имеем дело с вероучениями, близкими к ортодоксальным. Просто смещены акценты в их восприятии. Призывы и попытки ревизии христианского вероучения, с целью адаптации его к современным потребностям природоохраны, хорошо отражены в некоторых работах (Хот, 2000 и др.). Кратко они сводятся к: а) оправданию вероучения – мол не Библия виновата, а восприятие ее читающего и неправильно понимающего (замечу, способность понимать и воспринимать написанное дал также Бог); б) моментам святости природы, ибо природа создана Богом, вплоть до того, что она и есть сам Бог, создавший человека (об этом крайнем варианте речь пойдет ниже); в) акцентировании на эсхатологических моментах. Суть их – надежда на Божественное обещание. Природа где-то в чем-то Бог для человека, но истинным Богом она станет в будущем для будущего человека. Собственно это обещание того же рая после конца света. “Политика” таких реформаторских религиозных направлений – попытка вписаться в современность, оставшись в общем поле влиятельных религий. Таким образом, предлагается “усилить идеологический напор” и как-то сдвинуть дело с места. Ну кому от этого хуже? Я тоже не против. Но лишь в той области, где это эффективно. Я и за Франциска и за Иоанна Павла II, и за всех Православных Святых вместе взятых, и даже за языческих Богов. Но все же дело не в богах, а в человеке. А он, как отмечает В.Н. Грищенко (2000), ловчее всех сумел приспособиться ко всему, в том числе к различным насаждаемым ему, а уж тем более к принимаемым им самим вероучениям, и находить в них те наставления, которые “работают” на его “эго”.

К особой форме религиозного реформаторства в аспекте природоохраны, соотносительно традиционных монотеистических религий, можно относить возрождение или распространение восточных культов и религий – буддизма, дзен-буддизма и др. Это та же религия, предполагающая перевоплощение на разные уровни на основании некоего “внутреннего желания” отрыва от материального бытия и соединения с неким всеобщим Богом (состояние нирваны). И хоть здесь имеются отдельные преимущества, гармонизирующие отношения человека с природой (так называемые низшие уровни), сравнительно других религий, их идеализировать и считать эффективными никак не приходится. Первое желание субъекта-носителя такой идеологии будет: не удержаться в мире материального бытия, а “оторваться от него на более высокий уровень”. Что в таком случае для него дикая природа?

Ну и, наконец, крайней формой религиозного реформаторства в отношении природоохраны есть попытка принять дикую природу за бога. Несомненно, все эти экофилософские веяния Запада, посредством публикаций В.Е. Борейко, с такой шквальной силой взбаламутившие протухавшее постсоветское идеологическое пространство, имеют один положительный момент – стимуляция выработки эффективной экологизированой идеологии постсоветского общества. Мне даже думалось, что уважаемый В.Е. Борейко, сделавший немало для дела охраны природы, в данном случае сознательно пошел на провокацию, лишь бы сдвинуть дело с мертвой точки. Но, прочитав другие публикации, я пришел к выводу, что это не так.

Широкую критику идея святости дикой природы или “Совершенно Иного” в дикой природе уже получила на страницах журнала. Откровенную, конкретную и глубокую критику с раскрытием несостоятельности многих положений концепции святости дикой природы в практике природозаповедания и природоохраны вообще дает В.Н. Грищенко (2000, 2001). В более обобщенном плане, причем с раскрытием разных ее позиций это делают и другие авторы (Горб 2001; Кулешова 2001; Никольский 2001). Согласуясь с названием статьи, я позволю себе самую абстрактную критику этой концепции. Ибо абстрактное можно критиковать лишь абстрактно.

Суть концепции Е.В. Борейко в том, что нового пришествия ждать не надо. Оно уже пост-фактум. Дикая природа и есть Бог со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такая натуросакралистическая позиция предполагает отречение от каких либо влияний на дикую природу, т. е. не оставляет места в дикой природе человеку вообще. Человечество должно отречься от дикой природы, в том числе оно не имеет права на ее познание, ибо познать ее до конца нельзя, а частичное познание лишь убивает “святость” дикой природы и саму ее. В позиционно-деятельном аспекте эта концепция предполагает осознание человеком своей низости и нищеты перед дикой природой, отказ от вмешательства в нее сначала кое-где (суперзаповедники), а в перспективе – предоставлению ей человеком права относиться к самому человеку, как к любому другому ее составляющему; то есть – перспективное одичание человечества. Социально-бытовые корни этой идеологии следует искать в урбанистическом натуроснобизме. Футурологически эта идеология ингибирует процесс познания мира, обрекая человечество на гибель от невежества. Абсолютистский аспект ее – мистико-эклектическое восприятие мира с неопределенностью первичности материи и сознания и принятием дикой природы и человека как вещей “самих в себе”, агностицизм. В.Е. Борейко пришел к кантианству и это подметили сами же его соратники (Поминова, 2001). Критика кантианства – это более чем 200-летняя история философской мысли. Тут трудно сказать что-либо новое.

Еще несколько штрихов в отношении некоторых абстрактных характеристик дикой природы. В.Е. Борейко (1999) пишет: “ Ведь по большому счету, к чему бы не прикасался в природе человек, все теряет свое совершенство ”. Видение абсолютного или истинного совершенства в дикой природе – самомнение, возникающее в результате самонавеивания. В природе все абсолютно относительно, а в живой природе то совершеннее, что жизнеспособнее. В живой природе вообще существуют механизмы самосовершенствования, установления и поддержания гомеостазиса в живых системах различного уровня организации. Но они работают лишь в определенных условиях. Совершенство любого природного комплекса или биологической системы любого уровня организации теряется, как только изменяются эти условия. Вся история ландшафтогенеза на Земле – история таких изменений (морские трансгрессии и регресии, оледенение и межледниковья, изменения климата, локальные стихии, возникновение и вымирание видов и т. д.). Таким же детерминирующим фактором в природе есть и человеческая деятельность. И в этом отношении типы экосистем, обусловленные человеческой деятельностью (к примеру, заросли сорняков вдоль дорог с комплексами мышевидных грызунов и т. п.), более совершенны в условиях усиленного антропопрессинга, чем коренные леса зонального типа. Так что совершенство здесь ни при чем и речь, скорее всего, идет о разнообразии. В отношении же разнообразия форм природы можно сказать, что оно тем большее, чем большим числом факторов оно детерминировано, и по поводу любого детерминирующего фактора (в том числе антропофактора) можно говорить лишь о балансовой оценке его роли в создании разнообразия форм природы. Зальет ли все лава вулкана, засыплет ли все песок, затопит ли все вода, перепашет ли все плуг, будет ли все находиться в нетронутом состоянии (моноклимакс в понимании Клементса) – все это лишь в ущерб естественному разнообразию. Ему на пользу работает лишь сбалансированная совокупность этих влияний. Так что даже в данном отношении можно найти место для антропофактора. Существенно лишь не допустить его глобализации, и наибольшая беда в том, что человечество сегодня уже стоит у этой межи.

В отношении же внутренней ценности дикой природы для самой себя я хочу у всех, кто поддерживает эту идею, спросить лишь одно: какая же внутренняя ценность (вне каких-либо отношений с окружением, в том числе мнимым) Вас или (чтобы не так обидно было) меня, для самих себя? Я так мыслю, что не больше, чем вес определенного класса химических веществ, составляющих ваше или мое тело и то, лишь потенциально, в случае востребования их окружением. Но будем спокойны. Эта ценность всегда на счету у природы.